СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам протокол допроса НОСОВА С.В. от 11 февраля с<его> г<ода>.
НОСОВ показал, что, будучи участником антисоветской организации правых, он по заданию МАТВЕЕВА (члена Московского центра правых) пытался организовать террористическую группу для совершения теракта против тов. Кагановича.
В 1933 году МАТВЕЕВ предложил НОСОВУ организовать нелегальную типографию для печатания документов организации правых.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ
ДЕЛ СССР: Ежов (Н. ЕЖОВ)
23 февраля 1937 года.
№ 55956
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 293, Л. 100.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 11-го февраля 1937 года.
Вопрос: Вы подали заявление, в котором изъявляете желание искренне рассказать о ваших преступлениях?
Изложите последовательно вашу преступную деятельность до дня вашего ареста?
Ответ: Мои преступления не малые, и говорить о них для меня нелегко, тем не менее я расскажу вое по порядку.
С 1928 г. я участник организации правых. Вовлечен я в организацию правых в 1928 году МАТВЕЕВЫМ Д.И. Мое знакомство с ним произошло в 1924 году на комсомольской работе. Более близкие отношения установились к 1927 году, когда МАТВЕЕВ, работая вторым секретарем ЦК ВЛКСМ, на почве проявленного с его стороны так называемого “вождизма” стал не ладить с большинством ЦК ВЛКСМ.
Интригуя против тех, кто не поддерживал его, он в своих происках опирался на целый ряд выдвинутых им на руководящие посты комсомольских работников, в том числе и на меня. В числе таких, как я, на которых тогда опирался МАТВЕЕВ, были – ФИЛАТОВ, теперь он комиссар какой-то летной части в Красной армии; МИХЕЕВ, где он теперь, не знаю, и ВОРОБЬЕВ, тогда он работал представителем ЦК ВЛКСМ в ВСНХ, а после учился в Промакадемии.
В результате этих интриг МАТВЕЕВУ в начале 1928 года пришлось уйти с комсомольской работы, а вместе с ним ушли и все перечисленные мною лица, в том числе и я.
Положение “обиженных” еще более укрепило мою дружбу с МАТВЕЕВЫМ, и я с этого времени (начало 1928 г.) стал постоянным посетителем квартиры МАТВЕЕВА в бывш<ей> гостинице “Париж”, угол Тверской и Охотного ряда. В то время квартиру МАТВЕЕВА также часто посещали ВОРОБЬЕВ, БАШЕНКОВ – слушатель Промакадемии, КИСИН – родственник МАТВЕЕВА и брат МАТВЕЕВА – МАТВЕЕВ Александр.
В этом кругу еще задолго до того, как стало известно о выступлении правых, царила атмосфера резкого недовольства партийным режимом и руководством партии во главе со СТАЛИНЫМ.
МАТВЕЕВ, будучи близким знакомым УГЛАНОВА, бывая у него на квартире, уже тогда в своих выпадах против генеральной линии партии ссылался на него как на человека, так же отрицательно оценивающего <положение> в партии и стране.
Такие взгляды УГЛАНОВА подтверждали БАШЕНКОВ и ВОРОБЬЕВ, которые также встречались с УГЛАНОВЫМ и бывали у него на квартире.
МАТВЕЕВ так же, как и ВОРОБЬЕВ, говорил, что отрицательной оценки генеральной линии партии придерживается и БУХАРИН, что эта оценка разделяется работниками ВСНХ КРАВАЛЬ и КАМИНСКИМ. Через посредство КРАВАЛЯ и КАМИНСКОГО ВОРОБЬЕВ и МАТВЕЕВ бывали на квартире БУХАРИНА в гостинице “Метрополь”.
Эти разговоры в течение 1928 г. были содержанием всех наших встреч.
Осенью 1928 года МАТВЕЕВ в разговоре со мной наедине говорил о том, что БУХАРИН, РЫКОВ, ТОМСКИЙ и УГЛАНОВ объединенными усилиями ведут борьбу со СТАЛИНЫМ и большинством ЦК в целях изменения генеральной линии партии. Изложив при этом платформу этой четверки, МАТВЕЕВ сказал, что эти взгляды целиком отражают настроения большинства партии, и что решено в случае поражения внутри ЦК перенести борьбу в партийные массы, т.е. навязать партии дискуссию.
Говоря о своем месте в этой борьбе, МАТВЕЕВ дал понять, что он близок к руководству, главным образом к УГЛАНОВУ, и является сторонником немедленного перенесения борьбы в партийные массы.
МАТВЕЕВ утверждал, что перенесение борьбы за рамки ЦК не угрожает опасностью разгрома для правых, так как уже давно проводится подготовительная работа к открытому выступлению, и что уже теперь обеспечена поддержка со стороны всей московской партийной организации, целого ряда членов ЦК и партийной организации Нижнего Новгорода.
В качестве конкретных лиц, руководящих подготовкой поддержки БУХАРИНУ, РЫКОВУ, ТОМСКОМУ и УГЛАНОВУ в Москве и Московской области МАТВЕЕВ назвал РЮТИНА, КУЛИКОВА, КОТОВА, БЕРЕЗИНА, ЗАПОЛЬСКОГО, ЕЛИСЕЕВА и себя.
В конце этого разговора со мной МАТВЕЕВ сказал, что мне, НОСОВУ, надо активно включиться в эту, как он выразился, “подготовительную работу”.
Вопрос: Как вы отнеслись к предложению МАТВЕЕВА?
Ответ: Я согласился, и мы тут же обсудили мои возможности к вербовке “подходящего народа” в институте им. Коган-Шабшая, где я учился в это время.
