ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
УЗДАНСКОГО, Стефана Тадеушевича, от 22 апреля 1935 г.
ВОПРОС: С какого времени Вы знакомы с РЯБИНИНЫМ М.Н.?
ОТВЕТ: С конца мая 1932 г., т.е. с момента моего поступления на работу в Разведупр.
ВОПРОС: Что Вы можете показать о практической служебной работе РЯБИНИНА в Разведупре?
ОТВЕТ: РЯБИНИНА близко по работе я узнал с того момента, когда я был назначен Начальником 6-го (Германского) сектора 3-го Отдела. До меня начальником 6-го сектора был беспартийный КУЗНЕЦОВ, который в единственном числе и вел всю работу по Германии. Должен отметить, что до начала 1934 г. работе по Германии в Разведупре вообще не уделялось внимание. Это нашло свое подтверждение, в частности. в том, что в мобзаписке на 1934 г. Германия как возможный противник СССР вообще не учитывалась.
Приступив к работе в Германском секторе, я на основании тех агентурных и информационных материалов, которые поступали в мой сектор, стал доказывать РЯБИНИНУ, что Германия форсированно вооружается, готовясь, видимо, к войне против СССР. РЯБИНИН чрезвычайно скептически относился к этим моим выводам, в чем он находил постоянную поддержку со стороны НИКОНОВА (Зам<естителя> Нач<альника> Разведупра РККА).
Поскольку я настаивал на правильности своих выводов о том, что Германия усиленно вооружается, и встречал со стороны РЯБИНИНА и НИКОНОВА, когда я им пытался доказывать, насмешки, доходящие до дискредитации меня как работника, делающего неправильные выводы о действительном состоянии вооруженных сил Германии, – я поставил об этом вопрос в партийном порядке и указал парторгу Разведупра ТВЕРДОХЛЕБОВУ на ту атмосферу, которая создалась вокруг меня в Разведупре.
ТВЕРДОХЛЕБОВУ я прямо заявил о том, что со стороны своего начальства я встречаю прямую травлю вследствие того, что якобы делаю неправильные выводы о действительном состоянии вооруженных сил Германии и о темпах ее подготовки к войне.
В практической работе РЯБИНИНА я отмечал и моменты саботажа, о которых также открыто ставил вопрос.
ВОПРОС: Прошу развить это Ваше показание, указав на конкретные факты, которые могли бы подтвердить ваш вывод о саботаже, проявляемом РЯБИНИНЫМ в его практической работе в Разведупре.
ОТВЕТ: Могу привести следующий конкретный пример саботажа со стороны РЯБИНИНА. В течение декабря 1934 г. в Разведупре составлялась ударными темпами мобилизационная записка о развертывании вооруженных сил сопредельных с нами стран. В этой мобзаписке впервые учитывалась и Германия как вероятный противник СССР. Записка эта была составлена в сокращенном виде к 1-му января 1935 г. и могла быть закончена к концу января 1935 г. (выпуск ее приурочивался к концу 1934 г.). Эта мобзаписка была передана РЯБИНИНУ, который фактически не дал ей хода, ограничившись выпуском сокращенной мобзаписки, которая была выпущена в половине января. Учитывая необходимость скорейшего выпуска мобзаписки в ее полном виде, я приблизительно за месяц до ареста РЯБИНИНА на совещании начсостава 1-го Отдела Разведупра открыто бросил РЯБИНИНУ обвинение в саботаже. Мое выступление было поддержано парторгом 1-го Отдела ГРИШКЯЛИСОМ.
