СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)
тов. СТАЛИНУ.
Согласно наших указаний УНКВД Западно-Сибирского края были арестованы МУРАЛОВ 23/III-1936 г., БОГУСЛАВСКИЙ 5/VIII-1936 г., СУМЕЦКИЙ 27/IV-1936 г., ДРОБНИС 6/VIII-1936 г., создавшие троцкистскую контрреволюционную организацию в крае.
По указанию МУРАЛОВА в период 1931- 1935 г.г. организацией было создано несколько террористических групп, во главе которых стояли:
ШЕСТОВ А.А., б<ывший> член ВКП(б) с 1918 г., в 1936 г. исключен как троцкист, работал управляющим Салаирским цинковым рудником;
ХОДОРОЗЕ [1] И.Е., б<ывший> член ВКП(б) с 1919 года, исключен в 1927 году как троцкист, работал до 1935 г. в качестве зав<едующего> группой заготовок в Управлении Томской жел<езной> дороги;
ЕЖОВ С.И., горный инженер, б<ывший> член ВКП(б) с 1920 по 1935 год, исключен как троцкист, в 1928-29 г.г. отбывавший ссылку за контрреволюционную деятельность;
ФРАНКОНТЕЛЬ С.Е., б<ывший> член ВКП(б) с 1924 года по 1928 год, исключен как троцкист, в 1928 г. бежал из ссылки и находился на нелегальном положении, в 1930 году был вновь арестован и заключен в Верхнеуральскую тюрьму, в 1934 г. отбывал ссылку в Иркутске, до ареста работал главным инженером Сельэлектро крайзу.
ШЕСТОВ, протоколы <допроса> которого от 30 августа и 7 сентября с<его> г<ода> при сем прилагаю, показал о своей связи с ПЯТАКОВЫМ, И.Н. СМИРНОВЫМ и о своих встречах в 1931 г. в Берлине с СЕДОВЫМ.
В результате полученных указаний от ПЯТАКОВА, СМИРНОВА и СЕДОВА ШЕСТОВ установил связь с МУРАЛОВЫМ и приступил к террористической и вредительской работе в Кузбассе.
Из указаний И.Н. СМИРНОВА и СЕДОВА, которые ими давались ШЕСТОВУ, и из непосредственных разговоров с ним ПЯТАКОВА совершенно очевидна огромная роль ПЯТАКОВА в деятельности организации.
При возвращении из-за границы в конце 1931 г. ШЕСТОВ получил от СЕДОВА в Берлине два письма к ПЯТАКОВУ и МУРАЛОВУ, заделанные в ботинки. Эти письма он по приезде в СССР лично каждому из них вручил.
Особого внимания заслуживают показания ШЕСТОВА, показывающие, с каким исключительным цинизмом ПЯТАКОВ, давая ему задание на подготовку террористических актов и на организацию вредительства в Кузбассе, политически обосновывал необходимость срыва политики партии на индустриализацию страны.
ШЕСТОВ А.А. показал, что во исполнение полученных им указаний, он в 1934 году с одобрения МУРАЛОВА подготавливал убийство тов. МОЛОТОВА во время посещения им Кузбасса. С этой целью управление автомашиной, возившей т.т. МОЛОТОВА и ГРЯДИНСКОГО было поручено участнику организации АРНОЛЬДУ, зав<едующему> гаражом рудоуправления, согласившемуся пожертвовать собой и устроить автомобильную катастрофу. АРНОЛЬД осуществил намеченный план, но машина, опрокинувшись набок, не причинила никому вреда.
При проверке этот факт подтвердился.
Весьма характерным является и другой факт. Осенью 1933 г. по поручению ШЕСТОВА участниками организации ЧЕРЕПУХИНЫМ и АРНОЛЬДОМ был убит инженер БОЯРШИНОВ [2], который намерен был сообщить в ОГПУ о фактах вредительской работы на рудниках.
БОЯРШИНОВА подкараулили и, когда он проезжал на пролетке около переезда через железную дорогу, в узком месте пустили на него автомашину, ударившую в бок пролетки с такой силой, что он был убит.
Арестованный участник организации БЕРМАНТ, быв<ший> нач<альник> административно-хозяйственного отдела Цудотранса, привезенный БОГУСЛАВСКИМ на должность пом<ощника> директора завода № 153, показало своем намерении стрелять в т. КАГАНОВИЧА на совещании в Наркомпути весной 1936 года.
При обыске у БЕРМАНТА обнаружено 3 револьвера и патроны, привезенные им для террористов по специальному заданию БОГУСЛАВСКОГО.
Одновременно руководителями других террористических груш – ЕЖОВЫМ, ХОДОРОЗЕ и ФРАНКОНТЕЛЕМ готовилось убийство тов. ЭЙХЕ.
Арестованный участник организации ЛЕОНОВ Иван, быв<ший> член ВКП(б) с 1920 г., исключен как троцкист, зам<еститель> директора Беловского цинкового завода Кузбасса, показал, что в 1931 году вошел в состав боевой террористической группы, созданной МРАЧКОВСКИМ и ДРЕЙЦЕРОМ, был в курсе проводившейся объединенным троцкистско-зиновьевским центром подготовки террористических актов и дал согласие лично стрелять в т. СТАЛИНА.
В 1933 году при выезде в Кузбасс ЛЕОНОВ получил задание создать тем грушу для совершения террористических акта над членами. Политбюро, приезжающими в Кузбасс на рудники.
Заслуживают также внимания показания ШЕСТОВА о конкретной работе по дезорганизации и вредительству на шахтах Кузбассугля.
Это подтверждается также допросом ЕЖОВА, показавшего, что перед отъездом в Кузбасс в январе 1932 года он лично получил от СМИЛГИ прямую директиву вести разрушительную работу на шахтах. Приехав в Кузбасс, ЕЖОВ С.И. вскоре же установил связь с ранее известными ему троцкистами, служившими на шахтах, и через них организовал несколько вредительских групп, а именно:
на Ленинском руднике в составе главного инженера ОЛЕШКО, помощника – ХОРОШКО, главного инженера шахты “Д” – ФЕСЕНКО, инженера Журинского комплекса того же рудника ЗОЛОТОВА и др<угих>;
на Анжеро-Судженском руднике в составе горного инженера ПЛЕШКОВА, инженера ОЛЬВОВСКОГО, управляющего ШЕСТОВА и др<угих>;
на Прокопьевском руднике через ШВЫРКОВА.
Указанные лица получили от ШЕСТОВА и ЕЖОВА С.И. следующие задания:
1) задерживать ход подготовительных работ по шахтам;
2) так организовать выемку угля, чтобы иметь максимальные потери;
3) по ряду шахт так организовать проходку новых штреков, чтобы сорвать угледобычу и создать напрасную затрату средств и сил;
4) создать повышенную аварийность ответственных механизмов путем непринятия необходимых мер к созданию нормальных условий для их эксплуатации.
