СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам протокол допроса арестованного участника контрреволюционной организации правых АФАНАСЬЕВА Е.А. от 23-го декабря с<его> г<ода>.
АФАНАСЬЕВ показал, что с 1928 года он принимал активное участие в деятельности московской организации правых, помогая в подпольной организационной работе УГЛАНОВУ, и присутствовал неоднократно на нелегальных сборищах правых, состоявшихся на квартире УГЛАНОВА, где обсуждались вопросы борьбы с руководством ВКП(б).
В 1933 году АФАНАСЬЕВ по заданиям УГЛАНОВА приступил к созданию боевой группы дая совершения террористического акта над тов. КАГАНОВИЧЕМ и для этой цели обрабатывал слушателей Академии Связи – членов ВКП(б) СТАРОСТИНА, АКУЛКИНА и НОСОВА.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Ежов (Н. ЕЖОВ)
31 декабря 1936 г.
№ 59293
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 265, Л. 144.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
АФАНАСЬЕВА, ЕВГЕНИЯ АНДРЕЕВИЧА, –
от 23-го декабря 1936 года.
Вопрос: Материалами следствия вы изобличаетесь в том, что длительное время активно боролись против ВКП(б) и советской власти.
Следствие требует от вас показаний о вашей нелегальной контрреволюционной деятельности?
Ответ: Я признаю себя виновным в том, что начиная с 1928 г. я действительно активно боролся против ВКП(б) и советской власти и входил в состав московской контрреволюционной организации правых.
Я постараюсь восстановить в памяти и показать следствию все факты как моего личного участия в этой организации, так и других лиц.
Переход мой в лагерь врагов партии имеет свою историю. Поэтому прошу разрешить мне в ответе на ваш вопрос остановиться несколько подробнее.
С 1925 г. я работал заведующим секретариатом московского Комитета ВКП(б) и одновременно выполнял обязанности помощника секретаря Московского Комитета КОТОВА Василия Афанасьевича.
Насколько вспоминается, с 1928 года я начал наблюдать, что КОТОВ под влиянием бывш<его> тогда первым секретарем МК ВКП(б) УГЛАНОВА переходит на позиции, враждебные генеральной линии партии, и что они начинают организовывать борьбу против Центрального Комитета ВКП(б).
В этот период, докладывая КОТОВУ, я иногда засиживался у него в кабинете по несколько часов. Здесь КОТОВ все более и более выражал свое враждебное отношение к руководству ВКП(б) и особенно к СТАЛИНУ. Он подчеркивал, что вся политика, осуществляемая этим руководством, идет вразрез с интересами рабочего класса и крестьянства и ведет страну к гибели.
Вопрос: Какова была ваша позиция в беседах с КОТОВЫМ?
Ответ: Я полностью с ним соглашался и в свою очередь подкреплял его точку зрения рядом отрицательных фактов, имевших место в московской партийной организации, ставя это в вину ЦК ВКП(б).
КОТОВ говорил мне, что в ЦК нет единства и что борьбу правых против сталинской политики возглавляют видные члены ЦК.
Вопрос: Называл ли КОТОВ кого-нибудь персонально?
Ответ: Да, называл РЫКОВА, БУХАРИНА, ТОМСКОГО и УГЛАНОВА.
В 1928 г. в бюро Московского Комитета ВКП(б) выделилась группа правых, взглавлявшихся УГЛАНОВЫМ и КОТОВЫМ, так как помощник УГЛАНОВА – ВАСИЛЕВСКИЙ не примкнул к правым, то, естественно, УГЛАНОВ, начиная фракционную работу, ВАСИЛЕВСКОМУ доверять не мог и сделал меня вторым неофициальным помощником.
Вопрос: Как понимать – неофициальным помощником?
Ответ: Поскольку неудобно было сразу отстранить ВАСИЛЕВСКОГО, он выполнял все официальные функции, присвоенные его должности, а я выполнял все поручения УГЛАНОВА, имевшие нелегальный характер и связанные с борьбой против партии.
Вопрос: В чем выражались ваши нелегальные обязанности?
Ответ: В 1928-29 г.г. у меня хранились документы, относившиеся к работе правых, ко мне приносили специально составленную информацию из райкомов, возглавлявшихся углановскими людьми. Я созванивался с правыми, приглашая их на нелегальные совещания к УГЛАНОВУ.
Вопрос: Где эти совещания происходили?