РЯБИНИН в свое оправдание приводил какие-то невразумительные объяснения, однако эту мобзаписку он не выпустил вплоть до самого своего ареста несмотря на то, что командование было чрезвычайно заинтересовано в скорейшем выпуске этой мобзаписки. Последнее обстоятельство поддерживается хотя бы тем фактом, что т. ТУХАЧЕВСКИЙ лично требовал от меня (по телефону) уточнения тех данных, которые Разведупр представил командованию в сокращенной мобзаписке. О том, что тов. ТУХАЧЕВСКИЙ требовал от нас этих уточнений, РЯБИНИНУ было отлично известно, так как он и наш парторг ГРИШКЯЛИС слышали мой разговор по телефону с т. ТУХАЧЕВСКИМ. РЯБИНИНУ было отлично известно, что штаб БВО также был чрезвычайно заинтересован в скорейшем получении мобзаписки. Хорошо помню, что в разговоре на эту тему с РЯБИНИНЫМ последний мне сказал, что не стоит торопиться с выпуском этой мобзаписки, так как, получив ее, штаб БВО потребует несколько лишних дивизий.
Повторяю, что необходимость скорейшего выпуска в свет мобзаписки в ее полном виде обуславливалась, главным образом, тем, что в ней были совершенно новые расчеты о состоянии вооруженных сил сопредельных с нами стран и в том числе и Германии.
ВОПРОС: РЯБИНИН в показании, данном им следствию, заявил, что мобзаписка, о которой Вы выше дали показания, должна была быть выпущена в окончательном ее виде к 1-му апреля 1935 г. Что Вы можете показать по этому вопросу?
ОТВЕТ: Записку эту Разведупр составлял ударными темпами в порядке соцсоревнования и с огромным энтузиазмом тех работников Разведупра, которые были привлечены к ее составлению, поскольку каждый из нас отлично понимал значение этого документа, впервые учитывавшего вооруженные силы Германии. Записка эта в окончательном виде была закончена (в рукописи) 10-го января и была передана для окончательного отредактирования РЯБИНИНУ. Мобзаписка по всему содержанию ее материалов приурочивалась к 1-му января 1935 г. и давала расчеты на развертывание вооруженных сил сопредельных с нами стран по состоянию именно на 1-е января 1935 г., поэтому ссылка РЯБИНИНА на то, что мобзаписка должна была быть выпущена к 1/IV-35 г., является явно неправдоподобной. Повторяю, что в связи с тем, что РЯБИНИН по непонятным для меня причинам задержал выпуск мобзаписки, я и бросил ему открыто обвинение в саботаже.
Вторым доказательством того саботажа, который проводил в своей работе в Разведупре РЯБИНИН, – с моей точки зрения, является следующий факт. В сентябре 1934 г. Разведупр закончил работу о летней подготовке иностранных армий в 1934 г. Эта работа была передана для окончательного ее отредактирования РЯБИНИНУ. РЯБИНИН по непонятным опять-таки для меня причинам не дал движения этой работе, и она пролежала в сейфе РЯБИНИНА до тех пор, пока РЯБИНИНУ не было указано руководством Разведупра на недопустимость такой задержки с выпуском этой работы. Однако благодаря саботажу РЯБИНИНА этот труд может быть выпущен только к августу 1935 г., вследствие чего ценность этого труда по вполне понятным причинам будет значительно уменьшена. Считаю необходимым отметить и следующее обстоятельство. Весною 1934 года по специальному заданию командования я написал в течение месяца работы два справочника о германской армии для среднего и высшего начсостава РККА. Начальник Управления боевой подготовки т. СЕДЯКИН одобрил мой труд, и я сдал два своих справочника для окончательного отредактирования РЯБИНИНУ. РЯБИНИН замариновал и эту работу, и она не вышла в свет до настоящего времени. В таком же положении, как и я, очутились почти все начальники секторов Разведупра, которые в ударном порядке составляли к 17 съезду партии краткие легальные справочники об иностранных армиях для начсостава РККА. Эти справочники, так же как и мои справочники, были переданы РЯБИНИНУ и тоже не опубликованы до настоящего времени. РЯБИНИН объяснял это обстоятельство отсутствием бумаги.
ВОПРОС: Следствие располагает данными о том, что РЯБИНИН давал для ознакомления беспартийному профессору Толмачевской академии АЛЮ в прямое нарушение полученных им от своего непосредственного начальства распоряжений совершенно секретные материалы. Что Вы можете показать по этому вопросу?