Поименованные выше троцкисты провели на шахтах разрушительную работу, значительно сократившую добычу угля на Кузнецком бассейне.
Кроме того, и ШЕСТОВ, и ЕЖОВ завербовали для вредительской работы главного инженера Кузбассугля СТРОИЛОВА, который к этому времени имел организованную им к.-р. вредительскую группу из числа инженеров Кузбассугля.
Установлено также, что вскрытые в Томске троцкистские группы среди студентов Томского университета, Горного и Индустриального институтов были связаны через ЕЖОВА с краевой организацией троцкистов.
По телеграфному сообщению УНКВД Западно-Сибирского края, БОГУСЛАВСКИЙ также дал показания о своей контрреволюционной террористической деятельности.
Дальнейшее следствие направлено на выявление и арест в первую очередь всех террористов и участников вредительской деятельности организации.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Г. Ягода (Г. ЯГОДА)
14 сентября 1936 года
№ 57688
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 239, Л. 96-100.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ШЕСТОВА, Алексея Александровича, –
от 30-го августа 1936 года.
Вопрос: Вы арестованы за активную контрреволюционную троцкистскую работу. Признаете себя виновным?
Ответ: Нет, не признаю. Я бывший рабочий, происхожу из рабочей семьи, с 1918 г. в партии, всегда активно на практике боролся за генеральную линию партии. В 1926 г. я несколько месяцев был троцкистом, за это я готов понести любое наказание.
Вопрос: Повторяем. Следствию известно, что с 1926 г. Вы не прекратили активной контрреволюционной работы до момента ареста. Требуем правдивых показаний.
Ответ: Мне нечего показывать. Я с конца 1926 г. навсегда порвал с троцкизмом и с тех пор боролся на практике с троцкистами.
Вопрос: Когда Вы примкнули к троцкистам?
Ответ: Еще в 1923 г. в Московском рабфаке им. Артема я примыкал к троцкистам и был связан с ВАСЮТА и ГАЕВСКИМ. В 1926 г. ГАЕВСКИЙ связал меня с троцкистом-организатором Замоскворецкого р<айо>на Маном НЕВЕЛЬСОН<ОМ>. Кроме того, я тогда же имел связь с троцкистами: ШТЫКТОЛЬД<ОМ>, СИРОТА, ЧЕРЕДНИЧЕНКО, ЩЕРБАКОВЫМ.
Вопрос: КИЕВЛЕНКО Вы знаете?
Ответ: Нет, не знаю.
Вопрос: Неправда. Вы имели связь с троцкистами КИЕВЛЕНКО и ШМИДТ<ОМ>?
Ответ: Верно, с ШМИДТ<ОМ> и с КИЕВЛЕНКО я тоже был связан.
Вопрос: Какие поручения Вам давала к.-р. троцкистская организация?
Ответ: Я занимался только техникой, мне была поручена подпольная кустарная типография. Я размножал троцкистскую литературу.
Вопрос: От кого Вы получали литературу для размножения?
Ответ: Я получал рукописи видных троцкистов, иногда рукописи и ТРОЦКОГО от НЕВЕЛЬСОНА.
Вопрос: А НЕВЕЛЬСОН с кем был связан из троцкистского руководства?
Ответ: НЕВЕЛЬСОН был лично связан с И.Н. СМИРНОВЫМ и ТРОЦКИМ.
Вопрос: Вы лично со СМИРНОВЫМ и ТРОЦКИМ имели конспиративные встречи?
Ответ: Никогда, не приходилось.
Вопрос: А они Вас знали?
Ответ: Они знали от НЕВЕЛЬСОНА, что размножаю литературу я.
Вопрос: Вы ведали подпольной троцкистской типографией. Правильно?
Ответ: Да, ведал подпольной типографией.
Вопрос: Какую еще подпольную работу Вы вели?
Ответ: Никакой. Мне из конспирации другая работа была запрещена.
Вопрос: На подпольных собраниях Вы бывали?
Ответ: Только на двух.
Вопрос: Когда, где?
Ответ: Осенью 1926 г. в квартире ШТЫКГОЛЬДА, где-то в Бауманском районе, и на чьей-то квартире на Петровке, там выступал с докладом ПЯТАКОВ.
Вопрос: С кем из членов подпольной троцкистской организации Вы встречались с тех пор?
Ответ: Ни с кем абсолютно. Вскоре после провала выступления ТРОЦКОГО на заводе “Авиаприбор” я заявил НЕВЕЛЬСОНУ, что от работы отхожу, и с тех пор никогда ни с кем не встречался.
Вопрос: С НЕВЕЛЬСОНОМ когда Вы встречались в последний раз?
Ответ: Числа 17 ноября 1926 года я зашел к нему, чтобы заявить, что от работы отхожу, и спрашивал, кому передать оставшуюся литературу.
Вопрос: Что Вам ответил НЕВЕЛЬСОН?
Ответ: Это было после известной декларации троцкистов о прекращении подпольной работы. НЕВЕЛЬСОН мне тогда сказал, что декларация – маневр. Поражение временное. Хотя объявлено о роспуске организации, но на деле организацию нужно укреплять, кадры беречь и готовиться к новой более активной борьбе.
Вопрос: А Вы что ответили?
Ответ: Я ответил, что я болен. Действительно, я тогда был очень болен и собрался выехать из Москвы.
Вопрос: НЕВЕЛЬСОН настаивал на продолжении Вами работы?
Ответ: Настаивал. Он мне поручал заведывать кассой взаимопомощи пострадавшим троцкистам и их семьям. Даже нажимал на меня, заявив, что это дело мне лично поручает СМИРНОВ И.Н.
Вопрос: Вы согласились?
Ответ: Нет, отказался. Я заявил, что от троцкистской работы отхожу.
Вопрос: Вы что, опубликовали в печати об отходе от троцкистов?
Нет: Нет, не опубликовывал. Я считал, что это не важно.
Вопрос: Какую троцкистскую к.-р. работу Вы проводили после этого?
Ответ: Никакой. Повторяю, что с троцкистами я порвал навсегда. После этого я уехал из Москвы, работал в качестве управляющего Товарковским рудником в Подмосковном бассейне, Черемховским в Восточной Сибири и Прокопьевским шахтстроем и Анжеро- Судженским рудником в Кузбассе. Везде я сам активно боролся с троцкистами.
Вопрос: Вы к суду привлекались?
Ответ: Да, в 1935 году.
Вопрос: За что?
Ответ: Мне предъявлялось обвинение в том, что я в качестве управляющего Анжеро-Судженским рудником не выполнил план угледобычи рудника и привел рудник к тяжелому финансовому прорыву.
Вопрос: Чем кончилось дело?
Ответ: Мне удалось полностью оправдаться.
Вопрос: В чем еще обвинялась администрация Анжеро-Судженским рудником за тот период, когда Вы были управляющим?
Ответ: Обвинялся не я, а мой заместитель ПЛЕШКОВ. Он обвинялся в том, что имело место засорение рудника классово-чуждым элементом, и в бюрократическом методе руководства.