Ответ: Чаще всего в квартире УГЛАНОВА на улице Грановского.
Вопрос: Кто присутствовал на этих совещаниях?
льет: УГЛАНОВ, КОТОВ, КУЛИКОВ – секретарь Замоскворецкого райкома, РЮТИН – секретарь Красно-Пресненского райкома, ЯКОВЛЕВ – секретарь Хамовнического райкома, ЗАПОЛЬСКИЙ – зам<еститель> заворг<а> МК, МАТВЕЕВ – руководящий комсомольский работник, ГАЛКИН – заворг Красно-Пресненского райкома, БЕРЗИН – секретарь Орехово-Зуевского укома, и ряд других работников Московской партийной организации. Как правило, присутствовал и я.
Вопрос: Вы назвали всех активных участников организации, с которыми был связан и совещался УГЛАНОВ?
Ответ: Нет. Я выше назвал только тех, кто шли от УГЛАНОВА по линии нисходящей. В этот же период УГЛАНОВ рассказывал мне о своих посещениях квартиры БУХАРИНА и РЫКОВА в Кремле и дачи ТОМСКОГО в Болшево.
От них УГЛАНОВ всегда приходил с новыми установками, которые реализовывал на совещаниях у себя в квартире.
Вопрос: Что обсуждалось на этих совещаниях?
Ответ: Основное содержание нелегальных совещаний у УГЛАНОВА в тот период – критика генеральной линии партии; особенно много говорили враждебного о СТАЛИНЕ, намечали конкретные мероприятия для проведения в жизнь, называли людей, которых нужно было обработать и т.п.
Нужно сказать, что по мере того, как правые все больше терпели поражение, обсуждение всех вопросов, связанных с борьбой против ВКП(б) и ее руководства, принимало все более острый характер. Здесь уже конкретно ставились вопросы об организационных формах и методах борьбы.
Вопрос: Следствие требует показаний, как конкретно разрешалась подпольная работа правых?
Ответ: Разрешите и здесь мне несколько отступить. Примерно до середины 1929 г. правые вели против руководства ВКП(б), как мы тогда называли, фракционную борьбу, мы еще надеялись, что соберем большинство в ЦК, что за нами пойдут рабочие и крестьянские массы. Именно исходя из этого на одном из пленумов ЦК с выступлением на защиту правых было решено выпустить КОТОВА. Считали, что КОТОВ в прошлом рабочий, и его выступление прозвучит как бы от рабочего класса. Тезисы к его выступлению тщательно готовились и согласовывались с руководством правых. Однако эта попытка провалилась.
Создание контрреволюционной организации правых и переход к подпольной работе в полном смысле этого слова относится к концу 1929 г., в период, когда были даны установки на двурушничество.
Вопрос: Вы утверждаете, что установки на двурушничество даны в конце 1929 года?
Ответ: Утверждать я этого не берусь. Мне лично об этом стало известно, когда УГЛАНОВ, КУЛИКОВ и КОТОВ выступили с заявлением о прекращении борьбы против партии. Эти заявления тщательно подготовлялись и обсуждались в квартире УГЛАНОВА.
Подача этих заявлений обосновывалась следующими мотивами: разгром партией троцкистов и зиновьевцев показал, что такая же участь ожидает и правых, если мы будем идти напролом, поэтому в целях сохранения своих кадров нужно быстро перестроиться, сделать вид, что борьба против партии прекращается, а на самом деле перейти к более законспирированным формам работы.
Вопрос: Какую нелегальную работу проводила к.-р. организация правых?
Ответ: В 1929 г. УГЛАНОВ был снят с руководства МК и назначен Народным Комиссаром Труда. Тогда же был снят и я, и УГЛАНОВ назначил меня своим секретарем. В этот период УГЛАНОВ развил весьма активную деятельность. Его квартира до снятия его с должности НКТруда и отъезда из Москвы являлась, по существу, штабом организации правых. Там, в спальне (наиболее изолированная комната) непрерывно собирались и заседали его ближайшие единомышленники, которых я собирал по поручению УГЛАНОВА.
Вопрос: Перечислите всех, кто собирался в то время в квартире УГЛАНОВА?
