СТЕНОГРАММА

ВЕЧЕРНЕГО ЗАСЕДАНИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

ПО ДЕЛУ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО ЦЕНТРА. 28 ЯНВАРЯ 1937 ГОДА.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Заседание продолжается.

Тов. Вышинский, у вас нет дополнительных вопросов?

ВЫШИНСКИЙ: Нет.

ВЫШИНСКИЙ: Ходатайств тоже нет?

ВЫШИНСКИЙ: Я не имею ни вопросов, ни ходатайств. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У защиты тоже нет?

ГОЛОСА ЗАЩИТНИКОВ: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ходатайств подсудимых нет?

Объявляю судебное следствие законченным.

Слово имеет Прокурор Союза тов. Вышинский.

ВЫШИНСКИЙ: Товарищи судьи и члены Верховного суда Союза Советских Социалистических Республик! Приступая к исполнению своей последней обязанности по настоящему делу, я не могу не остановиться на некоторых, мне представляется, в высокой степени важных особенностях настоящего судебного процесса.

Эти особенности заключаются, на мой взгляд, раньше всего в том, что данный судебный процесс в известном смысле подводит итоги преступной деятельности троцкистских заговорщиков, боровшихся в течение многих лет систематически и притом при помощи самых отвратительных, самых гнусных средств борьбы против советского строя, советского государства, против советской власти и нашей партии, – этот процесс подводит итог борьбе против советского государства и партии людей, начавших борьбу задолго еще до нынешнего времени, еще при жизни Великого нашего учителя и организатора советского государства – ЛЕНИНА; людей, боровшихся при Ленине против Ленина, после Ленина – против его гениального ученика, верного хранителя ленинских заветов и продолжателя его дела – СТАЛИНА.

Особенности настоящего процесса, мне кажется, заключаются еще и в том, что именно этот процесс, как лучами прожектора, осветил самые потаенные уголки и тайные закоулки, отвратительные углы троцкистского подполья, вскрыл безмерную низость преступлений, подготовлявшихся в этом подполье против советского государства и его руководителей, против рабочего класса, против дела социализма.

Этот процесс показал и доказал, с каким тупым упорством, с каким змеиным хладнокровием, с какой расчетливостью профессиональных преступников троцкистские бандиты вели и ведут против СССР свою борьбу, не отступая ни перед чем – ни перед вредительством, ни перед диверсиями, ни перед шпионажем, ни перед террором, ни перед изменой родине.

Когда несколько месяцев назад в этом самом зале, на этих самых скамьях подсудимых сидели предшественники этого, так называемого, запасного или параллельного, – в действительности, параллельно-таки действовавшего троцкистского центра, – эти преступники, эти изменники, предатели нашего дела, члены так называемого объединенного троцкистско-зиновьевского террористического центра, когда Верховный суд в лице Военной коллегии судил тех преступников, – каждый из нас при виде тех преступлений, которые кошмарной картиной проходили перед нашими глазами, не мог не отпрянуть с ужасом и отвращением.

Каждый честный человек нашей страны, каждый честный человек в любой стране мира не мог тогда не сказать: вот бездна падения, вот последний предел, последняя черта морального и политического разложения, вот дьявольская безграничность преступлений.

Каждый честный человек, каждый честный сын нашей родины думал: это было последний раз; такие гнусные преступления не могут повторяться. Таких низко павших, таких подло предавших нас людей больше в нашей стране нет.

И вот теперь вновь нас охватывает уже раз и так сравнительно недавно пережитое нами чувство. Вновь проходят перед нашими глазами, нашим встревоженным и негодующим сознанием страшные картины чудовищных преступлений, чудовищных предательств, чудовищной измены.

Этот процесс, где сами подсудимые сознались в своей вине известен по всей прошлой троцкистской деятельности, руководителей, действовавших до последнего времени в троцкистской подпольной организации, членов так называемого параллельного троцкистского центра, обвиняемые Пятаков, Сокольников, Радек, Серебряков, где рядом с ними на той же скамье подсудимых перед советским судом сидят такие видные троцкисты, как Муралов Н., как Дробнис, как Богуславский, Лившиц, где рядом с этими троцкистами сидят просто шпионы и разведчики – Ратайчак, Шестов, Строилов, Граше и еще некоторые, имена которых я не могу здесь называть, – показал, куда пришли, до чего докатились эти господа, в какой страшный омут окончательно и бесповоротно погряз контрреволюционный троцкизм, давно уже превратившийся в передовой и злейший отряд международного фашизма.

Этот процесс еще раз продемонстрировал нам до какой низости скатились троцкисты, до каких гнусных пределов преступлений, самых омерзительных преступлений и измен родине, отчизне и отечеству рабочих и крестьян, построивших новое социалистическое общество. 

Этот процесс вскрыл все тайные пружины подпольной преступной деятельности троцкизма, весь механизм их кровавой, их предательской тактики. Он еще раз показал настоящий, подлинный троцкизм – этого исконного врага рабочих и крестьян, исконного врага социализма, верного слугу и агентов капитализма.

Этот процесс показал еще раз, кому служит Троцкий и его сподручные, что представляет собой троцкизм в действительности, на практике.

Здесь, в этом зале перед судом, перед всей страной, перед всем миром прошла вереница преступлений, совершенных этими людьми.

Кому на пользу их преступления? Во имя какой цели, во имя каких идей, во имя, наконец, какой политической платформы или программы действовали эти люди? Во имя чего? И, наконец, почему стали они предателями родины, – во имя чего и почему стали они изменниками отчизны, изменниками делу социализма и международного пролетариата?

Настоящий процесс ответил, на мой взгляд, с исчерпывающей полнотой на все эти вопросы, ответил ясно и точно, ответил даже и на тот вопрос, который все время стоял перед нами: почему и как они дошли до жизни такой.

Как кинематографическая лента, пущенная обратным ходом, этот процесс нам напомнил и показал все основные этапы исторического пути троцкизма и троцкистов, 30 с лишним лет своего существования потратившего на то, чтобы подготовить в конце концов свое окончательное превращение в штурмовой отряд фашизма, одно из отделений фашистской полиции.

Сами обвиняемые сказали и рассказывали о том, кому они служили. Но еще более красноречиво сказали об этом их собственные дела, их грязные, их кровавые, их преступные дела.

Я считаю необходимым, начиная свою обвинительную речь, коротко остановиться на этом вопросе. Много лет назад наша партия, рабочий класс, весь наш народ отвергли троцкистско-зиновьевскую платформу как платформу антисоветскую, антисоциалистическую. Троцкистов наш народ выбросил из пределов нашей страны, его пособников вышвырнули из рядов партии как изменивших делу рабочего класса и социализму. Троцкий и Зиновьев были разгромлены и изгнаны как враги, но они не успокоились и не сложили своего оружия. Они ушли в подполье, накинув на себя маски раскаявшихся и якобы разоружившихся людей. Они, следуя указаниям Троцкого, Пятакова и других руководителей этой банды преступников, этой преступной банды, ведя двурушническую политику, маскируясь, вновь проникли в партию, вновь проникли на советскую работу, кое-кто пролез даже и на высоко ответственные государственные посты, припрятав до поры до времени, как это теперь с очевидностью установлено, свой старый фракционный троцкистский антисоветский груз на своих конспиративных квартирах, на подпольных явках, вместе с оружием, шифрами, паролями, связями и своими кадрами.

Начав с образования ничтожной антипартийной фракции, переходя все более и более к обостренным методам борьбы против партии, став после изгнания из партии главным рупором всех антисоветских групп и течений, они превратились в передовой отряд фашистов, действующих по прямым указаниям иностранных разведок.

Судебный процесс объединенного троцкистско-зиновьевского центра уже разоблачил связи троцкистов с Гестапо и фашистами. Настоящий процесс в этом отношении пошел дальше. Он дал исключительно доказательной силы материал, еще раз подтвердивший и уточнивший эти связи, подтвердивший полностью и уточнивший в процессуально- доказательном смысле и в полном объеме предательскую роль троцкизма, полностью и безоговорочно перешедшего в лагерь врагов, превратившегося в одно из отделений “СС” и Гестапо.

Путь троцкистов, путь троцкизму завершен. На всем протяжении своей позорной и печальной истории они старались бить и били по самым чувствительным и опасным местам пролетарской революции и советского социалистического строительства.

Та директива, о которой здесь говорил Пятаков, полученная им от Троцкого, – “бить по самым чувствительным местам”, – эта директива – старая троцкистская установка в отношении советской власти, в отношении социалистического строительства в нашей стране.

Особенная активность, особенная решительность, упорство, настойчивость троцкистов в борьбе с советской властью отличает тот период, который совпал с окончательной победой в СССР социализма. И это вполне естественно. Эта победа далась нам не без преодоления громадных трудностей. Трудности и, в частности, те, которые мы встретили на своем пути в период 1929-1931 гг., особенно в деревне, эти трудности окрылили троцкистско-зиновьевское подполье, зашевелившееся, приведшее в движение свои щупальцы, пытавшееся ударить, по указанию Троцкого, в самое чувствительное место.

Чуя свою неминуемую гибель, эти остатки уничтоженных пролетарской диктатурой эксплуататорских классов и их агентура перешли к новой тактике, к новым формам, к новому курсу борьбы с советской властью, о которых здесь достаточно обстоятельно излагали и говорили суду обвиняемые.

Рост сопротивления враждебных пролетарской диктатуре классов окрылил троцкистско-Зиновьевскую банду, которую к тому же воодушевляло и подстрекало на преступления против СССР и существующее до сих пор капиталистическое окружение СССР.

В расчете на ослабление советского тыла международная контрреволюция ускоряла подготовку интервенции. Ведь известно, что интервенты готовят удар против Советского Союза каждый год. Лето, в частности, 1933 года. Известно, что Япония подробно разработала план нападения на Советский Союз. Осколки контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группировки знали, что рядом с ними действуют другие защитники реставрации капитализма, другие отряды капиталистической агентуры в нашей стране. Промпартия, трудовая кулацко-крестьянская партия, союзное бюро меньшевиков, деятельность которых была рассмотрена в судебном заседании Верховного суда, – все эти организации были вскрыты как организации вредителей и группы диверсантов, которые приветствовали борьбу Троцкого с нашей партией, с советской властью, зная, что в лице троцкистов они действительно имеют подобных себе, но более циничных, более наглых защитников свержения диктатуры пролетариата.

Что такое реставрация капитализма в нашей стране? В 1932 году троцкисты укрепляют консолидацию с контрреволюционными антисоветскими группами, они завязывают связи с правой оппозицией для совместной борьбы против партии, против советской власти. Действительное содержание этой связи товарищ Сталин разоблачил на XVI и XVII партсъездах, показав, что контрреволюционных троцкистов и зиновьевцев с капитулянтами всех мастей, как он выразился, объединяет стремление реставрации в СССР капитализма. Эту программу товарищ Сталин назвал тогда программой презренных трусов, контрреволюционной программой восстановления капитализма в СССР.

В свете сегодняшнего дня особенно ясно, какое огромное историческое дело сделал товарищ Сталин, показавший в конце 1935 года подлинное существо троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации в ее новом качестве. Товарищ Сталин в письме в журнал “Пролетарская революция” писал, что на самом деле троцкизм есть передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущий борьбу против коммунизма, против советской власти, против строительства социализма в СССР. В 1931 году товарищ Сталин заклеймил троцкизм как передовой отряд контрреволюционной буржуазии, получивший именно из рук троцкистов духовное, тактическое и организационное оружие для своей борьбы с большевизмом, со строительством социализма.

В свете нынешнего процесса особенно ясно, какое исключительное историческое значение имеет это указание, показавшее в такой исчерпывающей формуле подлинное существо троцкизма, играющего руководящую роль и в троцкистско-зиновьевском блоке.

В свете настоящего процесса особенно ярко представляется роль подпольных антисоветских троцкистских групп как основной канал всяких антисоветских настроений, надежд и чаяний, как основной рычаг, таран, которым враги советов пытаются пробить брешь в стенах нашего государства, раздавить воздвигнутую нами крепость социализма. Эту роль авангарда антисоветских фашистских сил троцкисты играли отнюдь не случайно. Уход троцкизма в антисоветское подполье, превращение его в фашистскую агентуру, – только путь, завершивший его историческое развитие.

Превращение его в группу диверсантов и убийц, действующих по указанию иностранных разведок и генеральных штабов агрессоров, лишь завершило борьбу против рабочего класса и партии, борьбу против Ленина и ленинизма, длившуюся десятилетия. Этой отвратительной борьбой троцкизм начал свой путь, на этом пути троцкизм стоит и сейчас, по этому пути идет все дальше и дальше, не зная в борьбе никаких пределов ненависти и злобы. Вся история политической деятельности троцкистов представляет собой целую цепь измен делу рабочего класса, делу социализма.

Я хорошо занимаю, что ни это место, ни эта трибуна государственного обвинения не является достаточно подходящим местом для того, чтобы подробно излагать, доказывать и аргументировать это утверждение, которое я здесь сейчас сделал, но и нескольких кратких исторических напоминаний достаточно для того, чтобы не возникло никакого сомнения в отсутствии в моем утверждении какого бы то ни было преувеличения тогда, когда я говорю, что вся история троцкизма – сплошная цепь измен делу социализма, делу рабочего класса.