Вопрос: ПЛЕШКОВА Вы назначили своим заместителем?
Ответ: ПЛЕШКОВ был назначен приказом Кузбассугля.
Вопрос: Вы ПЛЕШКОВА знали до назначения на работу к Вам?
Ответ: Да, знал по работе в Кузбассугле.
Вопрос: ПЛЕШКОВ был назначен против Вашего желания?
Ответ: Нет, я был согласен на назначение ПЛЕШКОВА.
Вопрос: О каком классово-чуждом элементе на Анжерском руднике шла речь?
Ответ: В обвинении ПЛЕШКОВУ указывалось, что на руднике работали: бывший участник концессии ОЛЬВОВСКИЙ, несколько бывших вредителей и офицеров, а также троцкисты: СЕРБИНОВИЧ, СИКОРА, ШУМАХЕР и еще кто-то.
Вопрос: До работы в Анжерке Вы знали ОЛЕШКО и ОЛЬВОВСКОГО. Вы их пригласили на работу в Анжерку?
Ответ: ОЛЬВОВСКОГО я знаю, кажется, с 1918 года, ОЛЕШКО с 1926 года – по Москве. Я пригласил на работу только ОЛЬВОВСКОГО.
Вопрос: А ПЛЕШКОВ член троцкистской к.-р. организации?
Ответ: О том, что он троцкист, я узнал после его исключения из партии и снятия с работы.
Вопрос: Вы показываете ложно. Вы являлись руководителем троцкистской к.-р. организации в Анжерке. Требуем показаний о Вашей практической к.-р. работе?
Ответ: Я вынужден признать, что остался троцкистом до момента ареста. Я, конечно, вместе с ПЛЕШКОВЫМ отвечаю за то, что в Анжерке скопились троцкисты. Я знаю, что в Анжерке и во всем Кузбассе проводилась какая-то вредительская работа, но я в этом вредительстве не принимал никакого участия.
Вопрос: С кем из троцкистского руководства Вы встречались после 1926 г.?
Ответ: Ни с кем абсолютно не встречался.
Вопрос: Врете. Вы встречались с Вашими прежними руководителями по троцкистской контрреволюционной организации?
Ответ: Нет, не встречался. Я встречался в 1931 г. с ПЯТАКОВЫМ, когда я был в командировке от Вост<ок>угля в Берлине, а ПЯТАКОВ тогда был там же в качестве представителя ВСНХ. Я имел с ним деловые встречи, никогда не разговаривал один на один. Кроме того, там же в Берлине я видел СМИРНОВА И.Н., но разговаривать мне с ним не пришлось.
Вопрос: ПЯТАКОВ и СМИРНОВ знают Вас по троцкистской работе в Москве?
Ответ: Не знаю. Я с ними троцкистских разговоров не имел.
Вопрос: От кого же Вы получали указания о практической контрреволюционной работе?
Ответ: Не получал ни от кого.
Вопрос: Вы ЛЕОНОВА Ивана Степановича знаете?
Ответ: Я знаю ЛЕОНОВА только по совместной работе в 1935 г. Он тогда был заместителем директора Беловского цинкового завода, а я управляющим Салаирским цинковым рудником. Я ему подчинялся.
Вопрос: Неправда. Вы знаете ЛЕОНОВА с 1926 г. по совместной контрреволюционной троцкистской работе?
Ответ: Нет, не знаю. Я тогда встречался на конспиративных троцкистских квартирах с некоторыми троцкистами, с которыми знаком не был, но среди них ЛЕОНОВА, кажется, не было.
Вопрос: Вы встречались с ЛЕОНОВЫМ также в 1934 г. в Новосибирске. Расскажите, о чем Вы имели тогда с ним разговор?
Ответ: Нет, не встречался.
Вопрос: Вы скрываете от следствия об этой встрече с ЛЕОНОВЫМ в 1934 г., так как Вы с ним связаны по совместной троцкистской террористической работе. При встрече с ЛЕОНОВЫМ в 1934 г. Вы рассказывали ЛЕОНОВУ о своей подрывной и террористической работе. Требуем показаний по этому вопросу?
Ответ: Категорически отрицаю, что никакой террористической работой я не занимался. В 1935 г, при встрече с ЛЕОНОВЫМ в Белово я заявлял ЛЕОНОВУ, что нам как троцкистам придется отвечать за вредительскую работу, которая имела место на Беловском заводе. Я желаю дать показание о вредительстве на Беловском заводе и вообще в Кузбассе.
Вопрос: Вы уклоняетесь от ответа на вопрос о Вашей работе по террору. Настаиваем на показаниях по этому вопросу?
Ответ: О работе по террору я ничего показать не могу.
Вопрос: Кроме других улик Вы уличаетесь показаниями ЛЕОНОВА. ЛЕОНОВ показывает, что созданная Вами в Анжерке боевая троцкистская группа по Вашему заданию подготавливала план теракта против одного из членов политбюро ЦК ВКП(б). Признаете ли Вы себя виновным в этом?
Ответ: Ни в коем случае не признаю. О подготовке теракта я понятия не имею.
Допрос прерывается для очной ставки ШЕСТОВА А.А. с ЛЕОНОВЫМ И.С. [(см. протокол очной ставки ЛЕОНОВА И.С. с ШЕСТОВЫМ А.А. от 30 августа 1935 г.)] После очной ставки допрос ШЕСТОВА А.А. продолжается.
Вопрос: Вы уличены. Намерены ли вы и сейчас запираться?
Ответ: Мне тяжело, но я вынужден признать, что я скрывал от следствия о своей большой и опасной контрреволюционной работе, которую я вел фактически, не прерывая, с 1926 г. и до момента ареста. Отмалчиваясь на следствии, во мне боролись два начала: контрреволюционера-троцкиста и сына трудовой семьи и рабочего. Теперь я решил рассказать полностью следствию о всей контрреволюционной работе, которую вел я, которую вели другие известные мне члены троцкистской террористической и вредительской организации. Я сознаюсь полностью и ничего не утаю от следствия.
Вопрос: Террористическую и разрушительную работу вы вели по собственной инициативе или имели от кого-либо директивы?
Ответ: Я получил директивы от ПЯТАКОВА Ю.Л. [3] и СМИРНОВА И.Н. в Берлине в 1931 г.
Вопрос: Как вы были командированы в Берлин?
Ответ: В 1931 г., когда я узнал в Москве, что предполагается посылка за границу управляющих рудниками и директоров заводов для закупки оборудования и набора иностранной рабочей силы, я попросил бывшего тогда председателя Правления “Вост<ок>угля” АБРАМОВА командировать за границу меня. АБРАМОВ исполнил мою просьбу. Моя кандидатура была утверждена ВСНХ. В начале мая мес<яца> 1931 г. я и выехал в Берлин.
Вопрос: Когда и где вы встречались с ПЯТАКОВЫМ?
