СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам первый протокол допроса арестованного СЕРЕБРЯКОВА Л.П. от 17/XII-с<его> <года>.
СЕРЕБРЯКОВ после долгого запирательства сознался в том, что:
1) он входил в действующий параллельный центр контрреволюционного троцкистско-зиновьевского блока;
2) был в курсе террористической деятельности первого центра блока;
3) что в параллельном центре он (СЕРЕБРЯКОВ) руководил террористической деятельностью и осуществлял руководство Закавказскими троцкистами через Буду МДИВАНИ;
4) СЕРЕБРЯКОВ подтвердил также показания РАДЕКА о полученных центром блока директивах ТРОЦКОГО о пораженчестве, диверсии, вредительстве, терроре и о переговорах с представителями немецкого и японского правительств на территории СССР.
Дальнейшее следствие ведется в направлении вскрытия конкретной террористической диверсионной деятельности СЕРЕБРЯКОВА, особенно по Закавказью.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Ежов (ЕЖОВ)
20 декабря 1936 г.
№ 59090
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 262, Л. 92.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 17 декабря 1936 года.
ВОПРОС: Вы подали на имя Народного Комиссара Внутренних Дел Союза ССР заявление о том, что Вы желаете дать искренние показания о своей контрреволюционной троцкистской деятельности.
Что Вы хотите показать?
ОТВЕТ: Я хочу прежде всего заявить следствию, что я признаю себя виновным в том, что я – СЕРЕБРЯКОВ, будучи членом параллельного центра троцкистско-зиновьевского блока, вел террористическую, подрывную и предательскую деятельность, направленную против Советского Союза и его руководителей.
Обо всех этих тягчайших преступлениях я и хочу дать подробные показания.
ВОПРОС: К какому времени относится начало Вашей контрреволюционной деятельности?
ОТВЕТ: Известно, что в 1926-1927 г.г. я являлся членом всесоюзного троцкистского центра и одним из организаторов троцкистского подполья в СССР.
Несмотря на то, что в 1928 году я подал заявление в ЦКК о своем разрыве с троцкизмом, на деле я продолжал оставаться на своих троцкистских позициях и борьбу с ВКП(б) прекращать не собирался. Это мое заявление в ЦКК являлось двурушническим маневром и направлено оно было к тому, чтобы сохранить себя в партии. Так как вопрос о сохранении троцкистских кадров в рядах партии стоял тогда очень остро, то такого рода указания давались нами, лидерами троцкистской организации, всему нашему активу.
ВОПРОС: Лично Вы давали кому-нибудь указания о двурушническом отходе от троцкизма?
ОТВЕТ: Да, давал.
ВОПРОС: Кому именно.
ОТВЕТ: Я сейчас не могу вспомнить всех троцкистов, которым мною давались такие указания, но у меня в памяти сохранилась относящаяся к 1928 году встреча в Гаграх с активными троцкистами ГАСВИАНИ Лидией и ЦИНЦАДЗЕ, которые приехали тогда в Гагры специально для свидания со мной по вопросам дальнейшей троцкистской работы.
Я настоятельно убеждал ГАСВИАНИ и ЦИНЦАДЗЕ сманеврировать и вернуться в партию. Я им доказал тогда тактическую необходимость этого двурушнического шага.
Так вот, начало моей скрытой контрреволюционной деятельности следует отнести к 1928 году, хотя активная борьба с руководством ВКП(б) началась позднее. Я имею в виду 1932 год, когда я восстановил контакт с центром троцкистско-зиновьевской организации, существовавшей в СССР.
ВОПРОС: Как это произошло?
ОТВЕТ: Осенью 1932 года, перед своим отъездом на восток, ко мне в Цудортранс пришел МРАЧКОВСКИЙ Сергей. У него в связи с поездкой были ко мне кое-какие дела по линии Цудортранса, и они явились формальным предлогом его посещения. Закончив все эти дела, МРАЧКОВСКИЙ приступил к изложению истинной причины своего визита ко мне.
МРАЧКОВСКИЙ прежде всего заявил мне, что он говорит со мной от имени и по поручению действующего в СССР центра восстановленного троцкистско-зиновьевского блока.
Он сообщил мне вслед за этим, что примерно год тому назад в Берлине состоялась встреча И.Н. СМИРНОВА с сыном ТРОЦКОГО – Львом СЕДОВЫМ, который передал ему директиву ТРОЦКОГО о необходимости в борьбе с руководством ВКП(б) перейти к террористическим методам и о том, что в первую очередь террор надо направить против СТАЛИНА, ибо без насильственного устранения СТАЛИНА и его ближайших соратников надежд на приход к власти троцкистов – нет.