В 1904 году Троцкий выступил, как это известно, с подлейшей брошюрой под заглавием “Наши политические задачи”. Эта брошюра была наполнена грязными инсинуациями по поводу нашего великого учителя, вождя международного пролетариата тов. ЛЕНИНА, великого ленинского учения о путях большевистской победы, победы трудящихся, победы социализма. В этой брошюрке Троцкий брызжет ядовитой слюной, оплевывая великие идеи Марксизма-Ленинизма. Он пытается отравить этим ядом пролетариат, пытается этой клеветой свернуть пролетариат с пути непримиримой классовой борьбы, он клевещет на пролетариат, клевещет на пролетарскую революцию, клевещет на большевизм, на Ленина, – Максимилиана Ленина, называя Ленина именем Максимилиана Робеспьера – героя французской революции, желая этим унизить великого вождя международного пролетариата.

Этот господин позволил себе называть Ленина и большевистскую партию вождем и реакционным крылом, не зная никаких пределов в своей наглости и политическом бесстыдстве. В то время, как Ленин и Сталин отбирали лучших людей, воспитывая их в политических боях с самодержавием, с царизмом, с буржуазией, сколачивая из них ядро большевистской партии, Иудушка Троцкий собирался отвратить революцию, сплачивая единый фронт лакеев капитализма для борьбы против дела пролетариата. В те годы, в 1911-12 году, Троцкий организовал тоже блок, подобно тому, как и сейчас организовал троцкистско-зиновьевский блок, так называемый августовский блок, из прислужников капитала, из меньшевиков, из выброшенных из рядов большевистской партии, из размагниченных интеллигентов и отбросов рабочего движения. Об этом блоке Сталин писал: “Известно, что эта лоскутная партия преследовала цель разрушения большевистской партии”.

Ленин писал, что “этот блок построен на беспринципном лицемерии и пустой фразе”. На организационное оформление, на укрепление большевистской партии Троцкий и его сподручники отвечали потоком грязной клеветы, чернили Ленина и большевиков, называли их варварами, сектантами, азиатами. О Троцком Ленин писал: “Такие типы характер<н>ы как обломки вчерашних исторических образований и формаций, когда массовое рабочее движение в России еще спало”. Против такого типа, как называл Троцкого тогда Ленин, он предупреждал 20 лет тому назад партию и рабочий класс. В статье о нарушении единства, прикрываемом криками о единстве, Ленин писал так: “Надо, чтобы молодое рабочее поколение хорошо знало, с кем оно имеет дело”.

Вот наш процесс помогает миллионам и миллионам молодых рабочих и крестьян, трудящимся всех стран ясно и отчетливо представить себе, с кем действительно мы имеем дело. Разрушить большевистскую партию, конечно, презренному троцкистскому блоку не удалось, но троцкисты не переставали и после провала блока нападать на большевистскую партию, как только могли. Весь этот период с 1903 года по самый канун революции в истории нашего рабочего движения, наполненного борьбой Троцкого и троцкистов с крепнущим и растущим в России революционным настроением масс, борьбой против Ленина и против его партии.

В 1915 году Троцкий выступает против ленинского учения о возможности победы социализма в одной стране и, таким образом, полностью 20 с лишним лет тому назад уже капитулируя перед буржуазией, перед капитализмом.

В эти году Троцкий поочередно служит экономизму, меньшевизму, ликвидаторству, каутскианству, социал-демократизму и национал-шовинизму в борьбе против СССР и против советского государства вообще.

Случайно ли, что троцкисты в конце концов превратились в гнездо и рассадник перерожденчества и термидорианства, как об этом в свое время говорил тов. Сталин? Случайно ли, что Троцкий, очутившись после революции в рядах нашей партии, сорвался, скатился на троцкистские, контрреволюционные меньшевистские позиции, оказался выброшенным за пределы нашего государства, за пределы Советского Союза?.. 

Случайно ли, что троцкизм превратился в штурмовой отряд капиталистической реставрации?..

Не случайно, потому что к этому шло дело с самого возникновения, с самого зарождения троцкизма. Не случайно, потому что и до Октябрьской революции Троцкий и его друзья – одну из наиболее авторитетных частей этого количества друзей мы видим сидящей на скамье подсудимых в данном процессе, – боролись против Ленина и ленинской партии так, как теперь борются против Сталина и Партии Ленина–Сталина.

Предсказания товарища Сталина полностью сбылись. Троцкизм превратился действительно в центральный сборный пункт всех враждебных социализму сил, в отряд простых бандитов, шпионов и убийц, которые целиком отдали себя в распоряжение иностранных разведок, целиком превратились в агентов иностранных охранок, окончательно и бесповоротно превратились в лакеев капитализма, в гнусных реставраторов, в представителей в нашей стране капитализма.

И здесь на суде, по-моему, с исключительной полнотой, с исключительной ясностью была вскрыта именно эта подлая сущность троцкизма. Они пришли к своему позорному концу потому, что десятки лет они шли по этому пути, славословя капитализм, не веря в успехи социалистического строительства, в победу социализма. Вот почему они пришли в конце концов к развернутой программе капиталистической реставрации, вот почему они пошли на то, что стали предавать и продавать наше отечество, нашу родину. К этому дело шло уже тогда, когда Троцкий, как это было в 19<…> [1] году, предлагал разрешить нашим промышленным предприятиям и трестам закладывать наше имущество, в том числе и основной капитал(?), частным капиталистам для получения кредитов, которые тогда действительно были нужны Советскому государству. Он тогда предлагал то, что было бы предпосылкой денационализации наших предприятий… Это предложение Троцкого уже тогда было ступенькой к возврату к власти капиталистов, к тому, чтобы капиталистов, финансистов, заводчиков вновь сделать хозяевами наших фабрик и заводов и отнять у наших рабочих завоеванные ими при Советской власти вольности. Все эти господа уверяли, что советское хозяйство все более и более сращивается с капиталистическим хозяйством, т.е. превращается в придаток мирового капитализма. Они уверяли, что мы все время будем находиться под контролем мирового хозяйства, т.е. утверждали то, о чем мечтали и о чем пробалтывали Сокольников и тому подобные капиталистические акулы (капиталистическим акулам).

Товарищ Сталин тогда разоблачил эту вредительскую позицию троцкизма, говоря: капиталистический контроль, а именно такой капиталистический контроль, которого требовали тогда троцкисты, – это есть прежде всего финансовый контроль. Финансовый контроль – это значит насаждение в нашей стране отделений крупных капиталистических банков, это значит образование так называемых дочерних банков. Не знаю, есть ли у нас, говорил тов. Сталин, такие банки? Конечно, нет, и не только нет, но и не будет их никогда, пока жива советская власть.

Капиталистический контроль, о котором тогда говорили, мечтали и требовали постоянно в качестве программного своего требования троцкисты и вот все эти, сидящие здесь на скамье подсудимых главари троцкистского блока, – это право капиталистов распоряжаться нашей родиной, нашими рынками. Капиталистический контроль неотделим от контроля политического.

Капиталистический контроль – значит, уничтожение политической самостоятельности нашей страны, это значит приспособление законов страны к интересам и вкусам международного капиталистического хозяйства. 

Вот что означал этот так называемый капиталистический контроль, о котором тосковал Троцкий и некоторая часть, головка сидящего здесь на скамье подсудимых так называемого антисоветского троцкистского центра.

Товарищ Сталин, разоблачая антисоветскую сущность подобных предложений, восклицал: “Если речь идет о таком действительном капиталистическом контроле, то я должен заявить, что такого контроля у нас нет, и не будет его никогда, пока жив наш пролетариат и пока есть у нас диктатура пролетариата”. 

Вот почему не случайно, почему так органически связаны эти две задачи – подготовка капиталистической реставрации с борьбой против диктатуры пролетариата.

Случайно ли, что, начав с капиталистического контроля, эти люди докатились до откровенной платформы капиталистической реставрации, до открытой борьбы во имя осуществления этой платформы в союзе с капиталистами, против диктатуры пролетариата, до борьбы с советским государством, до борьбы с социализмом в этой своей наиболее отвратительной и законченной форме.

Известно, что троцкистские лидеры в переломные моменты нашей борьбы, на крутых подъемах нашей пролетарской революции, всегда, как правило, оказывались в стане наших врагов, по ту сторону баррикад.

Отрицание социалистического характера нашей революции, отрицание возможности построения социализма в нашей стране определяло и предопределяло враждебную позицию троцкистов по отношению к делу социалистического строительства в СССР.

Это, однако, не мешало троцкистам прикрываться именем социализма, как не мешало и не мешает в настоящее время многим врагам социализма прикрываться этим именем.

И так бывало всегда в истории. Известно, что меньшевики и эсеры, эти злейшие враги социализма и дела освобождения трудящихся, всегда прикрывались именем социализма, называли себя социалистами. Но ведь это им не мешало валяться в ногах у буржуазии, у помещиков, у белых генералов. Мы помним, как меньшевики в петлюровской раде призвали на Украину войска Вильгельма II, как они торговали свободой и честью украинского народа, как под вывеской эсеровского правительства Чайковского орудовали в Архангельске интервенты, как так называемое “социалистическое” правительство Комитета учредительного собрания привело к власти Колчака, как меньшевистское правительство Ноя Жордания верой и правдой служило иностранным интервентам. Все эти господа называли себя социалистами, все они прикрывались именем социализма, но всем известно, что не было и нет более последовательных и более жестоких, озверелых врагов социализма, чем меньшевики и эсеры.

Троцкий и троцкисты всегда были капиталистической агентурой в рабочем движении. Они превратились теперь в передовой фашистский отряд, в штурмовой батальон фашизма.

Уже в 1926-27 году они перешли на путь открытых антисоветских, уже караемых в уголовном порядке, в соответствии с требованиями нашего уголовного кодекса, преступлений. 

Они перенесли на улицу, пытались, по крайней мере, это сделать, свою борьбу против руководства нашей партии, против советского правительства. Это было в 1926-27 г.г. Это было трудное и сложное время в жизни советского государства. Это было время перехода от восстановительного периода к периоду перестройки нашей промышленности и сельского хозяйства на основе высокой техники. В этот период не могло не быть целого ряда серьезных трудностей. И этот период переделки нашей промышленности и всего нашего сельского хозяйства действительно был связан с рядом трудностей, отражавших собой трудность и сложность классовой борьбы между капиталистическими и социалистическими элементами нашего хозяйства.

Оппозиционный блок, так называемая новая оппозиция, возглавляемая Троцким, Зиновьевым, Каменевым, с участием почти всех сидящих здесь подсудимых, – обвиняемых Пятакова, Радека, Серебрякова, Сокольникова, Муралова, Дробниса, Богуславского, – пытался использовать тогда эти трудности, пытался их использовать для того, чтобы еще раз попытаться ударить в спину советского государства, и притом как можно крепче.

Троцкистско-зиновьевский блок 1926 года был блоком, повернувшим все свое острие борьбы против дела социализма в нашей стране, за капитализм. Под прикрытием лживых, иногда даже внешне левых фраз о сверхиндустриализации и пр<очем>, троцкистско-зиновьевская банда <с> 1926-27 г.г. выдвинула такое предложение, которое подрывало и срывало союз рабочих и крестьян, подрывало тем самым, готовило и способствовало тому, чтобы подорвать самую основу советского государства. Она выдвигала требование провести усиленный нажим на крестьянство, когда речь шла о первоначальном социалистическом накоплении и резервах в крестьянстве, она выставляла целый ряд требований, которые должны были привести к срыву смычки между городом и деревней.

Точно так же и тогда они срывали целый ряд наших мероприятий диверсионными и вредительскими мерами. В сущности говоря, между вредительскими и диверсионными мерами 1926-27 г.г. и теперь разница имеется только в форме. И тогда оппозиционный блок пытался сорвать смычку между рабочим классом и крестьянством как будто левыми, а на самом деле контрреволюционными предложениями, которые в то время были соответствующими условиям классовой борьбы того времени. Это была форма диверсии, взрывов, форма подрывных актов, направленных против диктатуры пролетариата, против советского государства, против дела социалистического строительства. Эти предложения были лишь особой формой борьбы против советского государства, когда были иные условия, когда была иная историческая обстановка. И казалось бы, что эти формы борьбы смогли быть достаточными для того, чтобы помочь троцкистам и зиновьевцам, сомкнувшись в этом оппозиционном блоке в своей ненависти социалистическому строю, способными обеспечить успех этой борьбы. Но их расчеты оказались ошибочными, они обманулись. Прошло 10 лет, и мы видим, что они становятся вновь на путь диверсий, на путь вредительства, на путь подрывной работы, но уже в гораздо более острых формах, как это и соответствует новым условиям, условиям ожесточений классовой борьбы с остатками капиталистических элементов и построения бесклассового социалистического общества.

Троцкий уже тогда выдвигав требование международного раздела <…> [2]. Это обозначало тогда оставаться нашей стране аграрное страной, превращение ее в колонию передовых капиталистических индустриальных стран, не сметь переходить на путь индустриализации, т.е. на путь промышленной и хозяйственной самостоятельности, на путь своей национальной государственной, хозяйственной независимости.

