Последнее слово подсудимого Бухарина.
Граждане судьи!
Разрешите мне сказать последнее слово по поводу и в связи с моей преступной деятельностью, о фактическом содержании которой я уже рассказывал во время судебного следствия по нашему процессу, а также ответить на {целый ряд} наиболее важные из новых обвинений, выдвинутых государственным прокурором.
Я совершенно согласен с гражданином прокурором насчет общеисторического значения процесса, в котором вскрыты наиболее злодейские преступления, совершенные правотроцкистским блоком, одним из лидеров которого я был, {И я} и за всю деятельность которого я несу ответственность. На этом процессе, который в серии других процессов является {завершительным} заключительным, раскрыты все узловые пункты преступной и изменнической нашей деятельности, раскрыт исторический смысл контрреволюционной нашей борьбы против партии и советского правительства на ряде последовательных этапов этой борьбы.
Я уже больше года сижу в тюрьме и поэтому совсем почти не знаю, что происходит сейчас в мире. Но по случайным обрывкам действительности, доходящим иногда до меня, – {через сокамерника} вижу, что СССР, интересы которого мы так преступно предавали, вступает в новую фазу своего гигантского развития, выходя на международную арену как великой мощи фактор международной пролетарской борьбы. Мы, подсудимые, стоим по другую сторону баррикады. Барьер, отделяющий нас от вас, граждане судьи, и от публики, есть символ фронта великой борьбы; {в которой} мы очутились в рядах противников социализма, в проклятых рядах контрреволюции, как изменники социалистической родине.
I. В чем я виновен
В самом начале процесса на вопрос гражданина председателя суда, признаю ли я себя виновным, я ответил: Признаю в размерах, данных мною на предварительном следствии показаний.
На {последов<авший>} заданный мне гражданином председателем суда вопрос, подтверждаю ли я данные мною показания, я ответил: Подтверждаю полностью и целиком.
В чем же я признаю себя юридически виновным, то есть виновным с точки зрения {предъяв<ленных>} статей Уголовного Кодекса СССР?
Когда в конце следствия я был вызван на допрос к государственному обвинителю, который контролировал всю совокупность следственного материала, то он резюмировал эту совокупность следующим образом (том 5, стр. 114, протокол допроса от 1/XII-37):
“Вопрос: Подведем итог. Значит, вы признаете, что до последнего времени были членом центра к.-р. организации правых?
Ответ: Да, признаю.
Вопрос: Признаете, что этот центр, членом которого вы являлись, осуществлял контрреволюционную деятельность и ставил своею целью насильственное свержение руководства партии и советской власти?
Ответ: Да, признаю.
Вопрос: Признаете, что этот центр осуществлял террористическую деятельность, организовывал кулацкие восстания и подготовлял террористические акты против членов Политбюро, руководителей партии и советской власти?
Ответ: Да, это верно.
Вопрос: Признаете ли вы себя виновным в изменнических действиях, выразившихся в подготовке сговора с фашистскими кругами некоторых иностранных государств в интересах государственного переворота, подготовлявшегося вашим центром?
Ответ: Да, и это признаю.
Вопрос: Значит, вы признаете себя виновным в измене родине (ст. 58-1а), в организации кулацких восстаний (ст. 58-2), в подготовке террористических актов против руководителей коммунистической партии и советского правительства (ст. 58-8) и в принадлежности к подпольной антисоветской организации правых (ст. 58-11)?
Ответ: Да, все эти обвинения я признаю”.
Таково было резюме всего следствия.
10-I-38 гражданин {госуд<арственный> обвинитель} прокурор допрашивал меня по поводу смерти А.М. Горького, где я дал то показание, которое он приводил на суде (т. 5, стр. 126) [1]. Наконец, 20-II, буквально за несколько дней до процесса, гр<ажданин> прокурор допрашивал меня по левому коммунизму и провел 5 очных ставок; {… заявив при этом, что…}.
Что касается смерти А.М. Горького, на допросе от 10-I гр. прокурор не предъявил мне никакого юридически сформулированного обвинения.