ВОПРОС: Как Вы отнеслись к этому сообщению МРАЧКОВСКОГО?
ОТВЕТ: К тому времени постановка вопроса о терроре как о способе борьбы со СТАЛИНЫМ не явилась для меня неожиданной. Она вытекла неизбежно из нашего двурушничества и из контрреволюционных позиций, которые мы занимали. С директивой ТРОЦКОГО о терроре я был целиком согласен.
ВОПРОС: Что Вам сообщил МРАЧКОВСКИЙ о троцкистско-зиновьевском блоке?
ОТВЕТ: МРАЧКОВСКИЙ далее проинформировал меня, что в соответствии с полученной из-за границы последующей директивой ТРОЦКОГО недавно восстановлен блок троцкистов и зиновьевцев и образован объединенный центр блока. Троцкистско-зиновьевский блок, по словам МРАЧКОВСКОГО, ставил своей задачей возобновление активной борьбы с руководством ВКП(б) и подготовку условий для замены этого руководства троцкистско-зиновьевским руководством.
ВОПРОС: На какой основе был восстановлен этот блок?
ОТВЕТ: В основе этого блока лежало, по информации МРАЧКОВСКОГО, взаимное признание троцкистами и зиновьевцами террора главным средством борьбы с руководством ВКП(б).
МРАЧКОВСКИЙ мне передавал, что признание террора зиновьевской частью блока ТРОЦКИЙ поставил обязательным условием соглашения троцкистов с зиновьевцами.
ВОПРОС: Кто вошел в состав центра этого блока?
ОТВЕТ: МРАЧКОВСКИЙ мне назвал следующий состав центра: КАМЕНЕВ, ЗИНОВЬЕВ, ЕВДОКИМОВ – от зиновьевской части блока и СМИРНОВ И.Н., МРАЧКОВСКИЙ и ТЕР-ВАГАНЯН – от троцкистской.
ВОПРОС: Против кого персонально готовились террористические акты и что Вам известно о практической их подготовке?
ОТВЕТ: Когда МРАЧКОВСКИЙ был у меня в 1932 году, он мне ничего конкретного о террористической деятельности организации не сообщил за исключением того, что организация будет готовить в первую очередь теракт против СТАЛИНА.
В следующую встречу со мной в 1934 году, тоже у меня в Цудортрансе, когда МРАЧКОВСКИЙ, вернувшись с БАМа, получал новое назначение, он мне дал более подробную информацию о террористической деятельности организации.
ВОПРОС: Что именно он Вам сообщил?
ОТВЕТ: МРАЧКОВСКИЙ мне рассказал, что подготовка террористического акта против СТАЛИНА идет весьма интенсивно, и что практически вся организация покушения ведется ДРЕЙЦЕРОМ и его группой террористов.
МРАЧКОВСКИЙ сообщил мне также, что зиновьевцы со своей стороны тоже действуют в этом направлении, причем у них руководит подготовкой теракта БАКАЕВ.
ВОПРОС. А о подготовке убийства С.М. КИРОВА МРАЧКОВСКИЙ Вам говорил?
ОТВЕТ: Нет, об этом МРАЧКОВСКИЙ мне не рассказывал.
ВОПРОС: С какой же целью МРАЧКОВСКИЙ в 1932 году информировал Вас о возобновлении троцкистско-зиновьевской организацией борьбы с ВКП(б)?
ОТВЕТ: МРАЧКОВСКИЙ информировал меня обо всем этом, имея в виду побудить и меня к возобновлению активной деятельности в троцкистско-зиновьевской организации.
Так как я одобрял блок троцкистов и зиновьевцев, как и террористическую основу, на которой он был заключен, то уговаривать меня МРАЧКОВСКОМУ не надо было. Свое согласие на участив в организации я дал.
ВОПРОС: В какой же роли Вам было предложено участие в организации?
ОТВЕТ: Я вошел в параллельный центр троцкистско-зиновьевского блока в качестве члена этого центра.
Вопрос о создании этого параллельного центра вытекал естественно из общего плана деятельности нашей организации, ставшей на путь индивидуального террора. Террористическая деятельность, конечно, была связана с неизбежными провалами в отдельных звеньях организации и таила в себе опасность провала всего центра.
Так вот, для того чтобы сохранить преемственность в руководстве организацией и обеспечить тем самым непрерывность в ее деятельности, и было решено создать параллельный центр.