Зная, что со мной учится бывш<ий> секретарь Тверского губкома комсомола СТРАБЫКИН, МАТВЕЕВ указал на него и сказал: “СТРАБЫКИН пользовался авторитетом в Твери. Он парень энергичный, он может пригодиться, и ты постарайся привлечь его на нашу сторону”. Тут же или может быть дня два-три спустя я выяснил, что ВОРОБЬЕВ, БАШЕНКОВ, КИСИН и МАТВЕЕВ Александр не только во всех подробностях знают то, что мне сказал МАТВЕЕВ, но давно уже, особенно БАШЕНКОВ и ВОРОБЬЕВ, активно ведут работу по подготовке открытого выступления правых.
ВОРОБЬЕВ и БАШЕНКОВ мне рассказали о том, что в Промакадемии им. Сталина ими создана “крепкая группа наших”. Впоследствии МАТВЕЕВ мне говорил, что эта группа считается одной из сильнейших. Из членов этой группы, я помню, мне называли слушателей академии: ЧЕСНОКОВА, ХАХАРЕВА и ЕРОШЕВСКУЮ.
Все мои последующие встречи с МАТВЕЕВЫМ, ВОРОБЬЕВЫМ, БАШЕНКОВЫМ, КИСИНЫМ и МАТВЕЕВЫМ Александром на квартире МАТВЕЕВА вплоть до весны 1929 года ничего принципиально нового не внесли.
Мне помнится только, что во время этих моих последующих посещений обсуждались лица, назывались фамилии тех, кого нужно привлечь, говорилось, что нужно в Промакадемии “овладеть руководством партийной организации”, но так как все называемые лица были мне незнакомы, то фамилии их я сейчас забыл.
Лично я информировал о том, какие настроения среди коммунистов в институте им. Коган-Шабшая. Я говорил о том, что я сблизился со студентами: СТРОБЫКИНЫМ и ЕФРЕМОВЫМ, что они разделяют взгляды правых и готовы открыто выступать.
Вопрос: Кто такой ЕФРЕМОВ?
Ответ: Оба они были студентами института им. Коган-Шабшая. Я уже говорил, что СТРАБЫКИН – бывш<ий> секретарь Тверского губкома ВЛКСМ. Теперь он где-то отбывает наказание за растрату. ЕФРЕМОВ в прошлом пред<седатель> уисполкома, он также где-то сидит в заключении. Арестован после убийства КИРОВА в 1934 г.
Вопрос: Как развивались события после открытого выступления против ЦК ВКП(б)?
Ответ: Особо злободневной темой разговоров в этот период (конец 1928 г. и начало 1929 г.) были выступления правых в ЦК, их поражение и связанное с этим наше нетерпение: когда же будет сигнал, как мы говорили, “к настоящей драке”.
МАТВЕЕВ все это время возмущался нерешительностью БУХАРИНА, РЫКОВА и ТОМСКОГО, обвиняя их в том, что они боятся потерять положение в партийном руководстве. “Эта боязнь, – говорил МАТВЕЕВ, – неосновательна, так как после изгнания ТРОЦКОГО, ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА отстранение от руководства БУХАРИНА, РЫКОВА и ТОМСКОГО было бы партийным массам непонятно, и СТАЛИН с этим не может не считаться.
В начале 1929 года МАТВЕЕВ мне говорил, что он встречался с БУХАРИНЫМ, и тот ему якобы сказал, что “из атаки в лоб вряд ли что сейчас выйдет, и поэтому нужно людей беречь, чтобы были силы для драки, когда наступит более приятная обстановка.
Вопрос: Где и в присутствии кого был этот разговор МАТВЕЕВА с БУХАРИНЫМ?
Ответ: Где и в присутствии кого МАТВЕЕВ говорил с БУХАРИНЫМ, я не знаю. МАТВЕЕВ сказал мне только то, что он встречался с БУХАРИНЫМ и привел то, что я изложил выше.
Вопрос: Вы пытались конкретизировать, как именно предполагается дальнейшая борьба с партией?
Ответ: Да. Вскоре после апрельского пленума ЦК в 1929 году я зашел на квартиру МАТВЕЕВА. В это время прошла полоса так называемых “отходов” от правых. КОТОВ, КУЛИКОВ, да и сами БУХАРИН, РЫКОВ и ТОМСКИЙ сделали заявления с признанием своих правых взглядов ошибочными. Удивленный этим, я задал ему вопрос, что это значит? В квартире МАТВЕЕВА никого не было, и он мне сказал, что все эти “отходы” делаются согласно решению центра правых, т.е. БУХАРИНА, РЫКОВА, ТОМСКОГО и УГЛАНОВА, и что это необходимо в интересах сохранения наших людей в партии для продолжения борьбы с руководством ВКП(б).
Здесь же МАТВЕЕВ развернул перспективу дальнейшей борьбы и совершенно по-новому ориентировал меня.
МАТВЕЕВ сказал: “Наше поражение объясняется тем, что мы стесняли себя рамками партийности. Теперь ясно всем, что нужно идти в подполье и привлекать к борьбе всех, кого можно привлечь. Нужна крепкая организация, а не слюнявая подготовка бесполезных открытых выступлений.
Задача заключается в том, чтобы, уйдя в подполье, подготовить массовые выступления против СТАЛИНА и его линии”.
Вопрос: Вы не можете привести случая, когда бы эта | •новая ориентировка” обсуждалась в более широком кругу?