{Все юрид<ические> обвинения прокурора я признал, {что} это я подтверждал и в своих показаниях на судебном следствии, ни на йоту не отступая от своих прежних показаний и целиком их подтверждая. Точно так же и равным образом} На суде я признавал и признаю себя виновным в тех {обвинениях} преступлениях, которые я совершал и которые были мне вменены гражданином прокурором в конце судебного следствия и на основе имевшегося у прокурора следственного материала. {Я здесь ни на йоту не отступал и не отступаю от того, что я показывал и что признавал во время предварительного следствия и на заключительных допросах гражданина прокурора}
{Более того} На суде я заявил также, что политически я признаю себя ответственным за всю совокупность преступлений, совершенных право-{левацким}троцкистским блоком, даже тех, о которых я не знал и о которых не имел ни малейшего представления.
Уже за те преступления, {за которые} которые вменялись мне гражданином прокурором в порядке {уголовной} предъявления статей Уголовного Кодекса, то есть тех, где я признаю свою виновность и с узкой юридической точки зрения, я подлежу самым суровым мерам наказания, и я согласен с прокурором, который несколько раз повторил, что я стою на пороге своего смертного часа.
Но именно поэтому я считаю себя вправе защищаться против целой {большой} серии совершенно новых и неожиданных для меня обвинений, которые появились:
а) в печатном обвинительном заключении,
b) во время судебного следствия,
с) в обвинительной речи гражданина прокурора; {а также в некоторой…}
Считаю необходимым упомянуть, что во время моего допроса гражданином прокурором последний заявил в весьма категорической форме, что мне запрещается как обвиняемому брать на себя больше, чем я действительно сделал, и выдумывать про себя факты, которых в действительности не было, и потребовал занесения этого в протокол.
Если я ввожу теперь в свое последнее слово на суде – как, вероятно, в последнее свое слово вообще, моменты юридической защиты, то я это делаю лишь для того, чтобы оспорить неверные утверждения фактического характера и неверные выводы, а отнюдь не исходя из интересов смягчения наказания. Мои преступления и без того настолько велики, что мне нечего об этом думать, да и не в моей личной судьбе для меня теперь вопрос.
Итак, еще раз повторяю:
Я признаю себя виновным
в измене социалистической родине, самом тяжком преступлении, которое может только быть;
в организации кулацких восстаний;
в подготовке террористических актов;
в принадлежности к подпольной антисоветской организации.
Я признаю себя, далее, виновным в подготовке заговоров, дворцовых переворотов, государственного переворота. Из этого, между прочим, вытекает неправильность всех тех мест обвинительной речи гражданина прокурора, где он изображает дело так, будто я {занимаюсь} становлюсь в позу чистого теоретика, философа и т.д. Все эти перечисленные обвинения, кои я признаю, суть вещи практические. Но я был руководителем контрреволюционного дела, а не стрелочником-исполнителем, и из этого вытекает, что много конкретного я мог и не знать и действительно не знал, что с меня ответственности, однако, ни в малой степени не снимает.
Я признаю себя ответственным и политически, и юридически за пораженческую {точку зрения} ориентацию, ибо она {была таков<а>} господствовала в правотроцкистском блоке, хотя – вопреки прокурору – я утверждаю, что
а) я лично на {ней} этой позиции не стоял,
b) что фраза об открытии фронта принадлежала не мне;
с) что, если Рыков впервые услыхал эти слова от меня, то это был отзвук моего разговора с Томским, который сообщил мне о точке зрения военных заговорщиков, в ответ на что я и предложил их судить, буде они действительно откроют фронт, ибо считал глупой антипатриотическую ориентацию.
Тем не менее, я считаю себя {за это} и юридически, и политически виновным и ответственным за это контрреволюционное пораженчество, являющееся величайшим и чудовищным преступлением перед социалистической родиной и всем международным пролетариатом.
Я считаю себя, далее, и политически, и юридически ответственным за вредительство, хотя я лично никому директив о вредительстве не давал и положительно о нем разговаривал только с Гринько. Личное мое отношение к вредительству было выяснено еще в показаниях Радека {и в очно<й>…}, когда он сообщал, что я считаю этот способ борьбы мало целесообразным.
В обвинительной речи прокурор уделил огромное место вредительству, а мою роль здесь назвал руководящей. На основе чего? Главным образом, на основе показаний Шаранговича. Но тут я перехожу к другому разделу своего слова, а именно к опровержению ряда обвинений.
