[На бланке Объединенного государственного политического управления при Совнаркоме]
С<ОВЕРШЕННО> СЕКРЕТНО.
5 апреля 1933 г.
№ 50179
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) – тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам копии показаний по делу к.-р. организации правых:
1. АСТРОВА В.Н. ………………………………………………………………. от 29.III.c<его> г<ода>
2. АСТРОВА В.Н. и АЙХЕНВАЛЬДА А.Ю. (очная ставка) …. от 2.IV.c<его> г<ода>
3. АРЕФЬЕВА А.Д. …………………………………………………………….. от 1.IV.c<его> г<ода>
ПРИЛОЖЕНИЕ: 3 протокола.
ЗАМ. ПРЕД. ОГПУ Я. Агранов (АГРАНОВ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 190, Л. 1.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
Гр<аждани>на АСТРОВА, Валентина Николаевича, от 29.III.33 г.
В первых числах января 1933 годе поздно ночью ко мне пришел пьяный АРЕФЬЕВ и рассказал, что он встречается с бывшими троцкистами, с которыми познакомился через ПАНОВА и своего брата (обоих их я не знаю). По его словам, это две организованные группы бывших троцкистов. Связаны ли она друг с другом, он не знает. Что АРЕФЬЕВ говорил о каждой группе, я не помню. По его словам, бывшие троцкисты считают необходимым насильственно устранить СТАЛИНА. Он говорил также, что связанные с ним троцкисты “ругают БУХАРИНА и хвалят ТОМСКОГО”, т.е. они якобы недовольны политическим поведением БУХАРИНА. АРЕФЬЕВ якобы слышал от бывших троцкистов, что на май этого года они готовят “выступление”, т.е., по его оценке, вооруженное восстание. У них будто бы имеются свои люди в ЦК (АРЕФЬЕВ назвал из орграспреда АНТОШКИНА) и еще какого-то бывшего начальника военной школы.
Я считал, что АРЕФЬЕВ спьяну преувеличивает или сочиняет. Я сказал, что если его знакомые так легко выбалтывают ему, АРЕФЬЕВУ, свои “планы” на мой месяц, то все это несерьезно, и к маю они будут сидеть в тюрьме ОГПУ.
АРЕФЬЕВ настаивал на моей встрече с ПАНОВЫМ будто бы по просьбе последнего, но я наотрез отказался. Отказался я и от встречи с его какой-то знакомой по Самаре партийкой.
АРЕФЬЕВ мне сказал также, что он лично считает необходимым насильственное устранение СТАЛИНА и применение насильственных средств, включая террор, в борьбе за линию правых; я обругал его и сказал, что объясняю его слова пьяным состоянием, но так как он повторил свои слова, то я отвечал ему. Я сказал АРЕФЬЕВУ, что при крупнейшей роли СТАЛИНА в партруководстве суть дела в поддержке его партийными массами и активом. Устранением СТАЛИНА нельзя изменить линии партии, и устранение не есть необходимое условие для этого изменения. Оно ослабило бы партруководство, но это ослабление правые могли бы использовать только в том случае, если бы ответственность легла заведомо не на них (например, акт белогвардейского террора). Террористический акт аз среды троцкистов вызвал бы возмущение партийных масс всеми уклонистами и правыми в том числе, облегчив удар по ним со стороны партруководства. Применение же террора самими правыми превратило бы их в контрреволюционеров и повело бы к немедленной политической (а для их нынешних кадров и физической) ликвидации.
Эта высказанная мной контрреволюционная позиция (не прибегать к террору, но “желать” устранения) является политическим лицемерием, тайным сочувствием белогвардейскому террору в отношении СТАЛИНА.
Мои дальнейшие ответы АРЕФЬЕВУ были противоречивы. С одной стороны, я сказал, что всякие антисоветские формы борьбы для нас, правых, неприемлемы принципиально, и дальнейшее продолжение борьбы ведет правых неминуемо к выступлениям против Советской Власти. Вследствие этого я сказал, что не вижу сейчас возможности борьбы, тем более что наши надежды на “кризис” не оправдываются уже 5-й год; положение партруководства прочно, и возможно, что социализм будет построен на его путях, а не на путях правых. Возможно, что нам предстоит капитулировать по существу, но надо подождать с выводами еще некоторое время.
С другой стороны, когда АРЕФЬЕВ рассказал о том, что якобы “ТОМСКИЙ работает” и о сильных будто бы связях у бывших троцкистов, я допустил мысль, что я плохо знаю, что делается в партии, что в случае выступления против партруководства со стороны бывших троцкистов правым придется решать, поддержать ли ЦК или же выступивших (в изображении АРЕФЬЕВА – восставших).
Я становился этим на белогвардейскую позицию признания антисоветских средств борьбы приемлемыми для правых.
Кроме того, в разговоре с АРЕФЬЕВЫМ я просил его ко мне по возможности не ходить, тек как в ЦК и даже у СТАЛИНА существует мнение, что я от правых отхожу, и нет смысла меня раскрывать (о мнении СТАЛИНА мне передал БУХАРИН, – этого я АРЕФЬЕВУ не сказал).
Я сказал АРЕФЬЕВУ также то, что слышал от МИХАЛКЕВИЧА о допросе ЭЙСМОНТА тов. РУДЗУТАКОМ, об аресте ГИНЗБУРГА (это он слышал на закрытой партконференции в Главрыбе), а также слух о самоубийстве сына ГИНЗБУРГА. Я сказал, что ТОМСКОГО “прорабатывают” в среде партактива по делу ЭЙСМОНТА (это было перед пленумом ЦК), что было мне известно от Владимира СЛЕПКОВА, а СЛЕПКОВУ, по его словам, от знакомого партийца КАНИНА.
О разговоре с АРЕФЬЕВЫМ я сообщил вкратце АЙХЕНВАЛЬДУ. По словам АЙХЕНВАЛЬДА, он мое сообщение о разговоре с АРЕФЬЕВЫМ передал БУХАРИНУ.
Записано с моих слов правильно, мною прочитано.
Допросил: ЗАМ. НАЧ. СПО ОГПУ: ГОРОЖАНИН.
Дополнительно сообщаю: АЙХЕНВАЛЬД мне передал, что мой рассказ о террористических разговорах АРЕФЬЕВА передал БУХАРИНУ Н.И., и последний допустил, что АРЕФЬЕВ проверял отношение к террору со стороны правых по поручению ОГПУ.
Записано мною. АСТРОВ.
Верно:
ОПЕР. УПОЛНОМ. 1 ОТД. СПО ОГПУ Ланцевицкий (ЛАНЦЕВИЦКИЙ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 190, Л. 6-9.
