ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

 

обвиняемого МУХИНА Николая Иустиновича, 1897 года рождения, уроженца села Васильково, Шполянского района, Киевской области, служащего, беспартийного, с высшим образованием, бывшего сотрудника Военного Министерства Украинской Народной Республики (УНР). До ареста преподавателя ли­тературы театрального техникума. Дважды снимавшегося с работы за троцкистские выступления, –

 

от 11 декабря 1935 года

 

Произведенного:       ПОМ. НАЧ. СЕКРЕТНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО
                                    ОТДЕЛА УГБ НКВД УССР – ДОЛИНСКИМ.

 

ВОПРОС: На следствии Вы показали, что являе­тесь активным участником террористической боевой организации с марта 1935 года. Чем было обусловлено вхождение Ваше в эту организацию?

ОТВЕТ: Мое вхождение в террористическую бое­вую организацию, конечно, не является случайным. Этому предшествовало ряд обстоятельств:

мое мелкобуржуазное происхождение и близкое контрреволюцион­ное окружение на протяжении большей части моей сознательной жизни определило мою враждебность к советской власти. В пе­риод 1928 года я попал на научную работу. Начал я под руководством меньшевика РОЗАНОВА Я.С., который, как научная величина, имел сильное влияние на меня. Он же в конце концов вовлек меня в контрреволюционную меньшевистско-троцкистскую организацию.

В 1929 году РОЗАНОВ связал меня с НЫРЧУКОМ М.А. Последний уже тогда возглавлял контрреволюционную группу, в состав которой входили националисты, троцкисты, меньшевики и друг<ие>. В составе этой группы был и я. Прикрываясь как легальной возможностью антирелигиозной комиссией при Киевской кафедре марксизма-ленинизма, мы проводили контрре­волюционную работу, воспитывали в контрреволюционном направлении молодежь, вербовали в свой состав новых людей, прово­дили контрреволюционную пропаганду.

Удары органов НКВД по отдельном звеньям на­шей организации и отдельные разоблачения участников органи­зации партийными и общественными организациями на местах ра­боты вызывали у нас большую озлобленность, мы искали новых щелей, откуда продолжали свою контрреволюционную работу.

В 1934 году из остатков разгромленных кадров украинских националистов, троцкистов, меньшевиков создался идейный и организационный блок. Мне трудно было бы четко формулировать политическую платформу этого блока. Объединяла нас общая ненависть к руководству советской власти, стрем­ление к свержению его и установлению, как мы выражались, “демократической свободы”.

Контрреволюционная деятельность этого блока на тот период заключалась в проведении контрреволюционной про­паганды с педагогических кафедр и в печатной продукции, расстановке своих кадров на решающих участках идеологического фронта, вовлечении в организацию новых кадров, воспитании в духе идей нашей организации, молодежи и т.д.

Основной тактикой при этом было двурушничество, которое являлось основным стержнем в построении всей контрреволюционной работы.

По всем этим линиям контрреволюционной работы было и мое практическое участие.

Если говорить о причинах, приведших меня к террористической деятельности, я должен указать также о личной озлобленности в связи с ущемлениями моими, что усугублялось влиянием на меня, главным образом, НЫРЧУКА.

ВОПРОС: Что представляла собой боевая орга­низация?

ОТВЕТ: Боевая организация представляла со­бой экстракт троцкистско-националистического и меньшевист­ского блока, выборку людей наиболее способных на акцию. Основной задачей организации – была борьба с советской вла­стью, путем индивидуального террора.

Мы считали, что индивидуальный террор вско­лыхнет массы на активные действия против существующего пра­вительственного руководства, с одной стороны, и, с другой стороны, – что удаление отдельных вождей, приведет к замешательству и заставит изменить существующий режим.

Организация построена была на принципах глубокой конспирации, имела самостоятельное руководство в лице НЫРЧУКА, БИЛЯРЧИКА.

Боевая организация состояла из ряда групп, одну из которых возглавлял я. В задачи этих групп входило подготовка и осуществление террористических актов – каждый над своим объектом.

Подбор людей в группы проводился из блока – смелых, устойчивых, непримиримых и пригодных для акций.

Организация имела ряд своих конспиративных квартир, из которых мне известны: квартиры БИЛЯРЧИКА, НЫРЧУКА, ФЕСЮРЫ.

ВОПРОС: Изложите известные вам планы боевой организации.