II. Что я опровергаю.
Я опровергаю, прежде всего, свой якобы факт принадлежности к группе, сидящей на скамье подсудимых, ибо такой группы как группы вовсе не было [2], и вовсе не эта якобы группа носила название правотроцкистского блока. Гражданин прокурор разъяснял в своей обвинительной речи, что члены шайки разбойников могут грабить в разных местах, и все же ответственны все {как один} друг за друга. Последнее справедливо. Но члены шайки разбойников должны minimum знать друг друга, чтобы быть шайкой, и быть друг с другом в более или менее тесной связи.
Между тем,
я впервые из обвинительного заключения узнал {даже …} фамилию Шаранговича; и впервые увидел его на суде;
впервые оттуда же узнал о существовании Максимова;
никогда не был знаком с Плетневым;
никогда не был знаком с Казаковым;
Никогда не разговаривал с Раковским о контррев<олюционных> делах
Никогда ” ” с Розенгольцем ” “
Никогда ” ” с Зеленским о том же
Никогда вообще не разговаривал с Булановым
и т.д. Кстати, и прокурор меня ни единым словом не допрашивал. Правотроцкистский блок есть прежде всего блок правых и троцкистов. Как сюда вообще подходит Левин, который на суде показывал, что он и сейчас не знает, что такое меньшевик? И другие – Плетнев, Казаков и проч<ие>?
Следовательно, сидящие на скамье подсудимых не суть {никакая} какая-либо группа. Они суть по разным линиям участники заговора {и соучастники}, но не группа в собств<енном> смысле слова. А раз так, то ясно, что эта несуществующая группа и не могла быть, вопреки обвинительному заключению, сформирована “по заданию разведок”. Все подсудимые были так или иначе связаны с блоком, некоторые из них – с разведками, {но это} но и только.
Во-вторых. Действительно существовавший и разгромленный органами НКВД правотроцкистский блок сформировался исторически. Я показывал, что еще в 1928 году во время VI конгресса Коминтерна, которым я руководил, я первый раз ходил к Каменеву. Как же можно утверждать, что блок был организован по заданию фашистских разведок? Это в 1928 году? Кстати, в это самое время я чуть не был убит агентом польской дефензивы, что прекрасно известно всем, кто близко стоял к партийному руководству [3].
В-третьих. Я категорически отрицаю, что я был связан с иноразведками, что они были хозяевами надо мной, и что я давал кому-либо шпионские задания. {Я не отрицаю то, что…}. Прежде всего, я считал бы просто глупым сообщать что-либо каким бы то ни было разведкам, ибо что получали бы мы, заговорщики, взамен? Одни только обещания? {Но я…} Гражданин прокурор утверждает в своей обвинительной речи, что я, наравне с Рыковым, был одним из крупнейших организаторов шпионажа.
А почему об этом нет ни слова в следственном материале, за исключением показаний провокатора Иванова?
А почему гражданин прокурор при своем допросе меня не спрашивал меня об этом? Ведь это важнейшее обвинение. Как же мог гражданин прокурор впервые вспомнить об этом только во время суда, хотя я сидел в тюрьме больше года?
Очевидно потому, что не было материала.
А что мне предъявляется теперь?
Шарангович, о существовании которого я и не слыхал до дня предъявления мне обв<инительного> заключения и показаний которого у меня не было. Имеется ссылка на {умер<шего>} уже не существующего Червякова, которого нельзя допросить за его несуществованием. Контекст его показаний, по которым выходит, что я чуть ли не вырабатывал планы вредительского распределения тетрадей в Белоруссии. Это может считаться убедительно?
Иванов. О {провокаторских} его показаниях вообще должен сказать следующее.
