СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам протокол допроса РАДЕКА К.Б. от 27-29 декабря 1936 года.
РАДЕК показал, что:
1. начиная с 1934 года по день ареста он по поручению центра блока троцкистско-зиновьевской организации был лично связан с участником центра организации правых Н.И. БУХАРИНЫМ;
2. БУХАРИН его лично информировал: о существовании организации правых, о наличии террористических групп и о диверсионной деятельности организации правых;
3. террористической деятельностью в организации правых руководили БУХАРИН и УГЛАНОВ, а диверсионной – РЫКОВ и ТОМСКИЙ;
4. БУХАРИН знал о связи центра блока троцкистско-зиновьевской организации через РАДЕКА с ТРОЦКИМ и о тех директивах, которые ТРОЦКИЙ посылал блоку, и что БУХАРИН, РЫКОВ и ТОМСКИЙ с этими директивами были согласны;
5. на даче у РАДЕКА в присутствии БУХАРИНА летом 1935 года произошла встреча с пресс-атташе немецкого посольства БАУМОМ и приехавшим из Германии советником Восточно-Прусского президента (фамилия устанавливается). Допрос РАДЕКА по этому вопросу продолжается;
6. что БУХАРИН во время своей поездки за границу в 1936 году связался с Ф.И. ДАНОМ и информировал через него ЦК меньшевиков о существовании троцкистско-зиновьевского блока, организации правых, об их программе и просил ДАНА дать указания наиболее доверенным меньшевикам, находящимся в СССР, установить контакт с центром организации правых.
Допрос РАДЕКА продолжается.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕНИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Ежов (Н. ЕЖОВ)
31 декабря 1936 года.
№ 59275
[Резолюция И. Сталина: Членам политбюро. И. Ст.]
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 265, Л. 3-4.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 27-29 декабря 1936 г.
Вопрос: Отвечая на предыдущих допросах на вопросы следствия о деятельности троцкистско-зиновьевского блока, Вы систематически умалчивали и ни разу не упомянули о роли правых в деятельности блока.
Между тем, по показаниям участников центра блока, с Вами связанных, нам известно, что центр троцкистско-зиновьевского блока установил контакт с центром организации правых.
Чем Вы это объясняете?
Ответ: Во всяком случае, не желанием скрыть существование организации правых.
Поскольку я твердо решил, ничего не скрывая, передать следственным органам все, что мне известно о деятельности троцкистов и зиновьевцев в борьбе против ВКП(б) и советской власти, я тем более не заинтересован покрывать правых.
Я не сомневался, что следствию уже известен факт существования организации правых, во-первых, потому, что еще находясь на свободе, я из сообщений о процессе первого действующего центра троцкистско-зиновьевского блока знал, что КАМЕНЕВ их выдал, и, во-вторых, я прекрасно понимал, что участники организации, со мной связанные, раскрывшие на следствии свои преступления и выдавшие меня, не будут скрывать того, что я им рассказывал о деятельности организации правых.
Правда, когда в газетах было напечатано сообщение Прокуратуры, реабилитирующее правых, БУХАРИН в разговоре со мной высказал надежду, что он избегнет ответственности, поскольку кроме КАМЕНЕВА его, видимо, никто не разоблачил, но я тогда с БУХАРИНЫМ не соглашался, обращая его внимание на формулировку – “отсутствие юридических данных” и указывал ему, что единственным шансом для него будет, если следственные органы не нащупают рядовых участников организации правых, либо если последние окажутся настолько стойкими, что его не выдадут.
Я ожидал, что меня будут специально допрашивать о деятельности организации правых, и заранее решил рассказать следствию все, что мне известно об этом.
Вопрос: Прежде чем перейти к допросу Вас по существу деятельности организации правых, уточните, когда и где у Вас был разговор с БУХАРИНЫМ, о котором Вы показали?
Ответ: Этот разговор имел место между мною и БУХАРИНЫМ наедине на моей даче на ст. Сходня в моей комнате после появления в печати сообщения Прокуратуры о прекращении следствия по его делу.
Вопрос: Как реагировал БУХАРИН на Ваше заявление о том, что несмотря на сообщение Прокуратуры, его к.-р. деятельность будет разоблачена?
Ответ: БУХАРИН настаивал на своем, т.е. что он надеется на то, что организация правых не будет разоблачена. При этом он ссылался на исторический опыт организации правых, когда раскрытие органами НКВД части организации правых не приводило все же к раскрытию организации и центра ее в целом. Он приводил при этом факты ареста группы РЮТИНА в Москве, когда организация правых не была раскрыта только потому, что участники группы, а главным образом РЮТИН, старались представить группу как “дикую”, а не часть организации правых, и взяли на себя полностью вину за платформу организации правых, а также факт раскрытия группы СЛЕПКОВА–МАРЕЦКОГО, которые его и всей организации правых не выдали несмотря на то, что этой группой руководил он непосредственно.
Вопрос: Когда Вы впервые узнали о существовании нелегальной организации правых?
Ответ: С момента возникновения троцкистско-зиновьевского блока (2 половина 1932 г.) для всех участников блока было ясно, что он представляет собою ступень к более широкой политической организации, а именно, что он должен охватывать и правых.
Ведь уже в 1928 г., когда троцкисты и зиновьевцы выступали как “левая” оппозиция, ТРОЦКИЙ выдвинул в известном письме к ШАТУНОВСКОМУ идею тактического соглашения с правыми с целью устранения “сталинского ЦК”.
Со стороны правых еще в 1927 г. А.П. СМИРНОВ (Фома) обращался к ЗИНОВЬЕВУ с предложением такого блока.
В 1929 г. БУХАРИН вел известные переговоры с КАМЕНЕВЫМ о блоке.
К моменту оформления троцкистско-зиновьевского блока участники блока понимали, что они настолько сблизились в своих взглядах с правыми, что возможна выработка общей платформы для борьбы против ВКП(б).
Исходя из всех этих фактов я не удивился, когда МРАЧКОВСКИЙ в 1933 г. сообщил мне, что по директивам ТРОЦКОГО КАМЕНЕВ вел переговоры с ТОМСКИМ и установил: правые продолжают вести организационную работу, наличие у правых глубоко законспирированной организации, руководимой БУХАРИНЫМ, ТОМСКИМ, РЫКОВЫМ и УГЛАНОВЫМ, наличие у них установок на террор против руководства ВКП(б) и убеждение их о неминуемом крахе пятилетки и откате к расширенному НЭПу.
