[Штамп: Размножено 10.XII.1936 г.
90 экз. (подпись) Хряпкина]
[Штамп: Разосланы 10.XII.1936 г.
№ П3336]
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам протокол допроса арестованного РАДЕКА К.Б. от 4-5-6 декабря с<его> г<ода>.
РАДЕК признал и показал:
1) что он входил в действующий параллельный центр контрреволюционного троцкистско-зиновьевского блока;
2) что после прихода Гитлера к власти центр блока, помимо террористической деятельности, развернул широкую диверсионную и вредительскую работу в народном хозяйстве СССР, считая эту деятельность одной из основных в связи с пораженческой позицией, которую блок на основе директив ТРОЦКОГО – принял;
3) что ТРОЦКИЙ вел переговоры с немецким фашистским правительством, а также зондировал почву у Японского правительства о благоприятном отношении к блоку после прихода его к власти;
4) по директивам ТРОЦКОГО СОКОЛЬНИКОВ и РАДЕК подтвердили существование блока представителям Японии и Германии, находившимися в СССР, с которыми они вели переговоры:
а) СОКОЛЬНИКОВ вел такие переговоры с японским послом ОТА [1];
б) РАДЕК вел переговоры с немецким военным атташе КЕСТРИНГОМ [2], морским атташе БАУМБАХОМ и пресс-атташе БАУМОМ;
5) ТРОЦКИЙ и блок исходили из неизбежности поражений СССР в войне и поэтому особая роль отводилась троцкистам-командирам, находящимся на службе в Красной Армии, – во время войны;
6) Блок получил от ТРОЦКОГО директивы по вопросам: террора, диверсии и вредительства, о Коминтерне, по программным вопросам и о пораженчестве.
Допрос РАДЕКА продолжается. В связи с его показаниями допрашиваются СОКОЛЬНИКОВ, ПЯТАКОВ и СЕРЕБРЯКОВ.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Ежов (ЕЖОВ)
8 декабря 1936 года.
№ 58910
[Резолюция И. Сталина: Членам ЦК ВКП(б). И. Сталин]
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 261, Л. 102-103.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 4-5-6 декабря 1936 года
Вопрос: На предыдущих допросах вам предъявлялись изобличающие вас показания как членов центра троцкистско-зиновьевского блока, так и активных участников троцкистско-зиновьевской террористической организации. Несмотря на это, вы все же отрицали какую бы то ни было причастность к этой организации. Ведь совершенно очевидно, что голословное отрицание не есть доказательство вашей невиновности.
Ваше поведение на следствии вынуждает нас предъявить вам показания и ряда других лиц, арестованных по вашему делу, в частности, мы можем предъявить вам показания Льва СОСНОВСКОГО [3], с которым вы были непосредственно связаны до дня вашего ареста.
Выбирайте: либо мы вам их предъявим, либо вы сами и расскажете о ваших преступлениях перед страной и народом.
Ответ: Я выбираю последнее. Я выбираю путь откровенного признания фактов, которые я отрицал из чувства глубокого стыда за совершенные преступления перед партией и страной. Я признаю себя виновным в принадлежности по день моего ареста к действующему параллельному центру троцкистско-зиновьевского блока, созданного в 1932 году по директиве ТРОЦКОГО и ставившего своей задачей захват власти путем террористической борьбы с руководством ВКП(б) и советского правительства.
Вопрос: С какого времени вы принимали участие в деятельности троцкистско-зиновьевской террористической организации?
Ответ: К троцкистско-зиновьевской организации я примкнул в 1932 году, когда со мной связался МРАЧКОВСКИЙ, который сообщил мне о том, что троцкисты объединились с зиновьевцами для совместной борьбы с ВКП(б), что создан центр троцкистско-зиновьевского блока, который будет руководить деятельностью всех нелегальных троцкистских и зиновьевских групп в Советском Союзе и что выделен параллельный центр, в который намечен и я, РАДЕК.
От имени центра троцкистско-зиновьевского блока МРАЧКОВСКИЙ предложил мне принять участие в деятельности параллельного центра. Я ему дал на это свое согласие.
Вопрос: В 1932 году, т.е. время переговоров с вами МРАЧКОВСКОГО, вы являлись членом ВКП(б) и считались отошедшим от троцкизма. Почему МРАЧКОВСКИЙ считал для себя возможным предложить вам участвовать в контрреволюционной организации?
Ответ: Это было время большого напряжения в стране, вызванного трудностями проведения в жизнь пятилетнего плана индустриализации и коллективизации, сильным сопротивлением кулачества, вредительством и т.д.
В такое время на партийных позициях можно было удержаться только при абсолютном согласии со всем курсом партии и при абсолютном доверии к ее руководству. Я же был очень недоволен положением в партии и, исходя из неизбежных троцкистских взглядов на партийную демократию, обвинял руководство ВКП(б) в “полном задушении демократии и заморожении идеологической жизни партии, подчинении бюрократическому шаблону”. Об этом знал МРАЧКОВСКИЙ из бесед его и ДРЕЙЦЕРА со мною при посещении меня в 1931 и 1932 году.
МРАЧКОВСКИЙ понимал, что мое недовольство политикой ВКП(б) само по себе предрешает мой возврат в троцкистский лагерь.
Вопрос: На предыдущих допросах вам было предъявлено показание ПРИГОЖИНА о вашей связи с ТРОЦКИМ через РОММА. Тогда вы этот факт отрицали, так как отрицали вообще вашу контрреволюционную деятельность. Поскольку вы сейчас признали ваши предыдущие показания ложными – ответьте на вопрос. Были ли вы связаны через РОММА с ТРОЦКИМ?