Ответ: Еще в Москве, когда решался вопрос о посылке заграницу хозяйственников я узнал, что представителем ВСНХ за границей будет ПЯТАКОВ. Действительно, перед нашим отъездом за границу при ВСНХ было созвано совещание всех намеченных к поездке за границу. На этом совещании нас инструктировал ПЯТАКОВ, который тогда же объявил нам, что руководить нашей работой за границей будет он.
Вопрос: В Москве Вы имели с ПЯТАКОВЫМ конспиративный разговор?
Ответ: Нет, такой разговор я имел с ПЯТАКОВЫМ уже в Берлине.
Вопрос: Когда и где Вы встретились с ПЯТАКОВЫМ в Берлине?
Ответ: Я приехал в Берлин числа 7-8 мая. На третий или четвертый день после приезда я с другими приехавшими туда хозяйственниками явился к ПЯТАКОВУ в Торгпредство, где мы ему представились. На второй день после этого ПЯТАКОВ провел с нами совещание, на котором нас инструктировал, как мы практически должны работать с иностранными фирмами и как должны вести себя в Берлине. На 8 или на 9 день по приезде, т.е. числа 16- 17 мая я зашел в торгпредство, чтобы получить у него указания специально о моей работе в качестве представителя “Вост<ок>угля”.
Вопрос: ПЯТАКОВ Вас вызывал, или Вы явились к нему по своей инициативе?
Ответ: ПЯТАКОВ меня не вызывал, но мы все каждый по своим специальным вопросам должны были получать дополнительные личные указания ПЯТАКОВА.
Вопрос: ПЯТАКОВ Вас узнал?
Ответ: Когда я поздоровался с ПЯТАКОВЫМ и назвал свою фамилию, ПЯТАКОВ приветливо сказал, что фамилию мою знает, хотя в лицо меня не помнит. Затем в свою очередь спросил меня, знаю ли я его по Москве.
ВОПРОС: Что Вы ответили ПЯТАКОВУ?
Ответ: Я ответил, что, кроме совещания, которое он проводил в ВСНХ перед отъездом, я его еще знаю по его выступлению с докладом в 1926 г. на Петровке.
Вопрос: Как на это реагировал ПЯТАКОВ?
Ответ: После некоторых деловых вопросов, связанных с размещением заказов в Германии, ПЯТАКОВ спросил меня, подавал ли я заявление в печать об отходе. Я ответил, что заявления не подавал, так как никто от меня этого не требовал.
Вопрос: Чем еще интересовался ПЯТАКОВ?
Ответ: Так как он после моего ответа задумался, я воспользовался случаем и решился задать ему вопрос, который меня постоянно волновал. Я спросил его: означает ли поданное им в свое время заявление актом прекращения борьбы, или это был вынужденный шаг. Я заметил, что для нас бывших троцкистов наболевший вопрос – почему ТРОЦКИЙ не прекращает борьбы. Ведь для него ясно, что при теперешней ситуации ему найти опору среди рабочих и крестьянства трудно, а его соратники все один за другим заявили, что его покидают. Я спросил, нельзя ли поставить перед ТРОЦКИМ вопрос о том, чтобы он тоже прекратил борьбу, тогда, я добавил, можно было бы рассчитывать рано или поздно на возвращение ТРОЦКОГО в СССР, и нам, троцкистам, в Союзе стало бы легче жить.
Вопрос: Чем Вы руководствовались, задавая ПЯТАКОВУ такой вопрос?
Ответ: Я был ободрен его приветливым приемом меня и задушевным тоном, которым он задавал мне вопросы, а потому я решил прямо спросить, тем более я до тех пор не имел возможности от кого-либо получить авторитетный ответ.
Вопрос: Что же Вам ПЯТАКОВ ответил?
Ответ: ПЯТАКОВ только улыбнулся и сказал мне, что побеседует со мной потом, а пока рекомендовал мне использовать случаи и почитать троцкистскую литературу, которую, кстати, свободно можно достать в Берлине. О неясностях, какие у меня будут потом, он со мной поговорит после. Я заметил ПЯТАКОВУ, что нас в Торгпредстве предупреждали, чтобы мы не покупали белогвардейской и троцкистской литературы. ПЯТАКОВ ответил, что я человек взрослый и, наверное, знаю, как нужно обращаться с такой литературой.
Вопрос: И больше ничего Вам не сказал ПЯТАКОВ?
Ответ: В заключение он мне посоветовал поговорить с СМИРНОВЫМ И.Н., а потом обещал еще раз лично побеседовать со мной.
Вопрос: Вы договорились с Пятаковым о следующей встрече?
Ответ: Нет, не договаривались. Прощаясь со мной, он опять приветливо заметил мне, что мы будем встречаться, так как я буду у него бывать по деловым вопросам.
Вопрос: Вы встречались со СМИРНОВЫМ?
Ответ: Я по приезде в Берлин поселился в советском пансионе, кажется в Айсбахер Штрассе [4] – недалеко от Виттенберг-Плац. Сразу же я узнал, что в пансионе живет приехавший в Берлин СМИРНОВ И.Н. Через день после разговора с Пятаковым я пришел в столовую при пансионе к самому началу завтрака и досидел до тех пор, пока туда не пришел СМИРНОВ. Я подсел к его столику, поздоровался с ним и сказал, что мне Пятаков посоветовал с ним побеседовать. СМИРНОВ ничуть этому не удивился и сказал, что, если у меня будет свободное время в ближайшую субботу, часов в 6-7, он будет в ресторане “Николай” – по дороге из Берлина в Потсдам.
Вопрос: Что Вы ему ответили?
Ответ: Я сказал, что обязательно приду, и спросил, как туда проехать. СМИРНОВ мне объяснил и предупредил, что советские сотрудники в этом ресторане не бывают.
Вопрос: Что Вы предприняли после этого?
Ответ: Я стал разыскивать в киосках, где продавались русские газеты, троцкистскую литературу. В киоске на Виттенберг-Плац я нашел в продаже “Бюллетени оппозиции” и книгу Троцкого “Моя жизнь”. Прочел запоем книгу, бюллетени, продумал все, убедился, что установки Троцкого – это, по существу, наша программа. В ближайшую субботу я отправился на свидание со СМИРНОВЫМ.
Вопрос: Расскажите о характере Вашего свидания со СМИРНОВЫМ?
Ответ: Когда я ровно в 6 ч. в назначенный день приехал в ресторан “Николай”, СМИРНОВА там еще не было. Он приехал часов в 7. Извинившись за опоздание, он прямо начал с того, что спросил меня, что я делал с 1926 года. Я ответил, что связь с московскими товарищами у меня была прервана. А там, где я работал, приходилось сталкиваться случайно с единомышленниками, но дело ограничивалось только разговорами: мы друг у друга старались узнать, что же происходит в Москве.
Вопрос: Почему СМИРНОВ начал сразу вести с Вами откровенные разговоры?