МРАЧКОВСКИЙ сообщил мне, что лично с БУХАРИНЫМ поддерживает контакт ПЯТАКОВ.
Вопрос: Уточните место и время Вашего разговора с МРАЧКОВСКИМ в 1933 г.?
Ответ: Этот разговор происходил у меня на квартире осенью 1933 г., когда МРАЧКОВСКИЙ приезжал по служебным делам в Москву.
Вопрос: Говорил ли Вам МРАЧКОВСКИЙ, от кого он знает о переговорах КАМЕНЕВА с ТОМСКИМ?
Ответ: МРАЧКОВСКИЙ мне говорил, что это ему известно непосредственно от КАМЕНЕВА.
Вопрос: А Вы лично говорили с КАМЕНЕВЫМ по этому вопросу?
Ответ: Нет. С КАМЕНЕВЫМ я в это время совершенно не встречался. Учтите, что разговор с МРАЧКОВСКИМ у меня происходил вскоре после возвращения КАМЕНЕВА из ссылки.
Вопрос: Говорил ли Вам МРАЧКОВСКИЙ, от кого он знает о связи ПЯТАКОВА и БУХАРИНА?
Ответ: Нет, не говорил.
Вопрос: А с ПЯТАКОВЫМ Вы говорили по этому поводу?
Ответ: Да, говорил. В 1933 г. я встретился с ПЯТАКОВЫМ на ужине хозяйственников у ФУШМАНА в доме правительства. Подробно мне там было неудобно с ПЯТАКОВЫМ беседовать. Однако, коротко мне ПЯТАКОВ сказал, что он поддерживает связь с БУХАРИНЫМ как членом центра организации правых, что он информировал БУХАРИНА о полученных им от ТРОЦКОГО директивах через СЕДОВА, а БУХАРИН его информировал, что правые полностью согласны с установками ТРОЦКОГО о терроре и вредительстве.
Вопрос: Встречались ли в это время с кем-либо из руководителей организации правых?
Ответ: Почти не встречался. Вернее, изредка видел их на общественных собраниях.
Вопрос: Говорили ли Вы с кем-либо из них об их либо Вашей подпольной контрреволюционной деятельности?
Ответ: Нет.
Вопрос: Почему?
Ответ: МРАЧКОВСКИЙ, информируя меня о переговорах КАМЕНЕВА с ТОМСКИМ по директивам ТРОЦКОГО, одновременно информировал меня, что между троцкистско-зиновьевским блоком и организацией правых установлен контакт и имеется даже договоренность о совместных действиях. Вместе с тем, однако, решено правых пока в детали практической деятельности троцкистско-зиновьевской организации не вводить, поскольку правые не особенно откровенничают.
Поэтому я считал ненужным вести с правыми какие-либо дополнительные переговоры помимо тех, которые ведут КАМЕНЕВ с ТОМСКИМ и ПЯТАКОВ с БУХАРИНЫМ, тем более что ТОМСКОГО, РЫКОВА и БУХАРИНА я видел лишь изредка в общественных местах.
Только после перехода БУХАРИНА на работу в газету “Известия” я с ним установил организационную связь по поручению центра блока.
Вопрос: Кто Вам передал поручение центра блока связаться с БУХАРИНЫМ?
Ответ: МРАЧКОВСКИЙ.
Вопрос: А почему не ПЯТАКОВ?
Ответ: Потому что я ПЯТАКОВА в это время не встречал.
Вопрос: Когда и где передал Вам МРАЧКОВСКИЙ поручение связаться с БУХАРИНЫМ?
Ответ: У меня на квартире весной 1934 г. после 17-го съезда ВКП(б).
Вопрос: Объяснял ли Вам МРАЧКОВСКИЙ, почему центр блока считает необходимым, чтобы Вы связались с БУХАРИНЫМ?
Ответ: По словам МРАЧКОВСКОГО, центр троцкистско-зиновьевской организации считал, что, пока БУХАРИН работал в Наркомтяжпроме, было целесообразно, чтобы связь с ним поддерживал Ю. ПЯТАКОВ, но ввиду перехода БУХАРИНА в “Известия” будет наиболее удобным, чтобы впредь эта связь осуществлялась мною.
Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах Вы осуществили организационную связь с БУХ?
Ответ: Правильней будет сказать, что не я установил связь с БУХАРИНЫМ, а БУХАРИН со мной.
В первые месяц после прихода БУХАРИНА в редакцию между членами редколлегии возникли споры, каково должно быть дальнейшее направление работы газеты. В этих служебных вопросах я оказался противником БУХАРИНА.
Однажды летом 1934 года БУХАРИН, зайдя ко мне на квартиру, в беседе заявил мне, что наши споры просто комичны в нашем положении. БУХАРИН заявил мне в упор, что знает о моем положении в троцкистско-зиновьевском центре, и я не могу не знать его положения в центре организации правых. Разговор пошел начистоту: БУХАРИН подтвердил мне, что ТОМСКИЙ, РЫКОВ, УГЛАНОВ и он – БУХАРИН – сохранили организацию, в которую входит ряд бывших деятелей профдвижения и хозяйственников, и что организация считает необходимым вести борьбу против руководства ВКП(б) всеми средствами, вплоть до террористических.
При этой же беседе БУХАРИН мне рассказал, что в Академии Наук ему удалось было развернуть вербовочную работу среди научных работников, что арест органами ОГПУ в конце 1932 г. и начале 1933 г. ряда активных участников организации правых, в частности, ЦЕТЛИНА, СЛЕПКОВА и МАРЕЦКОГО, очень отбросил его назад, но что несмотря на это ему снова удалось подобрать неплохие, принципиально твердые кадры, которые сумеют действовать с оружием. Работа в Ленинграде проводится под непосредственным его руководством, и поэтому ему часто приходится отлучаться в Ленинград.
Вопрос: Говорил ли Вам БУХАРИН, как он внешне оформлял свои поездки в Ленинград?