Ответ: Да, был. Во время моего пребывания в Женеве в 1932 году я действительно связался там с РОММОМ, который мне был известен как троцкист с 1927 года. В процессе моих бесед с РОММОМ, с которым я жил в Женеве на одной, квартире, он сообщил мне, что имеет поручение ко мне от ТРОЦКОГО. Он мне объяснил откровенно троцкистский характер бесед со мной тем, что ТРОЦКОМУ от МРАЧКОВСКОГО известно об изжитии мною моих разногласий с ТРОЦКИМ в 1929 году и моей готовности снова начать борьбу с ЦК ВКП(б) за т<ак> н<азываемую> внутрипартийную демократию.
РОММ мне передал следующее: по мнению ТРОЦКОГО, борьба с руководством ВКП(б) не может быть возобновлена в старых формах. Пропаганда троцкистских взглядов в широких кругах, как она имела место в 1927 году, теперь невозможна и имеет еще меньше шансов на успех, чем раньше. Надо перейти от невозможных и малореальных средств борьбы к террору – для устранения руководства. Для этой цели надо объединиться с зиновьевцами и организовать узкие коллективы надежных людей для выполнения террористических покушений против руководителей ВКП(б), в первую очередь против СТАЛИНА.
Тогда же РОММ мне сказал, что ТРОЦКИЙ просил его – РОММА информировать меня о его директивах, разъяснить мне неизбежность этого пути – если мы, троцкисты, всерьез хотим драться со СТАЛИНЫМ. РОММ также сообщил мне, что к этому решению ТРОЦКИЙ пришел не сейчас, и что еще в 1931 году эта директива была передана СМИРНОВУ и ПЯТАКОВУ, когда последние были в Берлине.
РОММ передал мне точку зрения ТРОЦКОГО о том, что в условиях объединения троцкистов и зиновьевцев в СССР террор будет не авантюрой, а реальным средством. Мне стало ясно, что ТРОЦКИЙ возвращается к старой идее объединения с зиновьевцами, но в новых условиях, на новой основе. Этой основой был террор против руководителей ВКП(б) и советского правительства.
Вопрос: Когда именно в 1932 году вы были в Женеве?
Ответ: Я был в Женеве весною 1932 года.
Вопрос: От кого же в конце концов вы впервые узнали о директиве ТРОЦКОГО по террору – от МРАЧКОВСКОГО или от РОММА?
Ответ: Впервые директиву ТРОЦКОГО о терроре я узнал от РОММА. Но тогда эта директива меня озадачила, так как индивидуальный террор в прошлом нами решительно отклонялся.
Поэтому, вернувшись в Москву, я эту директиву ТРОЦКОГО обдумал. Когда МРАЧКОВСКИЙ обратился ко мне в конце 1932 года с сообщением об образовании троцкистско-зиновьевского блока на террористической платформе, для меня это было не ново, и я уже был подготовлен для принятия этой политики. Именно поэтому я сразу принял предложение МРАЧКОВСКОГО.
Вопрос: Вам известны показания МРАЧКОВСКОГО на судебном процессе об обстоятельствах возникновения центра троцкистско-зиновьевского блока в 1932 г. Можете ли вы чем-либо дополнить показания МРАЧКОВСКОГО по этому вопросу?
Ответ: То, что показывал МРАЧКОВСКИЙ на судебном процессе, в основном совпадает с тем, что он говорил мне при встрече в декабре 1932 года. МРАЧКОВСКИЙ мне говорил, что троцкистско-зиновьевский блок создан по прямой директиве ТРОЦКОГО, что эту директиву получил через СЕДОВА от ТРОЦКОГО. И.Н. СМИРНОВ во время его пребывания в 1931 году в Берлине и т.п.
Вместе с тем МРАЧКОВСКИЙ мне сообщил еще ряд фактов, о которых он на судебном процессе не рассказывал: во-первых – он мне сообщил, что в Берлине был также ПЯТАКОВ, который также встречался с СЕДОВЫМ и получил аналогичные СМИРНОВУ И.Н. директивы ТРОЦКОГО о террористической борьбе с ВКП(б). Этого, насколько я помню, МРАЧКОВСКИЙ на процессе не сказал. Во-вторых, информируя меня о директивах ТРОЦКОГО и переговорах ПЯТАКОВА и СМИРНОВА с СЕДОВЫМ, он мне буквально сказал следующее: “Они касались также и других практических вопросов”.
Тогда я не обратил достаточного внимания на эту фразу, вернее, не требовал ее расшифровки. Как впоследствии мне стало известно от ПЯТАКОВА, ТРОЦКИЙ передал через СЕДОВА директиву о борьбе с ВКП(б) не только путем террора, но и путем вредительства – диверсии в народном хозяйстве и на транспорте. Я твердо убежден, что именно это имел в виду МРАЧКОВСКИЙ, когда говорил мне о “практических вопросах”, и был полностью в курсе установки ТРОЦКОГО на вредительство. Этого он на судебном процессе также не сказал.
Вопрос: На судебном процессе было установлено, что в состав центра троцкистско-зиновьевского блока входили: ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ, БАКАЕВ, ЕВДОКИМОВ, СМИРНОВ И.Н., МРАЧКОВСКИЙ и ТЕР-ВАГАНЯН.
Известно ли Вам об участии в центре еще кого-либо?
Ответ: Нет, никакой другой фамилии, кроме этих, мне не называлось.
Вопрос: Что вам известно о практической деятельности центра троцкистско-зиновьевского блока и связанных с ним активных участников организации?
Ответ: Информацию о действиях троцкистско-зиновьевского блока я получал от МРАЧКОВСКОГО как члена центра блока и основного руководителя террористических групп троцкистов. Приезжая в Москву, он сам информировался у других членов центра, у подчиненного ему по линии организации ДРЕЙЦЕРА и т.д. Обо всех наиболее важных новостях МРАЧКОВСКИЙ информировал меня.