Новая оппозиция, как назывался этот блок, объединила не случайно такого сверхиндустриализатора, каким был Троцкий, с таким противником индустриализации, каким был 10 лет тому назад Сокольников и каким он остался и до сих пор. “Новая оппозиция”, по существу вещей, стояла за определенную политическую и социально-экономическую программу, за программу, которая не могла не привести, неминуемо должна была привести к ликвидации диктатуры пролетариата, что, в свою очередь, неминуемо должно привести к реставрации в СССР капитализма. И когда теперь, товарищи судьи, мы слышим на суде, когда мы слышим в показаниях главарей этой банды, этого центра, главарей троцкистской подпольной организации признание в том, что они действительно получали троцкистские установки на реставрацию в СССР капитализма, что они приняли эти установки, что они во имя осуществления этих установок вели вредительскую, диверсионную, разведывательную работу, – тем самым может стать тот вопрос, который кое у кого и возникает: как это так, эти самые люди, которые столько лет боролись за социализм, эти люди, которые себя кощунственно называли большевиками-ленинцами, – как можно их обвинять в этих чудовищных преступлениях, не есть ли это явное доказательство того, что обвинение предъявлено неправильно, что обвиняемые обвиняются в том, в чем они не могут быть обвинены по самому существу всей своей прошлой социалистической, революционной, большевистской деятельности? Я на этот вопрос отвечаю: подсудимым по настоящему процессу предъявлено обвинение в том, что они всякими самыми отвратительными и бесчестными мерами пытались действительно вернуть нашу страну под иго капитализма, реставрировать в нашей стране капиталистический строй. Это не сегодняшние их установки. Это установки, которые их объединили под знаменем троцкизма, уже имели место много лет тому назад, конечно, в формах, которые соответствовали тогда в своем выражении определенному этапу существования тогда классовых отношений, существовавших тогда форм классовой борьбы. Мы обвиняем этих господ в том, что сидят здесь не как социалисты, а как предатели социализма. Это обвинение мы аргументируем не только тем, что они совершили сегодня, – это предмет обвинения, – но мы говорим, что история их падения начинается задолго до сегодняшнего дня, начинается задолго до организации ими преступного так называемого параллельного центра, этого отростка отвратительного троцкистско-зиновьевского объединенного блока. Органическая связь налицо. Связь историческая – налицо. И достаточно было бы ограничиться тем, что я сказал, стесненный, естественно, в этих вопросах рамками судебного дела и судебного следствия, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что основное обвинение, одно из основных обвинений, которое государственное обвинение в моем лице предъявляет сидящим здесь на скамье подсудимых, – попытка восстановления в нашей стране низвергнутого девятнадцать лет тому назад капиталистического строя, – обосновано полностью, доказано документально, и этим обвинением обвиняемые пригвождены к вечному позору и вечному проклятию со стороны всех честных тружеников, честных людей нашей страны и всего мира.

От платформы 1926 года, от уличных антисоветских выступлений, организованных троцкистами в 1926 году, от их нелегальных типографий, от союза с белогвардейскими офицерами, на который они тоже тогда шли (эта история с Щербаковым), до диверсий, до шпионажа, до террора, до измены родине в 1932-1936 г.г. – только один шаг. И этот шаг они сделали. Это мы видели уже на примере троцкистско-зиновьевского объединенного центра, на примере политической судьбы Зиновьева, Каменева, Смирнова, Мрачковского, Тер-Ваганяна и других, позорно кончивших свою жизнь с клеймом наймитов иностранного капитала. Это же мы видим теперь и на примере судьбы обвиняемых по настоящему делу, большинство которых многие годы и до революции, до Октября, до Великой Октябрьской революции, как и после нее, боролись неустанно, упорно и злобно, мстительно, – против Ленина и ленинизма, против партии Ленина–Сталина, против социалистического строительства в нашей стране. Ленин предвидел неизбежность такого конца, такого позорного конца, к которому пришли обвиняемые, к какому должен прийти всякий, кто станет на тот путь, на который стали они. В резолюции 10 съезда нашей партии, тогда еще называвшейся Российской Коммунистической Партией, принятой по предложению т. Ленина, звучало грозным предостережением, что “всякий, кто настаивает на своей фракционности и на своих ошибках при советском строе, неминуемо должен скатиться в лагерь врагов рабочего класса, в лагерь белогвардейцев и империалистов”. Эти господа доказали всей своей деятельностью всю справедливость этого исторического предсказания, содержащегося в этой исторический резолюции 10-го съезда нашей партии. Эти господа уже тогда, впрочем, напрятали свои силы на то, чтобы, как сказал т. Сталин, переломить нашей партии хребет, а вместе с тем переломить хребет и Советской власти, о гибели которой не переставали каркать все контрреволюционные вороны и кукукать троцкистские кукушки. В этой борьбе против советской власти эти господа Пятаковы и проч<ие> так низко пали, как не падал, кажется, никто и никогда. 

Что собою представляют члены центра в своем политическом прошлом? Не в правилах наших говорить о политическом прошлом людей без исключительной нужды, и не для того говорим об этом прошлом, чтобы обвинять обвиняемых, привлекаемых по настоящему делу, а лишь только для того, чтобы восстановить историческую преемственность между преступлениями нынешними и преступлениями минувшими. Пятаков и Радек, Серебряков и Сокольников, Богуславский – ведь долгие годы воспитывали в себе ненависть к советскому строю, к социализму, они умели маскировать, они умели скрывать свои настоящие чувства и взгляды, они двурушничали, обманывали, проникали обманным образом на ответственные посты в наш государственный аппарата. Не все в этом сейчас признаются. Некоторые утверждают, что у них был отход от троцкизма. Но этому трудно поверить, потому что мы знаем, что вся деятельность обвиняемых по настоящему делу людей была в высокой степени последовательной с точки зрения именно отстаивания своих старых троцкистских позиций, с точки зрения борьбы с этих позиций против нашей советской власти и нашей партии. Такие, я бы сказал, заслуженные деятели троцкизма, как Пятаков, Радек, Дробнис, Серебряков, Богуславский, – маскировались, шантажировали, надували и своих, и чужих, и такие авантюристы и проходимцы, у которых стиралась всякая грань и отличие первых и вторых, как Ратайчак, Князев, Шестов, Арнольд (тоже, можно сказать, член коммунистической партии, протащенный туда Шестовыми), – только в такой среде, которую создали Пятаковы и Радеки, – эти беспринципнейшие, окончательно отпетые люди, использовавшие свое высоко-ответственное положение в советской государственной системе и в нашем обществе для обделывания своих позорных, грязных и кровавых преступлений, могли оказаться в числе, так сказать, троцкистского актива, РАТАЙЧАКИ, КНЯЗЕВЫ, ШЕСТОВЫ, АРНОЛЬДЫ, СТРОИЛОВЫ, ГРАШЕ и т.п. и т.д.

Вы, товарищи судьи, видели здесь этих господ, вы их слушали, вы их изучали. Вот РАТАЙЧАК, он сидит с правой стороны в задумчивой позе, не то германский, это так и осталось не выясненным до конца, не то польский разведчик, но что разведчик, в этом не может быть сомнения, как ему полагается, лгун, обманщик и плут. Человек, имеющий автобиографию старую и автобиографию новую. Человек, который эти автобиографии, смотря по обстоятельствам, подделывает и пересоставляет. Человек, который, будучи заместителем Председателя Губернского совета народного хозяйства на Волыни, не только покрывает грабительства, воровство и спекуляцию своего подчиненного, но вместе с ним участвует в этих, уже прямых корыстных преступлениях. По его собственным словам, он состоит одновременно с должностью Заместителя Председателя Губернского совета народного хозяйства на содержании этого вора, растратчика и спекулянта. И вот, этот РАТАЙЧАК со всеми своими замечательными, вскрытыми следствием и судом качествами, этот РАТАЙЧАК становится ближайшим помощником ПЯТАКОВА по химической промышленности – химик замечательный (движение в зале).

ПЯТАКОВ знал, кого выбирал. Можно сказать, на ловца и зверь бежит. Этот РАТАЙЧАК пробирается к большим чинам. Он молчит о двигающих им мотивах и не говорит так болтливо, как это сказал, пожалуй, АРНОЛЬД, признавший, что его мучило, – это тяга к высшим слоям общества (смех, движение в зале). 

Об этом молчит РАТАЙЧАК, он, конечно, хитрее АРНОЛЬДА. Он знает, что слово – серебро, а молчание – золото, поэтому он и предпочитает больше молчать, чем говорить, в противоположность, например, ТУРОКУ или ШЕСТОВУ, которые предпочитают больше говорить, чем молчать. 

Этот РАТАЙЧАК, со всеми своими моральными качествами, морально-нравственной, если так можно выразиться, физиономией, оказывается человеком, сумевшим добиться степеней известных. Ведь он начальник Главхимпрома. Надо только подумать о том, что значат эти слова: Начальник Главного управления всей химической промышленности нашей страны.

Если бы у ПЯТАКОВА не было никаких других преступлений, то только за то, что он этого человека подпустил ближе одного километра к химической промышленности, его надо было привлечь к самой суровой ответственности.

На ответственном посту Нач<альника> Главхимпрома РАТАЙЧАК разворачивает свои преступные таланты, этот обер-вредитель, главный диверсант по объекту, как здесь говорилось ученым языком, химической промышленности, вступает в широкое преступное плавание, раздувает паруса вовсю, взрывает, уничтожает миллионные труды народа, губит и убивает людей.

Или возьмите ДРОБНИСА, старого, я бы сказал, профессионального троцкиста, этого презренного автора, истребителя рабочих по формуле – чем больше жертв, тем лучше.

 Или возьмите КНЯЗЕВА, японского разведчика, пустившего и пускавшего под откос не один десяток маршрутов. 

Или Зам<естителя> наркома путей сообщения ЛИВШИЦА, одновременно заместителя ПЯТАКОВА по делам на транспорте. Совместительство было в ходу у этой компании.

Троцкистский, наконец, солдат Муралов, один из самых преданных Троцкому и закоренелых адъютантов Троцкого, и он признал, что был троцкистом, вредителем и диверсантом. И рядом Арнольд, он же Иванов, он же Васильев, он же Раск, Кюльпенен и он же Кюльпенен и как еще его там звали, – это никому неизвестно, к сожалению. Этот прожженный пройдоха, прошедший огонь, воду и медные трубы, жулик и авантюрист, оказывается троцкистским доверенным человеком, троцкистом и первым бандитом. Или Граше, человек не только трех измерений, но, по крайней мере, трех подданств, сам определил свою основную профессию очень красноречиво, хотя не особенно приятным словом, – шпион, и добавивший, что ему как шпиону по положению иметь убеждений не полагалось. (Смех в зале).

Вот беглая характеристика тех кадров, которые здесь продефилировали перед судом, перед всей страной, перед всем миром, которые собрал этот самый параллельный центр, армия, которую организовал этот самый параллельный центр по указанию Троцкого, воспитал для троцкистской борьбы и бросил на троцкистскую борьбу против советской власти и Советского государства.

Говоря об этих кадрах, конечно, особо надо сказать об их главарях, об этих атаманах, и начнем, конечно, с Пятакова, после Троцкого первого атамана этой бандитской шайки. Пятаков не случайный человек среди троцкистов. Я утверждаю, что Пятаков, до сих пор упорно и умело маскировавшийся, был и есть старый враг ленинизма, враг нашей партии и враг советской власти. Проследите политический путь Пятакова.

В 1915 году, опять-таки кстати, и это имеет свое закономерное объяснение, с Бухариным выступает он в антиленинской платформе по вопросу о праве наций на самоопределение, по вопросу, имеющему важнейшее принципиальное значение в определении позиции большевизма, кстати, обругав Ленина на ходу талмудистом самоопределения.

В 1916 году этот же человек под псевдонимом Киевского выступает как сложившийся уже идеолог троцкизма. Он доказывает, что социальный переворот, он говорит – социальный процесс, можно мыслить лишь как объединенное действие пролетариев всех стран, разрушающее границы буржуазного государства, сносящее пограничные столбы. Ультралевая постановка вопроса, но это чисто троцкистская постановка. Пятаков полностью здесь повторяет троцкистский тезис о невозможности построения социализма в одной стране. Он выступает здесь против Ленина, и Ленин разоблачает антимарксистский характер этой пятаковской статьи и выступления. Ленин квалифицирует эту статью уже тогда как статью, способную нанести серьезнейший удар нашему направлению и нашей партии, как статью, которая могла скомпрометировать партию изнутри, из ее собственных рядов, как писал Ленин, превратив ее в представительницу карикатурного марксизма.

1917 год. Пятаков опять выступает против ленинского тезиса о праве наций на самоопределение. Он называет это право бессодержательным, объявляет это право увлекающим революционную борьбу на ложный путь. Он высказывается против возможности построения социализма в одной стране, заявляя, что это требование зависимости взято из другой исторической эпохи, оно реакционно, ибо хочет повернуть историю вспять. 

Пятаков в 1917 году – против апрельских тезисов Ленина. В 1918 году он опять-таки против Ленина. Это был тяжелый год героической борьбы рабочих и крестьян нашей страны в неимоверно сложных и трудных условиях, с оружием в руках отстаивавших свою независимость. Это был год, когда, по словам тов. Ленина, мы впервые вошли в сердцевину революции, это был год, когда Ленин призывал пережить, перетерпеть, перенести бесконечно большие национальные государственные унижения и тягости, но остаться на своем посту как социалистическому отряду, отколовшемуся в силу событий от ряда социалистических элементов и вынужденному переждать, пока социалистическая революция в других странах не подойдет на помощь. Позиция Пятакова против этого тезиса, против Ленина – вместе с Радеком. Это они, конечно, хорошо помнят. 