Ответ: Могу. В конце 1929 года или в начале 1930 г. – не помню, на квартире БАШЕНКОВА в бывш<ей> гостинице “Якорь” собрались МАТВЕЕВ, ВОРОБЬЕВ, БАШЕНКОВ, я – НОСОВ и еще 3-е слушателей Промакадемии. Их фамилий я сейчас не помню. На этом собрании МАТВЕЕВ информировал нас об отношении центра правых к кулацким восстаниям. МАТВЕЕВ говорил, что задача организации теперь и состоит в том, чтобы, уйдя глубже в подполье, учесть все недовольные элементы как в городе, так и в деревне. Это нужно потому, что затруднения на хлебном фронте неизбежно приведут к “крестьянским” волнениям. Мы стоять в стороне от этих крестьянских волнений не можем. Мы, говорил МАТВЕЕВ, должны этими волнениями овладеть.
Я теперь не помню рассуждения других на этот счет, но все собрание единодушно одобрило эту установку центра, и в результате обсуждения были сделаны практические выводы в том смысле, что поскольку восстание – положительный факт, то мы не можем быть посторонними наблюдателями, а должны способствовать нарастанию их, т.е., прямее говоря, способствовать кулацким восстаниям.
Вопрос: Получила ли эта установка какое-либо практическое выражение?
Ответ: До 1933 года я таких фактов не знаю. В 1933 году было решено выпустить листовки с призывом протестовать против сталинского режима.
Вопрос: К 1933 году мы вернемся. Вы останавливались на весне 1929 г. Продолжайте ваши показания?
Ответ: В конце лета 1929 года, возвратившись в Москву из отпуска, я зашел к МАТВЕЕВУ. У него был ВОРОБЬЕВ. Здесь МАТВЕЕВ и ВОРОБЬЕВ информировали меня о том, что ими в соответствии с новой ориентировкой получены директивы от УГЛАНОВА о создании подпольной молодежной организации правых, что эта работа возлагается на МАТВЕЕВА, ВОРОБЬЕВА и меня, НОСОВА, так как мы были старыми комсомольскими работниками и имеем возможность использовать для этого свои комсомольские связи.
В результате обсуждения этой директивы мы решили привлечь к работе по созданию подпольной молодежной организации бывш<их> комсомольских работников: ФИЛАТОВА, тогда работающего секретарем партийной организации “Серп и Молот”; МИХЕЕВА, работающего секретарем партийной организации на заводе им. Уханова; ЗАВЬЯЛОВА, работавшего в то время секретарем одного из райкомов в Иваново-Вознесенске. Тут же мне было поручено проинформировать об этом СТРАБЫКИНА и связать его с МАТВЕЕВЫМ. В этой же работе решено было использовать членов группы в Промакадемии и привлечь к этой работе МАТВЕЕВА Александра и КИСИНА вместе с имевшимися у них людьми. Из связанных и привлеченных КИСИНЫМ я знаю только одного ЛИНЕВА. Он (ЛИНЕВ) в последнее время вместе с КИСИНЫМ и МАТВЕЕВЫМ работал на курсах районных работников управления НКВД Московской области.
Помимо этого МАТВЕЕВ к этому времени имел группу правых из числа студентов Московского Энергетического института, где МАТВЕЕВ в это время учился. Из числа их я впоследствии в 1932 году познакомился с ЛЕОНИДОВЫМ, теперь он работает инженером на заводе “Динамо”.
Вопрос: При обсуждении всех этих лиц говорилось ли о том, чем эти люди могут быть полезны?
Ответ: Конечно, да, обсуждая всех этих лиц, мы тогда принимали в расчет следующее: ФИЛАТОВ в комсомоле работал секретарем Бронницкого укома комсомола и имел там широкие связи и пользовался авторитетом среди молодежи, следовательно, он мог дать связи на периферии. Кроме этого, само положение ФИЛАТОВА (секретарь партийной организации завода “Серп и Молот”) давало возможность широко развернуть вербовку среди рабочей молодежи.
МИХЕЕВ – в прошлом работник Пролетарского района гор. Москвы. Он долгое время работал в МК ВЛКСМ и был связан с уездными комсомольскими работниками. Положение МИХЕЕВА к моменту обсуждения, так же как и положение ФИЛАТОВА, давало возможность развернуть работу среди рабочей молодежи.
ЗАВЬЯЛОВ среди комсомольских работников имел связи по всему Союзу, так как он работал в экономическ<ом> секторе ЦК ВЛКСМ и кроме того, работая в Иваново-Вознесенске, на месте мог широко развернуть работу по вовлечению новых людей в организацию правых, поскольку его положение секретаря райкома давало ему эти возможности.
СТРАБЫКИН, ранее работавший секретарем Тверского губкома комсомола, мог дать нам связи в Твери, тем более мы знали, что там он считался в свое время очень авторитетным человеком.
Привлечение группы правых из Промакадемии имело значение, потому что там были работники периферии, и их можно было использовать как людей, могущих нас ориентировать в тех районах города и области, где мы непосредственно никаких подходов не имели.
Что касается МАТВЕЕВА Александра, то он работал на заводе (на каком, я не помню) и уже имел людей, а КИСИН и ЛИНЕВ могли использовать свои связи среди преподавателей московских вузов и руководить в этой области теми, которые были ими обработаны.
Вопрос: Как и кто был привлечен из числа намеченных?
Ответ: За исключением МИХЕЕВА, который отказался принять участие в организации правых, привлечены были все.