Ответ: В Ленинграде существовал при Академии Наук Институт по истории техники, БУХАРИНУ непосредственно подчиненный. Под видом служебных дел Института и Академии Наук БУХАРИН имел возможность ездить в Ленинград, когда ему этого хотелось.
Вопрос: Называл ли Вам БУХАРИН фамилии этих “принципиально-твердых кадров”, которые он привлек в организацию правых?
Ответ: Нет.
Вопрос: А Вы не интересовались?
Ответ: Понятно, интересовался, но не спрашивал.
Вопрос: Почему?
Ответ: Я считал для себя невозможным спрашивать о конкретных террористах, так же как я не спрашивал о конкретных фамилиях участников организации правых-хозяйственников, которые, как мне в этой же беседе заявил БУХАРИН, занимаются вредительской деятельностью.
Объясняется это следующим: БУХАРИН считал, что, и я с ним в этом был вполне согласен, между троцкистско-зиновьевским блоком и организацией правых должен быть контакт и согласованность в действиях, но дальше – пока идти не надо.
БУХАРИН, насколько я помню, мне буквально заявил следующее: “Троцкисты и зиновьевцы всегда считавшие себя левыми, не приемлют правых вождей, правые не захотят сливаться с троцкистами и зиновьевцами, к которым относятся пренебрежительно. Лучше дело обстоит среди молодежи, где нет противоречий, унаследованных от прошлого. Надо пока что врозь идти и вместе бить, понимая, что в будущем, возможно, придется слиться в одну организацию”.
Вопрос: Непонятно. Почему же фамилии арестованных органами НКВД участников организации правых он считал для себя возможным Вам называть (ЦЕТЛИН, СЛЕПКОВ, МАРЕЦКИЙ)?
Ответ: Во-первых, потому что всех этих лиц я знал лично как старое окружения БУХ, а, во-вторых, речь ведь не шла о том, чтобы специально скрывать фамилии участников организации друг от друга, мы просто не считали нужным говорить друг другу излишние детали. Естественно, что поскольку провал ЦЕТЛИНА, СЛЕПКОВА и МАРЕЦКОГО очень нервировал и заботил БУХАРИНА, он мне о них сказал.
Вопрос: Все-таки непонятно. Не можете же Вы утверждать, что из правых Вы знаете только ЦЕТЛИНА, МАРЕЦКОГО и СЛЕПКОВА. Вы знаете и других правых, и поэтому неизбежно в разговорах с БУХАРИНЫМ речь должна была идти о конкретных людях?
Ответ: Из окружения БУХАРИНА я знал еще АСТРОВА и ГОЛЬДЕНБЕРГА. Из окружения УГЛАНОВА я знал РЮТИНА и КОТОВА. Из окружения ТОМСКОГО я знал ЯГЛОМА и ГИНЗБУРГА.
Возможно, что кроме этих лиц я знал и других правых, сейчас я больше фамилий не припоминаю. Но, насколько я в данный момент припоминаю, из этих фамилий БУХАРИН называл мне только АСТРОВА, арестованного органами НКВД, и то называл он мне его в связи с данным АСТРОВУ разрешением принимать участие в конкурсе на учебник истории СССР.
Вопрос: Вы показываете, что аресты ЦЕТЛИНА, СЛЕПКОВА и МАРЕЦКОГО нервировали и заботили БУХАРИНА. Что Вам говорил об этом БУХАРИН?
Ответ: БУХАРИН мне говорил, что осуждение СЛЕПКОВА и МАРЕЦКОГО его заботит потому, что эти лица вели энергичную организационную работу по созданию террористических групп, и их выбытие потребовало больших усилий для восстановления связи с участниками этих групп.
Арест ЦЕТЛИНА его особенно нервировал потому, что тот рассказал ему после освобождения, что на следствии усиленно интересовались деятельностью его, БУХАРИНА.
Вопрос: Рассказывали ли Вы БУХАРИНУ в эту встречу о деятельности троцкистско-зиновьевской организации?
Ответ: Особенно многого мне БУХАРИНУ не пришлось рассказывать, так как он был к моменту встречи со мной в курсе основных линий, по которым идет работа троцкистско-зиновьевского блока. Я лишь подтвердил в общих чертах, что организация ведет подготовку террористических актов против основных руководителей ВКП(б) и что участники блока, работающие на хозяйственном фронте, ведут под руководством ПЯТАКОВА вредительскую работу. Я также сообщил ему, что поддерживаю непосредственную связь с ТРОЦКИМ, который выдвигает ряд требований к блоку.
Конкретное содержание этих требований ТРОЦКОГО я БУХАРИНУ в эту встречу не развивал, так как не помню, по каким причинам разговор между нами был прерван.
Вопрос: Очевидно, что и БУХАРИН Вам должен был в ответ на это рассказать, как распределялись обязанности в центре правых?
Ответ: Он этого точно не говорил. Однако из наших бесед с ним я понимал, что у правых РЫКОВ и ТОМСКИЙ благодаря своим связям с хозяйственниками больше руководили вредительством, а УГЛАНОВ и он, БУХАРИН, – больше налегали на создание террористических групп и подготовку террористических актов.
Вопрос: Называли ли Вы в эту встречу БУХАРИНУ кого-либо из участников троцкистско-зиновьевской организации?
Ответ: Кто входил в действующий параллельный центр троцкистско-зиновьевского блока, БУХАРИН к моменту встречи со мной уже знал. Старые троцкистские и зиновьевские кадры, продолжавшие являться окружением членов центра, ему также были прекрасно известны. Специально фамилий участников троцкистско-зиновьевской организации я БУХАРИНУ, как и он мне, не называл.
Вопрос: Какое окружение троцкистско-зиновьевского центра было известно БУХАРИНУ?
Ответ: БУХАРИН лично знал окружение ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА, как, например, БАКАЕВА, ЕВДОКИМОВА, КУКЛИНА, ЗАЛУЦКОГО, САФАРОВА и друг<их>.
Из троцкистов он знал: ПРИГОЖИНА, ФРИДЛЯНДА, ЗАЙДЕЛЯ, ТОМСИНСКОГО и друг<их>.
Вопрос: А что Вам говорил БУХАРИН об окружении центра правых?