В основном эта информация сводилась к следующему: в Москве террористической деятельностью троцкистских групп руководил ДРЕЙЦЕР. Большую роль в организации террористических групп играет ГАЕВСКИЙ. В этом направлении удалось добиться значительных результатов, в связи с чем террористические акты подготовляются к совершению в 1934 году.
Особо МРАЧКОВСКИЙ подчеркивал значение той работы, которую троцкистам удалось провести в Красной армии по созданию террористической группы, назвав мне при этом ДРЕЙЦЕРА как руководителя. При этом он указал, что ведется также работа по созданию троцкистских ячеек из командного состава в Красной армии.
Как участников троцкистской террористической группы, находящихся на кадровой службе в Красной армии, МРАЧКОВСКИЙ называл ШМИДТА, КУЗЬМИЧЕВА, ПРИМАКОВА и ПУТНА. МРАЧКОВСКИЙ надеялся, что ПУТНА в нужный момент вернется с поста военного атташе за границей и примет активное участие в деятельности троцкистской организации среди военных.
МРАЧКОВСКИЙ подчеркивал, что в Ленинграде троцкисты значительно слабее зиновьевцев, и спрашивал, не имею ли я личных связей в Ленинграде, которые можно было бы использовать для террористической деятельности. Я назвал ему ПРИГОЖИНА. МРАЧКОВСКИЙ поручил мне связать ПРИГОЖИНА с ДРЕЙЦЕРОМ, с тем чтобы последний ориентировался в связях ПРИГОЖИНА и определил пригодность отдельных троцкистов для террористических целей.
О деятельности зиновьевских террористических групп сообщения МРАЧКОВСКОГО, сделанные мне в разное время, совпадают с тем, что стало известно на судебном процессе. Он мне говорил о роли БАКАЕВА, РЕЙНГОЛЬДА, о подготовке террористического акта против СТАЛИНА – в Москве и КИРОВА – в Ленинграде. Должен лишь подчеркнуть, что МРАЧКОВСКИЙ был всегда <обе>спокоен, что зиновьевские группы могут в том или ином месте оказаться сильнее троцкистских. МРАЧКОВСКИЙ был обеспокоен также тем, что в самом центре преобладающее влияние имеют зиновьевцы, что лично он вынужден благодаря своему служебному положению редко бывать в Москве.
Все это, по мнению МРАЧКОВСКОГО, может вредно отразиться на влиянии троцкистов на ход событий.
Несмотря на существование блока, МРАЧКОВСКИЙ не верил в искренность зиновьевцев и боялся, что при положительном исходе борьбы с ВКП(б) за власть в СССР, зиновьевцы, в случае если они окажутся сильнее, начнут борьбу с троцкистами за захват наиболее ответственных постов в правительстве.
Конечно, при переговорах с членами центра блока – зиновьевцами МРАЧКОВСКИЙ и виду не подавал, что он не доверяет зиновьевцам.
Вопрос: А вы разделяли эти опасения МРАЧКОВСКОГО?
Ответ: Да, я считал, что МРАЧКОВСКИЙ прав.
Вопрос: К какому же выводу вы пришли с МРАЧКОВСКИМ?
Ответ: Мы решили, что это нужно исправить. Вначале возник вопрос о том, чтобы ввести дополнительно в центр блока меня, ПЯТАКОВА и СЕРЕБРЯКОВА, а от зиновьевцев СОКОЛЬНИКОВА. Посоветовавшись с ПЯТАКОВЫМ, мы решили, что зиновьевцы этот наш маневр поймут, и возникнут ненужные в подполье споры, и что по соображениям конспирации будет целесообразнее не связываться с уже действующим центром, поскольку в него входили такие подмоченные в смысле доверия в партии люди, как И.Н. СМИРНОВ, МРАЧКОВСКИЙ, КАМЕНЕВ, ЗИНОВЬЕВ. Главное же соображение было первое. Возник второй вариант – создать т<ак> н<азываемый> параллельный центр с преимущественным влиянием в нем троцкистов и объяснить это зиновьевской стороне, во-первых, теми соображениями конспирации, о которых я говорил выше и, во-вторых, что на случай провала надо иметь уже готовый параллельный центр, который бы принял на себя руководство дальнейшей борьбой с партией и правительством. Мы, т.е. я и ПЯТАКОВ, через РОММА запросили по этому вопросу директив ТРОЦКОГО. Он ответил, что блок с зиновьевцами нужно сохранить обязательно, что у них есть свои кадры, с которыми не считаться нельзя, указав особенно на Ленинград. ТРОЦКИЙ, поняв наше беспокойство, санкционировал наше предложение и указал, чтобы второй центр в составе РАДЕКА, ПЯТАКОВА, СЕРЕБРЯКОВА и СОКОЛЬНИКОВА уже сейчас практически руководил борьбой.
Вопрос: Кто вошел в состав параллельного центра троцкистско-зиновьевского блока?
Ответ: В параллельный центр входили ПЯТАКОВ, СОКОЛЬНИКОВ, СЕРЕБРЯКОВ и я – РАДЕК.
Вопрос: Были ли когда-либо совещания параллельного центра?
Ответ: Нет, параллельный центр в полном составе никогда не собирался. Объясняется это следующим: до тех пор, пока был на свободе первый центр троцкистско-зиновьевского блока, мы – члены второго центра стремились максимально оградить себя от всяких подозрений и, естественно, стремились поэтому не встречаться между собой. Когда же первый центр был разгромлен в условиях, когда органы власти проявляли исключительную подозрительность к бывшим троцкистам и зиновьевцам (из-за недостаточной стойкости НИКОЛАЕВА и его соучастников), собираться второму центру означало противоречить элементарным правилам конспирации.
