Тов. СТЕЦКИЙ!
На днях т. Бухарин на очной ставке с арестованным Астровым передал мне Ваше письмо на его имя (кажется, от 1926-7 годов), сделав при этом прозрачный намек на то, что Стецкий не всегда и не во всем бывает чист…
Я не читал письма. Возвращаю его Вам.
С ком<мунистическим приветом>.
И. СТАЛИН
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 805. Л. 75. Машинописная копия.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 805. Л. 76. Автограф.
Тов. Сталин.
Письмо Ваше я получил и благодарю за Ваше доверие.
Что касается моего письма Бухарину, то оно относится действительно к тому времени, когда я был не всегда и не во всем чист, то есть когда я принадлежал к Бухаринской группе. Теперь мне совестно вспоминать об этом.
Письмо это относится к лету 1928 г., к июлю месяцу, после того, как я выступал фактически как представитель Бухаринской группы на июльском пленуме ЦК. Письмо это свидетельствует и о том, что я тогда был связан групповой дисциплиной.
Но уже в то время назревало мое расхождение с Бухариным: 1) по вопросу о коллективизации; 2) по вопросу о самокритике. По всем этим вопросам я уже после 15-го съезда занимал в этой группе особую позицию и считал линию партии правильной.
Когда же Бухарин выступил и против индустриализации, то я понял, что мне с ними не по дороге. В октябре 1928 г. я пришел к т. Серго и ему заявил, что разрываю с группой Бухарина. То же я сказал и Сергею Мироновичу. Т.к. Бухарин со мной уже не хотел встречаться, то я передал ему то же через Слепкова, заявив, что я с ними буду бороться.
Дальнейшее Вам известно, и могу Вас заверить, что с той поры никаких отношений с ними у меня не было, и я их рассматривал как врагов.
Все же, так как письмо Бухарину носит отнюдь не личный, а политический характер и касается Вас, я прошу его просмотреть.
С ком<мунистическим> прив<етом>
17.1.37 г.
РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 805, Л. 77. Машинописная копия.
РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 805, Л. 78-79. Автограф.
18/VII<-1928 г.>
Дорогой Николай Иванович!
За последнее время у нас происходили вещи, которые имеют тревожный характер и о которых Вы должны знать. Эти события произошли на активе и затем на закрытом Бюро Областкома, где присутствовал т. Сталин.
Я думаю, будет лучше, если все изложу по порядку.
Доклад т. Ст<алина> Вы, конечно, читали. Однако доклад – это примерно половина того, что говорилось им на активе. Особенно сильное впечатление произвели ответы т. Сталина на вопросы о статьях Ленправды (особенно передовой, посвященной пленуму) и на вопросы о внутрипартийном положении. Что касается передовой Ленправды, т. Сталин заявил, что передовая извращает решения {партии} ЦК, что она клевещет на партию. {Когда} Говоря о “системе перегибов и извращений”, что о коллективизации она говорит шепотом. На вопрос из зала: “<Неуж>то там все неправильное”, т. Сталин ответил, что там правильны лишь выдержки из резолюции, но “с паршивой овцы – хоть клок шерсти”.
Статьи в ЦО Марецкого и Астрова, по его мнению, оставляют в тени вопросы коллективизации.
Говоря о внутрипартийном положении и спорах в ЦК, т. Сталин сказал, что есть споры, однако споры с точки зрения практического опыта каждого; каждый имеет свою {верхушку} вышку и с точки зрения этой вышки подходит к разрешению вопроса. Есть, однако, группа в партии, которая стремится раздуть эти разногласия, их обострить, которая играет на этих спорах и стремится превратить их в принципиальные, группа людей, которые ни на какое серьезное дело не способна, ни к чему не способна. Эти люди делают вредное дело. Им надо дать по рукам. И в качестве проявления этой вредной работы была продемонстрирована передовая “Ленправды”.
Присутствующие были ошеломлены горячностью, с которой генсекретарь обрушился на “Ленправду”. Не понимали, в чем дело. Потом шли разговоры, что, если “Ленправда” и допустила ошибки, то все же столь резкий тон совершенно непонятен.
Дело, однако, заключается в том, что “Ленправда” в очень резкой форме квалифицировала в передовой теорию “дани”, которую выдвинул т. Сталин.