Ответ: Утверждаю, что кроме названных мною ранее фамилий БУХАРИН мне больше никого не называл.
Вопрос: Присутствовал ли кто-либо при этой вашей беседе с БУХАРИНЫМ?
Ответ: Нет, эта беседа происходила между мной и БУХАРИНЫМ наедине в моей комнате на квартире в Доме Правительства.
Вопрос: Как часто вы после этой встречи с БУХАРИНЫМ возвращались к беседам о вашей и БУХАРИНА контрреволюционной деятельности?
Ответ: Для того, чтобы были понятны мои дальнейшие ответы, я считаю необходимым охарактеризовать взаимоотношения, которые создались между мною и БУХАРИНЫМ после его перехода в “Известия”. Не говоря уже о том, что мы часто встречались и вне служебной обстановки, чаще у меня дома, менее часто у него, почти всегда, когда мы бывали на даче на ст. Сходня и т.д.
Естественно, что при каждой встрече в той или иной мере мы касались в разговорах политических вопросов, обсуждали все политические новости как внутреннего, так и международного характера и, понятно, давали оценки этим новостям с точки зрения перспектив работы троцкистско-зиновьевского блока и организации правых.
Поэтому, вспоминая сейчас все мои беседы с БУХАРИНЫМ о деятельности троцкистско-зиновьевского блока и организации правых, мне очень трудно, я бы даже сказал, невозможно, разграничить эти беседы и укладывать их в рамки определенных встреч.
Я могу вспомнить более или менее точно содержание моих бесед с БУХАРИНЫМ, в моей памяти осталась обстановка отдельных встреч, связанных с какими-нибудь из ряда вон выходящими событиями, либо с присутствием при этих встречах кого-либо.
Более тщательной детализации прошу от меня не требовать.
Вопрос: Расскажите обстановку тех ваших встреч с БУХАРИНЫМ, которые остались в вашей памяти?
Ответ: Начну в хронологическом порядке:
1. Встреча с БУХАРИНЫМ у меня на квартире летом 1934 г., во время которой мы обсуждали директиву ТРОЦКОГО о его контакте с немцами. Эта встреча имела место после июльских событий в Германии, но я не помню точно, была ли она непосредственно вслед за событиями в Германии, либо несколько позднее – после приезда БУХАРИНА из отпуска.
2. Встреча БУХАРИНА со мной в присутствии МРАЧКОВСКОГО. Эта встреча происходила в моем кабинете, у меня на квартире в Доме Правительства. Относится эта встреча приблизительно к ноябрю 1934 года.
Припоминаю, что к моменту приезда ко мне БУХАРИНА МРАЧКОВСКИЙ уже был у меня.
3. Беседы между мной и БУХАРИНЫМ в связи с убийством КИРОВА – первая в его кабинете в “Известиях” через 2-3 дня после убийства и вторая опять в его кабинете в “Известиях” в связи с арестами ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА.
4. Встреча моя и БУХАРИНА, который был у меня на даче в Сходне летом 1935 года, с немецким пресс-атташе БАУМОМ и другим представителем немецких правительственных кругов.
5. Беседа с БУХАРИНЫМ о перспективах фашизма и внешней политики СССР. Эта беседа происходила также на Сходне через несколько дней после встречи с БАУМОМ.
6. Беседа с БУХАРИНЫМ во время прогулки вдвоем на Сходне вскоре после его возвращения из отпуска в 1935 г. Эта беседа происходила в связи с разговором БУХАРИНА с зам<естителем> редактора “Известий” СЕЛИХОМ, когда БУХАРИН выдвинул теорию о двух вариантах политики в 1927 году.
7. Встреча с БУХАРИНЫМ на моей квартире в Москве в первых числах января 1936 г. Эта встреча мне запомнилась в связи с тем, что беседа была посвящена последним директивам Троцкого, особенно директиве о вредительстве в связи со встречей ПЯТАКОВА с ТРОЦКИМ.
8. Беседа с БУХАРИНЫМ о его поездке за границу. Эта беседа происходила после его возвращения из-за границы приблизительно в мае 1936 года на Сходне, когда он ночевал у меня на даче.
9. Беседа с БУХАРИНЫМ у меня на даче на Сходне о июньском пленуме ЦК ВКП(б) 1936 г. в связи с сообщением ЯГОДЫ о раскрытии троцкистско-зиновьевской организации.
Вопрос: Расскажите содержание вашей беседы с БУХАРИНЫМ о директиве ТРОЦКОГО летом 1934 года?
Ответ: Я считал необходимым сообщить БУХАРИНУ содержание директивы ТРОЦКОГО о международном положении СССР и политики блока.
Я сообщил БУХАРИНУ, что получил директиву от ТРОЦКОГО, содержащую совершенно новые моменты. ТРОЦКИЙ, добиваясь продолжения террористической акции, все-таки, видно, считает главным шансом для прихода к власти блока поражение СССР в войне с Германией. Он выдвигает идею сговора с Германией об уступках, которые сделает блок Германии в случае прихода к власти, и извещает нас, что он уже установил контакт с немецким правительством.
БУХАРИН ответил, что центр организации правых после прихода к власти Гитлера многократно обсуждал создавшуюся обстановку, и они, правые, считают, что война и неизбежное поражение СССР создадут наиболее реальную обстановку для прихода к власти блока правых.
Очень важно установить контакт с немцами, чтобы, во-первых, узнать, есть ли у них кроме максимальной программы (раздела СССР) программа минимальная, на которую бы блок мог идти.
Пока это неизвестно, ТРОЦКОМУ опасно вступать в переговоры. Сначала он должен позондировать в Берлине через третьих лиц, не ангажируя себя. Скоропалительность ТРОЦКОГО может привести к компрометации его и организации в СССР, а, следовательно, и их, правых.
Со временем блок может представлять более серьезную силу, чем теперь, и тогда пришло бы время для переговоров. Теперь блок окажется в положении хуже, чем Петлюра, за которым все же стояло массовое кулацкое националистическое движение.
Через несколько дней после этой беседы БУХАРИН, уловив момент, когда мы в его кабинете остались вдвоем, сказал мне, что он передал наш разговор РЫКОВУ и ТОМСКОМУ. Они считают, что ТРОЦКИЙ в основном прав, но что он должен действовать осмотрительно через других лиц.