Ответ: Он сначала говорил мало, изучая меня. В Москве среди товарищей я был известен как очень прямой человек, хороший конспиратор и преданный товарищ. Заведывание подпольной типографией, а потом предложение о кассе взаимопомощи мне поручались как человеку, о котором знали, что умру, а не выдам. Очевидно, меня таким и знал СМИРНОВ.
Вопрос: Что Вам ответил СМИРНОВ после того, как Вы рассказали о себе?
Ответ: Я опять, не дожидаясь его ответа, задал ему тот же вопрос, что и Пятакову.
Вопрос: Что же Вам ответил СМИРНОВ?
Ответ: СМИРНОВ спросил меня, читал ли я новую троцкистскую литературу. На мой ответ, что прочел все, что нашел, и продумал, СМИРНОВ спросил мое мнение о прочитанном. Я ответил, что более чем когда-либо согласен с точкой зрения Троцкого по всем вопросам, т.к. на практике в этом лично все время убеждался.
СМИРНОВ после моего замечания о моем согласии с установками Троцкого пытливо на меня посмотрел и после некоторой паузы заметил:
“Сами понимаете, теперь борьба с открытым забралом невозможна”.
Единомышленники разложены, загнили, постепенно отходят, а поэтому приходится действовать иными путями. Нужно добиваться доверия партии, а потом действовать иными путями. По его словам, “момент для открытого наступления упущен: выступить по вопросу коллективизации и использовать недовольство крестьян не сумели, так как весь актив был тогда в ссылке Теперь приходится выжидать удобного момента, чтобы снова пойти в атаку”.
Вопрос: Вы ставили вопрос перед СМИРНОВЫМ, что же конкретно нужно делать?
Ответ: СМИРНОВ вскользь заметил, что за границей сейчас происходят какие-то совещания, все наболевшие вопросы будут обсуждены и будут приняты решения.
Вопрос: СМИРНОВ Вам говорил, что он участвует в этих совещаниях?
Ответ: Нет, не сказал.
Вопрос: На чем же кончилась Ваша беседа?
Ответ: СМИРНОВ предложил мне, если у меня имеются еще какие-либо сомнения, повидаться еще с одним человеком. Я ответил, что сомнений у меня нет, но повидаться я хочу, так как изголодался по откровенным разговорам. СМИРНОВ тогда заявил мне, что он может связать меня с СЕДОВЫМ, и спросил меня, знаю ли я, кто это такой. Я ответил, что слышал. Я еще по Москве знал, что это сын Троцкого, высланный вместе с ним за границу.
СМИРНОВ предложил мне через два дня, т.е. во вторник, в том же ресторане встретиться с СЕДОВЫМ. Я радостно согласился и спросил СМИРНОВА, когда я с ним самим еще смогу поговорить по душам. Он ответил, что, когда у меня назреют практические вопросы, я осторожно могу с ним при встречах в Торгпредстве уговориться о свидании, – тепло распрощались.
Вопрос: Зачем понадобилось СМИРНОВУ связывать Вас с СЕДОВЫМ?
Ответ: Для того, чтобы поднять мои настроения и, как это потом выяснилось, привлечь меня к серьезной работе.
Вопрос: Вы говорите, что СЕДОВА Вы только знали раньше, но не встречались с ним. Как же он должен был Вас узнать?
Ответ: СМИРНОВ меня предупредил, чтобы я, явившись в назначенный день и час в ресторан, должен сесть на то же место в углу у окна, и прибавил: “Хотя Вас по Вашей наружности можно сразу опознать, но для избежания ошибки воткните в петлицу красный цветочек”.
Вопрос: Расскажите о Вашей встрече с Седовым?
Ответ: В назначенный день и час я прибыл в ресторан “Николай”, через некоторое время пришел и ко мне подошел СЕДОВ. Я его узнал по описанию СМИРНОВА. Седов предупредил меня, что времени у него мало и сразу спросил, что меня больше всего интересует. Я ответил, что я хотел бы слышать, какие практические задачи ставятся перед нами сейчас нашим вождем.
Вопрос: Что Вам ответил СЕДОВ?
Ответ: Седов ответил, что слышал обо мне много хорошего от Ивана Никитича, а потому будет откровеннее. Он заметил, что новая троцкистская платформа мне известна из литературы, которую, как он слышал, я читал. Экономическая платформа разработана Пятаковым, о чем я или слышал, или услышу. Лозунг “Чем хуже, тем лучше” – мне, наверное, расшифро<вы>вать не приходиться. Остается говорить о практических задачах: здесь речь может идти только об устранении теперешнего руководства партии-страны”. “Сами понимаете, – прибавил он, – что рассчитывать на то, что нам уступят место добровольно или нам его удастся занять демократическим путем, – не приходится. А потому путь один, тернистый, но верный – борьба острым оружием, путем террора”. СЕДОВ, не спуская с меня глаз, спросил, удивлен ли я этим? Я ответил, что ничуть, что это логически неизбежно. СЕДОВ заметил, что на эту тему много говорить не приходится, подробности мне расскажут достаточно компетентные Иван Никитич и ПЯТАКОВ, а о моих практических задачах можно будет говорить только перед самим моим отъездом в Россию. Он спросил, когда я намерен выехать. Я ответил, что пробуду еще не меньше полгода за границей. СЕДОВ сказал, что, так как СМИРНОВ и ПЯТАКОВ уедут, наверное, значительно раньше, а у него, очевидно, будет что-либо новое для передачи им, возьмусь ли я выполнить его поручение. Я ответил, что он вполне может на меня рассчитывать. Я спросил СЕДОВА, каким способом я смогу с ним связываться.
Вопрос: Как Вы договорились о способе связи?
Ответ: Мы вышли из ресторана, вызвали такси и поехали в город. Там СЕДОВ остановил машину недалеко от Виттенберг-Плац около ресторана “Балтимор”, и мы вошли в этот ресторан, заняли столик, после чего Седов куда-то отлучился. Через несколько минут он вернулся с человеком, одетым, как все кельнеры и предложил мне с ним познакомиться. Человек этот среднего роста, брюнет, с пушистыми усами, представился мне как ШВАРЦМАН. Седов сказал при нем, что когда мне будет нужно с ним повидаться, достаточно предупредить господина ШВАРЦМАН<А> об этом, а он уже передаст ему. Когда ШВАРЦМАН отошел, Седов сказал, что в день, который я укажу ШВАРЦМАНУ, он приедет в ресторан между 6 и 7-ю часами вечера.
На этом разговор с СЕДОВЫМ закончился, т.к. он торопился и, заметив, что в ресторане оставаться долго не рекомендуется, простился со мой и ушел.
Вопрос: Вы кому-либо об этих встречах рассказали?