Со СТРАБЫКИНЫМ говорил я. До этого он мною был уже обработан, и я, прямо проинформировав его о директиве УГЛАНОВА, предложил ему сходить к МАТВЕЕВУ с тем, чтобы наметить конкретный план его деятельности по созданию молодежной организации правых. Он согласился, и мы через день или два уже были на квартире МАТВЕЕВА. МАТВЕЕВ рассказал ему о том, что образован всесоюзный центр правых в лице БУХАРИНА, РЫКОВА, ТОМСКОГО и УГЛАНОВА, что в распоряжении центра имеются значительные кадры ответственных партийных работников, и, подтвердив то, что я рассказал СТРАБЫКИНУ о директиве центра и о роли в этом деле МАТВЕЕВА, предложил СТРАБЫКИНУ восстановить все свои связи среди тверских работников и наметить конкретных лиц для привлечения их в организацию правых. СТРАБЫКИН с этим согласился.
С ФИЛАТОВЫМ говорил МАТВЕЕВ. Я не знаю, когда именно это было, но уже в конце 1929 года ФИЛАТОВ принимал участие в деятельности правых и был связан непосредственно с МАТВЕЕВЫМ.
Для того, чтобы привлечь ЗАВЬЯЛОВА, в Иваново-Вознесенск специально был послан БАШЕНКОВ, которого инструктировал МАТВЕЕВ. Я присутствовал только при проводах БАШЕНКОВА, которые состоялись на квартире МАТВЕЕВА в начале 1930 года. Помимо меня был и ВОРОБЬЕВ. Здесь МАТВЕЕВ еще раз напомнил БАШЕНКОВУ: “Смотри, обязательно свяжись с ЗАВЬЯЛОВЫМ”.
Впоследствии МАТВЕЕВ говорил мне, что БАШЕНКОВ с ЗАВЬЯЛОВЫМ связался, и ЗАВЬЯЛОВЫМ в Иваново-Вознесенске развернута работа по подбору людей. При этом МАТВЕЕВ мне говорил, что ЗАВЬЯЛОВ теперь работает в обкоме ВКП(б).
Вопрос: Что Вам известно о результатах работы каждого из привлеченных к работе по созданию молодежной организации?
Ответ: Во всей полноте деятельность их мне неизвестна, так как МАТВЕЕВ всем руководил сам непосредственно.
Я знаю только, что связь с ними за исключением СТРАБЫКИНА, который был арестован в 1934 году, поддерживалась МАТВЕЕВЫМ до последнего времени.
МАТВЕЕВ в 1935 году мне говорил, что ФИЛАТОВ работает в армии, он там комиссаром в какой-то летной части (в какой именно, я забыл). ЗАВЬЯЛОВ работает в обкоме ВКП(б) в Иваново-Вознесенске.
С КИСИНЫМ, ЛИНЕВЫМ и МАТВЕЕВЫМ А. я встречался до последнего времени и знал, что они принимают активное участие в подпольной работе правых.
Вопрос: Непонятно, почему вы, будучи одним из тех, которому была поручена работа по созданию молодежной организации, так мало осведомлены об этой работе?
Ответ: Это объясняется тем, что, во-первых, всей организационной работой руководил МАТВЕЕВ, и, во-вторых, и тем, что в конце 1930 года или в начале 1931 года, точно не помню, ВОРОБЬЕВ подал заявление в ЦКК с разоблачением деятельности МАТВЕЕВА. Хотя все обошлось сравнительно благополучно, дело удалось представить в невинном виде, – МАТВЕЕВ, да и я взяли себе за правило информироваться только о том, что крайне необходимо.
Вопрос: В чем же было отличие молодежной организации правых и чем мотивировалась необходимость ее создания?
Ответ: Собственно, отличия не было никакого. Дело было просто в том, что раз вышли за рамки партии в подборе людей, то смешно было бы оставить в покое комсомол. Других мотивов я не знаю, да и вряд ли какие другие мотивы могли быть.
Вопрос: Вы остановились на 1930 годе. Какова же была дальнейшая ваша деятельность в к.-р. организации правых?
Ответ: Я уже сказал, что в конце 1930 года или в начале 1931 года ВОРОБЬЕВ подал заявление в ЦКК и этим до известной степени подорвал широко развернутую к этому времени подпольную работу. Во всяком случае, по вине ВОРОБЬЕВА мы оказались расконспирированными и вынуждены были на время прекратить активную подпольную работу. Однако это, конечно, не привело к полному ее прекращению. Я в 1930-1931 г. продолжал посещать квартиру МАТВЕЕВА, где встречал помимо МАТВЕЕВА его брата Александра, КИСИНА и ЛИНЕВА, работавшего в то время преподавателем 2-го МГУ.
В институте им. Коган-Шабшая я продолжал подыскивать людей, годных для вербовки, и имел беседы со студентами этого института ЕФРЕМОВЫМ и БОК<ОМ>. Эти беседы происходили в институте во время совместных самостоятельных занятий.
ЕФРЕМОВА я информировал о деятельности и установках организации правых и с его стороны встречал полное сочувствие.
Поэтому я намеревался втянуть его в более активную подпольную работу и решил связать его с МАТВЕЕВЫМ. Об этом я сказал МАТВЕЕВУ.
В начале 1931 года я предложил ЕФРЕМОВУ вместе со мной посетить МАТВЕЕВА с тем, чтобы более тщательно проинформироваться у него и связать его с МАТВЕЕВЫМ. ЕФРЕМОВ согласился, и мы зашли на квартиру к МАТВЕЕВУ. МАТВЕЕВ в тех пределах, в которых я говорил ЕФРЕМОВУ о правых, подтвердил ему мою информацию (я говорил ЕФРЕМОВУ, что правые не отказались от своих взглядов и ведут борьбу, как я выражался, “с произволом сталинского руководства”. Несмотря на то, что ЕФРЕМОВ высказывал резкие “антисталинские” настроения, МАТВЕЕВ все же решил, что он не подходит. “Он простачок”, – сказал мне МАТВЕЕВ после ухода ЕФРЕМОВА.