Вопрос: Говорил ли вам БУХАРИН, когда и где он беседовал с РЫКОВЫМ и ТОМСКИМ?
Ответ: Я ему никогда таких вопросов не ставил. Больше того, я не могу даже утверждать, что он лично говорил и с тем, и с другим. Во всяком случае, из его ответа мне было ясно, что и РЫКОВ, и ТОМСКИЙ ознакомлены с позицией ТРОЦКОГО и с ней в основном согласны.
Вопрос: Расскажите содержание вашей беседы с БУХАРИНЫМ в присутствии МРАЧКОВСКОГО?
Ответ: Перед приходом БУХАРИНА я информировал МРАЧКОВСКОГО о разговоре ЗИНОВЬЕВА со мной весной 1934 года, в котором ЗИНОВЬЕВ проявил известную нерешительность, ставя вопрос, не надо ли замедлить террористическую акцию впредь до выяснения, что означает назначение его после возвращения из ссылки в редакцию журнала “Большевик”.
МРАЧКОВСКИЙ очень ополчился за “бесхарактерность” “литераторов”. В этот момент пришел БУХАРИН. Я ему объяснил причины возмущения МРАЧКОВСКОГО, который начал насмешливо расспрашивать БУХАРИНА – нет ли у него колебаний и не намерен ли он тоже размышлять о пользе или вреде террора после того, когда правые решились вести террористическую акцию.
БУХАРИН ответил, что у правых нет никаких колебаний, но что террор – вещь серьезная, требует серьезной организационной и технической подготовки и выбора момента для действия.
МРАЧКОВСКИЙ пытался узнать у БУХАРИНА подробности о конкретной работе правых по подготовке террористических актов, но БУХАРИН отвечал уклончиво. В частности, МРАЧКОВСКОГО интересовали вопросы, сколько террористических групп у правых и где они находятся.
БУХАРИН на это ответил: “Когда займешь пост главнокомандующего и у нас, тогда узнаешь все”. МРАЧКОВСКИЙ понял, что БУХАРИН на эти вопросы отвечать не хочет, и разговор прекратил.
МРАЧКОВСКИЙ вскоре ушел. После ухода МРАЧКОВСКОГО БУХАРИН бросил реплику: “МРАЧКОВСКИЙ по-прежнему партизан и пистолет и думает, что достаточно взвинчивать людей – и дело в шляпе. Дело идет не об одном удачном покушении, а о приходе к власти. Тут дело должно быть и технически серьезно подготовлено, и момент избран такой, чтобы можно было надеяться на удачу. Один фальшивый выстрел может все испортить.
Вопрос: Каково содержание вашей беседы с БУХАРИНЫМ в связи с убийством С.М. КИРОВА?
Ответ: Первые дни после убийства КИРОВА ни я, ни БУХАРИН почти не выходили из редакции, но так как в кабинете БУХАРИНА происходили систематические совещания с сотрудниками, то только на третий либо четвертый день после убийства нам удалось остаться наедине в его кабинете и поговорить.
Фамилии НИКОЛАЕВ ни я, ни БУХАРИН не знали, но так как к тому времени нам уже было известно, что он член партии, мы были уверены, что это участник одной из террористических групп троцкистско-зиновьевской организации либо организации правых.
Мы обменивались мнениями насчет возможных последствий убийства. Ясно было, что никакого изменения в политике ВКП(б) оно вызвать не может, ясно было, что никакого замешательства в народных массах оно не вызвало, а, наоборот, сплотило его вокруг ЦК, т.е. ясно было, что оно не приблизило блока к власти. Наоборот, надо было опасаться, что следственным властям удастся вскрыть существование террористических организаций и дойти до их центра.
БУХАРИН делал из этого вывод, что или надо будет, учитывая урок убийства КИРОВА, ликвидировать террористическую акцию, или перейти к серьезнейшей подготовке удара по целой группе руководителей.
Я не скрываю, что, судя по его растерянности, у меня создалось впечатление, что он склоняется к ликвидации.
Однако уже после похорон КИРОВА он сообщил мне, что ТОМСКИЙ и РЫКОВ считают главным уроком ленинградского убийства необходимость отказа от террористической партизанщины и необходимость выработки общего плана действия и серьезного обеспечения его выполнения.
Вопрос: На предыдущих допросах вы показывали, что и ДРЕЙЦЕР, и МРАЧКОВСКИЙ вас информировали о деятельности террористических групп по подготовке убийства С.М. КИРОВА в Ленинграде. Как же вы могли не знать НИКОЛАЕВА?
Ответ: Я уже показывал на предыдущих допросах и сейчас снова подчеркиваю, что и ДРЕЙЦЕР, и МРАЧКОВСКИЙ, информируя меня о том, что в Ленинграде имеется ряд террористических групп, которые ведут активную подготовку террористического акта против КИРОВА, никогда не называли мне фамилий участников этих групп.
Очевидно, аналогичное положение было и у БУХАРИНА, почему он в разговоре со мной и допустил даже, что убийство совершено участником организации правых.
Вопрос: Передавая вам мнение ТОМСКОГО и РЫКОВА насчет продолжения террористической борьбы, говорил ли БУХАРИН о его позиции в этом вопросе?
Ответ: Когда он мне передавал мнение ТОМСКОГО и РЫКОВА, он одновременно заявил, что это точка зрения центра правых, и никаких колебаний уже не высказывал.
Вопрос: А как вы, РАДЕК, отнеслись к решению центра правых?
Ответ: Я считал, что убийство КИРОВА подводит итоги двухлетнему периоду деятельности блока и что в сумме получился полный провал. Новое положение требует полного пересмотра дальнейшей тактики.
В связи с большими арестами троцкистов и зиновьевцев я считал для себя первую половину 1935 г. опасным связываться с кем-либо из членов центра и поэтому вопросов дальнейшей тактики ни с кем из них не обсуждал.
Во всяком случае, для меня было ясно, что правые резонно говорят, что партизанщина в террористической деятельности не имеет никакого смысла.
Вопрос: Расскажите содержание вашей беседы с БУХАРИНЫМ в связи с посещением вас БАУМОМ?