Ответ: Никому об этих встречах я не рассказал. Я недели полторы решал для себя задачу, участвовать ли в таком опасном деле. Мне, хотя прямо не было сказано, но было понятно, что от меня потребуется какая-то активная работа. Отступать было некуда, встреча с Седовым меня спаяла с ними. Я был, безусловно, согласен с полученными установками. Я убедился, что нашими руководами ведется искусная и смелая работа, а потому успех обеспечен. Именно в те дни я решил твердо идти без колебаний и без размышлений туда, куда меня поведут. С тех пор я уже больше не размышлял, я был совершенно спокоен и лишь несколько волновался, думая о заданиях, которые мне будут даны руководителями.
Вопрос: Кому Вы сообщили о своем решении?
Ответ: СМИРНОВУ И.Н.
Вопрос: Когда и как Вы с ним встретились?
Ответ: Как я уже сказал, после свидания с СЕДОВЫМ, я недели полторы переваривал в своих мозгах все, что слышал, и за это время не делал никаких попыток ни с кем встретиться. Это было уже в самом конце мая. Я к тому времени переехал из Советского пансиона и поселился на частной квартире. Идти же в пансион специально, чтобы уговориться со СМИРНОВЫМ о своем свидании, я не хотел. Поэтому я утром пошел в Торгпредство. Обождал, когда туда вошел СМИРНОВ, и в коридоре подошел к нему. СМИРНОВ, не останавливаясь, на ходу, сказал мне, что, если я с ним хочу говорить, чтобы я на другой день в те же часы приехал в ресторан “Николай”.
Вопрос: СМИРНОВ Вас спросил, о чем Вы хотите с ним говорить?
Ответ: Нет, не спросил. Он буквально на ходу пробормотал мне, чтобы я приехал в ресторан и, не простившись, быстро отошел от меня.
Вопрос: Свидание состоялось?
Ответ: Да, на другой день в 7 часов вечера мы встретились со СМИРНОВЫМ в ресторане “Николай”.
Вопрос: СМИРНОВ Вас спрашивал о встрече с СЕДОВЫМ?
Ответ: Нет, не спрашивал, но в разговоре со мной он ссылался на мою беседу с СЕДОВЫМ. Мне было совершенно ясно, что знал о содержании нашей беседы с СЕДОВЫМ.
Вопрос: О чем у Вас был разговор со СМИРНОВЫМ?
Ответ: СМИРНОВ ласково и вкрадчивым тоном стал прежде всего интересоваться моим личным настроением. Я сказал, что мне все ясно, и личных настроений у меня не может быть, заметив: “Как нас учил наш вождь: делаю руки по швам, как солдат революции, и жду приказания”. СМИРНОВ заявил, что считает своим долгом поставить меня в известность, что совещания закончились, решение о новом курсе, подчеркнув – “последнем курсе”, принято. Он лишь хочет мне пояснить то, чего нет и не будет в печати, т.к. я не должен слепо ждать указаний и механически выполнять их.
СМИРНОВ начал с того, что “последний курс” состоит из двух частей. Базой первой части является теория ПЯТАКОВА, а вторая целиком вытекает из обстановки.
Вопрос: Какая теория Пятакова?
Ответ: По словам СМИРНОВА, ПЯТАКОВ на цифрах и фактах доказывает, что идея Сталина об индустриализации – не что иное, как блеф – “игра в историю”.
Индустриализация окончательно угробит революцию, а предварительно ляжет тяжелым бременем на плечи рабочего класса, а раз так, то мы не только имеем моральные право, но наш долг перед революцией избавить рабочий класс от новых испытаний.
ПЯТАКОВ считает, что мы имеем моральное право вести подрывную работу – в этом и состоит первая часть “последнего курса”, как выразился тогда СМИРНОВ.
Вопрос: А как он разъяснил Вам вторую часть “последнего курса”?
Ответ: Переходя ко второй части, СМИРНОВ смутился, потом снял очки и, пытливо глядя мне в глаза, сказал: “Состоялось решение взять “последний курс” на избавление рабочего класса от тех, кто ведет революцию к гибели”.
Вопрос: Говорите прямо и яснее?
Ответ: Я передаю так, как мне говорил СМИРНОВ. Он сказал, что соглашение со Сталинским политбюро невозможно, что речь идет об устранении самого СТАЛИНА и теперешнего политбюро путем, который указан историей – героическими народовольцами, путем террора.
Вопрос: СМИРНОВ говорил кем именно принято решение устранить т. СТАЛИНА и членов политбюро путем террора?
Ответ: СМИРНОВ не перечислял, кем именно, но сказал дословно: “Нами за границей принято ранение”.
Слушать СМИРНОВА почему-то мне было тяжело, поэтому я ему сказал, что все буквально понимаю и в подробных разъяснениях нужды нет.
Вопрос: Чем кончилась Ваша беседа со СМИРНОВЫМ?
Ответ: СМИРНОВ сказал, что они с ПЯТАКОВЫМ свои дела за границей скоро закончат и уедут. С ним мне больше встречаться не стоит, а при деловом приеме Пятаков даст мне практические указания.
СМИРНОВ тут же подчеркнул, что в Кузбассе мне предстоит большая и почетная работа. Там мною руководить будет Н.И. МУРАЛОВ.
Вопрос: СМИРНОВ до этого говорил с Вами о МУРАЛОВЕ?
Ответ: Нет, не говорил.
СМИРНОВ добавил, что при отъезде из-за границы я получу, вероятно, поручение для него от “молодого Льва”, но предупредил, что в России с ним, со Смирновым, связываться крайне осторожно. Лучше всего передавать все через Пятакова, к которому я могу заходить по службе.
Вопрос: Были еще у Вас встречи с СМИРНОВЫМ?
Ответ: Больше со СМИРНОВЫМ я не виделся.
Вопрос: А с Пятаковым?
Ответ: С Пятаковым я встретился в Берлине еще раз.
Вопрос: Дайте показания об этой встрече?
Ответ: Дней через 10 после второй встречи со СМИРНОВЫМ, если не ошибаюсь, числа 10-15 июля, выяснилось, что я вскоре должен буду поехать в Англию. Я отправился на прием к Пятакову. В конце дня, выждав, когда в приемной никого не осталось, я вошел в кабинет Пятакова. Я доложил Пятакову о бюрократизме в директорате Машинимпорта, что тогда очень тормозило работу по размещению наших заказов в Германии. Получил обещания Пятакова вмешаться в это дело и облегчить нашу работу.
Закончив эту часть беседы, я заметил ПЯТАКОВУ, что после его вмешательства – работа по размещению заказов в Германии наладится, и я смогу скоро выехать в Англию. Таким образом, возможно, мне не придется больше побывать у него на приеме, а потому я хотел бы получить от него указания, о которых мне говорил СМИРНОВ.
Вопрос: Что Вам ответил Пятаков?