На следующий день было заседание Бюро, где присутствовали секретари районов. Присутствующие задавали вопросы и относительно положения в политбюро. Т. Сталин отвечал таким образом, что {серьезных} разногласия были, но что Пленум в значит<ельной> мере их ликвидировал, теперь есть лишь остатки.
Что перед пленумом особенную нервность проявлял Бухарин, говоря то с одним, то с другим; принес на Политбюро свои тезисы, которые никому не хотел давать, а зачитал сам, очевидно потому, что боялся, что там могут быть ошибки. Что это выступление с тезисами произвело на многих скверное впечатление. Что Сталин, однако, заявил, что в тезисах Бухарина 90% правильно, и это нужно взять. Правильное вошло в резолюцию, от неправильного Бухарина удалось уговорить отказаться; неправильное 1) размычка, 2) вольный рынок – в очень расширенном толковании; 3) отрицание основ<ной> причины кризиса (обратимость).
В общем, впечатление при этом изложении получалось такое, что все в Политбюро хорошо за исключением Бухарина, что если имелись разногласия, то гвоздем их было поведение Бухарина.
Второй фигурой, которую в этом отношении выделил т. Ст<алин>, – был Угланов.
Угланов поддерживает во всем Бухарина. Угланов спустил спорные вопросы и самые споры в низы, давал соответствующую информацию. Сталин говорил, что есть письмо какого-то комсомольского работника, который рассказывает, как его инструктировал Угланов.
Однако из разговоров с Бюро МК т. Сталин вынес хорошее впечатление. Бюро МК всячески стремится устранить всякие недоразумения с ЦК, и тот холодок, который за последнее время появился. Если будет нужно, то члены Бюро МК выступят и против Угланова.
Далее т. Сталин, отвечая на вопросы Пылаева, снова заявил, что в Москве существует группа Слепков, Марецкий и проч., которые бузят, раздувают разногласия. Лезут вперед, желая делать большую политику. Что против этой группы большое возмущение старых партийцев. Что ЦК их одергивает, и что если их не удастся привести в порядок, то есть и орграспредовские методы: в частности сообщил, что Слепк<ова> предполагается послать агитпропом в Поволжье, что Шацкин уже выехал, должен поехать и Слепков.
Далее он сказал, что есть ведь и у вас в Ленинграде такая группа, которая играет на разногласиях. Затем снова остановился на статье Ленправды, заявил, что статья направлена против него, обвиняет его в троцкизме.
Мое положение и положение Петровского было чрезвыч<айно> трудным. Многие смотрят косо на нас в связи с кампанией по самокритике, Володарск<им> делом, Антиповым и проч. Поэтому выступлением т. Ст<алина> {быстро} некоторые т.т., особенно Пылаев, (против которого я и Петр<овский> не раз выступали в связи с его возмутит<ельным> отношением к печати и самокритике) воспользовались, чтобы обрушиться на нас. Пылаев держал целую обвинительную речь, делая паршивые намеки, что я {будто} пытался изобразить себя пионером самокритики и демагогически забегал вперед и проч. Я отвечал в очень сдержанной форме. Петровский тоже. По этой линии самокритики стали ругаться и другие – напр<имер>, Жуков.
Я ожидал, что ген<еральный> секретарь поправит некоторых распоясавшихся т.т. Этого, однако, не случилось. Теперь после это<го> заседания – самокритике крышка. Секретари поняли это воздержание т. Ст<алина> по вопросам самокритики тем, что газета действительно зарвалась, что мы перегнули самокритики, и что надо дать обратный ход.
Затем было решено осудить передовую Ленправды. Я заявил, что считаю это место передовой ошибочным и голосовал за осуждение. Петр<овский> воздержался.
Таковы дела. Я не буду комментировать всех этих вещей и передавать, какое впечатление все это на меня произвело. Скажу только, что некоторые прежние т.т. пытаются изображать меня уклонистом, Чудов зачислил меня в фрумкинскую категорию. А мой зам<еститель> вообразил себя ни больше ни меньше, как политкомиссаром при мне на предмет исправления моей неправильной политич<еской> линии.
Все это смешно, к сожалению сильно дергает.
Всего хорошего
Ваш Алексей
РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 805, Л. 80-83об. Автограф.