В дальнейшем я, хотя и поддерживал связь с ЕФРЕМОВЫМ, ни о чем его не информировал. В разговоре со студеном БОК<ОМ> я выяснил, что он участник организации правых и поддерживает связи с ЕЛИСЕЕВЫМ, бывш<им> секретарем укома в гор. Подольске. О ЕЛИСЕЕВЕ я знал от МАТВЕЕВА, что он считается видным правым.
В конце 1931 года в институт поступил учиться АФАНАСЬЕВ. Мне было известно, что он ранее был активным правым и работал секретарем УГЛАНОВА. О встрече с АФАНАСЬЕВЫМ я рассказал МАТВЕЕВУ, последний сказал, что АФАНАСЬЕВ остался активным правым. Таким образом, в 1931 году в институте им. Коган-Шабшая была группа правых, состоявшая из меня, АФАНАСЬЕВА, БОК<А> и ЕФРЕМОВА, связанная через меня и АФАНАСЬЕВА с МАТВЕЕВЫМ.
Более активной деятельности в это время <я> не проводил по причинам, которые я изложил выше (заявление ВОРОБЬЕВА).
Вопрос: Вам было известно, что организацией правых была установлена связь с троцкистами, зиновьевцами и леваками. Дайте показания об этом?
Ответ: Да, это верно. Вплоть до 1931 года я не знал, как практически эта связь осуществляется, я знал только, что установление контакта со всеми этими группами желательно. Впервые о связях с другими к.-р. группами я узнал в начале 1931 года. У себя на квартире МАТВЕЕВ в кругу КИСИНА, МАТВЕЕВА Александра и меня говорил о том, что правыми установлен контакт с леваками, возглавляемыми ЛОМИНАДЗЕ. Из числа сторонников ЛОМИНАДЗЕ МАТВЕЕВ тогда назвал ЧАПЛИНА, ШАЦКИНА, точно не помню, в этой ли связи, но упоминалась и фамилия СТЭНА. МАТВЕЕВ говорил, что связь с этой группой поможет делу правых. Кто установил эту связь, я не знаю, но, как я понял со слов МАТВЕЕВА, – эта связь поддерживалась МАТВЕЕВЫМ, что касается связи с зиновьевцами, то эта связь по линии МАТВЕЕВА до известной степени была установлена через меня в 1931 году.
В конце 1931 года я случайно на улице встретил сестру Елизаветы ТЕРЕМЯКИНОЙ, которая мне сообщила, что “Лиза в Москве, и дня через три приедет ФАЙВИЛОВИЧ (ФАЙВИЛОВИЧ – муж Е. ТЕРЕМЯКИНОЙ). ФАЙВИЛОВИЧА я знал очень хорошо, так как до 1925 года был ближайшим его приятелем. Я знал ФАЙВИЛОВИЧА как ярого сторонника ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА и знал близкие отношения ФАЙВИЛОВИЧА с ними. Больше того, мне был хорошо известен весь наиболее близкий круг единомышленников ФАЙВИЛОВИЧА, так как он состоял из бывших комсомольских работников, с которыми я в свое время, 1923-24 г.г., был в приятельских отношениях.
Этот круг состоял из КОТОЛЫНОВА Ивана, ХЕСИНА Сергея, ЦЕ<Й>ТЛИНА Якова, ТАРАСОВА Ивана и Елизаветы ТЕРЕМЯКИНОЙ.
Дней через пять после встречи с ТЕРЕМЯКИНОЙ я зашел к ней на квартиру. ФАЙВИЛОВИЧ был там, но собирался куда-то уходить.
В разговоре о том, как мне живется, он сказал, что знает о моей связи с МАТВЕЕВЫМ и представляет себе “в общих чертах” деятельность правых. Откуда это он знает, я его не спрашивал. Сам же об этом он мне ничего не говорил. Я его спросил, как себя чувствует ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ, и каково его личное настроение.
ФАЙВИЛОВИЧ мне сказал, что ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ непримиримы, и что он, ФАЙВИЛОВИЧ, сдаваться не думает; “Среди наших, – сказал ФАЙВИЛОВИЧ, – настроение боевое. Есть надежда, что ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ будут приближены к партийному руководству, и тогда мы посмотрим, кто еще победит”.
Так как ФАЙВИЛОВИЧ куда-то торопился, и разговор заканчивался по дороге к трамваю, то более конкретно расспросить ФАЙВИЛОВИЧА мне не удалось.
После этого я зашел к МАТВЕЕВУ, в квартире он был один, Я рассказал ему о моей встрече с ФАЙВИЛОВИЧЕМ. МАТВЕЕВ на это ответил: “Надо установить с ними непосредственную связь”.
Думал ли МАТВЕЕВ установить эту связь через меня – он не сказал. В 1932 году, когда я встретил на квартире МАТВЕЕВА ХЕСИНА и встречал его в дальнейшем до 1934 года, я понял, что МАТВЕЕВ обошелся без меня.
Вопрос; Откуда вам известно, что ХЕСИН был зиновьевцем и связан в к.-р. деятельности с группой ФАЙВИЛОВИЧА–КОТОЛЫНОВА?
Ответ: В 1932 г. мне это было известно непосредственно от самого ХЕСИНА.