Ответ: Пятаков прежде всего спросил меня, осознал ли я все, что мне пришлось читать и слышать в Берлине, или я механически иду за ними? Я ответил ему, что не только из доверия к вождю, но я действительно все осознал и восхищен, в частности, его – Пятакова теорией, как и всеми его трудами, которые читал в прошлом. Пятаков самодовольно заметил, что дело не в теории, а в жизни, что мне особенно нужно понять нежизненность идеи Сталина об Урало-Кузбассе. Потом Пятаков взял карандаш и на бумаге стал мне доказывать, как дорого будет обходиться транспорт руды в Кузбасс и угля в Магнитку. Подсчитав, во что обойдется чугун, Пятаков спросил меня: “Разве эти накладные расходы не лягут непосильным бременем на плечи рабочего класса?” И не дожидаясь моего ответа, заявил, что на примере Урало-Кузбасса и на любом другом он берется доказать и доказывает, что идея индустриализации – игра СТАЛИНА в Наполеона. Игра, которая дорого обойдется рабочему классу, и потому ее, пока не поздно, нужно прекратить.
Вопрос: Как прекратить?
Ответ: Пятаков сказал: “В наших интересах, чтобы действительность сама привела к провалу Сталинской затеи, и чем скорее – тем лучше. Но ждать сложа руки конца преступно, а поэтому “чем хуже – тем лучше” – жизненный лозунг дня, и его нужно конкретно претворять в жизнь, в первую очередь в Кузбассе.
Вопрос: Почему именно в первую очередь в Кузбассе?
Ответ: ПЯТАКОВ знал, что я работник Кузбасса. Я рассказывал, что там имеет место вредительство и что следует лишь направить работу по правильному руслу.
Вопрос: Кому и когда Вы рассказывали о вредительстве в Кузбассе?
Ответ: Я рассказывал об этом СЕДОВУ.
Вопрос: Почему вы не показали об этом?
Ответ: Я забыл показать о том, что СЕДОВ беседу со мной начал с просьбы информировать его о том, что делается в Кузбассе, спрашивал о настроениях там рабочих и партийцев.
Вопрос: Какую вы дали СЕДОВУ информацию?
Ответ: Я дал СЕДОВУ ложную, клеветническую информацию.
Вопрос: Какую именно?
Ответ: Я рассказал ему, что строительство в Кузбассе ведется руками высланных кулаков и вредителей, а поэтому все вредят и строят плохо и дорого. Я рассказал, что рабочие якобы голодают и настроены очень враждебно к СТАЛИНУ и к власти. Однако благодаря Аракчеевским методам руководства Сталинских ставленников они все держат в руках и добиваются эффекта. Вот коротко и чему свелась моя информация.
Вопрос: Как вы информировали СЕДОВА о троцкистской работе в Кузбассе?
Ответ: На этот вопрос СЕДОВА я ответил правду, что троцкисты рассеяны, работают в одиночку и без видимой перспективы на успех.
Вопрос: Что вам ответил на это СЕДОВ?
Ответ: СЕДОВ мне ничего не ответил. Он что-то записывал и записной книжке, а потом перешел к той беседе, о которой я уже показывал.
Я забыл показать еще, что СЕДОВ расспрашивал меня – связан ли я со своими товарищами по 1926 г., а в частности с ВАСЮТОЙ, ШТЫКГОЛЬД<ОМ> и КИЕВЛЕНКО. Я ответил, что, к сожалению, не связан, т.к. я был особо законспирирован, и мне было запрещено проявлять инициативу в связи с кем-либо. СЕДОВ еще спросил, имеются ли в Кузбассе такого же типа, как ВАСЮТА, решительные люди. Я ответил, что найдутся.
Вопрос: Продолжайте показания об установках ПЯТАКОВА?
Ответ: ПЯТАКОВ мне сказал, что людского материала в Кузбассе, как это видно из моей информации, для подрывной работы много, а потому нужно их организовать, чтобы работу проводить их руками, а с кем надо и прямо договориться. “Они, по существу, работают тоже против Сталина, – прибавил ПЯТАКОВ, – наши интересы сходятся”. Потом он сказал, что нужно подбирать рассеянных троцкистов, подкормить их, не жалея средств, и осторожно, но внушительно разъяснить им наш “последний курс”.
ПЯТАКОВ заметил, что сложное дело будет с работой по организации террора. В этом отношении, сказал он, нужно прежде всего быть самому твердым и убежденным, а потом выбирать таких же решительных и твердых людей.
Вопрос: Дайте показания о конкретных указаниях, которые вам дал ПЯТАКОВ по террору?
Ответ: ПЯТАКОВ прежде всего запретил мне даже думать о теракте против СТАЛИНА. “Это дело не ваше, – сказал он, – для этого есть другие люди. У вас в Сибири есть ЭЙХЕ, один из любимых секретарей Сталина. Вот устранить его – это ваша задача. Это дело возлагается на тебя”, – прямо заявил ПЯТАКОВ. “Не разбрасывайся, из всех подходящих людей выбери самых надежных, поддерживай среди них самую суровую дисциплину, не допускай никаких партизанских выходок, а действуй по заранее подготовленному плану. План выработайте вместе с Н.И. МУРАЛОВЫМ. Его мы предупредим, а ты с ним осторожненько свяжись. Мы со СМИРНОВЫМ, вероятно, скоро уедем, а ты перед отъездом получи от “Молодого Льва” поручения, если они будут, и действуйте. Мой тебе личный совет – займись хорошенько угольными делами, ты нам в будущем будешь нужен для большой работы по этой отрасли”.
Опросив меня, все ли мне понятно, и получив ответ, что я уже давно все понял, ПЯТАКОВ со мной простился.
Вопрос: Вы имели еще встречу с ПЯТАКОВЫМ в Берлине?
Ответ: Нет, не имел. Я его встречал мимоходом в Торгпредстве, но не разговаривал с ним и даже не останавливался. Вскоре я уехал в Англию.
Вопрос: С кем вы встречались в Англии?
Ответ: В Англии я ни с кем не встречался, занимался только работой по размещению заказов. В середине октября я возвратился в Берлин.
Вопрос: Встреча с СЕДОВЫМ у вас состоялась?
Ответ: Да, состоялась. Я с ним встретился перед самым выездом в Москву в октябре мес<яце> 1931 г.
Вопрос: Как вы связались и где состоялась встреча?
Ответ: Числа 26-27 октября я пошел в ресторан “Балтимор”, как было условлено с ШВАРЦМАН<ОМ>. ШВАРЦМАН предложил прийти на другой день. Приехав к 6-ти часам в ресторан “Николай”, я застал уже там СЕДОВА.
Вопрос: О чем был разговор с СЕДОВЫМ?
Ответ: СЕДОВ спросил меня, усвоил ли я то, что говорил ПЯТАКОВ, и как я намерен практически выполнить. Я коротко рассказал ему о содержании последнего разговора с ПЯТАКОВЫМ и нарисовал ему такой план: я лично разверну подрывную работу на одном из самых больших рудников Кузбасса и буду стараться попасть на работу в Прокопьевск. Работу в масштабе всего Кузбасса поручу другому лицу, кандидатуру которого согласую с Николаем Ивановичем МУРАЛОВЫМ. Работу по террору выделю в особую линию и поручу людям, не связанным с подрывной работой. Буду этим заниматься лично. СЕДОВ, не дослушав меня, сказал, что план мой правильный, а потому остается только действовать. Подчеркнул, что я должен иметь самый тесный контакт с представителем центра в Сибири, которым является МУРАЛОВ, и действовать точно по его указанию.