Соответствующие лица, в прошлом связанные с охранкой, показывают, что они из страха перед разоблачением решили вести борьбу с советской властью и потому пошли к правым в {террористическую} подпольную организацию, ориентирующуюся и на террор. Где же здесь логика? К тому же, напр<имер>, Зеленский принимал активное участие в окт<ябрьском> перевороте. {Сперва} Да и Иванов, если не ошибаюсь. Значит, сперва они принимали участие в перевороте, чтоб не быть заподозренными; потому принимают участие в заговоре против этого самого победившего переворота, и из трусости перед разоблачением идут на самую опасную контррев<олюционную> работу. Гражданин прокурор им поверил, и это объяснение поместил даже в обвинительное заключение. А оно явно неубедительно. Если по такому вопросу налицо явная {ложь} неправда, что же можно ожидать от всего остального? И нет ли тут – у Ивановых и Шаранговичей – продолжения их старой тактики. {Иванов даже выдумал новый, добавочный разговор к последнему слову. Зеленский: 21 год, д. ц., Осин<ский>, Дробнис.}
Ходжаев утверждает, что я ему советовал связаться с резидентами Англии, а Икрамов – что я де говорил, будто Туркестан – лакомый кусочек и что чуть ли не нужно отдать его Англии неизвестно за что. Ходжаеву в действительности я говорил только то, что нужно использовать противоречия между империалистическими державами, и в глухой форме поддерживал его разговор о большей {свобо<де>} национальной независимости Узбекистана, не желая его оттолкнуть. Ни о каких резидентах не было ни слова. Вообще, нужно {представлять себе} изобразить меня {не только злодеем, но и} просто дураком, чтобы приписывать желанье все раздать. Для чего же тогда была бы власть, захватить которую мы, заговорщики, хотели столь преступными методами? Методика прокурора: расчл<енение> вопр<оса> | Был разговор с Ходж<аевым> в Ташкенте? | О ролях.
{В-четвертых.} На основе этого гражданин прокурор заявляет: все шпионские связи шли по каналам Рыкова и Бухарина! Даже все! Ни одного обо мне факта, сколько бы ни было обоснованного! В подкрепление – ссылка на две японские газеты, которые говорят об агентуре из оппозиционных правительству элементов. Но откуда же это вытекает, что речь идет именно о мне? И даже вообще о правых? {Если бы} И как это японцы стали бы открыто намекать на своих действительных агентов? И где есть у прокурора хоть один факт моей связи с японской разведкой, прямой или косвенной связи?
И опять-таки: почему об этом прокурор не спросил меня {на предв<арительном>} в заключение предварительного следствия? И почему в моем деле об этом нет ни слова?
Я, однако, признаю себя виновным в злодейском деле {расч<еты> и намерения} плана расчленения СССР, ибо Троцкий договаривался насчет территориальных уступок, а я с троцкистами был в блоке. Это есть факт, и этот факт я признаю. И об этом я говорил на суде.
В-четвертых. Я категорически отрицаю свою прикосновенность к убийствам Кирова, Куйбышева, Менжинского, Горького, Макса Пешкова.
Киров, по показ<аниям> Ягоды, был убит по решению пр<аво>тр<оцкистского> центра.
Я об этом не знал.
Рыков не знал.
{Енукидзе не вызван свидетелем}
Одна вера Ягоде, {который известен} которому сообщил Енукидзе, а показаний последнего нет.
Здесь еще гр<ажданин> прокурор говорит: Почему они (Р<ыков> и Б<ухарин>) стоят в стороне? Они не могут стоять в стороне. Ergo – они знали. Но это – petitio principii.
Встречи от случая к случаю.
А я спрошу. А почему в моем следств<енном> материале ничего нет об этом?
А почему меня ни словом не спрашивал гр<аждани>н прокурор?
Макс Пешков. Ягода сам заявляет о чисто личных мотивах. А Крючков уже говорит о право-лев<ацком> блоке!
И уже некоторые подводят “базис”, вроде защитника д<окто>ра Левина!
Менжинский. Буланов показ<ывает> о личных мотивах. Никаких других и не могло быть, т.к. М<енжинский> болел. А прокурор и это навязывает.
Куйб<ышев>… Максимов
я ровно ничего не знал
Я спрашивал, сколько раз >> 7-8
Как парир<овал> прокурор.
Ал. Макс.
Что я показал?
Что показал Рыков?
А выводы прокурора?
Я оперирую – гов<орит> он – 1) указаниями Р<ыкова> + Б<ухарина>, 2) логикой вещей.