Есть так называемая группа “левых” коммунистов, они вновь выступают против ленинской политики – Пятаков, Радек и другие, готовые даже идти на утрату Советской власти. Еще в 1918 году, засев в бюро Московского Комитета Партии, эти господа говорили о необходимости, хотя бы ценою утери Советской власти, превратившейся в формальное понятие, как они говорили, сорвать Брестский мир. Заключение Брестского мира т. Сталин справедливо называл “образцом ленинской политики, давшей силы для подготовки к отражению банд Деникина и Колчака”… (читает).

Пятаков, Радек и их единомышленники думали и действовали, конечно, они тогда уже действовали так, как их уже позже метко и крепко назвал, как назвал троцкистов и зиновьевцев Феликс Дзержинский, бросивший по их адресу – «кронштадтцы»! Пятаковы и Радеки не дорожили Советской властью. Они дошли в своей борьбе против Ленина до такого остервенения, что поговаривали о смене существовавшего тогда Совета Народных Комиссаров и о замене его Совнаркомом из новых людей, входящих в состав этой группки “левых”. Это Пятаков и его компания в 1918 году, в момент острейшей опасности для Советской страны, вели переговоры с эсерами о подготовке контрреволюционного государственного переворота, об аресте Ленина с тем, чтобы Пятаков занял пост руководителя Правительства – председателя Совнаркома; через арест Ленина, через государственный переворот прокладывали себе эти политические авантюристы путь к власти.

А сейчас они делают что? Через свержение Советской власти, через уничтожение руководителя нашей Партии и Советского государства – тов. Сталина и его соратников – они прокладывают тот же путь к реставрации капитализма при помощи иностранных интервенционистских агрессорских штыков, при помощи террора, диверсий, шпионажа, вредительства, всех возможных тяжких государственных преступлений. Историческая преемственность налицо. Вместе с Троцким Пятаков восставал против Ленина в тяжелые для нашей страны дни Бреста, вместе с Троцким восставал Пятаков против Ленина в дни, когда Партия совершала сложнейший свой поворот к новой экономической политике, вместе с Троцким Пятаков боролся против ленинского плана построения социализма в нашей стране, против индустриализации и коллективизации нашей страны, проведенной под гениальным руководством нашего вождя и учителя товарища Сталина.

15-й год, 16-й год, 17-й год, 18-й и 19-й, 21-й и 23-й, 26-й и 27-й, – целое десятилетие Пятаков неизменно защищает троцкистские позиции, ведет открытую борьбу против Ленина, против генеральной линии Партии и против Советского государства.

1926-й год – 1936-й год – это второе десятилетие почти непрерывной, но уже тайной, скрытой борьбы, подпольной борьбы Пятакова против Советского государства и нашей партии, борьбы, которую он вел систематически и не покладая рук, пока, наконец, не был пойман, не был пойман с поличным, не был уличен, не был посажен на эту скамью подсудимых как предатель и последний изменник!

Таков Пятаков и его портрет, уводящий нас в прошлое, органически связанный с настоящим.

Многое из того, что я сказал о Пятакове, можно повторить и в отношении подсудимого Радека. Радек не раз выступал против Ленина как до, так и после революции. В 1924 г., –если правильны мои данные, – он окончательно примкнул к троцкистам. Это Радек в 1926 году на диспуте в Коммунистической академии хихикал и издевался над теорией построения социализма в нашей стране, называя ее теорией строительства социализма в одном уезде пли даже на одной улице, называя эту идею щедринской идеей, напоминая, что у Щедрина в “Помпадурах” один помпадур единственный, который либерализм строит в одном уезде.

По этому поводу тов. Сталин писал: “Можно ли назвать это пошлое и похабное хихикание Радека насчет идеи строительства социализма в одной стране иначе, как полным разрывом с ленинизмом?”

Радек – один из виднейших и, надо отдать ему справедливость, талантливых и упорных троцкистов. При Ленине он идет войной против Ленина, после Ленина он идет войной против Сталина. Прямо пропорционально его личным способностям велика его социальная опасность, его политическая опасность. И неисправим, рецидивист. Он – хранитель в антисоветском троцкистском центре портфеля по внешней политике. По поручению Троцкого он ведет дипломатические переговоры с некоторыми иностранными лицами или, как он выражается, <дает> визу на мандат Троцкого. Он регулярно, через собственного, так сказать, дипкурьера вроде Ромма, прошедшего здесь в качестве свидетеля перед судом, переписывается с Троцким, получает от него то, что они здесь высокопарно называли директивами своих сообщников. Он один из самых доверенных и близких к этому атаману, к этой банде Троцкого – людей. К нему я еще дальше вернусь.

Сокольников. В 1918 г. он тоже против Ленина. Он даже в этом году по одному политическому конфликту угрожал Ленину отставкой. В 1921 г. он подписывает антиленинскую бухаринскую профсоюзную платформу. В 1923 г. он подписывает, – если правильны мои данные, – “пещерную платформу”, ту, которая была написана в пещере около Кисловодска. В 1925 г. Сокольников, клевеща на Советское государство, утверждал, что наша внешняя торговля ведется, как государственно-капиталистическое предприятие, наши внутренние торговые предприятия являются государственно-капиталистическими предприятиями, Государственный банк является точно так же государственно-капиталистическим предприятием. Советское хозяйство, говорил Сокольников, в условиях строительства социализма, вряд ли <…> [3] принципам капиталистической экономики. Апологет и идеолог, по существу, капиталистической экономической политики.

Товарищ Сталин тогда указал, что Сокольников является сторонником дауэсизации нашей страны. Сокольников был доподлинным сторонником сохранения хозяйственной отсталости нашей страны, т.е. закабаления нашей страны капиталистическими странами, превращения, иначе говоря, нашей страны в простой придаток капиталистических стран. 

Как видите, от этой позиции Сокольников никуда не ушел и к сегодняшнему дню. Это Сокольников, будучи в 1926 году Наркомфином, жаловался и клеветал на нашу партию и советское правительство, что они мешают ему защищать диктатуру пролетариата и бороться с кулаком, мешают стереть кулака. 

А теперь Сокольников перед всем миром признался, что троцкистский центр, одним из заправил которого он является, рассчитывал именно на этого кулака или, вернее, уже на остаточки кулака. На суде он говорил сам, что “внутри страны мы можем опереться на известные слои”.

“Я должен только сказать, мы понижаем, что в своих программных установкам нам надо возвращаться к капитализму и выставить программу реставрации капитализма, потому что тогда мы сможем опереться на некоторые слои в нашей стране”. На какие слои? В результате он сказал: “На остаточки кулака”.

Так Сокольников пришел к откровенной кулацкой программе, к откровенной защите кулацких интересов, завершив таким образом путь своего развития, путь своего падения. 

От позиции Сокольникова 1925-26 г.г. к программе троцкистского центра 1933-1936 г.г. – переход вполне естественный и не представляет собой ничего неожиданного.

Два слова о Серебрякове – четвертом члене этого антисоветского троцкистского центра. Он прошел с Сокольниковым 1925 год, он подписывает бухаринскую программу, он активный участник оппозиции 1923 года, он активный участник оппозиции 1926-27 г.г., он, по существу, как он и сам признался здесь на суде, никогда не порывал с троцкизмом. Ясно, что он имел все основания претендовать на руководящее положение в этом антисоветском троцкистском центре.

Как старых троцкистов мы знаем Муралова Н., Дробниса, Богуславского, Лившица. Знаем, что они ряд лет посвятили борьбе против Ленина и социалистического строительства в нашей стране. Не ясно ли, что участие этих людей в антисоветской подпольной троцкистской работе, их участие в троцкистском вредительстве, диверсиях и террористических группах, организованных и развернувших свою деятельность по прямым установкам, указаниям и директивам Троцкого, их измена родине была подготовлена,   явилась прямым следствием всей их прошлой троцкистской деятельности, явилась прямым результатом их многолетней борьбы против СССР, против советского народа. И это в конце концов должны были признать и все обвиняемые. 

Нас могут спросить – где у вас доказательства, что они были членами центра, имевшего ту программу, о которой бегло я уже сказал. Я далее представлю эти доказательства в более развернутом виде. Доказательства заключаются в них самих, в их политическом прошлом, в их активной политической деятельности до Октябрьской революции, после Октябрьской революции, при Ленине и после Ленина, и, наконец, их признания в их политической деятельности до самого последнего времени вплоть, в прямом смысле этого слова, вплоть до их ареста. Они долго, упорно и гнусно вели свою борьбу против социализма. Теперь они схвачены с поличным. С них сорвана властью органов диктатуры пролетариата последняя маска. Они изобличены как враги народа, как ничтожная гнусная кучка людей, ставших агентами иностранной разведки.

Эти господа пробовали иногда предстать перед всеми как некая политическая партия. Пятаков на суде, говоря о своих сообщниках как о фракции, говорил о политическом недоверии своей фракции к зиновьевской части блока. Он говорил о собственной организации, в политическом смысле употребляя это понятие; о собственной даже политике, которую собирался вести Троцкий. Радек тоже говорил о своих сообщниках как о политических людях. Говоря о преступных вредительских требованиях Троцкого, полученных Пятаковым в личной беседе Пятакова с Троцким, обвиняемый Пятаков говорил о них как о составной части политики Троцкого. В высоком стиле говорил и Радек – один из тех “реальных” политиков, которые реально изменяли родине, обещали врагам реальные и территориальные уступки. Говоря даже о таких прозаических вещах, как обычное вредительство, не высокой степени, а достаточно мелкое, Радек не мог не говорить в высоком штиле о политической материи. На судебном заседании 24 января Радек говорил: “Ясно было, что меня спрашивают об отношении блока… Я ему ответил, что реальные политики в СССР понимают значение германо-советского сближения и готовы пойти на уступки, необходимые для этого сближения… Этот представитель понял, что, раз я говорю о реальных политиках, значит есть в СССР реальные политики и нереальные политики: нереальные – это советское правительство, а реальные – это троцкистско-зиновьевский блок”. Вот они, эти реальные политики, сидят здесь под охраной… всего только трех красноармейцев.

Если присмотреться поближе к этой компании, то нетрудно убедиться, что все эти слова высокого стиля были, в сущности говоря, приплетены сюда по некоторой старой памяти. Не трудно вас убедить, что это – вовсе не политическая партия, что это – просто банда уголовных преступников, ничем или даже, в лучшем для них случае, немногим отличающихся от бандитов, которые оперируют кистенем и финкой в темную ночь на большой дороге. Это – не политическая партия. Это – банда преступников, представляющих собой простую агентуру иностранной разведки. На прямо поставленный Пятакову вопрос: “Были ли связаны члены вашей организации с иностранными разведками?” – Пятаков ответил: “Да, были”, – и рассказал о том, как эта связь была установлена по прямой директиве Троцкого. Это подтвердил и Радек, специалист параллельного центра по внешним делам. Это подтвердили Лившиц, Князев, Шестов, ряд других подсудимых, которые просто были заручены как прямые и непосредственные агенты этих разведок. Вот что представляет собою эта компания, которая называла себя “политической силой”, какой она хотела казаться, которая в действительности была не политической партией, а шайкой разведчиков, бандитов, террористов и диверсантов.

Корни этой группы – не в народных массах нашей страны, которых эта банда боится, от которых она бежит, как черт от ладана, от народных масс эта банда прячет свое лицо, она прячет свои звериные клыки, свои хищные зубы. Корни этой компании, этой банды надо искать в тайных иностранных разведках, купивших этих людей, взявших их на свое содержание, оплачивавших каждый шаг, покрывающих за верную холопскую службу. Мы видели этих штатных и внештатных полицейских шпиков и разведчиков.

Своих сподручных Пятаков взрывать, жечь, по преимуществу, с человеческими жертвами. Дробнис доказывает, что чем больше жертв, тем лучше. Шестов вместе с шахтинцами организует убийства. Лившиц, Князев, Турок организуют крушения поездов. А Радек занимается внешней политикой, смысл которой состоит в том, чтобы пустить под откос, как Лившиц и Князев пускают под откос маршруты, – дело социализма, открыть ворота врагу иноземному, врагу-агрессору. Каждый из них у вас перед глазами в этом кровавом преступном месиве. Возьмите отдельные группы, они переплелись с иностранными разведчиками, покупающими обещаниями поддержки, а то и просто за наличный расчет. Они взрывают шахты, сжигают цеха, разбивают поезда, калечат, убивают сотни лучших людей, сынов нашей родины. 800 рабочих Горловского азотно-тукового завода через газету “Правда” сообщили имена погибших от предательской руки диверсантов лучших стахановцев этого завода. Вот список этих жертв: Лунев – стахановец, Юдин – талантливый инженер, рождения 1913 года, Куркин – комсомолец, стахановец, 23 лет от роду, Мосиец [4], тоже 1913 года рождения. Это, товарищи, убитые, а ранено было еще десятки людей. Погиб Максименко, 22-хлетний производственный стаж, стахановец, выполнявший норму на 125–150 процентов, очень ценный человек, но это не важно – человек, Немихин [5], один из лучших ударников, который спустился в забой на шахте “Центральная”, пожертвовал своими 10 днями отпуска,  там его подстерегли и убили, Юрьев – один из участников боев с белокитайцами, – убили, Ланин – участник гражданской войны, старый горняк, – убили, и т.д. и т.п.

Товарищи судьи! Люди, сидящие здесь, – это есть убийцы тех, кого я перечислил.