Однако не следует думать, что параллельный центр предназначен был к деятельности лишь в случае провала первого центра. Это не так. Имелось в виду, что параллельный центр, в котором, кстати сказать, преобладающее влияние имели троцкисты (чего нельзя сказать о первом центре и что беспокоило троцкистов), самостоятельно развертывает активную деятельность и в Москве, и на местах.
Правда, вопрос об активизации работы параллельного центра стал не сразу, а лишь к началу 1934 года по директиве ТРОЦКОГО, полученной из-за границы.
ВОПРОС: Кто кроме Вас вошел в состав параллельного центра организации?
ОТВЕТ: Состав параллельного центра мне был сообщен МРАЧКОВСКИМ в 1932 году и затем в 1933 году подтвержден ПЯТАКОВЫМ во время моей с ним встречи в Гаграх.
В параллельный центр вошли Г.Я. СОКОЛЬНИКОВ, К.Б. РАДЕК, Ю.Л. ПЯТАКОВ и я – СЕРЕБРЯКОВ. Как видите, этот центр состоял из людей, сумевших снова завоевать доверие партии и считавшихся окончательно порвавшими с троцкистским прошлым. Это и определило наше вхождение в параллельный, как наиболее законспирированный, центр организации.
ВОПРОС: В чем состояла практическая деятельность параллельного центра?
ОТВЕТ: После арестов членов первого центра и значительной группы актива организации, последовавших после убийства КИРОВА, мы, члены параллельного центра, должны были полностью заменить собою первый центр и возглавить организацию.
Однако о немедленном возобновлении активной нелегальной деятельности после этих событий речи быть, разумеется, не могло, и мы выжидали более благоприятного момента.
ВОПРОС: Когда же все-таки была возобновлена деятельность организации?
ОТВЕТ: Летом 1935 года ко мне на работу позвонил ПЯТАКОВ и попросил меня вечером приехать к нему в Наркомтяжпром. Я это сделал вечером следующего дня.
ПЯТАКОВ мне заявил, что у него несколько дней тому назад был СОКОЛЬНИКОВ, и они пришли к выводу, что уже наступило время действовать нашему центру.
ВОПРОС: Что конкретно имел в виду ПЯТАКОВ?
ОТВЕТ: В эту встречу ПЯТАКОВ поставил передо мной, собственно говоря, один вопрос – это вопрос о консолидации всех враждебных партии сил или, конкретнее говоря, вопрос о блоке о правыми. В этой связи ПЯТАКОВ назвал мне ТОМСКОГО М.П., который в случае заключения блока с правыми мог бы войти в наш центр. Я одобрил как предложение о блоке с правыми, так и кандидатуру ТОМСКОГО в центр.
Тогда же было решено, что ПЯТАКОВ соберет всех членов центра, и ТОМСКОГО в том числе, для взаимной информации и обсуждения вопросов дальнейшей деятельности организации. Однако это предложение так и осталось нереализованным по неизвестным для меня причинам.
ВОПРОС: На этом и закончилась Ваша встреча с ПЯТАКОВЫМ?
ОТВЕТ: Нет, ПЯТАКОВ меня проинформировал как о террористической деятельности организации, так и о деятельности диверсионно-вредительской.
ВОПРОС: Что именно Вам сообщил ПЯТАКОВ?
ОТВЕТ: По вопросу о террористической деятельности организации ПЯТАКОВ мне сообщил, что в Москве существует руководимая СОКОЛЬНИКОВЫМ террористическая группа ТИВЕЛЯ–ЗАКС-ГЛАДНЕВА, подготовляющая террористический акт против т. СТАЛИНА. ПЯТАКОВ сказал мне, что он лично руководит украинской террористической группой, направляющей удар против руководителей КП(б)У.
О переходе организации к вредительской и диверсионной деятельности мне было известно раньше – еще в 1933 году от того же ПЯТАКОВА, рассказавшего мне в Гаграх о своей встрече в Берлине с СЕДОВЫМ и о директиве ТРОЦКОГО – всяческим способом – и вредительством, и диверсией подрывать хозяйственную мощь Союза, чтобы подорвать тем самым и “сталинский режим”.
В эту встречу – в 1935 году – ПЯТАКОВ мне сообщил, что вредительская и диверсионная деятельность уже развернулась довольно широко. Он говорил мне, правда, без подробностей, о диверсионной и вредительской работе в Кемерово, осуществлявшейся ДРОБНИСОМ и БОГУСЛАВСКИМ; на Украине проводившейся через ГОЛУБЕНКО и КОЦЮБИНСКОГО и в химической промышленности осуществлявшейся РАТАЙЧАКОМ.
ПЯТАКОВ мне говорил также о подрывной деятельности наших людей и в военной промышленности.