Ответ: Квартиру УГЛАНОВА тогда посещало очень много людей, из них помню: КУЛИКОВА, КОТОВА, МАТВЕЕВА, ЯКОВЛЕВА, ЗАПОЛЬСКОГО, РЮТИНА, БЕРЗИНА, ГАЛКИНА, РОВИНСКОГО, ГОРДЕЕВА, ШАРАПОВА, ЧЕСНОКОВА, РАТНИКОВА, АЛЕКСЕЕВА, БАШЕНКОВА, СЛЕПКОВА, ФАДЕЕВА, ПЯТКОВА [1], РАССАДИНА. Один раз я застал беседовавшими в квартире УГЛАНОВА его, УГЛАНОВА, БУХАРИНА и СЛЕПКОВА.
Вопрос: Это все?
Ответ: Нет, ряд фамилий я не помню. Наиболее полно всех участников организации правых должен знать ЗАПОЛЬСКИЙ. Он был своего рода зав<едующий> кадрами организации правых. Он составлял для УГЛАНОВА списки правых, подбирал людей для выступлений.
Вопрос: К чему сводились сборища у УГЛАНОВА?
Ответ: Здесь на сборищах и в беседах с отдельными лицами УГЛАНОВ уже прямо ставил вопросы о необходимости развертывания организованной борьбы с руководством ВКП(б). Он говорил, что борьбу с ЦК ВКП(б) сейчас необходимо вести конспиративно, дабы раньше времени не обнаружить себя и не давать повода к новому разгрому.
УГЛАНОВ указывал, что руководство всей деятельностью правых сосредоточено в руках РЫКОВА, БУХАРИНА и ТОМСКОГО, с которыми он находится в самой тесной связи.
Вопрос: А что вам известно о московском руководстве?
Ответ: Руководство московской контрреволюционной организации правых состояло из УГЛАНОВА, КУЛИКОВА, КОТОВА, ЗАПОЛЬСКОГО, ЯКОВЛЕВА и МАТВЕЕВА.
Тогда же специально для работы в районах Москвы была выделена тройка в составе ЗАПОЛЬСКОГО, МАТВЕЕВА и БЕРЗИНА.
В конце 1930 года УГЛАНОВ был направлен на работу в Астрахань.
Вопрос: Что же, с отъездом УГЛАНОВА деятельность организации была прекращена?
Ответ: Нет, организация продолжала действовать. Я лично был связан с КУЛИКОВЫМ и КОТОВЫМ и выполнял их поручения.
В 1932 году УГЛАНОВ вернулся в Москву и снова непосредственно возглавил московскую организацию правых. В связи с имевшими место экономическими затруднениями в стране (недород, саботаж на Кубани) шла деятельная подготовка программного документа правых, породившая известную рютинскую платформу. В августе 1932 года эту платформу к УГЛАНОВУ для согласования принес ГАЛКИН. Я был тогда в квартире УГЛАНОВА и хорошо помню, что, уходя, ГАЛКИН платформу прятал на животе под брюками.
К этому времени на сборищах у УГЛАНОВА все больше приходили к выводу о необходимости перехода к решительным методам борьбы со сталинским руководством.
Вопрос: Как понимать “решительные методы борьбы”?
Ответ: Ну, более агрессивные.
Вопрос: Нет, вы расшифруйте конкретно?
Ответ: Скажу прямо, речь шла о терроре в отношении руководства ВКП(б).
Вопрос: От кого персонально исходила постановка вопросов террора?
Ответ: По-боевому, террористически настроенными были ЗАПОЛЬСКИЙ и я. Мы говорили о необходимости физического уничтожения в первую очередь СТАЛИНА и КАГАНОВИЧА. Нужно сказать, что после СТАЛИНА КАГАНОВИЧ пользовался особой ненавистью, так как считался основным виновником разгрома правых в московской партийной организации.
Вопрос: Были ли поддержаны ваши, как вы говорите, боевые террористические настроения?
Ответ: Да, мы встретили полную поддержку УГЛАНОВА, КОТОВА, КУЛИКОВА. Да, собственно говоря, мы и не сомневались в этом, поскольку рютинская платформа, довольно недвусмысленно говорившая о устранении силой сталинского руководства, отражала мнение руководства правых.
Вопрос: Имели ли какое-либо практическое преломление ваши террористические предложения?
Ответ: В тот период нет, так как вскоре УГЛАНОВ был арестован, и мы, опасаясь арестов, замкнулись. Я поддерживал связь только с КУЛИКОВЫМ, с которым жил в одном доме.
Вопрос: А позже?
Ответ: После освобождения УГЛАНОВА в 1933 г. террористическая деятельность организации была поставлена в порядок дня.