Шестов организует ограбление банка. Шестов организует бандитское убийство инженера Бояршинова, который показался ему подозрительным, способным разоблачить их преступную деятельность, который честно работал и который пал жертвой этой своей опасности для этой подпольной группы.

Арнольд, международный бродяга, побывавший, кажется, во всех странах мира, и везде оставлял следы своих мошеннических проделок. В Минске он подделывает документ, это только по его словам В Америке оказывается сержантом американской армии и попадает в тюрьму, по его собственному признанию, по подозрению в растрате казенного имущества. Я думаю, что если этот человек до казенного имущества когда-нибудь дорвался, то этому казенному имуществу несдобровать. (Смех). Человек, который через масонов пытался пробраться в высшие слои общества в Америке, а через троцкистов – к власти под умелым руководством такого воспитателя, каким явился висельник Шестов.

В буквальном смысле слова шайка бандитов, грабителей, подделывателей документов, диверсантов, шпиков, убийц. С этой шайкой убийц, поджигателей и бандитов может сравниться средневековая каморра, объединявшая итальянских вельмож, босяков и уголовных бандитов. Вот мелкая физиономия этих господ, морально изъеденных и морально растленных. Эти люди потеряли всякий стыд, в том числе и перед своими сообщниками, и перед самими собой.

Этим политическим в кавычках деятелям ничего не стоило развинтить рельсы, пустить поезд на поезд. Ничего не стоило загазовать шахту и спустить в шахту десяток или несколько десятков рабочих, притом лучших. Ничего не стоило из-за угла убить инженера, честно работающего, поджечь завод, взорвать в динамитной яме забравшихся туда детей.

Хороша, нечего сказать, политическая партия. Если бы это была партия, то она своей программы не прятала бы от масс, она не боялась бы рассказать народу о своей программе. Политические партии не прячут своей программы, политические партии не прячут своих политических взглядов. Большевики, эта подлинная политическая партия, партия в самом настоящем и высоком смысле этого слова, никогда не пряталась от масс и никогда не прятала свою программу, эта партия – настоящая партия большевиков, последователей и учеников Ленина–Сталина, а не эти господа, которые кощунственно называют себя большевиками-ленинцами.

На заре русской революции Ленин, писал…[6] (читает). Партия Ленина – Сталина выросла, окрепла и превратилась в громадную и могущественную силу, это партия, опирающаяся на массы, это партия, органически связанная с массами. В этом признак настоящей политической партии. (А эта группа, она не борется, не дерется за свои взгляды, она не пропагандирует эти взгляды, она боится распространять эти взгляды.) Она не только не скрывает от масс своих взглядов, она старается как можно шире распространить в массы эти взгляды. А эта партия, как они себя называют, эта политическая фракция, она боялась и боится сказать о себе народу правду, боится сказать о своих программах. Почему? Потому что их взгляды, их программа ненавистна нашему народу, как ненавистна капиталистическая кабала, как ненавистен капиталистический гнет, который эти господа хотят вернуть, навязать на шею нашему народу, потому они скрывают и боятся говорить о совей программе массам, что они превратились в оторвавшуюся от народа группу отщепенцев, банду преступников во главе с атаманом Троцким, с податаманами Пятаковым и Радеком и другими бандитскими батьками. Это не растение советской земли, советской страны. Это растение иностранного происхождения, и на советской земле не расти ему, не цвести ему.

Вот почему странно слышать, когда здесь говорят эти господа о каком-то соглашении этой партии, попросту банды преступников, с японскими и германскими фашистскими силами. С серьезным видом Пятаков, Радек и Сокольников говорили о соглашении, которое Троцкий заключил или о котором Троцкий договорился с Германией и Японией. Эти господа с серьезным видом рассказывали, что они рассчитывали использовать эти страны в своих интересах. Но как можно серьезно об этом говорить, когда этот самый параллельный центр – просто несчастная козявка по сравнению с волком или со слоном.

Соглашение – говорили бы просто: “сдались на милость победителя”. Это не соглашение, а, конечно, сдача на милость победителя. И это не раз бывало уже с меньшевиками и эсерами, тоже заключавшими соглашение, от которых (вот этих договаривающихся сторон) ничего не оставалось, разве не считая только ножки да рожки. Послушать Пятакова и Радека, можно было бы подумать, что это было у них какое-то соглашение. Радек он послал письмо Троцкому о получении от него директивы о том, что им дается санкция на переговоры с иностранными государствами. И Радек пишет: “Кроме того, я добавляю не только мое официальное одобрение как центра, но я лично одобряю то, что он ищет контакта с иностранными государствами”.

Видите ли, Радек и Пятаков визируют мандат Троцкому на переговоры Троцкого с иностранными государствами. Но это еще не главное. Не главное еще то, что центр одобряет эти переговоры, главное то, что я – Карл Радек – блочный министр иностранных дел центра, одобряю то, что Троцкий – этот параллельный блочный премьер-министр ищет контакта с иностранными государствами. Это, конечно, звучало бы очень смешно, если бы положение Пятакова и Радека не было бы столь трагичным. Но, надо сказать, что для всякого не потерявшего окончательно голову человека, для всякого обладающего минимумом рассудка должно было бы быть ясно, что это соглашение, о котором говорили Пятаков с Троцким и Радеком, – не соглашение, а прикрашенная капитуляция, сдача троцкистов на милость победителя, что это кабала, что идти на такое соглашение значило лезть в волчью пасть, утешаясь тем, что волк не злой и не проглотит. Это соглашение мне напоминает одну басню Крылова. В басне говорится, как собака, лев да волк с лисой между собой положили завет – заключили соглашение – сообща зверя морить. Лиса поймала оленя, начали делить. Вот все эти “договаривающиеся стороны” говорят: “вот эта часть моя по договору, вот это мне как льву принадлежит без спору, вот это мне за то, что всех сильнее я, а к этому чуть из вас лишь лапу кто протянет, тот с места жив не встанет”. (Смех).

Очень похож договор, этот завет на ваше соглашение, господа подсудимые, господа офицеры германского и японского фашизма. Так и у вас получилось, с той лишь, пожалуй, разницей, что в вашем соглашении лев фигурирует на ролях цепного пса, цепной собаки. Вот почему я утверждаю, что нет никакой политической партии, есть банда преступников, есть морально ничтожные, в моральном отношении растленные люди, потерявшие и совесть, и разум.

После того, что мы слышали здесь на суде от этих самых людей, от них самих, может ли разве быть какое-нибудь сомнение, что действительно это окончательно разложившиеся и морально павшие люди? Нет, сомнений быть не может. Эти люди действительно пали очень низко и, как я уже показал, это падение началось не сегодня, не вчера; это падение, это гниение их началось за 2 десятка лет назад, и при Ленине, особенно после октябрьской революции оно продолжилось, оно нарастало и достигло теперь крайнего развития.

В то время, как советский народ под руководством нашей партии трудился над укреплением своих новых социалистических позиций, наш враг, – а это его передовой отряд, – медленно, но предательски старался и продолжал стараться прорвать фронт наших побед, обойти нас и ударить с тылу. 

Не покладая рук, работают иностранные разведчики, отыскивая и находя себе, к сожалению, союзников в нашей стране, помощников в среде, правда, разложившихся, враждебных советскому строю людей и, как теперь доказано с полностью и точностью, – в первую очередь среди троцкистов.

Почему среди троцкистов иностранные разведки находят своих агентов? Потому что троцкисты всем прошлым своим и настоящим доказали непримиримую враждебность к советам, готовность служить капитализму не за страх, а за последние остатки своей совести, своей способностью действовать самыми мерзкими и подлыми средствами борьбы, ни перед чем в этой борьбе не останавливаясь.

И это тоже не первой раз и не только сейчас бросается нам в глаза. Сейчас это только достигло своего наиболее определенного и резкого выражения.

Ведь еще на XV Всесоюзной партийной конференции тов. Сталин подчеркивал, что троцкистов и организованный ими в то время блок отличается именно неразборчивостью средств и беспринципностью в политике. Эта неразборчивость в средствах, в политической борьбе переросла теперь всякие пределы, достигла теперь чудовищных размеров, она теперь возросла в тысячу крат.

И это полностью соответствует тому, что представляют собой сейчас в моральном отношении троцкисты. Разве не о крайней степени, крайнем пределе морального разложения говорят статьи, например, Пятакова и Радека, посвященные их сообщникам, соучастникам Зиновьеву и Каменеву, гнуснейшим изменникам, настоящим бандитам, убившим незабвенного Сергея Мироновича Кирова, в связи с процессом, который посадил этих господ на позорную, вот эту самую скамью подсудимых.

Не являются ли верхом цинизма, издевательства над последними остатками человеческой совести, над последними понятиями морали статьи, в которых Радек и Пятаков с притворным видом возмущенных праведников требовали расстрела своим собственным союзникам, единомышленникам и сообщникам?

Вы хотите знать, что представляет собой моральное лицо этих господ? Вы прочтите их статьи, которые отделяют сегодняшний день от дня их напечатания в наших газетах всего лишь тремя месяцами срока.

Вот Радек пишет в № 3 “Большевика” в 1935 г. о падении троцкистско-зиновьевских главарей, о том, как они пришли “в клоаку контрреволюции”, как он назвал эту свою статью. В этой статье Радек разоблачает – что бы вы думали? Двурушника [7] Зиновьева и всей головки зиновьевской фракции, как он выражается. Как специалист этого дела Радек проявляет здесь большие познания. Развязно повествует он о том, что представляет собой двурушничество.

Позвольте привести свидетеля [8] Радека по вопросу о том, что такое двурушничество Радека. Он пишет:

“Скатившись к контрреволюции, бывшие вожаки зиновьевско-троцкистского блока применили этот метод <…> [9] и вредителей. <…> [10] двурушничество, которое оказалось маскировочным средством, позволяющим обстреливать пролетарский штаб”.

Теперь мы знаем, что, когда Радек писал эту статью, он был уже осведомлен за много времени о подготовлявшемся злодейском убийстве Сергей Мироновича Кирова. Был осведомлен о том, что это злодейское убийство готовится негодяями из числа его сторонников, его политических друзей. Мы знаем, что он, Радек, был в заговоре и в сговоре с Зиновьевым и Каменевым, убившими товарища Кирова, обреченного на смерть этим самым Радеком и сидящими с ним рядом его друзьями.

И вот, заметая следы своего соучастия в этом гнусном злодействе, Радек повествует о разоблаченных, двурушниках, отданных в руки закона, знающего, как обращаться с теми, кто пытается поколебать устои пролетарской революции.

Да, подсудимый Радек, вы правы. Советский закон знает, как обращаться с двурушниками и изменниками, пытающимися поколебать пролетарскую диктатуру, с двурушниками и изменниками, подобными вам и вашим друзьям.

И вот, накануне суда над Зиновьевым, Каменевым и другими, что писал этот Радек накануне суда над государственными изменниками, изобличенными в антисоветской преступной борьбе? Радек уже был приготовлен этими самыми его сообщниками. Что писал этот Радек тогда, этот запасной герой, с тем же апломбом, с каким Радек пробовал здесь полемизировать на суде? Он писал: о троцкистско-зиновьевской банде (это его собственное выражение), что из зала, где происходил процесс и разбор этого дела, несло трупным запахом, и с пафосом он восклицал: “Уничтожить эту гадину. Дело идет не об уничтожении кучки вредителей, дело идет об уничтожении агентов фашизма, которые готовы были помочь зажечь пожар войны, облегчить тем победу фашизма, чтобы из его рук получить хотя бы призрак власти”.

Так писал Радек, заметая следы своего преступного соучастия в кровавых делах Зиновьева, Каменева и других. Радек думал, что он писал о Каменеве и Зиновьеве. Маленький просчет! И этот процесс исправит эту грамматическую и политическую ошибку Радека: он писал о самом себе.

Двурушничая и гримасничая, он писал тогда о том, как в 1928 году его, Радека, соблазнял Троцкий бежать за границу, как он, этот Радек, ужаснулся от мысли о соучастии под охраной буржуазных государств против СССР и как он саботировал попытку побега. В 1929 году, по словам Радека, Троцкий уговаривает организовать возможность приезда в СССР сына Троцкого Седова, организовать нападение на торгпредства СССР за границей с целью ограбления. 