Я говорю: теперь я считаю…
Вышинский: Что это такое, как не завуалированное признание?
18 год.
Весь инц<идент> я … Прокурор говорит: вынужден был.
“Бухарин ничего не привел”. Как же так?
I.
Главн<ая> свидетельница – Яковлева.
Она относит все к до-брестск<ому> миру: 1) чтобы была надежда на б<ольшинств>о
До Бреста: 2) Куйб<ышев>, Ем<ельян> Яр<ославский>, Менж<инский> и др<угие>. Они входили тогда в центр. группу, > весомая, чем Манцев, Кизельшт<ейн>.
II.
Камков-Карелин.
Камков и пуч.
III.
Ф. Каплан вдохновляла мероприятия? Почему не допрошены правые с.-р.?
Насильств<енный> арест ≠ убийству.
Учр<едительное> собр<ание>.
Ар<ест> Дзерж<инского>
Арест лево-с.-р. фракции
Специально оговаривалось, что должно было быть обеспечено сохранение
Момент: 1) Я арестовывал лево-эсер фр<акцию>.
2) Я был ранен лево-эсеров<ской> бом<бой>
3) Бела Кун
4) Манцев (“… [4]“)
“Важнейшее доказательство – логика”
Я прохожу мимо всех аргументов не ad rem, а ad hominem
Подкрепл<ено> в обв<инительной> речи: 1909 – отзовист.
Мир<овое> хоз<яйство> и имп<ериализм>.
дов. к сплетн.
1916 Нов<ый> мир вместе с Тр<оцким>
23: Долой фракционеров!
23-24 – блокир<овались> против Ст<алина>
III.
Возвращаюсь к действительно совершенным преступлениям:
Троцкистская часть не раз сепаратно выступала.
Ягода действовал самостоятельно: “сатрап“
Б<ухарин> + Р<ыков> – секретари, “болтуны”.
Но т.к. все же связано, то в той или другой мере падает ответственность и на меня.
(№ 2) Проект тезисов {заключительного} последн<его> слова
Граждане судьи!
Разрешите мне сказать {несколько слов} последнее слово по поводу и в связи с моей преступной деятельностью, о фактическом содержании которой я уже рассказывал во время судебного следствия по нашему процессу.
Я пр… [5]
1) Заключительный характер процесса как итогового. Серия прошлых процессов. {На нашем процессе} Раскрытие исторического смысла контррев<олюционной> борьбы на огромном фактическом материале.
2) Общая международная обстановка, в коей проходит процесс. Отрывки знаний, мизерабельные, ибо тюрьма – я > [6] года просидел… Но и по крохотным отрывкам, {случайно брош<енным> словам} сужу. Поляризация сил, международная борьба. Мы, подсудимые, очутились по другую сторону баррикады. Барьер, отделяющий нас, – символ великого фронта, а мы – с контрреволюцией.
3) Солидаризация с прокурором в основном.
4) Это не исключает защиты по определенным пунктам.
5) Юридическая и политическая ответственность: {юрид<ически> я не признаю}
а) юридически я признаю себя виновным в размере данных мною показ<аний>.
b) об это я заявил в самом начале суд<ебного> следствия
с) политически я признаю себя виновным за все решительно (в чем?)
d) для меня важнее полит<ическая> ответств<енность>
е) если я юрид<ически> защ<ищаюсь>, то с целью установить факты.
6) Мотивировка защиты.
а) СССР не нуждается в соц. мифах, как фаш<изм>
b) “полезное” для пролет<арского> госуд<арства> совпадает с истинным {…}
7) Защита по неск<ольким> пунктам
гл<авным> обр<азом>
1) убийства
2) шпионаж
3) пораженч<ество>
4) лев<ый> к<оммуни>зм
8) {Что признаю и юридически (опора на прокур<ское> заключ<ение>, в конце предв<арительного> следствия)
Измена родине – …}
9) Тягчайший характер преступлений очевиден. Полит<ическая> ответственность безмерна. Любой приговор справедлив: за такое можно десять раз расстрелять.
10) Я хочу объяснить коротко не только суду, но и широкой мировой прогрессивной общественности и факты своей преступной деятельности, о которых я говорил при допросе, и свое раскаяние в злодеяниях.