Вопрос: Из чего вы это заключаете?
Ответ: Летом 1933 года, когда я уже учился в Военной академии связи, КУЛИКОВ Егор Федорович сообщил мне, что единственный выход в борьбе с губительной политикой ЦК – это физическое устранение творцов ее, в первую очередь СТАЛИНА и КАГАНОВИЧА. “И вот, – сказал КУЛИКОВ, – УГЛАНОВ, зная твою стойкость и самоотверженность, поручает тебе организовать террористический акт над КАГАНОВИЧЕМ”.
Вопрос: КУЛИКОВ так сразу и предложил вам организацию теракта без предварительного подхода, прощупывания вашей готовности идти на это?
Ответ: Ему этого не нужно было делать, так как мы с ним часто встречались, и он хорошо знал мои боевые настроения.
Вопрос: Что же вы ответили на предложение КУЛИКОВА?
Ответ: Я сразу же изъявил согласие, указав, что целесообразней всего для убийства КАГАНОВИЧА привлечь слушателей Академии связи, среди которых имеются подходящие люди.
Вопрос: Кроме КУЛИКОВА вы с кем-нибудь говорили о полученном поручении убить тов. КАГАНОВИЧА?
Ответ: Да, вскоре после беседы с КУЛИКОВЫМ я встретился с КОТОВЫМ и спросил его, известно ли ему решение организации перейти к террору. Он ответил, что ему об этом известно, равно как известна и директива УГЛАНОВА об убийстве КАГАНОВИЧА, переданная мне через КУЛИКОВА.
Вопрос: Что вы практически сделали для выполнения директивы о совершении террористического акта над тов. КАГАНОВИЧЕМ?
Ответ: Я решил приступить к созданию боевой группы, для этой цели наметил слушателей Академии связи СТАРОСТИНА, АКУЛКИНА и НОСОВА. Их я обрабатывал в духе установок организации правых, но конкретно о теракте с ними не говорил.
Вопрос: Почему вы считали необходимым привлечь для выполнения теракта СТАРОСТИНА, АКУЛКИНА и НОСОВА?
Ответ: СТАРОСТИН и АКУЛКИН учились со мной в одной группе. Мы часто вместе занимались. После некоторого политического прощупывания я убедился в их враждебности линии партии. Тогда я смелее начал перед ним излагать свои контрреволюционные мысли по основным вопросам политики партии, при этом я постепенно переходил к самым резким характеристикам руководства ВКП(б), особенно я культивировал в них злобное отношение к СТАЛИНУ и КАГАНОВИЧУ. В моих беседах с ними, вызывавших у них сочувственное отношение, совершенно отчетливо звучали террористические нотки, но, повторяю, конкретно о готовившемся мною теракте я им не говорил.
НОСОВА я знал как близкого друга МАТВЕЕВА, принимавшего участие в молодежной группе правых, возглавлявшейся МАТВЕЕВЫМ. С ним в академии я встречался реже, но при этих встречах не скрывал своих контрреволюционных настроений.
Вопрос: К какому периоду относятся ваши беседы с СТАРОСТИНЫМ, АКУЛКИНЫМ и НОСОВЫМ?
Ответ: Эти беседы начались с 1932 г. и продолжались до моего ареста в декабре 1935 года.
Вопрос: Выше вы показали, что конкретно вы со СТАРОСТИНЫМ, АКУЛКИНЫМ и НОСОВЫМ о подготовлявшемся теракте не говорили. Объясните почему, разве вы им не доверяли?
Ответ: Дело не в недоверии. Я просто считал, что в интересах конспирации их не следует посвящать раньше времени. Задание об убийстве КАГАНОВИЧА я получил в середине 1933 г.; к началу 1934 г. я считал, что первый этап в подготовке покушения, т.е. обработка людей и создание боевой группы, выполнен. Об этом я сообщил КУЛИКОВУ, обратившемуся ко мне с вопросом, как идет выполнение взятого мною поручения убить КАГАНОВИЧА.
Вопрос: Когда и где вы сообщили об этом КУЛИКОВУ?
Ответ: Весной 1934 года у него в квартире по Карманицкому пер № 3, во время одного из его приездов из Свердловска в Москву.
Вопрос: Больше об этом вы никому не говорили?
Ответ: Об этом я два раза говорил и КОТОВУ в том же 1934 году, с которым я был связан как с представителем руководства организации правых во время отсутствия УГЛАНОВА и КУЛИКОВА.