Товарищи судьи, тогда еще Радек не судился и не был на скамье подсудимых. Это было не в 1936 году, даже не в 1935 году, это было в 1929 году. И здесь Радек свидетельствует о том, как Троцкий давал ему поручения организовать ограбление нашего торгпредства. Ведь тогда Радек был на свободе, его не держали никакие ЧК, ГПУ или НКВД, ему не докучал допросами следователь, он был свободным гражданином, он был журналистом, он свободно курил везде и всюду свою трубку, пуская дым в глаза не только своим собеседникам. Что же он тогда писал? Он писал, что он получил тогда поручение организовать нападение на торгпредство для добычи денег, необходимых Троцкому на антисоветскую работу. Я думаю, нельзя не поверить этому авторитетному признанию, сделанному перед советской общественностью, перед советской печатью, сделанному не на скамье подсудимых. История, как вы видите, повторяется. И когда нам говорят, что Троцкий уговаривал Пятакова, вернее, не уговаривал, а предлагал, потому что Пятаков – не из тех людей, которых можно уговорить, он сам кого угодно уговорит, – организовать хищение советских денег из фирм Д<…> и Б<…> [11], когда Седов налаживал связь с фирмой «Дейльман», то мы видим, что история повторяется, как две капли воды. Радек тогда писал: “От эксов…” Что такое экс – по-русски это просто-напросто грабеж. “От эксов, которые Троцкий подготовлял в 1929 году, он в 1931 году перешел к террору, о чем дал прямую директиву Мрачковскому и Смирнову – людям, связанным с ним 17 лет”. Мы думали, что Радек пишет об этой связи на основании официальных документов, что это было то, что называется, ан<…>тическое [12] толкование, т.е. толкование из собственных уст как одного из соавторов. Дальше он пишет: “Смирнов и Мрачковский… пали так низко, что нельзя без отвращения вспоминать их имена”. Писал так Радек или не писал? Писал. Увы, писал. Радек бил тогда на откровенность, он делал вид, что он раскаивается, что он говорит искренне, что, вспоминая 1929 год, когда Троцкий подготовлял грабежи наших торгпредств за границей, он говорит от чистого сердца, он возмущался в этой статье, он бранился, он клялся, он раскаивался… От чистого сердца? Нет, он лгал, он прикидывался только, что говорит правду, проклинал своих друзей, чтобы отвести глаза от самого себя, чтобы, как он выразился здесь на своем блатном жаргоне, “не засыпаться”. И все-таки он “засыпался”. Он прибег к приему закоренелых преступников: “держи вора”, – кричал он, чтобы самому уйти из рук правосудия. Это известный прием тех людей, которые говорят языком – “засыпаться”, “пришить” и т.д. Он пробовал увильнуть, ускользнуть от ответственности. Он, этот Радек, по трупам своих друзей и сообщников пытался выбраться из той зловонной, кроваво-грязной ямы, в которой Радек тогда уже сидел по уши. Он с искусственной, лживой и нарочитой аффектацией писал: “Пролетарский суд <…> [13]“.

Вы помните, Радек, вы говорили тогда, что эти люди, такие люди должны головою уплатить за свою вину? Радек писал: “Главный организатор этой банды – Троцкий – уже пригвожден историей к позорному столбу, ему не миновать проклятия мирового пролетариата. Это верно. Изменникам не миновать приговора мирового пролетариата, как не миновать и приговора нашего советского суда, суда великого социалистического государства рабочих и крестьян”.

А Пятаков, я убежден, что появление этих старей Радека и Пятакова было так же по сговору, как появление аналогичных статей Зиновьева и Каменева. Очевидно, трафарет существует не на один день. История повторяется. Пятаков тоже выступает в печати по поводу разоблачения гнусного бандитско-террористического объединенного троцкистско-зиновьевского центра. Пятаков рвет и мечет по поводу подлой контрреволюционной деятельности, деятельности, окутанной, как он писал, невыносимым смрадом двурушничества, лжи и обмана. Что скажет Пятаков сейчас для того, чтобы заклеймить свое собственное моральное падение, свое собственное моральное двурушничество? Найдете ли вы эти слова, а если найдете, то какая цена этим словам, кто этим словам поверит?

А Пятаков писал – не хватает слов, чтобы полностью выразить свое негодование и омерзение. Это люди, потерявшие последние черты человеческого общества, их надо уничтожать, как падаль <…> [14] опасную, могущую причинить смерть и уже причинившую <…> [15] С. М. Кирова”. Навзрыд плачет Пятаков над трупом убитого им Кирова. Рыдает. Враг в нашей стране победившего социализма увертлив, пишет Пятаков, смотрясь в зеркало. Он приспосабливается к обстановке, – охорашивается перед зеркалом Пятаков. Притворяется, – про себя думает Пятаков, – и ловко я притворяется. Хм, думает Пятаков, как же не лгать в таком положении? Втирается в доверие, – тоже умеет делать.

Это, пишет Пятаков, не массовая враг, которого легко можно разглядеть, – и смотрит в зеркало, – меня не разглядели до сих пор. Прапорщик запаса фашистского империализма!

“Многие из нас, и я в том числе, своим ротозейством, благодушием, невнимательным отношением к окружающему, сами того не замечая, облегчали этим бандитам делать свое черное дело”. Удивительный трюк! Бдительности мало было у Пятакова! (Шум в зале). Вот в чем виноват Пятаков, оказывается. Это опять-таки старый прием уголовного преступника. Когда человека обвиняют в грабеже и убийстве, он признает себя виновным в грабеже. Когда человека обвиняют в краже со взломом, он признает себя виновным только в краже. Когда его обвиняют в краже, он признает себя, на худой конец, только в хранении или в скупке краденного. Это старая логика преступника. Он боится быть пойманным, разоблаченным, и вот он выступает в печати, громит врага и себя не жалеет. Ах ты, говорит, ротозей ПЯТАКОВ, не замечаешь, что делается вокруг тебя. Но ведь делается-то не вокруг тебя, это делаешь сам ты.

ПЯТАКОВ писал: “Хорошо, что органы НКВД разоблачили эту банду”. Правда, хорошо. Спасибо органам НКВД, что они наконец разоблачили вот эту банду! Хорошо, что ее можно уничтожить. Правильно, ПЯТАКОВ, хорошо, что можно, не можно, а нужно уничтожить эту банду. “Честь и слава работникам НКВД”. Вы кощунствуете.

О ком писал Пятаков 21 августа 1936 г. – ПЯТАКОВ писал о себе. ПЯТАКОВ опередил неумолимый ход событий, и я теперь могу сказать: да свершится же.

О чем же говорят эти статьи ПЯТАКОВА и РАДЕКА? Разве не говорят они о крайнем, беспредельном, в буквальном смысле этого слова, моральном падении этих людей, о моральном ничтожестве, о растлении этих людей, собравшихся спасать СССР, рабочий класс, крестьян, и всех трудящихся, и весь советский народ при помощи иностранных охранок, разведок, генеральных штабов и армий агрессоров? Ничтожные, заживо сгнившие, потерявшие последний остаток не только чести, но и разума, подлые людишки, собиравшиеся в поход против советского <государства> мальбруки, плюгавые политики, мелкие политические шулера и крупные бандиты.

Объединенный зиновьевско-троцкистский центр и его деятели упорно пытались говорить о том, что у них была одна только голая жажда власти, голый захват власти, к нему они стремились, и это руководило их действиями. Это неправильно. Это было обманом общественного мнения. Это была попытка обмануть общественное мнение. Ясно, не может быть борьбы за власть без какой-нибудь программы, без программы, которая должна формулировать цели, задачи, стремления, средства борьбы. Вот почему мы и тогда не верили тому, что не было у объединенного троцкистско-зиновьевского террористического центра какой-нибудь программы. Мы знали, что они ее упорно скрывают, и эта программа действительно у них была, как была программа и у этого троцкистского террористического центра. Она сводилась к откровенному признанию необходимости капиталистической реставрации в СССР. СОКОЛЬНИКОВ подтвердил, что, по сути дела, – это была старая антисоветская рютинская программа. И это верно. СОКОЛЬНИКОВ говорил: что касается программных установок, еще в 1932 г. и троцкисты, и зиновьевцы, и правые сходились в основном на программе, которая характеризовалась как программа правая, рютинская программа. Она в значительной мере была общей всем трем группам. Это программные установки еще 1932 г. Что касается дальнейшего развития этой программы, руководители центра говорили, что “в качестве изолированной революции наша революция не может сохраниться (читает) <…> [16]. Но как сговориться? Захочет ли фашизм сговориться? Не предпочтет ли он действовать без всякого сговора, так, как он действует везде, во всем мире, – нахрапом, наваливаясь, давя и уничтожая слабых? Радек говорил, что, ясно, хозяином положения будет фашизм, германский фашизм, – это с одной стороны, и военный фашизм другой дальневосточной страны, с другой. Это, конечно, понимал лучше их всех и их учитель Троцкий, это понимал и весь троцкистский центр. На это они шли с открытыми глазами, и это составляло второй пункт их “замечательной” программы.

Третий пункт – вопрос о войне и поражение СССР.

Четвертый вопрос о последствиях поражения, отдача не только в концессию важных для империалистических государств промышленных предприятий, но и продажа в частную собственность важных экономических объектов, которые они наметили, – это облигационные [17] займы, о которых говорил Радек; это допущение иностранного капитала на те заводы, которые формально останутся в рунах советского государства.

Пятый пункт – это, как они говорили, аграрный вопрос. Этот аграрный вопрос очень просто решался у параллельного центра, точь-в-точь, как у Фамусова решался культурный вопрос: “Взять книги все да сжечь”. Вот так решался у них аграрный вопрос: колхозы распустить, совхозы ликвидировать, тракторы и другие сложные сельскохозяйственные машины передать единоличникам. Для чего? Откровенно сказано: для возрождения нового кулацкого строя. Нового ли? Может быть, просто старого?

Шестой вопрос в области политической. Радек об этом рассказывал, что ему писал по этому поводу Троцкий. Это вопрос о демократии. Это очень важно нам знать, особенно теперь, когда наша страна достигла высочайшего развития пролетарской социалистической демократии, выражением чего является недавно принятая и утвержденная нашим народом великая новая сталинская Конституция. Как о демократии ставился вопрос у Троцкого? Что говорит по вопросу о демократии К. Радек, получивший письмо от своего учителя? “В письме Троцкий сказал (я цитирую показания Радека): ни о какой демократии речи быть не может. Рабочий класс прожил 18 лет революции (теперь уже 19), и у него аппетит громадный…” Это правильно. Такой громадный аппетит, что он скушает, как уже скушал не раз, любого своего врага и вас в том числе. “А этого рабочего надо будет вернуть частью на частные фабрики, частью на государственные фабрики, которые будут находиться в состоянии тяжелейшей конкуренции с иностранным капиталом. Стало быть, будет круто ухудшено положения рабочего класса”. А в деревне? “В деревне возобновится борьба бедноты и середняков против кулака, и поэтому, чтобы удержаться, нужна будет крепкая власть, независимо от того, какими формами это будет прикрыто. Если хотите аналогию историческую, то возьмите аналогию с властью Наполеона 1-го и продумайте эту аналогию”. Ну, вероятно, Радек продумал очень хорошо. Об этом мы его, по вполне понятным причинам, по условиям требования времени, подробно здесь не расспрашивали, но что бы ни придумал Радек, суть вопроса и вещей ясна сама собой.

И, наконец, седьмой вопрос – программа внешней политики, раздел страны. Германии отдать Украину; Японии – Приморье и Приамурье. Мы дальше интересовались, а как там насчет чего-нибудь другого? А как же, все обстоит в порядке: уплата контрибуции в виде поставок продовольствия, жиров и т.д. по ценам ниже мировых, затем уплата процентов победившим странам за участие в импорте. Насчет Японии, дать ей сахалинскую нефть, обеспечить ее, на случай войны с Соединенными Штатами, советской нефтью. Это очень важно. В этом пункте заключается прямая помощь агрессивной фашистской стране против мирных демократических стран. Это в плане увязывается с шестым пунктом: никакой демократии не только внутри нашей страны, но никакой демократии вообще в мире, борьба против демократии, помощь фашизму против демократии. Указывалось на необходимость не делать никаких помех в завоевании Китая японским капитализмом. А придунайские, балканские страны? Троцкий писал: “Идет экспансия германского фашизма, и мы – троцкисты – не должны ничем мешать этому факту”. 

Дело шло, понятно, о прекращении всяких отношений наших с Чехословакией, которые были бы защитой для этой страны.

Вот куда метили троцкистские шельмы. Вот семь основных вопросов этой так называемой программы центра, добивавшегося насильственного свержения советского государства, советской власти, советского аппарата в целях изменения существующего в СССР общественного и государственного строя и восстановления в нашей стране господства буржуазии, и вместе с тем добиваться нанесения удара против демократии, против дела мира, против мирных демократических стран, в помощь кровожадным империалистическим агрессивным странам фашистского типа.

Что означала и что означает, я спрашиваю центр, эта программа для рабочего класса, для крестьян, для дела мира, для интересов СССР, для интересов советского народа?

Эта программа означает возврат к прошлому, ликвидацию всех завоеваний рабочих и крестьян, ликвидацию побед социализма, ликвидацию советского социалистического строя. 

Социалистический строй – это строй без эксплуатации и эксплуататоров, это строй без купцов и фабрикантов, без нищеты и безработицы, это строй, где хозяином сегодня являются рабочие и крестьяне, это строй, где нет капиталистов и фабрикантов, где нет купцов и спекулянтов, где уничтожены все эксплуататорские классы, где остались рабочий класс, где остался класс крестьян, где осталась интеллигенция.

Троцкисты этим недовольны. Они хотят изменить существующий у нас ныне общественный строй. Они хотят уничтожить рабочий класс, превратившийся благодаря победе социализма в совершенно новый класс, в рабочий класс СССР, не похожий на старый пролетариат, на старый пролетариат в старом капиталистическом, германском, американском, японском смысле слова, они хотят превратить его в старый пролетариат, в пролетариат в старом капиталистическом смысле слова, отдать его в кабалу фабрикантов и заводчиков, вернуть наш рабочий класс, направляющий советскую общественность по пути коммунизма, в положение, которое он занимал до Октябрьской революции, по положению рабов, закованных в капиталистические цепи.

Вот что означает для рабочих нашей страны и для рабочих, естественно, всех стран мира троцкистская платформа капиталистической реставрации в СССР, т.е. возврат в руки капиталистов, фабрикантов и помещиков советской страны.