11) Не голая логика борьбы, как я уже сказал отчасти об этом. Перерождение идей, психологии, людей. Историч<еские> примеры – Бриана, Муссолини и т.д. Перерождение нас. Борьба – катализатор процесса.
12) Процесс, однако, в другой обстановке.
Двойственность сознания
Неполноценность веры
Полупаралич воли
Торможение рефлексов
Это вытекает не из отсутствия последовательности мышления, а из постоянного воздействия обстановки, из объективного величия стройки. {… [7]}
Противоречие между ускорением и торможением. Несчастное сознание из “Филос<офии> духа” Гегеля. (делать все > …[8] сдерживать. В то же время преступное … [9])
13) Нетрудно сильному государству посадить n-ное колич<ество> {людей} своих врагов. Мощь его сказывается и в дезорганизации воли врагов.
14) Этого нигде нет в капиталистических странах. Этого, гл<авным> обр<азом>, и не понимают мятущиеся интеллигенты.
15) Часто объясняют раскаяния пытками, порошки тибетские etc. Я работал, занимался, сохранив после года голову – это есть опроверж<ение>.
16) Idem – гипноз. Но я вел и защиту, полемизировал, ориентировался во времени etc. Такого гипноза быть не может.
17) Объясняют достоевщиной, Алеша Карам<азов>, Идиот, бейте меня, православные.
а) {Но это ерунда} l’ame slave – фантом.
b) оксфордские и кембр<иджские> покаяния.
с) у нас совсем другая психология.
d) я – коренной русск<ий>, но не имею такой псих<ологии>. А Рак<овский>, а Икр<амов>, а Ходж<аев>? {Розенгольц}
18) Действит<ельная> причина. Не сразу. Борьба.
а) улики, конечно, играют большую роль. Но не всю. Личный опыт.
19) Действ<ительная> причина (прод<олжение>)
а) раздумье в тюрьме, citta dolente: Сроки
b) колебания между жизнью и смертью.
с) в случае смерти с чем помираешь? Во имя чего? Да еще на теперешнем этапе? (связать с § 12)
d) в случае {(не написано lasciate ogni speranza)} жизни – чем жить и для чего? Нераск<аявшимся> врагом. Изолиров<анным> от всех.
e) все личное отбрасывается.
f) и в том, и в другом случае один вывод.
g) отзвуки межд<ународной> борьбы.
20) Мне случайно из тюремной библ<иотеки> попала книжка Фейхтвангера. Для него не все ясно. А на самом деле ясно все.
21) Die Weltgeschichte ist <das> Weltgericht. Ряд групп, лидеров etc. обанкротились и брошены в яму.
22) Нельзя, как делает Фейхтв<ангер>, ставить их (в частности Тр<оцкого>) на одну доску со Ст<алиным>, и неверны {якобы выводы} рассуждения о личных корнях etc.
23) Вообще; копанье в личной псих<ологии>, выведение исторических событий из псих<ологических> особенностей людей есть, как удачно замечает Гегель, камердинерская точка зрения. В действительности правомерна всемирно-ист<орическая> точка зрения. За Ст<алин>ым – страна, надежда мира. Он и выразитель ее, и творец. У Гейне прекрасно говорится о таких людях, что через них история “выносит свои колоссальные решения”. И дело не в психологич<еских> особенностях, а в политике. Наполеон однажды заметил: судьба это – политика. Судьба Троцкого есть его контрреволюционная политика. Судьба Сталина – великий новый мир. Несоизмеримы фигуры, задачи, масштабы, роль, классы, миры. Измена Сталину – в коей я повинен – есть измена и соц<иалистической> родине – одно срослось с другим, – измена междун<ародному> пролетариату.
24) Этот новый мир вовсе не есть только кусок хлеба, в противоположность свободе, мысль, которая часто сквозит у Фейхтв<ангера>. Здесь и кусок хлеба, и потому свобода развития масс, их личностей и т.д. в небывалых размерах. Перемените наблюдательный пункт!
25) Против этого мы с самыми преступными методами борьбы выступали. Я отвергаю обвин<ение> в покушении на В.И. Но мы, контрреволюционные заговорщики и я во главе их, пытались убить дело Ленина, продолжаемое Сталиным в гигантски возросших масштабах. Логика этой борьбы, обрастая идеями и т.д., со ступеньки на ступеньку спускала нас в самое черное болото.