Это он увязывал с пораженческими установками ТРОЦКОГО, которые прямо предполагали срыв обороноспособности СССР через вредительство и особенно диверсию с момента военных действий.
ВОПРОС: Как аргументировал ТРОЦКИЙ свои пораженческие директивы и откуда они Вам известны?
ОТВЕТ: По этому вопросу у меня была длительная беседа с РАДЕКОМ, с которым я встретился в начале декабря 1935 года возле дома Правительства.
Во время нашей прогулки по Софийской набережной мы с РАДЕКОМ говорили, главным образом, о внешнеполитической тактике блока.
Это был не абстрактный, программный разговор, а обсуждение совершенно конкретных действий, уже предпринятых ТРОЦКИМ и центром блока в области внешней политики, и которые должны были обеспечить скорейший приход к власти правительства блока.
ВОПРОС: О каких действиях ТРОЦКОГО и центра блока Вы говорите?
ОТВЕТ: Я имею в виду переговоры, которые велись ТРОЦКИМ и членами центра с представителями Германии, Японии, Англии и Франции.
Приступая к этим переговорам по директиве ТРОЦКОГО, центр руководствовался бесспорным положением: “Через поражение СССР к свержению сталинского руководства”.
Следовательно, нужно было обеспечить скорейшее развязывание войны в СССР, сделать все необходимое внутри страны для срыва обороноспособности и договориться с противниками СССР – Японией и Германией – о взаимной поддержке, поскольку цели преследовались всеми одни и те же.
К решению этой задачи приступил ТРОЦКИЙ, установив контакт с представителями гитлеровского правительства в Германии и с представителями Японии.
Взамен обещанных ТРОЦКИМ Германии и Японии территориальных и экономических уступок он требовал начала военных действий с СССР и поддержки правительства троцкистско-зиновьевского блока, которое после поражения должно занять место нынешнего Советского правительства.
В специальной директиве, присланной ТРОЦКИМ РАДЕКУ, он требовал от центра подкрепить его переговоры за границей переговорами в Москве с представителями Германии и Японии.
Это и было сделано РАДЕКОМ, который разговаривал с немцами и СОКОЛЬНИКОВЫМ, имевшим беседу, если я не ошибаюсь, с ОТА.
ВОПРОС: В какой же плоскости шли переговоры с Англией и Францией, и кто их вел?
ОТВЕТ: Для нас было совершенно ясно, что наше соглашение с Германией и Японией в случае победоносного шествия немецких и японских войск будет без всяких колебаний уничтожено Германией и Японией, если это им покажется выгодным.
Для того, чтобы себя застраховать от всяких неожиданностей в этом направлении и ограничить территориальные аппетиты немцев и японцев в условиях их победы, решено было повести переговоры с английскими и французскими правительственными кругами с тем, чтобы, соответствующим образом экономически заинтересовав их от имени будущего правительства, быть уверенными, что в результате их давления после поражения СССР во главе страны станет правительство блока, а не какое-нибудь другое, если бы это попытались сделать немцы и японцы.
Настроения правительственных кругов Англии прощупывались СОКОЛЬНИКОВЫМ черев крупного английского журналиста ТАЛЬБОТА, ввязанного с консерваторами. ТАЛЬБОТ сообщил СОКОЛЬНИКОВУ, что представители английского правительства были заинтересованы экономической программой блока и благожелательно отнесутся к новому правительству в СССР.
С французами, вернее, с кругами крупнейших французских предпринимателей из “Комите де форж” вел переговоры ПЯТАКОВ через АРКУСА, ездившего в Париж и устанавливавшего с ними контакт.
Естественно, что и французы были заинтересованы предложениями будущего правительства и тоже обещали свою поддержку.
ВОПРОС: Какие предложения англичанам и французам Вы имеете в виду?
ОТВЕТ: Исходя из общих программных установок троцкистско-зиновьевского блока в переговорах с англичанами и французами центр блока гарантировал им политику благоприятствования их интересам в области внешней торговой, цен, концессий и вопроса о т<ак> н<азываемых> царских долгах.
ВОПРОС: Вы только что упомянули о программных установках блока. Вы имеете в виду какой-нибудь программный документ?
ОТВЕТ: Нет, никакого документа, в котором были бы изложены эти программные установки блока, насколько мне известно, не существует. В этом и не было практической необходимости. Но разговоры на эту тему, естественно, между членами центра бывали неоднократно.
Я вспоминаю, в частности, длительный разговор, который шел по этому вопросу между мной, ПЯТАКОВЫМ и Буду МДИВАНИ осенью 1934 года.