Поэтому, как правило, все вопросы практической деятельности и политической ориентировки друг друга происходили путем встреч отдельных членов центра между собой. Должен подчеркнуть, что такая система связи между участниками второго центра была решена с момента его возникновения
Этому придавалось особенно серьезное значение еще потому, что все участники запасного центра считались людьми, не находящимися на подозрении у органов советской власти. Ни один из нас после отхода в 1927-29 г.г. от оппозиции не привлекался к партийной ответственности и не репрессировался. Каждый из нас пользовался доверием и занимал ответственные посты.
Еще в 1932 году, когда мы с МРАЧКОВСКИМ обсуждали вопрос о втором центре, он предупреждал меня (это он повторял впоследствии неоднократно) о необходимости самой строгой конспирации.
Он постоянно говорил мне: “Нужно отказаться от встреч с бывшими оппозиционерами, особенно в тех случаях, когда невозможно прикрыть эту связь служебными или общественными взаимоотношениями. Нужно стараться избегать встреч с членами первого центра троцкистско-зиновьевского блока”. Персонально обо мне он говорил следующее: “Ты как известный в стране публицист особенно должен следить за собой, так как малейшее подозрение – и тебя перестанут печатать, а нам это очень важно. Тебя знает масса, твои статьи пользуются большим авторитетом. Этот авторитет нужно сохранить. В случае нашей победы твои выступления в прессе могут сыграть решающую роль в смысле направления настроения масс в нужное нам русло”.
Именно поэтому я всегда стремился всячески избегать связи с участниками организации, если не мог этого ничем завуалировать. Примером может служить следующее: в 1934 году я не протестовал против посещения меня ЗИНОВЬЕВЫМ. Это меня не беспокоило, потому что ЗИНОВЬЕВ в это время работал в “Большевике”, и я мог всегда объяснять мою связь с ним литературными интересами.
Вопрос: Почему же вы считали для себя не опасным поддерживать связь с МРАЧКОВСКИМ?
Ответ: Не мог же я оставаться совсем без всякой связи. А связь с ним была все-таки наименее опасной, потому что МРАЧКОВСКИЙ жил не в Москве, бывал здесь только наездами и то не так уж часто.
Вопрос: Однако вы же не будете отрицать, что при всей вашей конспиративности и осторожности каждый из членов центра обеспечивал себе все же возможность связи с активными участниками организации на случай провала первого действующего центра?
Ответ: Это верно. Если говорить, в частности, обо мне, то я после ареста МРАЧКОВСКОГО имел возможность связаться с организацией через ДРЕЙЦЕРА.
Кроме того, мы всегда учитывали, что аресты могут дезорганизовать связи и оторвать часть активных групп от руководства центра.
Для того, чтобы избежать это, наш центр был фактически параллельным действующим центром, т.е. создавал параллельную организацию по разным городам Советского Союза.
Эта параллельная организация состояла или из мало в прошлом скомпрометированных троцкистов и зиновьевцев, отошедших от <анти>партийной деятельности до исключения из партии, или, что было еще более желательно, – из скрытых троцкистов, оставшихся в партии, связь которых с троцкистами и зиновьевцами партийным органам никогда не была известна.
Особенно налажена была связь со скрытыми троцкистами у ПЯТАКОВА.
Со мной и СОКОЛЬНИКОВЫМ был связан скрытый зиновьевец, участник террористической группы в Ленинграде – ТИВЕЛЬ.
Вопрос: Что вам известно о практической деятельности параллельного центра троцкистско-зиновьевского блока?
Ответ: Практическая деятельность параллельного центра сводилась в основном к следующему:
1. Террористическая деятельность. Наряду с террористическими группами, создававшимися первым центром троцкистско-зиновьевского блока, активно подготовлявшими убийство СТАЛИНА в Москве и осуществившим убийство С.М. КИРОВА в Ленинграде, параллельный центр также создавал террористические группы, подготовлявшие убийство руководителей ВКП(б). Так, например, мною лично был привлечен к террористической деятельности в Ленинграде троцкист ПРИГОЖИН. В Москве существовала террористическая группа ТИВЕЛЯ и ЗАКС<А>-ГЛАДНЕВА, деятельностью которой руководил СОКОЛЬНИКОВ; под руководством ПЯТАКОВА подготовлялось убийство руководителей КП(б)У на Украине; жена ПЯТАКОВА – ДИТЯТЕВА руководила деятельностью террористической группы в Туле (эта группа также предполагалась к использованию для террористического акта над СТАЛИНЫМ в Москве); СЕРЕБРЯКОВ руководил террористической группой, подготовлявшей убийство ЕЖОВА.
2. Вредительско-диверсионная деятельность. Я уже показывал выше, что во время пребывания ПЯТАКОВА и СМИРНОВА И.Н. в Берлине в 1931 году при встрече с СЕДОВЫМ они получили директиву от ТРОЦКОГО не только о терроре, но и о вредительстве – диверсии как методе борьбы со “сталинским режимом”. Эту директиву ТРОЦКОГО троцкистско-зиновьевская организация осуществляла на протяжении с 1933 года до последнего времени.
Вместе с тем я должен подчеркнуть, что этому средству борьбы придавалось на разных этапах разное значение: в первое время вредительство рассматривалось как средство скомпрометировать сталинскую политику индустриализации с тем, чтобы после осуществления центрального террористического акта было больше шансов на привлечение троцкистов и зиновьевцев к руководству страной.
После подхода Гитлера к власти и прямой директивы ТРОЦКОГО об установке на пораженчество вредительство и диверсия стали одним из основных средств борьбы троцкистско-зиновьевской организации. За последние годы троцкистско-зиновьевская организация особенно активизировала диверсионную деятельность в связи с все более обостряющимся международным положением.
Вредительской и диверсионной деятельностью руководили ПЯТАКОВ и СЕРЕБРЯКОВ.