ОТВЕТ: В сентябре 1934 г. ко мне в сектор явился беспартийный профессор Толмачевской Академии АЛЬ с отношением в адрес Разведупра от Академии с просьбой ознакомить АЛЯ с материалами по Германии. На этом отношении Начальник 1-го Отдела тов. ШТЕЙНБРЮК наложил резолюцию: “Тов. РЯБИНИН, прошу доложить”. РЯБИНИН, в свою очередь, наложил резолюцию: “Тов. УЗДАНСКОМУ, прошу ознакомить АЛЯ с последними сведениями по Германии”. Полагая, что РЯБИНИН согласовал вопрос о передаче АЛЮ материалов по Германии, я дал эти материалы АЛЮ, который приступил к изучению их и стал составлять для себя выписки. В это время ко мне зашел тов. ШТЕЙНБРЮК. Увидев, что АЛЬ читает какие-то документы, он немедленно вызвал меня к себе в кабинет. Я явился к ШТЕЙНБРЮКУ, оставив в своем кабинете АЛЯ с моим помощником КОНОВАЛОВЫМ. Узнав, в чем дело, тов. ШТЕЙНБРЮК приказал мне отобрать от АЛЯ документы, которые я ему дал для ознакомления, уничтожить записи, которые сделал АЛЬ на основе своего изучения этих материалов, и впредь никаких материалов АЛЮ не давать. Такое же распоряжение т. ШТЕЙНБРЮК отдал в моем присутствии и РЯБИНИНУ, который оправдывался в допуске им АЛЯ к изучению наших секретных материалов тем, что он резолюцию ШТЕЙНБРЮКА “прошу доложить” понял как резолюцию – “прошу допустить”.
Приказание т. ШТЕЙНБРЮКА я выполнил и лично уничтожил все те записи, которые сделал АЛЬ, отобрав у него предварительно переданные мною ему для ознакомления документы. Приблизительно в начале февраля 1935 г. РЯБИНИН отдал мне распоряжение приготовить для Наркома Обороны записку о состоянии вооруженных сил Германии.
К составлению этой записки были привлечены кроме меня и ряд других работников 1-го Отдела Разведупра, в том числе и КОНОВАЛОВ, который должен был написать главу о современной материальной части германской армии.
Для облегчения работы КОНОВАЛОВА я предложил ему обратиться к РЯБИНИНУ с тем, чтобы получить от него одну страницу из уже написанной нами раньше мобзаписки по Германии. КОНОВАЛОВ явился к РЯБИНИНУ и узнал от него, что мобзаписка по Германии передана РЯБИНИНЫМ профессору АЛЮ, который знакомится с нею в комнате чертежника. Возмущенный этим обстоятельствам, я лично пошел в комнату чертежника и увидел, что АЛЬ действительно знакомится с мобзапиской. В комнате чертежника кроме АЛЯ находился и бывший генерал ВЕРХОВСКИЙ, который раньше лично говорил мне о том, что он был приговорен ОГПУ к расстрелу, замененному затем заключением. В Разведупре ВЕРХОВСКИЙ работает с конца 1934 г.
Об этом факте я немедленно доложил как о чрезвычайном происшествии начальнику 1-го Отдела т. ШТЕЙНБРЮКУ, который приказал мне отобрать от АЛЯ материалы из мобзаписки и сообщить об этом на другой день РЯБИНИНУ, поскольку тот к этому времени уже ушел из Разведупра, оставив таким образом в полном распоряжении АЛЮ мобзаписку.
Отобрав от АЛЯ мобзаписку, я установил, что в руках АЛЯ находились все наши расчеты развертывания вооруженных сил Германии. Эти материалы никакого отношения к преподавательской деятельности АЛЯ не имеют и не могу иметь, поскольку они являются сугубо секретными материалами, к тому же еще не доложенными Разведупром командованию, так как, как я уже показал выше, – мобзаписка в полном ее виде не составлена Разведупром до настоящего времени. Таким образом, следует констатировать, что РЯБИНИН передал АЛЮ такие материалы, которые не были представлены Разведупром ни Наркому Обороны, ни начальнику Штаба РККА.