Наше советское крестьянство, это новое колхозное крестьянство, оно совсем не похоже на крестьянство капиталистических стран. В капиталистических странах крестьянство влачит нищее, полуголодное или вовсе голодное существование, разбросанные по лицу всей страны, как говорил об этом тов. Сталин, они копаются в одиночку на своих мелких хозяйствах с отсталой техникой, являются рабами частной собственности и безнаказанно эксплуатируются помещиками, кулаками, капиталистами, спекулянтами, ростовщиками и т.п.

Такого крестьянства, – говорил на VIII Чрезвычайном Съезде Советов тов. Сталин, – у нас уже нет. У нас нет больше помещиков и кулаков, капиталистов и ростовщиков, которые могли бы эксплуатировать крестьян. Значит, наше крестьянство есть свободное от эксплуатации крестьянство. 

Как видите, – говорил товарищ Сталин, – советское крестьянство – это совершенно новое крестьянство, которого еще не знала история человечества.

Это не нравится троцкистам, и они хотят изменить и это положение. Они хотят вернуть в деревню кулаков и помещиков, утвердить вновь кулацкую власть, восстановить в деревне хозяев, кулаков, отдать крестьян в кулаческую кабалу, лишить наше колхозное крестьянство добытых кровью вольностей.

Вот что означает для крестьян нашей страны троцкистская программа капиталистической реставрации, т.е. возврата нашей страны в руки капиталистов, кулаков и помещиков.

Троцкисты недовольны, наконец, и тем, что победа социализма в СССР превратила интеллигенцию из служанки капитала в руках буржуазии в равноправного члена советского общества. Троцкисты недовольны тем, что наша интеллигенция вместе с рабочими и крестьянами, в одной упряжке с ними, ведет стройку нового бесклассового социалистического общества. Они этим тоже недовольны. Они хотят изменить общественно-политический строй в СССР. Это значит изменить общественно-политическое положение интеллигенции в нашем государстве рабочих и крестьян и интеллигенции [18] и вернуть их в положение, какое они занимали в старом капиталистическом обществе, бросить их снова в голод, нищету, рабство. Беспросветный труд, вечная нищета – вот что значит расшифровка троцкистских пунктов, тех семи пунктов программы реставрации капитализма, о которых я говорил, – голод, нищета и рабство в нашей стране.

Поэтому Зиновьев, Каменев и другие главари антисоветского объединенного троцкистского блока и скрывали эту программу, упорно отрицая ее наличие. Эту программу скрывали и главари параллельного центра – Троцкий, Пятаков, Радек, Сокольников и другие.

Как показывал Радек, Троцкий говорил, что не надо теперь перед рядовыми членами блока ставить программных вопросов во весь рост. Испугаются. Радек говорил, что “когда для меня и Пятакова стало ясным, что директива привела блок к последней черте, поэтому понятно, что вслух мы этого признать не могли, ибо это ставило нас перед необходимостью или признать себя фашистами, или поставить перед собой вопрос о ликвидации блока”.

На допросе в Прокуратуре Союза и здесь на суде Радек подтвердил указания Троцкого не говорить о платформе, не ставить перед рядовыми членами блока программных вопросов во весь рост. 

Не потому ли, между прочим, не удалось Радеку созвать совещание? О чем бы они стали говорить на этом совещании? О реставрации капитализма, о расчленении СССР, о разделении территории СССР, о территориальных уступках, о продаже кусками нашей территории японским и германским захватчикам, о шпионаже, о вредительстве? Они скрывали эти пункты своей программы, являющиеся основными пунктами их программы. Но известно, что нет ничего тайного, что не стало бы явным. Стала явной и эта позорная программа антисоветского троцкистского блока. Это – программа уступок капитализму, это – программа свертывания и ликвидации социалистических завоеваний, это – программа реставрации капитализма, это – программа против независимости СССР, это программа за государственное расчленение СССР в угоду фашистским государствам, за захват СССР наиболее сильными фашистскими государствами, это программа против интересов рабочего класса и в ущерб нефашистских мирных государств, программа за обострение военной опасности, против политики мира. Это – программа войны и голода, нищеты и бесправия, насилия и рабства.

За эту программу бьется Троцкий и троцкистский центр, этого хотят подручные Троцкого: Пятаков, Радек, Сокольников и т.п. и т.д. Это признали здесь, об этом рассказали здесь на суде сами Пятаков, Радек и Сокольников. В этом заключалась установка Троцкого.

Может быть, это выдумки? Может быть, они говорят так просто потому, что они хотят вновь разыграть комедию раскаявшихся грешников? Раз раскаялись, то надо о чем-то говорить, надо что-то разоблачать. Может быть, Троцкий никогда таких установок не давал?

Но, товарищи судьи, вы знаете, всем известно, что за границей выходит бюллетень так называемой оппозиции, и, если вы возьмете № 10, например, за апрель месяц 1930 г., то вы увидите, что там напечатано, по существу, то же самое: “Отступление все равно неизбежно нужно совершить, приостановить как можно раньше сплошную коллективизацию, сделать резкий скачок к индустриализации, пересмотреть вопрос о темпах, отказаться от идеи замкнутого хозяйства…” Сейчас мы видим ту же самую историю, старую попытку, но на новый лад. “Разработать новый генплан, рассчитанный на возможность более широкого взаимодействия с мировым хозяйством…” В 1933 году Троцкий требовал роспуска большей части колхозов, роспуска совхозов, требовал отказа от политики ликвидации кулачества как класса, возврата концессионной политики, сдачи в концессию целого ряда наших промышленных предприятий и т.д. Эта программа не только выражала взгляды, надежды и чаяния троцкистских контрреволюционеров, являющихся, по выражению товарища Сталина, программой презренных трусов и капитулянтов, но, как установлено следствием, служила и основой соглашения троцкистов с иностранными агрессорами, которые зарятся на советскую землю. Ведь следствием установлено, это подтверждено всеми членами центра, что на основе этой программы Радек, Пятаков и их сообщники вступили и вели переговоры с иностранными агрессорами, с их представителями, ожидая от них военной помощи и обещая им различные экономические и политические выгоды, вплоть до уступки части советской территории. Предатели шли на все, даже на распродажу родной земли. Они пошли на самую черную измену, они пали ниже последнего деникинца или колчаковца. Последний деникинец или последний колчаковец, у которого была и сохранилась некоторая любовь к своей родине, выше этих предателей наших. Деникин, Колчак, Милюков не падали так низко, как эти троцкистские иуды, продававшие родину за 30 серебряников, да и то фальшивых, пытавшиеся отдать в кабалу иностранному капиталу нашу страну. Это – факты. Это следствием установлено, и поколебать этого нельзя, и никто не сможет никакими инсинуациями и никакой клеветой. Установлено, что Троцкий заключил с одним из руководителей германской национал-социалистской партии Гессом соглашение, условия которого поражают своим цинизмом, условия, которые были здесь подробно развернуты и разобраны и о которых я в силу этого обстоятельства могу не говорить, просто обращаясь к вашей памяти, отсылая к протоколам судебных заседаний. Что представляет собою это соглашение? Это заговор против советского народа, против нашей самостоятельности, против нашей национальной и государственной независимости. На людях эти господа Пятаковы, Сокольниковы, Радеки, Серебряковы и др<угие> клялись в верности социализму, нашему народу, родине, советской стране, а между собою договаривались об измене. Втихомолку предавали и продавали СССР. “Торговались – продавались” – к этому и сводилось их соглашение, к этому и сводилась их программа – программа так называемого антисоветского троцкистского центра. Мудрено ли, что такая программа отвергается нашим народом, что за такую программу, если бы с этой программой пойти в народ, на фабрики, на наши заводы, в колхозы, в наши красноармейские казармы, то агитатора, явившегося с такой программой, немедленно бы схватили и повесили на первых попавшихся воротах, и поделом, ибо кроме виселицы изменникам не может быть никакого другого удела. Это – программа черной измены, и ей мы противопоставляем другую программу – программу советского строительства. И напрасно было бы изображать дело так, будто здесь идет борьба, спор между двумя фракциями, одной из которых повезло, и она пришла к власти, а другой не повезло, не пофартило, и она к власти не пришла.

Тут идет борьба не на жизнь, а на смерть двух противоположных принципов, противоположных, враждебных друг другу направлений, течений, систем, принципов, взглядов, отражающих эти принципы, системой широких политических и культурных мероприятий. Этой черной программе троцкистов мы противопоставляем свою программу ликвидации капитализма, ликвидации всех остатков капитализма в нашей стране, за независимость и трудоспособность нашей страны, за антифашизм, за сближение с мирными народами и мирными странами, с антифашистскими государствами, против агрессии, против войны, за политику мира. Вся советская страна рабочих, крестьян и интеллигенции, под руководством нашей великой партии, партии Ленина–Сталина, героически борется именно за эту программу, неустанно трудится на укрепление нашей государственной независимости, самостоятельности и неприкосновенности наших границ и нашей земли.

В одном великом порыве, невиданном в прошлом истории царской России и ни в одном капиталистическом государстве, в порыве советского патриотизма, героическими руками трудящихся СССР строится наше новое социалистическое отечество. Все народы нашей страны охвачены небывалым в истории энтузиазмом, двигающем, в буквальном смысле слова, горами, творящем чудеса. Могуча любовь к нашей родине, к нашему отечеству. До революции у нас не было отечества и не могло быть, так говорил товарищ Сталин. Да, мы будем отстаивать его независимость. Вся наша страна громко, на весь мир повторяет эти слова великого вождя, готовая по первому призыву партии и правительства, как один, подняться на защиту отечества.

Товарищ Сталин сказал, наша политика есть политика мира, и мы эту политику мира будем вести и впредь всеми силами, всеми средствами. Ни одной пяди чужой земли мы не хотим, но и своей земли, ни одного вершка своей земли, не отдадим никому. Пусть это крепко запомнят наши враги.

Наш великий русский народ, наши великие народы – украинский, белорусский, узбекский, грузинский, азербайджанский, армянский, татарский и все другие многомиллионные народы СССР живой стеной десятков миллионов людей стоят на страже наших границ, охраняя каждую пядь, каждый вершок нашей священной советской земли!

Мы наполнены, писал Ленин в 1923-24 г., чувством национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только великие погромы, насилие, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами.

Это мы можем сейчас сказать в отношении нашей страны, говоря уже не только о чувстве нашей великой русской национальной гордости, но о чувстве национальной гордости всех народов, населяющих нашу страну, о чувстве нашего великого патриотизма.

И вот перед вами, товарищи судьи, сидят люди, которые собирались повергнуть с помощью иностранных штыков нашу страну в капиталистическое рабство. Об этих людях и им подобных писал в свое время Ленин, что это “вызывающие законное чувство негодования, презрения и омерзения холуи и хамы”. Вот эти люди, эти холуи и хамы капитализма, пытались втоптать в грязь великое и святое чувство нашей национальной, нашей советской патриотической гордости, хотели наглумиться над нашей свободой, над принесенными нашим народом за свою свободу жертвами, они изменили нашему народу, перешли на сторону врага, на сторону агрессоров и агентов капитализма, на сторону ничтожных троцкистских мятежников, занесших предательский нож на родную нашу страну. Гнев нашего народа уничтожит, испепелит изменников и сотрет их с лица земли. Став на путь прямой государственной измены, войдя в союз с иностранными захватчиками, агрессорами <…> [19] Следуя указаниям Троцкого, договорившись с агрессорами о совместной борьбе с Советским Союзом, этот центр в лице Радека и Сокольникова установил, в свою очередь, контакт с представителями тех же иностранных государств. Пятаков, Радек, Сокольников держали в своих руках все нити связи с иностранными агрессорами и их разведчиками, и они должны нести полную ответственность, установленную нашим законом.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Перерыв на полчаса.

 

* * * 

 

КОМЕНДАНТ СУДА: Прошу встать, суд идет. (Все встают).

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Садитесь, пожалуйста.

Слово для продолжения речи имеет тов. ВЫШИНСКИЙ.

ВЫШИНСКИЙ: Как это установлено на предварительном и судебном следствии, антисоветский троцкистский центр одним из пунктов своей программы имел установку на ускорение войны и поражение Союза в этой войне; через войну и поражение – приход к власти, захват власти и использование ее для возврата капиталистической реставрации.

Троцкистский центр в составе Пятакова, Радека, Сокольникова и Серебрякова понимал, разумеется, всю безнадежность своих преступных замыслов о свержении Советской власти и захвате этой власти в условиях мирного существования нашего Союза, мирного развития СССР. Он понимал, конечно, что внутри нашей страны нет сил, на которые можно было бы рассчитывать как на действительно реальные силы, не те, о которых говорил и думал Радек, а действительно реальные силы, которые могли бы привести антисоветский троцкистский террористический центр к власти. Поэтому главари этого центра основную ставку свою ставили на предстоящую войну, на неизбежность военного нападения на СССР агрессора, на неизбежность завязки войны, на необходимость обеспечить в этой войне победу нашего врага и наше поражение.

Они рассчитывали прийти к власти через войну, через поражение. Они рассчитывали использовать эту войну и поражение как путь к власти. Свои расчеты они строили только на этом. Это было их путеводной звездой.

В беседе с Пятаковым в декабре 1935 года Троцкий, по словам Пятакова, прямо говорил о неизбежности войны в ближайшее же время. Мы здесь это проверили, насколько возможно. Называлась дата – 1937 год.