Я должен заявить, что ряд обстоятельств помещали мне совершить намеченное покушение на КАГАНОВИЧА.
Вопрос: Какие это обстоятельства?
Ответ: Первое – моих руководителей, по поручению которых я должен был совершить убийство КАГАНОВИЧА, – УГЛАНОВА и КУЛИКОВА – в Москве не было. Я же не считал себя вправе действовать сепаратно, не дожидаясь их сигнала. Кроме этого, я считал необходимым хотя бы с КУЛИКОВЫМ обсудить технику покушения, так как, не имея опыта, я опасался провалиться.
Второе. Вскоре, примерно в мае-июне 1934 г. я был вызван в бывш<ее> ОГПУ. Это меня встревожило, я приходил [2] к выводу, что в организации правых из людей, близко стоящих ко мне, КУЛИКОВУ и КОТОВУ, – имеется предатель. Я был уверен, что нахожусь под контролем ОГПУ. О вызове меня в ОГПУ и своих предложениях я немедленно сообщил КУЛИКОВУ и КОТОВУ и даже несколько умерил свой пыл в беседах с СТАРОСТИНЫМ и АКУЛКИНЫМ.
Третье – убийство КИРОВА и последовавший через несколько дней после этого арест моего брата Бориса.
Вопрос: За что был арестован ваш брат?
Ответ: Брат мой, Борис Андреевич АФАНАСЬЕВ, к моменту ареста ему было всего 19 лет, он только что окончил театральное училище при Малом театре и поступил на работу в последний. Статьей обвинения, как я узнал, была 58 п. 8 УК, т.е. террористическая деятельность, осужден он к тюремному заключению сроком на 7 лет.
Вопрос: В чем конкретно выразилась террористическая деятельность Бориса и ваше отношение к ней?
Ответ: Содержание его преступления и материалы обвинения мне неизвестны. Лично я конкретного соучастия в его преступлении не принимал. Это я говорю совершенно правдиво.
Вопрос: Вы отвечаете неправдоподобно, не может быть, чтобы вы не были в курсе террористической деятельности вашего брата?
Ответ: Я еще раз подчеркиваю, что конкретного соучастия в его преступлении не принимал. Однако в том, что он пошел на это преступление, основную вину я признаю за собой. Я неоднократно внушал ему враждебность к политике, проводимой ВКП(б), и ненависть к вождям партии.
Вопрос: Как дальше развивалась ваша террористическая деятельность?
Ответ: В конце 1934 года или в начале 1935 года я виделся с КОТОВЫМ и КУЛИКОВЫМ. Когда я рассказал им о причинах, помешавших мне подойти вплотную к выполнению их поручения, они обвинили меня в медлительности, указывали, что политическая обстановка в стране настойчиво требует ускорения решительных действий и устранения СТАЛИНА и КАГАНОВИЧА.
Я им ответил, что боевая группа у меня фактически подготовлена, но я не могу ничего конкретного предпринять пока не разрешится судьба моего арестованного брата, ибо со дня на день я ждал и своего ареста. В октябре 1935 года я был арестован и заключен в концлагерь в Колыму.
Вопрос: Следствие считает, что вы многое о конкретной подготовке теракта скрыли, и требует от вас правдивых показаний по этому вопросу и выдачи всех ваших соучастников?
Ответ: Прошу верить мне, что в основном я сказал все. После показанного мною мне нет смысла утаивать что-либо. Я был врагом партии до последних дней. Это видно хотя бы из того, что, следуя этапом в Колыму, я проводил контрреволюционную агитацию в вагоне среди заключенных, на транзитных пунктах, среди лагерников в Колыме, выставлял себя, троцкистов и друг<их> политических заключенных как жертв невыносимого режима, внушал ненависть к СТАЛИНУ и его соратникам.
Возможно, что отдельные детали я позабыл, постараюсь вспомнить и дополнительно рассказать.
Записано с моих слов верно, мною прочитано.
Допросил:
НАЧ. 4 отд. 4-го ОТДЕЛА ГУГБ (ЛИСТЕНГУРТ)
Верно:
СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР 8 ОТДЕЛА ГУГБ –
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: Голанский (ГОЛАНСКИЙ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 265, Л. 145-158.
[1] В тексте ошибочно – “Петкова”.
[2] В тексте ошибочно – “приходя”.