26) Большевизм и на этом примере подтверждается во всех своих сторонах: в необх<одимости>:
а) идеологич<еской> чист<оты>
b) единства полит<ической> воли [10] (?)
с) организ<ационной> сплоченности
Отход в теперешних условиях есть переход в политический контррев<олюционный> бандитизм.
27) Теперь контррев<олюционный> бандитизм разгромлен. Мы разбиты, раскаялись в своих ужасных преступлениях. Дело, конечно, не в этих наших раскаяниях. И без них суд может осудить, ибо обяз<ательность> признания обвин<яемых> есть средневековый принцип. Но здесь налицо и внутренний разгром контррев<олюции>. Нужно быть Троцким, чтоб не разоружаться.
28) Троцкий как spiritus rector всяких мерзостей. {Ссылка на Рак<овского> [11]} (террор, вред<ительство>, разведка, расчлен<ение>)
29) Озлобление нужно сейчас нам, подсуд<имым>, против своего прошлого.
30) A priori можно предполагать, что Тр<оцкий> и Ко, II Инт<ернационал> будут пытаться защищать нас, в частности – меня. Отвергаю, ибо стою на коленях перед страной, народом, партией, ее руководством.
31) Чудов<ищных> преступлений
Новый этап
Пусть процесс – последний тяж<елый> урок
Пусть колеблющиеся западноевр<опейские> интеллигенты разрешат свои сомнения так, как их решают рабочие.
32) Вам видна теперь великая международная роль СССР.
Тезис Тр<оцкого> о нац<иональной> огр<аниченности> – жалкая тряпка.
Мудрое руководство страны.
Успех его обеспечен.
С этим сознанием я жду любого приговора. Дело не в личной судьбе раскаявшихся врагов, а в победоносной борьбе великого пролетарского государства и его межд<ународных> союзников.
{Ave, communisme. Morituri te salutant!}
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 431, Л. 2-11об. Автограф.
[1] В стенографическом отчете судебного заседания 8 марта 1938 г. имеется ссылка на том 5, стр. 117: “Троцкисты, говорил мне Томский, аргументировали свое положение тем, что если серьезно ставить вопрос о свержении сталинского руководства, нельзя не учитывать того обстоятельства, что в лице А.М. Горького правотроцкистская организация натолкнется на активного и очень влиятельного противника. Томский говорил мне, что троцкисты категорически настроены на своем предложении, и оно осуществляется”. (Судебный отчет по делу Антисоветского “правотроцкистского блока”. Полный текст стенографического отчета. М., 1938, с. 513). О расхождениях в нумерации страниц следственных материалов Н. Бухарин говорил на процессе. В диалоге с А. Вышинским на утреннем заседании 3 марта 1938 г. Н. Бухарин утверждал: “У меня есть дело, где нумерация совершенно другая”. (Процесс Бухарина. 1938. Сборник документов. М. 2013, стр. 153).
[2] Слова “вовсе не было” подчеркнуты двойной чертой.
[3] Речь идет о деле так называемого “Демократического союза”. 16 августа 1928 г. 18-летний Л.Г. Любарский застрелил в трамвае заместителя начальника ПУР РККА Р.С. Шапошникова. В ходе следствия в протоколах допроса Л.Г. Любарского было зафиксировано его намерение убить Н. Бухарина. В собственноручных показаниях за 1929 г. Л. Любарский заявил: “Я сделал не то, что хотел. Брат Всеволод натравил меня на Коминтерн и на Бухарина. Я принял Шапошникова за загримированного (одеждой) Бухарина”. См. Демократический союз. Следственное дело 1928-1929 гг., М. 2010, с. 54.
[4] Восстановить не удалось.
[5] Восстановить не удалось.
[6] Здесь и далее Н. Бухарин использует данный математический символ для сокращения слова “больше”.
[7] Зачеркнутый текст восстановить не удалось.
[8] Восстановить не удалось.
[9] Восстановить не удалось.
[10] Вариант. С полной определенностью восстановить не удалось.
[11] Вариант.