Ответ: Я уже показывал на допросе от 6/XII-с<его> г<ода>, что весной 1935 г. я вел переговоры с немецким пресс-атташе БАУМОМ, который проверял у меня, представляет ли ТРОЦКИЙ в действительности организацию в СССР.
Так как разговор БАУМА со мной происходил на дипломатическом приеме, и поэтому мой ответ, несмотря на его определенность, был очень кратким. БАУМ пытался встретить меня еще раз, вероятно для того, чтобы добиться более подробных переговоров и получить подтверждение тех условий, которые были разработаны немцами с ТРОЦКИМ.
Не добившись свидания в городе (выяснив, что я живу на Сходне), БАУМ без предупреждения летом 1935 г. нагрянул ко мне на Сходню и привел с собой находившегося тогда в какой-то командировке в Москве советника президента Восточной Пруссии КОХА (фамилии советника я не помню).
Я и БУХАРИН в это время сидели на веранде моей дачи. Помнится мне, что БУХАРИН в это время сидел без рубашки. Не имея никаких полномочий ни от центра, ни от ТРОЦКОГО на ведение каких бы то ни было переговоров и не считая БАУМА человеком, достаточно авторитетным для таких переговоров, я решил с ним переговоров не вести.
Кроме того, советник президента КОХА, о котором я указал выше, мне был совершенно неизвестен, и я не хотел в его присутствии вести подобные переговоры.
Не желая открыто ему этого сказать, я избрал как форму отказа очень острую характеристику гитлеровского режима, в чем мне помогал БУХАРИН.
БАУМ, поняв, что я с ним говорить не хочу, скоро уехал.
После отъезда БАУМА я БУХАРИНУ рассказал о предыдущем зондаже БАУМА, добившегося подтверждения, что ТРОЦКИЙ ищет контакта с Германией от имени блока, и о значении его посещения. Я рассказал БУХАРИНУ также, в какой мере я подтвердил тогда немцам существование блока.
БУХАРИН считал, что я правильно поступил, не допустив развернутых разговоров с БАУМОМ, мотивируя свою точку зрения следующим образом: “Во-первых, безумно вести такие переговоры в Москве и что, во-вторых, блок и правые в результате убийства КИРОВА дальше значительно от власти, чем даже в 1934 году”.
Я сказал БУХАРИНУ: “ТРОЦКИЙ, вероятно, не будет нам благодарен за такой разговор”.
БУХАРИН ответил: “Ты бы ему посоветовал прекратить эти связи, которые, пока мы не у власти, могут только скомпрометировать дело”.
Вопрос: БАУМ предупреждал вас о том, что он приедет к вам на Сходню?
Ответ: Нет, не предупреждал.
Вопрос: Почему же он считал возможным приехать к вам на дачу без предупреждения и к тому же с советником КОХА?
Ответ: Видно, в Берлине поручили БАУМУ вступить со мной в более подробные разговоры. Поскольку БАУМУ никак не удалось связаться со мной в Москве, он решил проявить ретивость и прибыл на Сходню без всякого предупреждения, захватив с собой и советника КОХА.
Вопрос: Все же непонятно. Каким образом пресс-атташе немецкого посольства в Москве мог позволить себе без приглашения и тем более без предупреждения явиться к вам на дачу, а больше того, захватить с собой такую одиозную фигуру, как советник президента Восточной Пруссии КОХА. Очевидно, ваши отношения с БАУМОМ были таковы, что он мог позволить себе подобное поведение. Как это объяснить?
Ответ: Незачем скрывать, что мой разговор с БАУМОМ на дипломатическом приеме, когда я ему подтвердил существование троцкистско-зиновьевского блока, был для него достаточным основанием не церемониться со мной. Я понял тогда же, что немцы уже кладут ноги на стол, в частности, и по этой же причине я не хотел вступать с ним в переговоры.
Вопрос: В таком случае объясните, как должен был понять ваше поведение БАУМ?
Ответ: Он должен был понять, что прежде, чем являться ко мне на дачу, надо спросить у меня разрешения.
Кроме того, он должен был понять, что неизвестный мне советник КОХА не сможет быть свидетелем таких разговоров.
Наконец, он должен был понять, что с блоком и его представителями надо считаться, ибо не только блок заинтересован в поддержке немецкого правительства, но и немецкое правительство в поддержке блока.
Вопрос: Каково содержание вашей беседы с БУХАРИНЫМ о перспективах фашизма и внешней политики СССР?
Ответ: Через несколько дней после посещения БАУМА, когда БУХАРИН приехал на Сходню, мы во время прогулки вернулись к вопросу об отношении к Германии.
БУХАРИН начал с принципиальных рассуждений о фашизме. БУХАРИН говорил, что укрепление итальянского фашизма, победа германского фашизма, нарастание фашистских тенденций в других капиталистических странах, особенно так называемый “эксперимент Рузвельта”, полностью подтверждает его правоту об организованном капитализме.
БУХАРИН говорил, что фашизм создает не только единство политической воли крупной буржуазии, но он неминуемо приводит к попыткам организации капиталистического хозяйства в национальных рамках под контролем государства.
Итальянская промышленность и банки уже представляют собой в значительной мере прямо организованный капитализм.
Попытка ГИТЛЕРА также достигла по этому пути больших результатов. То, что вильгельмовской Германии пришлось создавать во время войны с таким трудом, ГИТЛЕР провел теперь даже в мирной обстановке. Он не только подчиняет контролю фашистского государства тресты и банки, но он создает или усиливает в зависимости от интересов военной подготовки целые мощные отрасли промышленности; например, ему удалось развернуть авиационную, автомобильную и химическую промышленность. Фашистское государство перемещает в общих интересах буржуазии производительные силы, направляя поток капитала и людей соответственно своим интересам.
Указывая на договоры Германии с венгерскими помещиками о внедрении в Венгрии культуры сои для снабжения Германии жирами в случае войны, БУХАРИН из этого делал вывод, что организованный капитализм такого мощного центра, как Германия, делает из политических союзов рычаг капиталистического хозяйства.
Все это кончится мировой войной, т.е. восстановлением капиталистической анархии на более высоком уровне, но пока что: во-первых, очень усиливает страны организованного капитализма, а во-вторых, не исключена такая возможность, что капиталистическим странам удастся избегнуть временно войны между собой и повернуть все империалистические тенденции против СССР и Китая.