Мы втроем отправились как-то в кавказский ресторанчик, который помещается напротив телеграфа на ул. Горького.
Вот здесь, собственно говоря, впервые, кажется, мы ставили точки над “и” по вопросу о цели нашей борьбы с ВКП(б). Об этом слишком тяжело говорить, чтобы говорить много. Ясно одно – мы являлись теми, кто нес стране реставрацию капитализма.
Ликвидация политики индустриализации, роспуск колхозов неизбежно должны были возродить капиталистические элементы.
В сочетании и при поддержке иностранного капитала капиталистическая реставрация была неминуема. Мы считали, и ТРОЦКИЙ писал нам об этом в своих письмах, что социализм в одной стране – это фикция, что в перспективе длительный период капиталистического подъема. Этими положениями определялись наши программные установки и тактика борьбы за власть.
ВОПРОС: На всем протяжении допроса Вы даете показания о к.-р. деятельности членов центра блока, но ничего не говорите о своей контрреволюционной работе.
В чем состояла Ваша, СЕРЕБРЯКОВА, практическая деятельность как члена центра троцкистско-зиновьевского террористического блока?
ОТВЕТ: Я не хотел бы, чтобы у следствия сложилось впечатление, что я хочу как-то скрыть свою к.-р. деятельность и смягчить свою вину. У меня такого намерения нет.
Я как член центра ответственен прежде всего за свою [1] деятельность центра в целом: и за террористическую, и за вредительскую, и за изменническую.
Ответственен потому, что, принимал участие во всех основных решениях, определявших направление деятельности центра блока.
ВОПРОС: В чем же все-таки конкретно выражалась Ваша личная к.-р. деятельность?
ОТВЕТ: Я уже показывал, что осенью 1933 года я виделся в Гаграх с ПЯТАКОВЫМ и разговаривал с ним по ряду вопросов деятельности центра.
Тогда же нами было решено, что я возьму на себя связь и общее руководство закавказской организацией троцкистов, которую возглавлял Буду МДИВАНИ.
Эти функции я осуществлял до самого последнего времени.
ВОПРОС: Это все, что Вы делали как член центра?
ОТВЕТ: Нет, не все. Осенью 1935 года центром было принято решение организовать террористический акт над секретарем ЦК ВКП(б) ЕЖОВЫМ. Организация убийства ЕЖОВА была поручена мне.
ВОПРОС: Что было Вами конкретно сделано для подготовки теракта над т. ЕЖОВЫМ?
ОТВЕТ: Основной вопрос был в людях. Я лично не располагал доверенными людьми, подходящими для теракта. Поэтому в начале зимы 1935/36 г. я поставил перед МДИВАНИ вопрос о том, чтобы он подготовил из числа закавказской троцкистской молодежи террористическую группу, которая в нужный момент по моему вызову должна будет выехать в Москву в мое распоряжение.
ВОПРОС: Эта террористическая группа была создана МДИВАНИ?
ОТВЕТ: Я этого не знаю. МДИВАНИ я больше не видел и никаких известий от него я не получал.
ВОПРОС: Ваше личное участие во вредительской деятельности?
ОТВЕТ: Никакого.
ВОПРОС: Это неправда. РАДЕК показывает, что Вы – СЕРЕБРЯКОВ как руководитель Цудортранса проводили большую вредительскую и диверсионную работу в строительстве военно-стратегических шоссейных дорог, в частности, на Дальнем Востоке.
ОТВЕТ: РАДЕК прав только в том смысле, что вредительство в Цудортрансе я действительно должен был осуществлять. Об этом разговор действительно был. Но прошу проверить, что лично мне вредительскую деятельность осуществить не удалось.
Строительство военно-стратегических шоссейных дорог на Дальнем Востоке и в других районах Советского Союза шло под очень крепким контролем военных организаций, и я лишен был возможности что-либо сделать.
ВОПРОС: Вы не все показываете о своей личной террористической и вредительской деятельности. Предлагаем показать всю правду.
ОТВЕТ: Основное я уже показал. Если вспомню еще что-нибудь, сообщу следствию дополнительно.
Протокол записан с моих слов верно и мною прочитан.
Допросили:
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ ИНО ГУГБ
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВЕН. БЕЗОПАСНОСТИ (КЕДРОВ)
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ КРО ГУГБ
МЛ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВЕН. БЕЗОПАСНОСТИ (ФРАДКИН)
ВЕРНО:
СТ. ИНСПЕКТОР УРО ГУГБ Голанский (ГОЛАНСКИЙ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 262, Л. 93-108.
[1] Так в тексте. Вероятно, опечатка, и имелось в виду: “за всю деятельность”.