ПЯТАКОВ, занимая пост зам<естителя> наркома тяжелой промышленности, развернул вредительскую диверсионную работу: в Западной Сибири – через МУРАЛОВА и ДРОБНИСА; на Украине – через ГОЛУБЕНКО и КОЦЮБИНСКОГО; а также и в других областях Советского Союза.
СЕРЕБРЯКОВ, занимая пост нач<альника> Цудортранса, а затем зам<естителя> нач<альника> Гушосдора, проводил большую вредительскую и диверсионную работу по линии строительства шоссейных дорог, особенно имеющих военно-стратегическое значение, в частности, по линии строительства дорог на Дальнем Востоке.
Вопрос: Вы показали, что центр блока придавал особое значение работе троцкистов в Красной армии. Какие задачи ставились перед троцкистами командирами в Красной армии?
Ответ: Я уже показывал ранее, что ДРЕЙЦЕР, руководивший террористической деятельностью ряда групп первого центра, привлек также к террористической деятельности троцкистов, оставшихся на командных должностях в Красной армии. Связь с участниками организации в Красной армии поддерживал также и параллельный центр, в частности, я – РАДЕК был связан с ПУТНА и ШМИДТОМ.
Объясняется это тем, что деятельности троцкистов в рядах Красной армии ТРОЦКИЙ и центр блока придавали особо серьезное значение исходя опять-таки из установки на пораженчество в грядущей войне СССР с фашистскими государствами.
Как первый, так и второй центры троцкистско-зиновьевского блока прекрасно понимали, что троцкисты-командиры Красной армии в мирных условиях ничего реального в смысле широкого или сколько-нибудь значительного выступления против правительства сделать не могут.
Как первый, так и второй центры исходили при этом из общеизвестного факта сознательной дисциплины в Красной армии и ее преданности правительству и считали поэтому, что рассчитывать на красноармейскую массу нельзя.
Однако в случае поражения СССР в войне, из чего мы главным образом исходили и на что рассчитывали, троцкисты-командиры Красной армии могли бы даже отдельные проигранные бои использовать как доказательство якобы неправильной политики ЦК ВКП(б) вообще, бессмысленности и губительности данной войны.
Они также могли бы, пользуясь такими неудачами и усталостью красноармейцев, призвать их бросить фронт и обратить оружие против правительства.
Это дало бы возможность немецкой армии без боев занять оголенные участки и создать реальную угрозу разгрома всего фронта. В этих условиях наступающих немецких войск блок, опираясь уже на части, возглавляемые троцкистами-командирами, делает ставку на захват власти в свои руки для того, чтобы после этого стать оборонцами.
Вопрос: О какой обороне может идти речь при открытом для немцев фронте?
Ответ: Мы надеялись, что после захвата блоком власти мы добьемся мира с Германией на основе подготовленного ТРОЦКИМ соглашения с немцами, о котором он сообщал в директивах к блоку.
Вопрос: Расскажите содержание этих директив ТРОЦКОГО?
Ответ: Директивы в основном сводились к следующему: исходя из его предложения немцам о соглашении блок должен быть готов к тому, что приход к власти через поражение СССР в войне с Германией неизбежно потребует жертв. Придется немцам сделать известные территориальные и экономические уступки, в частности, допущение германского капитала к участию в эксплуатации СССР.
Вопрос: Но, открывая фронт и делая все для поражения Красной армии, вы создали бы условия, когда немецкая армия, находясь на территории СССР, являлась бы хозяином положения и диктовала бы вам свои условия не считаясь с так называемым соглашением.
Ответ: Вы правы, троцкистская фраза об обороне была фикцией для успокоения совести троцкистов-командиров. В действительности такая политика могла привести только к сдаче на милость победителя.
Вопрос: Вы показываете, что блок получал директивы от ТРОЦКОГО? Когда и каким образом блок получал эти директивы?
Ответ: После прихода ГИТЛЕРА к власти в 1934 году я получил от ТРОЦКОГО инструкцию, которая была прислана мне в переплете книги, высланной из Лондона на мой домашний адрес.
Вопрос: Почему из Лондона? Кто отправитель книги? Кем вы были предупреждены, что именно в данной книге есть инструкция ТРОЦКОГО?
Ответ: Во время моего пребывания в Женеве я условился с РОММОМ, о котором показывал ранее, что наиболее удобным для меня, по роду моей профессии, средством связи с ТРОЦКИМ является направление мне из-за границы книг.
Я объяснил РОММУ, что значительное количество книг я получаю от книжной фирмы Hans Preiss [4]. Поэтому, если мне от этой книжной фирмы будет направлена книга, которую я не заказывал, я буду знать, что именно в ней нужно искать письмо. Тогда же мы с РОММОМ договорились, что письма ТРОЦКОГО он будет заделывать в переплет книги.
Когда я говорил об этом с РОММОМ, эта фирма находилась еще в Германии. Однако, после прихода ГИТЛЕРА к власти, фирма переехала в Лондон, поэтому книги шли мне из Лондона. Кто именно являлся техническим исполнителем поручений ТРОЦКОГО по переотправке мне книг с директивами – я не знаю. Мне также неизвестно, каким образом удавалось достать бандероль самой фирмы.
Вопрос: Где сейчас находятся документы, полученные вами от ТРОЦКОГО?
Ответ: Я их сжег.
Вопрос: Когда?
Ответ: По мере их поступления.
Вопрос: А книги, в которых вы их получали?
Ответ: Сжег вместе с директивами.
Вопрос: Давали ли вы для прочтения директивы ТРОЦКОГО другим членам центра?
Ответ: Нет, повторяю, что я их сжигал сразу же по прочтении. Других членов центра я информировал о них устно.