Тогда в общекапиталистический котел попали бы такие жирные куски, как СССР и Китай, что империалистическим государствам не пришлось бы драться за обглоданную кость, и реальностью стало бы то временное соглашение капиталистов, возможность которого теоретически признана.
Но что такое “временно” в историческом смысле? Это может быть и двадцать лет.
Из этих свои положений БУХАРИН делал выводы о той линии внутренней и внешней политики, которую, по его мнению, должен вести и за которую должен бороться блок после прихода к власти.
БУХАРИН говорил следующее:
“Если бы мы имели гарантированный мир на 10 лет, то мы бы, вероятно, смогли развернуть нашу промышленность до таких размеров, что она бы гарантировала зажиточную жизнь для рабочих и колхозников, т.е. мы бы добились такого удовлетворения народных нужд, что могли бы принять бой с фашизмом с шансами на победу.
Но Германия и Япония закончили план своих вооружений, и война может начаться каждый день.
Мы в нее входим с усиленной промышленностью, но она не будет работать бесперебойно, ибо она молодая промышленность. Мы входим в войну с недостаточными кадрами молодых техников, с недостаточным транспортом, с неокрепшими колхозами и с неудовлетворенным населением.
Надежда на помощь империалистической Франции и на английский нейтралитет – есть иллюзия. Поэтому война кончится неминуемо поражением СССР. Избегнуть поражения СССР можно только внутренним отступлением и соглашением с наиболее опасными противниками, т.е. с Германией, Японией, в крайнем случае, хотя бы только с Германией. Во имя этого соглашения надо идти на далеко идущие уступки германскому фашизму, дать ему средства для экспансии на Юго-Восток, а не на Восток и средства для борьбы с другими империалистическими державами.
Понятно, в тот момент, когда блок, пришедший к власти, допустил бы в той или другой форме немецкий капитал к участию в эксплуатации природных сил СССР, это бы предопределило создание в СССР частной торговли и возрождение мелкобуржуазного хозяйства.
Значительная часть колхозов разлеталась бы. Вокруг немецких предприятий зашевелились бы частные посредники, скупщики и поставщики продовольствия и сырья. НЭП начал бы разворачиваться заново, и спасением было бы не утешаться иллюзиями, а не бояться отступления назад к капитализму до момента начала мировой войны между империалистами”.
Вопрос: Говорил ли вам это БУХАРИН от имени центра правых либо как свою личную точку зрения?
Ответ: Я его об этом не спрашивал. В вопросе о перспективах фашизма его мнение было для меня более авторитетным, чем мнение РЫКОВА и ТОМСКОГО.
Вопрос: Как вы реагировали на развитую БУХАРИНЫМ перспективу?
Ответ: Я не вступал с БУХАРИНЫМ в дискуссию насчет организованного капитализма. Я лишь ответил ему, что согласен с его мнением, что избегнуть войну блок после прихода к власти сможет, только идя на значительные уступки Германии, так как иначе он бы не удержался у власти.
Вопрос: Что за беседа была у вас с БУХАРИНЫМ, связанная с зам<естителем> редактора газеты “Известия” СЕЛИХОМ?
Ответ: БУХАРИН обмолвился в присутствии своего зам<естителя> редактора СЕЛИХА о линии правых 1928-29 г.г. как более осторожной, чем линия ЦК. Так как СЕЛИХ немедленно запротестовал против этого, говоря, что дело шло не об осторожности или напористости, а о классовом характере политики правых – защите кулака, – БУХАРИН отступил и заявил, что он согласен с СЕЛИХОМ.
Я увидел, что СЕЛИХ встревожился.
При ближайшей встрече с БУХАРИНЫМ на Сходне я сказал ему, что он неосторожен. БУХАРИН развил мне в ответ теорию, что, по существу-то, он прав, но он согласен, что говорить этого не следовало.
Он заявил мне: “В 1928-29 г.г. налицо были два варианта политики. Тот, который он представлял, состоял в стремлении взять кулака измором через кредит, кооперацию, налоги, ограничение его эксплуататорских тенденций при одновременном строительстве добровольных колхозов с тем, чтобы перейти в прямое наступление, когда промышленность даст достаточно мощные рычаги. Это был более длинный путь, но он привел бы к социализму. Поэтому упрек, что правые вели кулацкую политику – необоснован.
Второй вариант – это была сталинская политика – политика лобовой атаки. Она дала большие результаты в промышленности, но в деревне создала положение, которое нельзя считать окончательным. Большинство колхозов держится на принуждении, и напряжение в деревне еще громадное. В случае войны оно будет источником пораженческих настроений или индифферентности крестьянства. В случае поражения крестьянство поставит вопрос об изменении политики в деревне”.
Я посоветовал БУХАРИНУ при первой возможности в газете отказаться от теории двух вариантов, являющейся ниточкой [1], при помощи которой можно разоблачить его как неразоружившегося правого. Он это сделал в конце 1935 г. или в начале 1936 г., освещая экономическую политику ЦК (эта статья стала, как известно, предметом нападений со стороны СТЕЦКОГО).
Вопрос: Что вы рассказывали БУХАРИНУ о программных директивах ТРОЦКОГО и встрече ПЯТАКОВА с ТРОЦКИМ?
Ответ: Так как последние директивы ТРОЦКОГО, а особенно разговор ПЯТАКОВА с ТРОЦКИМ поставил центр троцкистско-зиновьевского блока перед необходимостью принятия нового решения, насчет которого в самом центре не было еще никакого сговора, я был очень осторожен в информации своей БУХАРИНУ.
Я сказал ему, что ТРОЦКИЙ, по-видимому, пошел дальше в своих переговорах с Германией, чем мы в Москве думали, что когда получим подробные сведения, то я его проинформирую. Этим я имел в виду информировать его после совещания, которое мы намеревались созвать. БУХАРИН, по-видимому, понял, что в этих директивах что-то неладное, и спросил меня, не возникли ли какие-либо разногласия в центре. Я перевел тогда разговор на вредительство и сказал ему, что некоторые из членов центра имеют сомнения насчет правильности применения вредительства.