Вопрос: Что вам известно о к.-р. деятельности зиновьевца ХЕСИНА?
Ответ: Кроме того, что зиновьевцы продолжают борьбу и поддерживает старые связи, мне ни ХЕСИН, ни МАТВЕЕВ ничего не говорили.
Вопрос: Что вам известно о связи правых с троцкистами?
Ответ: Об этом я ничего не знаю.
Вопрос: Теперь расскажите о вашей к.-р. деятельности в организации правых с 1932 года?
Ответ: С 1932 г. по 1934 г. в связи с моими затруднениями по учебе я крайне редко бывал на квартире МАТВЕЕВА и почти не принимал никакого участия в подпольной организации правых. В 1932 году, в начале года, я был на квартире МАТВЕЕВА и здесь встретил ХЕСИНА. Его я спрашивал о том, как идут дела КОТОЛЫНОВА, ФАЙВИЛОВИЧА, и что делает он, ХЕСИН. Не помню, что мне дословно ответил ХЕСИН, но смысл его ответа был такой, что ФАЙВИЛОВИЧ, КОТОЛЫНОВ и он, ХЕСИН, остались на старых позициях и по-прежнему друг друга поддерживают. Разговор на этом закончился, и я ушел, так как увидел, что я своим приходом прервал какой-то разговор между МАТВЕЕВЫМ и ХЕСИНЫМ.
В середине 1932 года, зайдя на квартиру к МАТВЕЕВУ, я застал у него двух незнакомых мне людей. Знакомя меня о ними, МАТВЕЕВ сказал, что я могу с ними не стесняться. Один из них назвал себя ЯКОВЛЕВЫМ, он был в военном, судя по петлицам, служил в летной части, второй по фамилии ЛЕОНИДОВ учился в одном институте с МАТВЕЕВЫМ.
Помню, что в этом кругу тогда был разговор о положении в стране, все, в том числе и я, оценивали это положение катастрофически и резко озлобленно винили во всем СТАЛИНА.
Вопрос: Говорилось ли в эту встречу о том, как оценивает центр организации правых перспективы и методы дальнейшей борьбы с партией?
Ответ: В присутствии ЛЕОНИДОВА и ЯКОВЛЕВА МАТВЕЕВ крайне туманно информировал об установках центра. Если воспроизвести смысл, то он сводился к тому, что “вождям” – БУХАРИНУ, РЫКОВУ, ТОМСКОМУ, – нужно употребить все усилия для завоевания доверия в ЦК с тем, чтобы как можно скорей получить возможность влиять на хозяйственную политику страны, а нам, т.е. организации, надо наиболее активно и “всеми средствами подрывать сталинское руководство”.
Вопрос: Что значит “подрывать сталинское руководство”? Какие же средства имелись в виду?
Ответ: Более конкретно здесь не расшифровывалось. Мне и самому было не ясно, что нужно понимать под формулировкой “всеми средствами подрывать сталинское руководство”. Спрашивать разъяснения у МАТВЕЕВА я не стал, так как, недостаточно зная ЛЕОНИДОВА и ЯКОВЛЕВА, думал, что эта туманность в изложении установки вызвана их присутствием. Я надеялся вскоре зайти к МАТВЕЕВУ и поговорить на эту тему наедине. Но до середины 1933 года мне такой возможности не представилось.
Вопрос: Какую же работу вы вели в это время по к.-р. организации правых?
Ответ: Я в это время работал директором дома отдыха и в Москве бывал очень редко. В это время я ни с кем из правых не встречался. Моя активная работа в организации правых начинается с 1934 года, когда я стал учиться в академии связи и снова стал посещать квартиру МАТВЕЕВА.
Вопрос: Вы показывали, что в середине 1933 г. встречались с МАТВЕЕВЫМ. Уточнили ли вы в эту встречу, что значит установка “подрывать всеми средствами партийное руководство”?
Ответ: С МАТВЕЕВЫМ я имел длительный разговор о том, каково же положение организации, и что, собственно, сейчас делается.
Этот разговор был наедине на квартире МАТВЕЕВА. Смысл его информации сводился к тому, что внешне дела организации неплохие. БУХАРИН питает надежды встать ближе к партийному руководству, и к этому кое-какие основания есть.
Успешно идет дело и по расширению организации, но это все-таки не открывает хорошей перспективы на ближайшее время, так как с трудностями в хозяйственной жизни партия все же начинает справляться, и это будет укреплять ее авторитет. “Поэтому, – говорил МАТВЕЕВ, – теперь как никогда нам надо торопиться не только искать недовольства среди населения, но и всемерно и всеми средствами раздувать это недовольство, призывая к открытым выступлениям против советской власти. В этом направлении уже кое-что сделано”, – заключил МАТВЕЕВ.
Я спросил, что же именно сделано. МАТВЕЕВ в ответ за это сказал: “Мы теперь располагаем типографией, с помощью ее можно будет раскачать более широкие массы к протесту против “сталинского руководства””.
Тут же МАТВЕЕВ предложил мне взять на себя организацию этой типографии на квартире моего отца с тем, чтобы ее более тщательно законспирировать.
При этом МАТВЕЕВ сказал, что техника этой типографии находится у БЕРЕЗИНА, бывш<его> секретаря Орехово-Зуевского укома, с которым он обещал меня связать. Я не согласился вмешивать в это дело своего отца и сказал, что я на себя это не возьму, если же нужна комната, то я уступаю свою. МАТВЕЕВ мне возразил, сказав: “Там еще хуже, так как комната эта не изолирована”. Я все же не согласился говорить по этому поводу с отцом, и МАТВЕЕВ не стал больше говорить со мной на эту тему.