На другой день я возвратил РЯБИНИНУ отобранные мною у АЛЯ материалы мобзаписки и сообщил РЯБИНИНУ, что я отобрал их у АЛЯ по приказанию Начальника 1-го отдела.
В этот же день, как сейчас помню, в обеденное время, т.е. в 14 часов, ко мне в кабинет зашел АЛЬ и попросил меня взять от него на хранение (на время обеда) совершенно секретные сводки о состоянии Германской авиации, которые он с разрешения РЯБИНИНА получил от Начальника Авиационного Отделения ВИДДЕРА.
Приняв от АЛЯ эти материалы и ознакомившись с ними, я установил, что они представляют собой исключительно секретные данные. Это обстоятельство меня тем более поразило, что, как я показал выше, еще в сентябре 1934 г. ШТЕЙНБРЮК формально запретил РЯБИНИНУ впредь передавать материалы такого характера АЛЮ и вообще кому бы то ни было.
Необходимо добавить, что, по нашим данным, германская разведка чрезвычайно интересуется выяснением того, насколько нам известно о состоянии авиации германской армии. Таким образом, РЯБИНИН фактически дважды нарушил приказание своего непосредственного начальника о запрещении давать какие бы то ни было секретные материалы о состоянии вооруженных сил Германии.
ВОПРОС: Что Вы можете показать о РЯБИНИНЕ как о члене ВКП(б)?
ОТВЕТ: Внешне РЯБИНИН никаких своих разногласий с партией не проявлял и старался показать себя активистом, работая по шефству и по Осоавиахиму. Однако в области его работы по Осоавиахиму считаю необходимым сообщить следствию следующий факт.
Месяца за два до своего ареста РЯБИНИН как председатель Осоавиахима Разведупра пытался организовать доклад б<ывшего> Начальника 1-го Отдела Штаба РККА КРАСИЛЬНИКОВА(x) на тему “Характер будущей войны”. За несколько дней до доклада РЯБИНИН выпустил тезисы этого доклада КРАСИЛЬНИКОВА. Эти тезисы вызвали недоумение и возмущение в партийной организации Разведупра, поскольку они были полны антиленинскими и антисталинскими трактовками темы доклада. В связи с тем, ряд товарищей из парторганизации Разведупра, в том числе и я, готовились выступать на докладе КРАСИЛЬНИКОВА с обвинением его в антипартийных установках.
Учитывая это обстоятельство, РЯБИНИН под каким-то благовидным предлогом снял доклад КРАСИЛЬНИКОВА, и, таким образом, доклад этот не состоялся.
Отлично помню, что когда я пришел к РЯБИНИНУ с тезисами КРАСИЛЬНИКОВА и с цитатами из ЛЕНИНА и СТАЛИНА, которыми я собирался доказывать антипартийный характер доклада КРАСИЛЬНИКОВА, то РЯБИНИН мне заявил, что он лично целиком согласен с тезисами КРАСИЛЬНИКОВА.
После этого РЯБИНИН организовал другой доклад на какую-то военную тему. Докладчиком он выставил какого-то партийца из мотомех<анизированных> войск (фамилию его не могу вспомнить). Тезисы этого доклада РЯБИНИН под каким-то предлогом распространил в парторганизации Разведупра только перед самым докладом. Поэтому парторганизация не смогла сорвать этот доклад, как был фактически сорван доклад КРАСИЛЬНИКОВА. Этот второй доклад внес сумятицу среди аудитории, выслушавшей его, поскольку он также имел трактовки, расходящиеся с линией партии по вопросу о грядущей войне.
Показания записаны с моих слов правильно и мною прочитаны.
С.Т. УЗДАНСКИЙ
ДОПРОСИЛ:
ПОМ. НАЧ. ИНО ГУГБ НКВД СССР: СЛАВАТИНСКИЙ.
ВЕРНО: УПОЛН. 2 ОТД. СПО: А. Евсти<…>
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 111, Л. 230-239.
[x] Н<аше> примечание: КРАСИЛЬНИКОВ в прошлом троцкист, пытавшийся устроиться через РЯБИНИНА на работу в Разведупр.