Вопрос: Какие поручения СЕДОВ вам дал для передачи МУРАЛОВУ?
Ответ: СЕДОВ предложил передать МУРАЛОВУ все то, что я слышал от него – СЕДОВА и от членов центра: СМИРНОВА и ПЯТАКОВА, что директива о “последнем курсе” МУРАЛОВУ будет передана из союзного центра, а я должен отвезти для него маленькое письмо. “Николаю Ивановичу, – прибавил СЕДОВ, – будет приятно получить весточку от самого “старика”.
Вопрос: СЕДОВ вам при этом свидании вручил письмо?
Ответ: Нет, СЕДОВ только тщательно проинструктировал меня, как я должен провезти через границу письмо: он мне даст поношенные ботинки, в которые будет заделано письмо. Если на границе я провалюсь, и меня спросят, чьи это ботинки, я должен буду сказать, что это один знакомый в Берлине просил меня передать ботинки своему приятелю. СЕДОВ объяснил, что для этого я должен в Берлине наметить реального человека, узнать действительный адрес какого-либо его знакомого в России и записать где-нибудь этот адрес. “Письмо написано таким шифром, которого все равно ни одна собака не поймет. Если все же его обнаружат, и вы расскажете, чьи и для кого эти ботинки, – пусть они допытываются дальше, а вы заявите, что знать больше ничего не знаете”. Ботинки СЕДОВ обещал передать на следующий день, для чего предложил мне прийти назавтра к 10 часам вечера в ресторан “Балтимор”. На этом мое свидание с СЕДОВЫМ было закончено.
На прощание СЕДОВ заметил, что он очень рад такому удачному выбору меня СМИРНОВЫМ для весьма ответственного дела. Он с улыбкой выразил надежду, что надеется меня скоро встретить в другой обстановке, сердечно распрощался со мной, предупредив, что завтра только передаст мне ботинки, а разговаривать со мной не будет, и ушел.
Вопрос: При каких обстоятельствах вам передал СЕДОВ ботинки с письмом?
Ответ: На другой день, в 10 часов вечера, явившись в ресторан “Балтимор” я застал там СЕДОВА. Он передал мне сверток и сказал, что решено послать со мной еще одно письмо для передачи ПЯТАКОВУ или СМИРНОВУ. Письма заделаны хорошо, бояться я не должен, но должен соблюдать максимальную осторожность. Потом он просил передать приветы “общим знакомым”, и мы простились.
Вопрос: Когда вы выехали из Берлина?
Ответ: Я выехал из Берлина 5-го ноября.
Вопрос: По приезде в Союз вы обнаружили в ботинках письма?
Ответ: Ботинки я благополучно перевез через границу. Снаружи никак нельзя было подозревать, что в них что-либо заделано. В Москве, остановившись в гостинице на углу Охотного ряда и Тверской – напротив “Националя”, я оторвал от ботинок подметки и там нашел два конвертика: на одном стояла маленькая буква “П”, на другом “М”.
Вопрос: Конверты были заклеены?
Ответ: Да, конверты были заклеены, в них прощупывалась папиросная бумага.
Вопрос: Вы письма передали по назначению?
Ответ: Я приехал в Москву 7-го ноября. Через несколько дней после приезда я пошел в ВСНХ, мне удалось, не записываясь, попасть на прием к ПЯТАКОВУ, где я и передал ему письмо.
Вопрос: Что было написано в этом письме?
Ответ: ПЯТАКОВ при мне письма не читал. Он вскрыл конверт, положил его в карман, а письмо, не глядя на него, положил в другой.
Вопрос: О чем вы тогда с ПЯТАКОВЫМ разговаривали?
Ответ: ПЯТАКОВ сразу же предупредил меня, что мне не следует у него в кабинете задерживаться, спросил меня, нет ли чего-либо нового, и сказал, чтобы я скорее отправлялся на место, связался бы там с МУРАЛОВЫМ и начал действовать.
Вопрос: Вы ему сказали, что имеете письмо также для МУРАЛОВА?
Ответ: Да, сказал.
Вопрос: Какие-либо поручения ПЯТАКОВ передал МУРАЛОВУ?
Ответ: ПЯТАКОВ сказал, что директива о “последнем курсе” МУРАЛОВУ уже передана, о моей явке он предупредил, а в Москве мне запретил встречаться с кем-либо из троцкистов, в том числе и со СМИРНОВЫМ. Больше ПЯТАКОВ ни о чем со мной не разговаривал.
Вопрос: Вы договорились о связи в дальнейшем?
Ответ: ПЯТАКОВ мне сказал, что руководить мною будет непосредственно МУРАЛОВ, который является представителем центра по Сибири и руководит там всей работой. С ПЯТАКОВЫМ я могу связаться только в случае крайней нужды и то под предлогом каких-либо деловых вопросов по линии ВСНХ. Вот все, о чем тогда я разговаривал с ПЯТАКОВЫМ.
Вопрос: При каких обстоятельствах вы передали письмо СЕДОВА МУРАЛОВУ, МУРАЛОВА вы раньше знали?
Ответ: МУРАЛОВА я знал в лицо, но лично знаком не был. В половине ноября я вернулся в Сибирь. Около надели я пробыл в Новосибирске, где улаживал свои дела в Кузбассугле. За это время я узнал в адресном столе адрес МУРАЛОВА. С большими предосторожностями явился к нему вечером на квартиру. Я застал МУРАЛОВА дома одного; назвался “Алешей” и, поздоровавшись с ним, передал ему привет от “Молодого Льва”. МУРАЛОВ торопливо заметил, чтобы для остального разговора я пришел через день в 10 час<ов> вечера на Обскую улицу и, не предложив мне сесть, простился со мной.
Вопрос: Письмо вы ему передали?
Ответ: Нет, на квартире я письма ему не передал, т.к. с собой его не носил. Я письмо передал МУРАЛОВУ при свидании с ним на Обской улице, там же имел с ним обстоятельный разговор,
О моей связи с МУРАЛОВЫМ, о террористической и подрывной работе я дам отдельные показания.
Допрос прерывается:
Записано с моих слов правильно и мною прочитано.
ДОПРОСИЛ:
ЗАМ. НАЧ. ТО УГБ УНКВД по ЗСК
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ: (НЕВСКИЙ)
Верно:
ОПЕР. УПОЛН. СПО ГУГБ: Н. Редченко (РЕДЧЕНКО)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 239, Л. 101-133.
[1] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Ходородзе”.
[2] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Боярышников”.
[3] В тексте ошибочно – “Л.С.”
[4] На самом деле – Ансбахер Штрассе (Ansbacher Strasse).