Какова техника этой типографии, работала ли она когда-либо, об этом мне МАТВЕЕВ ничего не говорил, и я об этом ничего не знаю.
Вопрос: Вы все же не сказали, какие же именно средства борьбы предусматривались установкой центра “подрывать всеми средствами сталинское руководство”?
Ответ: Я уже показал, что в 1932 году это мне самому было неясно. В 1933 году из разговора с МАТВЕЕВЫМ я узнал что эта установка распространяется вплоть до организации вооруженного восстания, забастовок, волынок на заводах и т.п.
В 1934 году я знал, что эта установка включает в себя и борьбу индивидуальным террором.
Вопрос: При каких обстоятельствах и от кого вам стала известна установка на индивидуальный террор?
Ответ: Летом 1934 г. на квартире МАТВЕЕВА, я помню, это было поздним вечером, МАТВЕЕВ мне сказал, что он встречался с БУХАРИНЫМ. БУХАРИН считает, сказал МАТВЕЕВ, что, если в ближайшее время мы не свалим сталинского руководства, то об этом придется бросить даже мечтать.
Я спросил, как мы можем это сделать? МАТВЕЕВ сказал, осталось одно оружие – индивидуальный террор. Надо организовать террористические акты против СТАЛИНА, МОЛОТОВА и КАГАНОВИЧА. Тут же он мне сказал: “Возьмись за подготовку террористического акта над КАГАНОВИЧЕМ”. Я ответил, что принципиальных возражений у меня нет, а о том, как это сделать, – я подумаю.
В эту же беседу МАТВЕЕВ предложил мне подыскать человека, чтобы через него установить, где легче всего и удобнее совершить террористический акт над КАГАНОВИЧЕМ.
Вопрос: Это поручение об организации террористического акта над КАГАНОВИЧЕМ МАТВЕЕВ вам дал от своего имени?
Ответ: Конечно, нет. Если бы это было личное поручение МАТВЕЕВА, я бы не взялся бы за его выполнение. МАТВЕЕВ сказал, что это установка центра, переданная ему лично БУХАРИНЫМ.
Вопрос: Что же было дальше?
Ответ: После разговора с МАТВЕЕВЫМ я уехал в отпуск. Следующая встреча с МАТВЕЕВЫМ у меня произошла после приезда его из Ленинграда, следовательно, после убийства КИРОВА. Это было в середине декабря 1934 года на его квартире. Здесь, в эту встречу МАТВЕЕВ рассказывал о своей поездке в Ленинград.
Вопрос: Вы не можете точно сказать, когда МАТВЕЕВ был в Ленинграде?
Ответ: Приехал он в Ленинград до убийства КИРОВА и выехал на второй день после убийства.
Вопрос: Зачем ездил МАТВЕЕВ в Ленинград?
Ответ: МАТВЕЕВ мне говорил, что он там встречался с ЧАПЛИНЫМ. О содержании разговоров с ним МАТВЕЕВ мне не говорил, сказав только то, что он, МАТВЕЕВ, продолжает поддерживать связи с леваками в лице ЧАПЛИНА.
Вопрос: Когда вы вновь обсуждали с МАТВЕЕВЫМ вопрос об организации террористического акта над тов. тов. СТАЛИНЫМ и КАГАНОВИЧЕМ?
Ответ: В январе 1935 года я вновь зашел к МАТВЕЕВУ, он был один.
На его вопрос, что мною сделано по подготовке террористического акта над КАГАНОВИЧЕМ, я ответил, что никаких практических шагов еще не предпринял.
МАТВЕЕВ выразил свое неудовольствие и вновь сказал, что я должен подыскать такого человека, который бы мог установить, где легче всего можно совершить убийство КАГАНОВИЧА. Я обещал МАТВЕЕВУ это сделать.
Вопрос: Что же вы сделали в этом направлении?
Ответ: До декабря 1935 года в этом направлении я ничего не сделал, так как в кругу моих знакомых не оказалось подходящего человека, согласного взять на себя роль разведчика в подготовке террористического акта. Зимой 1935 года я встретил своего старого приятеля ЗАЛОМОВА, учившегося в Транспортной академии, и сделал попытки выяснить его отношение к КАГАНОВИЧУ. Я спросил ЗАЛОМОВА о том, каково отношение к КАГАНОВИЧУ в НКПС, как относится КАГАНОВИЧ к людям, и как он, ЗАЛОМОВ, смотрит на “своего нового начальника”. ЗАЛОМОВ очень положительно отозвался о КАГАНОВИЧЕ и привел мне случай, когда ему, ЗАЛОМОВУ, приходилось видеть КАГАНОВИЧА. Он рассказал, что осенью 1935 года он был свидетелем затора в уличном движении у Красных ворот, в который попал автомобиль КАГАНОВИЧА.
ЗАЛОМОВ мне говорил, что КАГАНОВИЧ будто бы вышел из автомобиля и стал помогать милиционеру ликвидировать затор. Я, видя такое отношение ЗАЛОМОВА к КАГАНОВИЧУ, не решился вступить с ним в разговоры о том, что я к КАГАНОВИЧУ отношусь иначе.
После этого разговора с ЗАЛОМОВЫМ я потерял надежду кого-либо подыскать и никаких попыток к этому не делал; в начале 1937 года я был арестован.
Вопрос: С МАТВЕЕВЫМ в 1935 г. и в 1936 году вы встречались?