Вопрос: Вы также посылали ТРОЦКОМУ когда-нибудь какие-либо документы?
Ответ: Нет. Это я считал опасным. Отчеты о деятельности троцкистско-зиновьевского блока я передавал устно через едущих за границу участников организации. Такие отчеты я передавал через РОММА и БУХАРЦЕВА в 1934 и 1935 г.г.
Вопрос: Расскажите содержание этой инструкции ТРОЦКОГО?
Ответ: В инструкции ТРОЦКИЙ следующим образом излагал свой взгляд на положение: приход Гитлера к власти приближает войну, и он, ТРОЦКИЙ, в своей брошюре, изданной на немецком языке, заявлял, что на приход к власти Гитлера СССР должен был бы ответить мобилизацией армии. Этим сказано для думающих троцкистов все, а именно: так как главным условием прихода к власти троцкистов, если им не удастся этого добиться путем террора, было бы поражение СССР, то надо, поскольку это возможно, ускорять столкновение между СССР и Германией.
ТРОЦКИЙ далее писал, что при этом положении является ошибкой шаг СОКОЛЬНИКОВА, который в переговорах с японским послом ОТА выяснял, на каких условиях возможно было бы улучшение отношений между Японией и СССР. Понятно, если СОКОЛЬНИКОВ в качестве зам<естителя> наркома получил такие указания от правительства, то он не мог их не выполнить. Но почему СОКОЛЬНИКОВ в разговоре с ОТА недостаточно умело ответил на намек ОТА, который пытался установить факт связи ТРОЦКОГО с СОКОЛЬНИКОВЫМ? Это дало бы возможность продолжать переговоры. Правда, писал ТРОЦКИЙ, я со своей стороны сделал все для того, чтобы в японских правительственных кругах это было понято правильно, т.е. как желание блока вступить в соглашение с Японией. ТРОЦКИЙ просил воздействовать на СОКОЛЬНИКОВА, чтобы в последующих его встречах с представителями японского правительства он осторожно подчеркнул бы существование блока как реальной силы.
Вопрос: Откуда ОТА знал, что СОКОЛЬНИКОВ является представителем блока?
Ответ: Точно мне это неизвестно. Из содержания инструкции ТРОЦКОГО мне было понятно, что ТРОЦКИЙ предупредил об этом соответствующие круги Японии, и что СОКОЛЬНИКОВ знал об этом.
Вопрос: Обсуждали ли вы с СОКОЛЬНИКОВЫМ содержание его переговоров с ОТА и указания ТРОЦКОГО по этому вопросу?
Ответ: Да, вскоре после получения мною директивы от ТРОЦКОГО я имел разговор с СОКОЛЬНИКОВЫМ у меня в кабинете в редакции газеты “Известий”. Я сообщил СОКОЛЬНИКОВУ содержание полученного мною письма ТРОЦКОГО и спросил подробности его, СОКОЛЬНИКОВА, переговоров с ОТА. СОКОЛЬНИКОВ в разговоре со мной сообщил, что в официальных переговорах ОТА сделал ему намек, который нельзя было иначе понять, как ссылку на переговоры ТРОЦКОГО с Японией. СОКОЛЬНИКОВ понял, что ОТА хочет подтверждения связи ТРОЦКОГО с ним, СОКОЛЬНИКОВЫМ. Он такое подтверждение, в соответствующей осторожной форме, дал.
Вопрос: Продолжайте изложение инструкции ТРОЦКОГО?
Ответ: “Чем острее отношения между Японией и СССР, – писал далее ТРОЦКИЙ, – тем больше надежды Гитлера на победу, и острота этих отношений является элементом, ускоряющим германо-советскую войну, которая ускорила бы приход к власти блока. Было бы ошибкой, если бы блок не начал переговоров с Германией с целью убедить германское правительство, что блок и его организация в СССР представляют силу, с которой ему придется в будущей считаться”. Поэтому, если возможно, надо создать контакт с представителями Германии в Москве подобно тому, как<ой> он, ТРОЦКИЙ, создал с официозными кругами Германии. ТРОЦКИЙ заявил немцам, что блок после прихода к власти готов пойти на значительные жертвы по отношению к Германии, ищущей выхода в своих громадных экономических затруднениях: например, блок пошел бы на очень значительные экономические уступки в части импорта германских товаров в СССР, в части цен на советские продукты, вывозимые в Германию, в части допущения в той или в другой форме германского капитала к участию в эксплуатации СССР, а также и на некоторые территориальные уступки.
ТРОЦКИЙ предлагал блоку в случае установления контакта с германскими представителями в СССР подтвердить им эти условия. Эти переговоры, писал ТРОЦКИЙ, создали почву, при которой Германия заинтересована уже теперь в поддержке блока.
Вопрос: Как отнесся центр блока к этим указаниям ТРОЦКОГО?
Ответ: Утверждения ТРОЦКОГО о его контакте с представителями германского правительства не были простой болтовней. В этом я мог убедиться из разговоров, которые мне приходилось иметь на дипломатических приемах в 1934-1935 годах с военным атташе – немецким генералом КЕСТРИНГОМ, с морским атташе, если я не ошибаюсь, – БАУМБАХОМ [5] и, наконец, с пресс-атташе германского посольства БАУМОМ, очень хорошо осведомленным представителем Германии. Все трое в очень осторожной форме давали мне понять, что у германского правительства существует контакт с ТРОЦКИМ. Генерал КЕСТРИНГ на одном из дипломатических приемов на Спиридоновке осенью 1935 года мне сказал: “Военные СССР и Германии начиная со времен ТРОЦКОГО всегда друг друга понимали. ТРОЦКИЙ, верно, и теперь за советско-германскую дружбу, но “мои коллеги” УБОРЕВИЧ и ТУХАЧЕВСКИЙ – изменились”. БАУМ, например, при встрече на дипломатическом приеме осенью 1934 года употребил такой оборот: “Гитлер знает взгляды господина ТРОЦКОГО на возможность германо-советского сближения, но он, Гитлер, не верит эмиграции вообще и имеет большие сомнения, выражают ли взгляды господина ТРОЦКОГО больше, чем его мысли, когда ему не спится в эмиграции. Удельный вес ТРОЦКОГО в СССР Берлину неизвестен, и неизвестно, отвечают ли эти взгляды мнению тех кругов в СССР, которые не находят адекватного выражения в политике советского правительства. К сожалению, немцы в Москве не видали никого, кроме официальных лиц, а отношения двух наций выигрывают только от ширины ориентации”.