Тогда он сообщил мне, что считает вредительство мерой малоэффективной, назвав это “укусами мухи слона”, но что у правых победила точка зрения на вредительство.
Центр троцкистско-зиновьевского блока сугубо конспирировал последние директивы ТРОЦКОГО и подготовку совещания. Поэтому я избегал разговоров с БУХАРИНЫМ по этому вопросу.
Говорили ли другие члены центра об этом с ТОМСКИМ либо РЫКОВЫМ, я не знаю.
Выезд БУХАРИНА весной в 1936 г. за границу прервал на некоторое время наши встречи и избавил меня от его расспросов.
Вопрос: А что вам рассказывал БУХАРИН о своей поездке за границу?
Ответ: Из перспектив восстановления капиталистических элементов в СССР правые, по сообщениям БУХАРИНА, делали вывод о необходимости сближения с меньшевиками и эсерами.
Когда весной 1936 года он был командирован за границу для переговоров о покупке части архива Маркса, находящегося в руках II Интернационала, и легально встретился с Ф.И. ДАНОМ, он – по поручению центра правых, как он мне сообщил после своего возвращения, – информировал этого последнего о существовании троцкистско-зиновьевского блока, о существовании организации “правых”, об их программе и предложил ДАНУ, чтобы ЦК меньшевиков дал инструкции своим наиболее доверенным представителям в СССР войти в контакт с ним – БУХАРИНЫМ, ТОМСКИМ и РЫКОВЫМ.
ДАН обещал БУХАРИНУ переговорить об этом с другими членами ЦК меньшевиков. Связался ли кто-нибудь от ЦК меньшевиков с БУХАРИНЫМ – мне неизвестно, так как БУХАРИН мне об этом ничего не говорил.
БУХАРИН также просил ДАНА на случай провала “блокистов” в СССР организовать кампанию их защиты через II Интернационал. Именно этим и объясняется выступление II Интернационала в защиту первого центра блока троцкистско-зиновьевской организации.
Вопрос: Какой разговор был у вас с БУХАРИНЫМ после июньского пленума ЦК ВКП(б)?
Ответ: Так как я не присутствовал при сообщении ЯГОДА о раскрытии троцкистско-зиновьевского блока, то БУХАРИН передал мне содержание этого сообщения. Он говорил мне о разоблачении троцкистско-зиновьевского блока. Сильно беспокоило БУХАРИНА сообщение ЯГОДА об аресте группы сотрудников Академии Наук в Ленинграде, которых он характеризовал как лиц, хорошо ему известных.
Из фамилий, которых он называл, мне запомнились БУСЫГИН и КОШЕЛЕВ. Я указал ему, что это создает опасность провала параллельного центра и, вероятно, и центра правых.
БУХАРИН со мной согласился и ответил, что он не понимает, почему ЯГОДА назвал БУСЫГИНА и КОШЕЛЕВА как зиновьевцев, ибо ему – БУХАРИНУ хорошо известно, что они никогда зиновьевцами не были, и что эти люди имеют отношение к нему – БУХАРИНУ.
Это обстоятельство его сильно беспокоило, но он все же считал, что дело до ареста членов центра не дойдет. Исходил при этом БУХАРИН из того, что на пленуме ни о параллельном центре, ни о правых не говорилось.
Это давало основание нам обоим надеяться, что, даже признав свою вину, члены первого действующего центра троцкистско-зиновьевского блока нас не выдадут.
На процессе же, насколько нам было известно, никто, кроме КАМЕНЕВА, не давал показаний о существовании организации правых, и поэтому БУХАРИН думал, что других данных о нем у следственных органов нет.
Вопрос: Это неверно. К моменту появления в прессе сообщения прокуратуры у БУХАРИНА были основания считать, что его выдал не только КАМЕНЕВ.
Ответ: Мне эти основания неизвестны. БУХАРИН мне говорил именно так, как об этом я показал.
Вопрос: Разве БУХАРИН вам не говорил, что до появления в прессе сообщения Прокуратуры ему была дана очная ставка с СОКОЛЬНИКОВЫМ?
Ответ: Нет, этого он мне не говорил.
Вопрос: Это неправдоподобно. Вы поддерживали организационную связь с БУХАРИНЫМ, вы взаимно информировали друг друга о работе, которую проводят против ВКП(б) и советской власти возглавляемые вами организации. Вы советовались друг с другом, оценивая личное положение каждого из вас в связи с раскрытием первого центра блока.
Как же мог БУХАРИН не поставить вас в известность, что его изобличал на очной ставке СОКОЛЬНИКОВ?
Ответ: Однако я утверждаю, что это было именно так.
Вопрос: Чем же вы это объясняете?
Ответ: Объяснить мне это очень трудно. Мне самому непонятно, как это БУХАРИН мне не сказал о том, что ему была дана очная ставка с СОКОЛЬНИКОВЫМ.
Сейчас я могу высказать только предположение, почему он так поступил.
Я сейчас припоминаю, что БУХАРИН неоднократно интересовался, вызывали ли меня в ЦК ВКП(б) либо к ВЫШИНСКОМУ. Я ему отвечал отрицательно. Возможно, что БУХАРИН, прошедший очную ставку, решил, что таковая была и у меня, но я это перед ним скрываю, и поэтому в ответ не рассказал мне и о своей очной ставке.
Возможно и другое: БУХАРИН поверил, что меня никуда не вызывали. Зная, что СОКОЛЬНИКОВ сознался, он понял, что мне ареста не избегнуть, сам он после сообщения прокуратуры считал, что следствие в отношении его дальше вестись не будет, и поэтому мне об очной ставке не говорил, чтобы меня не огорчать.
Протокол с моих слов записан правильно, мною прочитан.
ДОПРОСИЛИ:
ЗАМ. НАЧ. 4 ОТДЕЛА ГУГБ
СТАРШИЙ МАЙОР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – Б. БЕРМАН.
ОПЕРУПОЛН. 3 ОТД. 4 ОТДЕЛА ГУГБ
МЛ. ЛЕЙТ. ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – АЛЬТМАН.
Верно:
СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР 8 ОТДЕЛА ГУГБ
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: Голанский (ГОЛАНСКИЙ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 265, Л. 5-36.
[1] В тексте – “ниточной”.