Ответ: В 1935 году я был на квартире МАТВЕЕВА еще 5 раз. В 1936 году я встречался с ним один раз в начале года. Заходил я еще летом 1936 года, но его квартира уже была опечатана, он был арестован.
Вопрос: Изложите содержание этих встреч?
Ответ: После встречи с МАТВЕЕВЫМ в январе 1935 г. я был у него в феврале 1935 года. На квартире МАТВЕЕВА я застал АФАНАСЬЕВА. В это время разговора о правых делах не было, говорили о том, как идет учеба. После ухода АФАНАСЬЕВА МАТВЕЕВ вновь вернулся к вопросу о том, каковы же мои успехи в подыскании человека, должного принять участие в теракте над КАГАНОВИЧЕМ. Я МАТВЕЕВУ сказал, что пока что у меня нового ничего нет. МАТВЕЕВ заметил мне, что я манкирую этим делом, что затягивать такие вопросы нельзя, так как можно провалиться и провалить все.
В апреле 1935 года по инициативе АФАНАСЬЕВА мы снова зашли к МАТВЕЕВУ, здесь АФАНАСЬЕВ в крайне резких выражениях говорил по адресу партийного руководства. На мой вопрос, что он так разошелся, АФАНАСЬЕВ рассказал, что арестован его брат, который обвиняется в подготовке террористического акта в театре. При этом АФАНАСЬЕВ просил МАТВЕЕВА помочь его брату выпутаться из дела или, по крайней мере, облегчить участь брата.
Принимал ли участие АФАНАСЬЕВ в террористической деятельности брата и откуда АФАНАСЬЕВ знает содержание обвинения, я не знаю.
Вопрос: А что мог сделать МАТВЕЕВ в облегчении участи брата АФАНАСЬЕВА?
Ответ: МАТВЕЕВ, ЛИНЕВ и КИСИН преподавали на курсах УНКВД по Московской области, и АФАНАСЬЕВ, очевидно, полагал, что у них есть связи среди работников Наркомвнудела.
Вопрос: А эти связи у МАТВЕЕВА, ЛИНЕВА и КИСИНА были?
Ответ: Это я не знаю.
Вопрос: Этого не может быть. Вы это должны знать. Требую от вас сказать правду?
Ответ: Я не лгу. Мне никто не говорил, что у правых в НКВД есть какие-либо связи.
Вопрос: Изложите содержание ваших остальных встреч с МАТВЕЕВЫМ?
Ответ: В середине 1935 года моя встреча с МАТВЕЕВЫМ была чисто личного характера, здесь никаких разговоров на политические темы не было, так как <встреча> была в присутствии знакомой МАТВЕЕВА, которую я совсем не знал.
В октябре 1935 года на квартире МАТВЕЕВА я встречался с ЯКОВЛЕВЫМ и еще каким-то приятелем МАТВЕЕВА, кто он, откуда, я не знаю. Здесь, кроме озлобленных выпадов по адресу СТАЛИНА и партии, никаких разговоров о деятельности правых не было.
31 декабря 1936 года на квартире МАТВЕЕВА была встреча нового года, там был ЛЕОНИДОВ и человека 4 инженеров, работавших с МАТВЕЕВЫМ в комиссии СТО по разработке вопроса о переходе на стопериодный ток. Вся эта компания ждала еще кого-то. Встречать новый год я не остался, так как кроме ЛЕОНИДОВА я никого не знал, и, хотя МАТВЕЕВ назвал фамилии всех, я теперь их забыл.
В январе 1936 года вечером, зайдя на квартиру МАТВЕЕВА, я застал его одного. МАТВЕЕВ, обратясь ко мне, спросил, думают ли я что-либо делать по подготовке террористического акта или, быть может, струсил и боюсь в этом признаться. Я ответил, что мною подходящий человек найден. МАТВЕЕВ поинтересовался, кто этот человек, я ему назвал ЗАЛОМОВА, рассказав, что он учится в Транспортной академии и имеет связи среда работников НКПС. МАТВЕЕВ нашел кандидатуру ЗАЛОМОВА удачной и сказал, чтобы я в ближайшее время переговорил с ЗАЛОМОВЫМ прямо с тем, чтобы можно было составить конкретный план теракта.
Вопрос: Выше вы показали, что, переговорив с ЗАЛОМОВЫМ о КАГАНОВИЧЕ, вы установили, что он неподходящий человек для террористического акта над тов. КАГАНОВИЧЕМ, а МАТВЕЕВУ вы его характеризовали как подходящего человека. Где же вы говорили правду?
Ответ: Я после убийства КИРОВА стал манкировать подготовкой террористического акта, а так как МАТВЕЕВ наседал на меня, я указал ему на ЗАЛОМОВА, хотя на это у меня оснований не было.
Я надеялся, что под предлогом обработки ЗАЛОМОВА я сумею оттянуть время и потом отказаться, так как чувствовал, что я не способен на совершение террористического акта.
Вопрос: Следствие в вашу искренность не верит, о вашей к.-р. террористической деятельности вы рассказали не все и неполно. Вы, в частности, скрываете ваши террористические связи?
Ответ: Все основное и главное я сказал. Если я что упустил, то исключительно по вине плохой памяти.
Протокол мною лично прочитан, записано с моих слов правильно.
Допросил:
ОПЕР. УПОЛНОМОЧЕНН. 6 ОТД. 4-го ОТДЕЛА УГБ УНКВД
по Сталинградской области: (ЦЕРПЕНТО)
ВЕРНО:
СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР 8 ОТДЕЛА ГУГБ: Голанский (ГОЛАНСКИЙ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 293, Л. 101-127.