Намек был очевидным предложением встреч и неофициальных переговоров представителей немецкого фашизма с кругами троцкистско-зиновьевского блока и правых.
Вопрос: Как вы реагировали на предложение КЕСТРИНГА и БАУМА?
Ответ: Я ответил, что, понятно, политика пререканий двух государств, даже совершенно разного строя, – вещь бесплодная, и реальные политики в СССР, наверное, не будут против уступок, необходимых для установления в будущем modus vivendi обоих государств.
Вопрос: Что это означает?
Ответ: Иначе говоря, я сказал КЕСТРИНГУ, что ожидать уступок от нынешнего советского правительства – дело совершенно бесполезное, и что германское правительство может рассчитывать на уступки “реальных политиков в СССР”, т.е. от блока, когда последний придет к власти.
Вопрос: Сообщали ли вы остальным членам центра о переговорах представителей Германии с Вами?
Ответ: О содержании моих разговоров с КЕСТРИНГОМ и БАУМОМ я сообщил в разное время СОКОЛЬНИКОВУ и ПЯТАКОВУ.
Вопрос: Когда именно?
Ответ: Точно не помню. Во всяком случае, через непродолжительное время после встреч.
Вопрос: Как они отнеслись к вашему сообщению?
Ответ: Пришли к выводу, что ТРОЦКИЙ установил за границей контакт с германским правительством.
Вопрос: Какие еще директивы были получены блоком от ТРОЦКОГО?
Ответ: Насколько мне известно, за время существования блока самостоятельную связь с ТРОЦКИМ поддерживали и зиновьевцы через КАМЕНЕВА и СОКОЛЬНИКОВА. Из троцкистов поддерживали эту связь самостоятельно МРАЧКОВСКИЙ через ДРЕЙЦЕРА, ПЯТАКОВА и я – РАДЕК.
Поэтому всех директив я не знаю. Во всяком случае, всех не читал. Через меня были получены от ТРОЦКОГО директивы о Коминтерне, о внешней политике, о программе и о роли вредительства в пораженческой тактике.
Вопрос: Какие директивы по вопросу о Коминтерне посылал блоку ТРОЦКИЙ?
Ответ: Члены параллельного центра при своих встречах, понятно, не могли не говорить и о коминтерновских вопросах. О них тоже говорилось в кругах первого центра во время его существования, и кое-какие сведения об этих разговорах передавал мне в свое время МРАЧКОВСКИЙ. Некоторые члены обоих центров ставили вопросы о противоречивости политики ТРОЦКОГО в вопросах международного рабочего движения. Он бешено атаковал Коминтерн в 1932 году за недостаточное применение тактики единого фронта в Германии и за отказ от защиты германской демократии. Во Франции же он выступает яростно против тактики единого фронта и тем больше против попыток французской компартии найти контакт с массами мелкой буржуазии для изоляции фашизма. Тактика троцкистов в Испании целиком направлена была против коминтерновской тактики единого фронта. По этому поводу я попросил РОММА, когда он уезжал осенью 1935 года за границу, затребовать разъяснения от ТРОЦКОГО.
В том же самом документе, в котором ТРОЦКИЙ в последний раз писал о вредительстве в январе 1936 года, он дал ответ и на вопросы Коминтерна. Он писал мне, что эти вопросы чисто логически-формального характера и вызваны тем, что мы не понимаем мотивов позиции, которую он занимает в конкретных международных вопросах. Центральный вопрос международной политики блока состоит в стремлении ослабить сталинский режим и лишить его помощи международного пролетариата. Это создаст более благоприятные условия для прихода к власти. Ясно, что поэтому надо было в 1932 году нападать на Коминтерн за недостаточное применение тактики единого фронта. Это взваливало на Коминтерн и Сталина ответственность за приход к власти Гитлера. Но также ясно, что если теперь Сталин пытается усилить свои позиции против Германии широким применением тактики единого фронта и народного фронта во Франции, то необходимо во Франции, опираясь на синдикалистские предрассудки значительной часть французского пролетариата, эту политику опорачивать как оппортунистическую и, таким образом, мешать усилению французской компартии. Это может иметь большое значение в случае войны, ибо ослабит поддержку, оказываемую французским пролетариатом СССР. Он, ТРОЦКИЙ, будет выступать очень энергично во Франции с обвинениями, что сталинская политика означает отказ от борьбы против империализма, и что Сталин ищет союза с империалистической Францией. Во Франции надо стать при всех обстоятельствах на непримиримые пораженческие позиции 1914 года. Практическое значение этого состоит в том, что Германия будет меньше бояться Франции, спекулируя на том, что французский пролетариат не допустит вмешательства Франции в пользу СССР в случае германо-советской войны. ТРОЦКИЙ писал, что, понятно, конспиративно действующий троцкистско-зиновьевский блок в СССР мало может заниматься политикой Коминтерна, но троцкисты за границей должны с исключительной силой заниматься этими вопросами с точки зрения ослабления влияния СССР на международное рабочее движение. Поэтому он пишет столько о французских делах, нападая на политику Коминтерна. Он просит членов центра понять основную цель его выступления, и тогда понятна будет его позиция несмотря на все ее формально-логические противоречия. В случае прихода троцкистско-зиновьевского блока к власти до войны перед блоком встали бы коминтерновские вопросы в очень крупных размерах. Тогда блок был бы заинтересован в продлении мира для того, чтобы иметь время перешерстить, по возможности, государственный и партийный аппарат СССР и укрепиться в нем. В таком случае надо было бы стремиться переселить Коминтерн из СССР за границу, в одну из скандинавских стран, где он бы потерял значение и, во всяком случае, перестал бы обременять ответственностью новое правительство. Кроме того, правильно было бы в этих условиях, независимо от внутренней обстановки во Франции, стремиться обязательно развернуть непосредственно революционные выступления рабочих, что оттянуло бы силы Германии на Францию, открывая ей там широкие перспективы.
