Председателю Комиссии Партийного Контроля тов. Н. И. Ежову.
Уважаемый товарищ,
Я не знаю причины ареста Сокольникова, но я знаю, что раз партия так решила, то он этого заслуживает. Каким бы неожиданным и страшным ударом это ни явилось лично для меня, я как член партии могу только так реагировать, как меня учит партия. Я вступила в партию в 1919 году, 14 лет, задолго до того, как вышла замуж, и всегда дралась за партийную линию, за свое лицо, за свою полезность для партии. То, что случилось с Скольниковым, явилось для меня совершенной неожиданностью. Доверье ЦК, кандидатом в члены которого он был, служило в моих глазах гарантией его политической честности. Я сошлась с ним 19 лет. Он старался держать меня вдали от своих политических дел, если же я ставила вопросы ребром, отвечал на них так, что это не вызывало моих сомнений. Насколько я не была посвящена в его дела, говорит пример с историей организации встречи Бухарина с Каменевым, о которой я узнала не от него, а на партсобрании уже после пленума. Нужно ли рассказывать о том, какую брешь нанес этот факт в наши отношения. Его довод был тот, что политический деятель не может посвящать жену в свои дела. Жили мы трудно, чему показателем служит то, что в 1932 году я развелась с ним официально в ЗАГСе. Причины не были политические, иначе я тотчас же сообщила бы их партии, но причины были и не чисто личные. Не было ни ревности, ни любви к кому бы то ни было на стороне. Было непонимание, отчужденность, неверье без определенных причин с моей стороны, замкнутость его, доводившая меня до крайнего раздражения и мук.
После долгого фактического разрыва мы сошлись, когда он работал в НКИД и постоянно доказывал мне, что искренен во всем и ему все во всем верят. Наши отношения стали несколько лучше. У нас родилась дочь, которой нет еще двух лет. Этой зимой отношения опять-таки в личном плане сильно ухудшились. Я жила полностью своими литературными и общественными делами. Мы видались редко и еще реже говорили.
Вот очень краткая и неполная история наших отношений с Сокольниковым. Мука моя в том, что я ничего не замечала и не подозревала из того, по-видимому, ужасного, что повлекло за собой его арест.
Я знаю, что как человек, живший с ним рядом, вызываю к себе недоверье, и понимаю, что иначе не может быть. Надеюсь, что партия даст мне возможность доказать право на доверье и выслушает все, что было со мною. Но как быть теперь. У меня двое ребят, младшая совсем маленькая. У меня своя профессия, свое место в жизни, почти готова большая современная книга.
Что же мне делать?
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 258, Л. 121-122. Автограф
[Штамп: ДОЛОЖЕНО. Личный архив]
Дорогой товарищ Ежов!
Вот уже месяц, как моя мама Галина И. Серебрякова арестована в психиатрической больнице имени Кащенко, где она находилась в течение 4 месяцев, а мы ничего о ней не знаем. Как ее здоровье? Даже смены белья у нее нет. Я боюсь, как бы у мамы не повторился припадок безумья. Я уверена, что в скором времени ее невиновность будет выяснена, и она вернется к нам, своим детям, и к работе на пользу нашей прекрасной родины. Но пока хотя бы увидеть ее, передать ей белья. Умоляю Вас, дорогой товарищ Ежов, не отказать мне в моей просьбе. Очень, очень прошу ответить.
Пионерка Зоря Серебрякова.
Мой адрес
Карманицкий пер. д. 3 кв. 7
телефон: 21-40-72 [1]
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 258, Л. 123. Автограф
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. ЕЖОВУ.
Направляю Вам заключение врача психиатрической больницы им. Кащенко о СЕРЕБРЯКОВОЙ Г.И.
ЗАМ<ЕСТИТЕЛЬ>. НАРОДНОГО КОМИССАРА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР – (АГРАНОВ)
” ” сентября 1936 г.
№ ………
Копия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
о состоянии больной СЕРЕБРЯКОВОЙ Галины Иосифовны, находящейся на излечении в психиатрической больнице имени Кащенко.
10/IX-1936 г. мною освидетельствована больная СЕРЕБРЯКОВА Г.И., 30 лет, находящаяся в 3 женск<ом> отд<елении> больницы им. Кащенко, при чем оказалось:
Больная в прошлом по характеру упрямая, настойчивая, капризная, мнительная. Мнительность временами достигала высоких степеней, так, ей казалось, что у нее сифилис, рак и т.д., принимала меры к тому, чтобы не заразить окружающих, выдумывала себе специальную диету, не пила молока и пр<очее>. Всегда была очень суеверной – “несмотря на то, что была коммунисткой”, как говорит больная. Придавала значение приметам, предчувствиям: “если разобьется зеркало или оступлюсь о порог, то в этот день никуда не пойду,” – говорит больная. Были и навязчивые мысли, так, наблюдался страх, что внезапно ей нужно будет пойти в уборную, откроется понос в общественном месте, – это мешало общению с людьми. У больной наблюдался специальный ритуал, носящий также навязчивый характер: ходила по одной стороне улицы, до перекрестка не сходила с тротуара и т.д. При этом больная понимала всю нелепость этих своих поступков, но отвязаться от них не могла.
После переживаний, имевших место за последнее время (со слов матери и самой больной), развилось состояние тяжелой депрессии, страхов, боялась, что ее арестуют, ее отправят, все за ней следят, жизнь ее кончена и т.д.
Как говорит больная – “на нее нападало состояние ужаса, после чего не знает, что с ней делалось”.
При поступлении в больницу не ориентирована, на вопросы почти не отвечает, на лице выражение интенсивного страха, временами резкое двигательное возбуждение: размахивает руками, куда-то стремится, принимается драться. На следующий день о своем состоянии почти ничего не помнит. При беседе совершенно ясное сознание, ориентирована, несколько депрессивна, хотя адекватно отвечает на шутку, улыбается, бредовых идей не высказывает, галлюцинаций нет, тяготится обстановкой больницы, боится больных, недовольна, что ее одели в больничное белье. Несколько капризна, склонна к тому, чтобы порисоваться, несколько оттенить свое состояние.
На основании изложенного прихожу к заключению, что больная СЕРЕБРЯКОВА Г.И. является психопатической личностью со склонностью к невротическим и истерическим образованиям. Данное ее состояние нужно расценить, как реактивную депрессию с кратковременными состояниями истерического сумеречного изменения сознания.
Больная не страдает психическим заболеванием в узком смысле этого слова и должна быть признана вменяемой и ответственной за свои поступки.
СТ<АРШИЙ> ВРАЧ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЫ
ИМЕНИ КАЩЕНКО: – ПОСВЯНСКИЙ [2].
10/IX-1936 г.
Верно: нрзб
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 258, Л. 124-127.
[1] Письмо скорее всего написано в первых числах февраля 1937 г.
[2] Павел Борисович Посвянский (1904-1976). До того, как стать психиатром с мировым именем, был сотрудником “юношеской секции” издательства “Новая Москва”, редактировал первые сборники М. А. Шолохова “Донские рассказы” и “Лазоревая степь”.