ОТВЕТ: Объектами террора были намечены КОССИОР, ПОСТЫШЕВ, БАЛИЦКИЙ. Непосредственное выполнение актов намечалось к октябрьским торжествам. Знаю, что велось бес­прерывное наблюдение. Я не могу сейчас говорить о практике наблюдения всех групп боевой организации. Я могу говорить о практике возглавляемой мною группы: САМОЙЛОВИЧ, ГЛУШКО и ЮВЧЕНКО.

Существовали еще группы, в частности, ГЛУХЕНКО–ЗВАДА, ФЕСЮРА, группа ДАВИДЕНКО, состава которой я не знаю, знаю также об участии НИЖНИКА.

Моя группа действовала в направлении осущест­вления террористического акта над секретарем ЦК КП(б)У КОССИОРОМ; группа ГЛУХЕНКО–ЗВАДА и ФЕСЮРА действовала за ПОС­ТЫШЕВЫМ и БАЛИЦКИМ.

Подробно об этих группах и планах я останавли­вался в своих предыдущих показаниях, которые полностью под­тверждаю.     

ВОПРОС: Какое место Вы занимали в боевом цент­ре?

ОТВЕТ: Я рассматривал себя как активного чле­на боевого центра и его организации. В деле непосредствен­ного выполнения планов возглавляемая мною группа должна была стрелять в КОССИОРА.

Наблюдателями были САМОЙЛОВИЧ, ГЛУШКО и ЮВЧЕНКО. Исполнителем должен был быть я, и намечался один из наблюдателей, конкретно кто, еще вопрос не был решен, намечался ГЛУШКО и САМОЙЛОВИЧ.

ВОПРОС: Что Вам известно о связях боевой организации вне Украины?

ОТВЕТ: После приезда НЫРЧУКА из Москвы НЫРЧУК мне рассказал, что организация может рассчитывать на ак­тивную помощь из Москвы, о чем он договорился там с ЗАГОРУЛЬКО, МАРЕНКО и, насколько помню, с КАМЫШАНОМ. Первые два явля­лись в свое время фундаторами контрреволюционного подполья в Киеве. МАРЕНКО мне известен был как лидер троцкистской организации в Киеве, ЗАГОРУЛЬКО также.

ВОПРОС: Не можете ли Вы подробно осветить, как вам НЫРЧУК передавал установки этой группы, как он увя­зывал деятельность киевской боевой организации с этими лица­ми в Москве?

ОТВЕТ: Твердо сказать не могу, но насколько я понял со слов НЫРЧУКА, он получал от них установки. Мне трудно сейчас дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, поскольку этот разговор мой с НЫРЧУКОМ носил общий характер, подробностей я не расспрашивал.

ВОПРОС: Скажите, Вам НЫРЧУК говорил о приез­де ЗАГОРУЛЬКО в Киев?

ОТВЕТ: Да, ЗАГОРУЛЬКО был в Киеве, и НЫРЧУК с ним лично или через кого-то вел переговоры. НЫРЧУК рассказал мне, что те трения, которые у него были с ЗАГОРУЛЬКО на научном фронте, они носили внешний характер и были связаны обстановкой в прошлом, но в данное время они стушевались.

ВОПРОС: Были ли у Вас связи с РОЗАНОВЫМ?

ОТВЕТ: Я больше всего был связан с РОЗАНОВЫМ в период вхождения в организацию, так как он меня ввел в нее. В последнее время я с РОЗАНОВЫМ связан не был.

Своей непосредственной связью я считал НЫР­ЧУКА. По условиям конспирации, будучи тесно связан с НЫРЧУ­КОМ, я не должен был связываться с РОЗАНОВЫМ.

ВОПРОС: Что Вам известно было со слов НЫРЧУ­КА о роли РОЗАНОВА в боевой организации?

ОТВЕТ: О роли РОЗАНОВА в боевой организации я по условиям конспирации не знал. Знаю, что он, РОЗАНОВ, вхо­дил в состав руководящего центра блока.

ВОПРОС: Упоминал ли Вам НЫРЧУК о связях РОЗАНОВА с Москвой?

ОТВЕТ: Да, НЫРЧУК говорил мне, что ЗАГОРУЛЬ­КО, будучи в Киеве, виделся с РОЗАНОВЫМ. Суть этой встречи мне неизвестна. Эта встреча входила в планы организации, но деталей разговора мне НЫРЧУК не передавал.

 

Записано с моих слов верно, мною прочитано

 

МУХИН

 

С подлинным верно:

Оперуполномочен. СПО Гольдман

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 248, Л. 177-182.