Вопрос: Какие директивы по вредительству посылал блоку ТРОЦКИЙ?
Ответ: Параллельный центр после убийства Кирова, учитывая дальнейшее обострение международного положения, еще раз поставил вопрос о вредительстве и диверсии в народном хозяйстве и на транспорте в связи с пораженческой тактикой блока. Вопрос этот всплыл в связи с директивами ТРОЦКОГО о вредительстве, которые он, ТРОЦКИЙ, начиная с разговора СЕДОВА с ПЯТАКОВЫМ в Берлине в 1931 г., постоянно и настойчиво повторял. Эти директивы вызвали, как мне говорил ПЯТАКОВ, известное внутреннее сопротивление у части тех троцкистов, которые должны были проводить их в жизнь. Он, ПЯТАКОВ, видел трудности в проведении диверсионных актов, которые во исполнение директивы ТРОЦКОГО центром блока, главным образом ПЯТАКОВЫМ, проводились в жизнь. И если широкий слой инженерства был разбит наголову при попытке вредительства в 1930 году, то была большая опасность, что сравнительно малочисленные кадры троцкистов и зиновьевцев, находящихся на хозяйственной работе и на транспорте, при бурном росте всего народного хозяйства вряд ли могут добиться таким путем решающих успехов. Мало того, при бдительности рабочих масс и партии всякий вредительский акт неминуемо создавал риск провала и опозоривания всего троцкистско-зиновьевского блока, ибо ясно было, что рабочие и крестьянские массы будут ненавидеть всякого, кто мешает их труду на заводах и в деревне.
Исходя из этих соображений я просил РОММА, когда он осенью 1935 года после отпуска в СССР отправлялся за границу, передать ТРОЦКОМУ мои и ПЯТАКОВА соображения по этому поводу.
В январе 1936 года я получил тоже в переплете присланной мне книги из Лондона ответ ТРОЦКОГО. Он писал, что наши сомнения представляют собой малодушие перед чисто психологическими затруднениями. Дело не идет о том, сколько хозяйственного вреда в данный момент может причинить тот или другой вредительский акт. Надо брать более дальний прицел. Если придет дело к войне, то ряды троцкистов и зиновьевцев расширятся притоком из правых кругов и вообще из кругов, недовольных войной. Тогда возможно будет применить вредительство и диверсию в более широких размерах. Но способность к организации диверсии и вредительства не падает с небес. Троцкисты и зиновьевцы уже теперь должны научиться умело применять это средство для того, чтобы они могли эту тактику в условиях войны применять шире. Не подлежит сомнению, что во время войны вредительство будет мощным инструментом пораженческой тактики.
Я сообщил об этом ПЯТАКОВУ в январе 1936 года. Он был обескуражен таким ответом ТРОЦКОГО и, так же как и я, считал, что директиву нужно выполнять.
Записано с моих слов правильно и мною прочитано –
Допросили:
ЗАМ. НАЧ. СЕКР.-ПОЛИТ. ОТД. ГУГБ –
СТАРШИЙ МАЙОР ГОСУДАР. БЕЗОПАСНОСТИ: (Б. БЕРМАН)
ОПЕРУПОЛНОМ. 3 СПО ГУГБ –
Мл. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАР. БЕЗОПАСНОСТИ: АЛЬТМАН
Верно:
СТ. ИНСПЕКТОР УРО ГУГБ: Голанский (Голанский)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 261, Л. 104-131.
[1] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Отта”.
[2] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Гестрингом”.
[3] Из показаний Л.С. Сосновского от 14-15-16 ноября 1936 г.: “Он [Радек] сообщил мне, что скрытая борьба против сталинского руководства продолжается, что вновь оформился троцкистский центр, куда входят наиболее видные участники троцкистской организации, что троцкистский центр установил связь с правыми (ТОМСКИЙ, БУХАРИН). Существенно новым для меня в его сообщении было, однако, не это, а то, что основной платформой контрреволюционного блока стал индивидуальный террор против руководителей партии”.
[4] Ганс Прайсс, юрист по образованию, антиквар и владелец книжного магазина в Берлине, специализировавшийся на литературе в области юриспруденции, политологии и экономики. С приходом Гитлера к власти эмигрировал в Великобританию и в Лондоне открыл Международный книжный магазин по адресу 41a Museum Street поблизости от Британской библиотеки. Магазин служил основным местом для собраний противников нацизма, бежавших от Гитлера в Великобританию. Главным управлением имперской безопасности (РСХА) Прайс был объявлен в розыск как подлежащий немедленному аресту в случае успешного захвата Великобритании германскими войсками.
[5] Официально Н. фон Баумбах был на тот момент не морским атташе, а морским советником. Морским атташе он был официально назначен 1 января 1937 г., по истечении срока его назначения морским советником. Впрочем, перемена в названиях официальных должностей отражает лишь изменение статуса Красной армии с точки зрения правительства Германии.