Я не могу здесь не сказать об одном обстоятельстве, которое было вчера рассмотрено в закрытом заседании. Именно, в связи с установкой Троцкого и, очевидно, соответствующих компетентных в этом деле кругов и учреждений иностранного государства, с которым договаривался Троцкий, установка на 1937 год обусловливалась необходимостью ряда таких мероприятий, которые должны были бы действительно к этому времени подготовить неизбежность поражения СССР. Вчера на закрытом судебном заседании Пятаков и Ратайчак дали подробное объяснение, что они сделали для того, чтобы обеспечить наше поражение в случае возникновения войны в 1937 году и, в частности, в деле снабжения нашей армии необходимыми средствами обороны. Они нам показали вчера, как глубоко и как чудовищно подл был их план предательства нашей страны в руки врага. Они показали, как они своим планом обезоруживали в известной степени и на известный и наиболее для нас важный и опасный в случае возникновения военных действий период войны нашу красную армию, нашу страну, наш народ в необходимых средствах обороны, которые мы могли всегда иметь и которые мы имели бы, если бы центр троцкистской организации не принял мер к тому, чтобы выбить из наших рук это оружие.

Теперь становится понятным, почему их планы, которые перевернули вверх тормашками нашу работу по организации обороноспособности нашей страны в этот период времени, были приноровлены именно к тому, чтобы в 1937 году в этой области мероприятий оборонного значения поставить нас в такое тяжелое, в такое чрезвычайно тяжелое положение.

1937 год – это известный предел, черта. К этому году стягивались мероприятия пораженческого характера, и вчера, товарищи судьи, – я прошу вас об этом помнить и тогда, когда вы будете в своей совещательной комнате, – именно к 1937 г. было подтянуто то чудовищное преступление, которое вчера было вскрыто полным голосом в судебном заседании, в части снабжения нашей армии некоторыми оборонительными средствами.

Именно на 1937 год ставилась основная ставка на поражение. Троцкий, по словам Пятакова, говорил о необходимости в войне занять отчетливо пораженческую позицию. Он считает, что приход к власти блока безусловно может быть ускорен военным поражением СССР, а отсюда и все остальное. И эта ставка на поражение СССР в борьбе за власть, в борьбе против советского государства, тоже старая троцкистская ставка.

Надо вспомнить, что еще 10 лет назад Троцкий оправдывал свою пораженческую позицию по отношению к СССР, ссылаясь на известный тезис о Клемансо. Троцкий тогда писал: надо восстановить тактику Клемансо, восставшего, как известно, против французского правительства в то время, когда немцы стояли в 80 клм. от Парижа. 

Как видно теперь, Троцкий и его сообщники выдвинули тезис о Клемансо не случайно. Они вновь вернулись к этому тезису, но уже теперь не столько в порядке своей встречной <…> [20] теоретической, сколько практической подготовки, подготовки на деле, в союзе с иностранными разведками, практических мероприятий по нанесению СССР военного поражения.

Одну из страниц этой подготовки, – я еще раз это подчеркиваю, – мы имели возможность вчера во всей полноте и во всем объеме рассмотреть в закрытом судебном заседании.

Троцкий и антисоветский троцкистский центр всячески и всякими доступными и возможными для них средствами старались ускорить нападение на нас врага, агрессора, ускорить, спровоцировать войну, подготовить поражение СССР.

Вот к чему сводилась в этой части программа троцкистского центра, в части, так сказать, внешней политики. Это программа иностранных лазутчиков, агентов иностранных разведок, забирающихся, если это им удается, в самую гущу рядов противника, пытающихся взорвать ряды противника изнутри. 

Две программы, непримиримые, как смертельные враги, стоят одна против другой, две программы, два лагеря. С одной стороны – оторванная от народа и враждебная народу просто жалкая кучка людей, ставшая агентами иностранных разведок; с другой стороны – советское правительство, имеющее поддержку со стороны всего населения СССР. Две программы, два мира, две принципиальных линии борьбы.

Вполне понятно, что, исходя из этих именно принципиальных своих установок на войну, на поражение, на дезорганизацию нашего государства, на предательство его интересов в руки воинствующего фашизма, и вытекал целый ряд и других уже практических шагов и мероприятий, которые проводила троцкистская организация под руководством своего троцкистского антисоветского центра.

Здесь надо, конечно, в первую очередь сказать: организация и совершение вредительства не удалось. Это надо рассматривать не изолированно от общей, я бы сказал, поскольку можно здесь говорить о принципиальности, – принципиальной установки. Радек и Пятаков подтвердили на суде, что в подготовке военного поражения главным методом в руках изменников из центра являлись именно вредительские мероприятия и диверсии.

ПЯТАКОВ показывал, что ТРОЦКИЙ при свидании с ним объяснял, что одним из пунктов достигнутого ТРОЦКИМ с представителями германской национал-социалистической партии соглашения было обязательство во время войны Германии против СССР занять пораженческую позицию, а для этого усилить диверсионную деятельность, особенно на предприятиях военного значения, причем действовать по указаниям ТРОЦКОГО, согласованным с германским генеральным штабом.

Осуществляя взятые на себя таким образом обязательства, параллельный или просто антисоветский троцкистский блок на ряде предприятий нашего Союза в действительности организовал, как это установлено следствием, широкую систему вредительских действий и даже диверсий, проводившихся через специально организованные ими диверсионные и вредительские группы. Да и не только в области нашей промышленности, но также и в области жел<езно>дор<ожного> хозяйства параллельный центр расставлял, в соответствии с этим, своих людей. Мы видели ведь, как это делалось. Если плохо или недостаточно удовлетворительно, с точки зрения центра, разворачивается вредительская в диверсионная работа в Зап<адной> Сибири, ПЯТАКОВ спешит туда, посылает ДРОБНИСА специально для того, чтобы усилить зап<адно>сибирский центр, руководящий организацией диверсионной и вредительской работы.

Мы знаем, что расстановка сил проводилась и проходила по определенному плану, не случайно. Были специальные люди, в адреса которых направлялись прибывавшие из-за границы разведчики Эти разведчики расставлялись также по определенному плану, по определенной системе, направляли их именно туда, где, казалось, необходимо нанести наиболее чувствительный, как говорили ПЯТАКОВ и ТРОЦКИЙ, удар. 

ПЯТАКОВ оставляет в центре за собой руководство диверсионной и вредительской работой. Руководство вредительством и диверсиями на жел<езно>дор<ожном> транспорте поручается СЕРЕБРЯКОВУ, вкупе с ним – КНЯЗЕВУ, ТУРОКУ, БОГУСЛАВСКОМУ.

Естественно, громадное внимание преступный центр обращал на Кузбасс, в частности, на Кемерово. Не случайно, именно в Зап<адной> Сибири создается достаточно сильный краевой центр в составе испытанных троцкистов: МУРАЛОВА, ДРОБНИСА и БОГУСЛАВСКОГО. ПЯТАКОВ подтягивает к себе в качестве своих ближайших помощников – РАТАЙЧАКА, НОРКИНА; МУРАЛОВ Н. и ДРОБНИС опираются на ШЕСТОВА и СТРОИЛОВА.

Основные вредительские и диверсионные силы расставляются достаточно умело и по определенному плану. Основной вредительский и диверсионный актив не распыляется, он концентрируется. Эти силы концентрируются со всеми необходимыми требованиями, предъявляемыми конспирацией: экономии сил, расчету, который является здесь обязательным условием развертывания преступной, подпольной деятельности. Эти силы концентрируются на наиболее крупных, на наиболее важных предприятиях, имеющих преимущественно оборонное значение. Здесь учитывается и ряд таких естественно возникающих трудностей, которые связаны с организацией нового дела, каким является организация такого мощного Кемеровского комбината. Учитывается решительно все. Можно сказать, что каждая мелочь берется на строгий учет. Все взвешивается “по-хозяйски”, если употребить это слово с издевательством над понятием хозяин. ПЯТАКОВ выступает здесь именно как хозяин, как организатор этого вредительского хозяйства.

Это – человек, который живет двойной жизнью. Действительно, у него распределяется сообразно с этим и время: с 10-ти до 10-ти, скажем, это по Наркомтяжпрому, с 10-ти до 10-ти – это уже по троцкистскому центру. Он ко всему, даже к вредительскому и диверсионному акту, подходит с расчетом, с выкладкой, соображая, что к чему, что и когда, не просто так действуя, до известной степени, <по->партизански. ПЯТАКОВ – вообще враг партизанщины. Он враг партизанских действий в области террора, он враг партизанских действий в области вредительства и в области диверсии. Он действует по строгому хозяйственному расчету: вредит он там, тогда, так и столько, где, когда, как и сколько ему в этом помогают и содействуют обстоятельства. Учет обстоятельств находится в его руках, учет обстановки находится в его руках, учет сил – в его руках, учет средств– в его руках. Средства маскировки также находятся в его руках. Отсюда достаточно широкая, планомерная, разветвленная вредительская, диверсионная деятельность, чудовищность которой иногда может просто привести в содрогание. На предварительном следствии Пятаков показал: “Я рекомендовал своим людям <…>” [21].

Надо отдать Пятакову справедливость, он умел наносить и чувствительные удары, и действительно в чувствительных местах.

Мы видим на судебном следствии, что означала эта троцкистско-пятаковская формула в действии: она означала порчу и уничтожение машин, она означала порчу и уничтожение агрегатов и целых предприятий, поджог и взрыв целых цехов, шахт и заводов, организацию крушений поездов, гибель людей. Наша история знает немало преступлений, направленных против власти рабочих, против пролетарской диктатуры. В нашу историю вписаны отвратительные страницы возмутительных заговоров против советов, вредительства. Мы помним “шахтинское дело” и, как живые свидетели прошедших перед нашими глазами судебных процессов, мы помним дело промпартии, дело союзного бюро меньшевиков. Но едва ли будет преувеличением сказать, что в искусстве вредительства, цинизма и гнусной диверсионной деятельности троцкисты далеко оставили за собою своих предшественников, что в этой области они перещеголяли самых матерых и отъявленных преступников. Если сравнить Пятакова с его предшественниками в этой области, то я думаю, что фигуры его предшественников померкнут перед силою и глубиною тех предательских, преступных действий, которые сумел осуществить Пятаков, используя в своей преступной деятельности и прикрывая свою преступную деятельность своим высоким положением заместителя Народного Комиссара Тяжелой промышленности.

Организуя вредительские диверсионные акты, троцкистский антисоветский центр решал, по существу, одновременно две задачи: одну задачу – подрыва хозяйственной мощи советского государства и обороноспособности нашей страны, другую задачу – вызвать у рабочих, у трудящихся, у населения озлобление против советской власти, натравить народ на советскую власть. Эту вторую задачу они решали при помощи самых возмутительных и изуверских чудовищных преступлений; они не только не останавливались перед этими преступлениями, но они, наоборот, старались эти преступления организовать в возможно более широком масштабе, стараются увеличить число своих жертв возможно больше. И не прав Пятаков, когда говорит, что принимал это как неизбежное. Он здесь не имеет мужества сказать всю ту правду, которую сказал сидящий за его спиною Дробнис. Не как необходимое и неизбежное принималась центром система взрывов, поджогов, крушений с человеческими жертвами. Организация подобного рода преступлений входила в план центра, являясь его составной частью. Диверсионные акты были, может быть, одним из реальных пунктов вредительской программы, Дробнис сказал, что еще лучше, если будут жертвы на шахтах, потому что это несомненно вызовет озлобление против советской власти. Князев говорил, что Лившиц дал ему поручение подготовить и осуществить ряд диверсионных актов, которые сопровождались большим количеством жертв.

На суде перед нашими глазами прошло несколько тяжелых картин, которые я должен буду сейчас восстановить, товарищи судьи, в вашей памяти. Должен восстановить взрыв на шахте “Центральная”, повлекший гибель 10 и тяжелые ранения 14-ти рабочих. Я должен буду также напомнить вам о крушении на станции Шумиха, чему мы уделяли время в процессе судебного следствия, чтобы еще раз напомнить о крупнейших и тяжелых жертвах, которые нес наш народ, отбивая нападение и борьбу со стороны троцкистов-заговорщиков.

Характерно, что, совершая преступления, мятежники, заговорщики против советской власти очень хладнокровно и продуманно заметали свои следы и пытались эти следы замести. Мы видели, как по поводу отравления рабочих в декабре 1935 года на 6-м участке в районе С<…> Хатр<…> [22] в Кемерово члены вредительской троцкистской организации Пешехонов и другие составили специальный акт, скрывший умышленный характер этого отравления. 

Мы помним, как здесь на суде Князев и Турок должны были подтвердить, что ряд организованных ими железнодорожных крушений остались безнаказанными, потому что они, как они выразились с циничной легкостью, заметали следы и прятали достаточно успешно концы в воду, опираясь на те тенденции, о которых заикаясь бормотали Князев и Турок, тенденции, которые свили себе проклятое гнездо на нашем транспорте. 

Мы знаем, что эти люди не останавливались перед тем, чтобы заведомо лживо, заведомо неправильно сообщать следственным органам о виновниках этих крушений, организованных ими крушений, как они умели поставить совершенно невинных людей, как это было со стрелочницей Чудиновой, используя ее простоватость и неопытность, невинных людей привлекали к тягчайшей ответственности за преступления, которые квалифицируются как нарушение служебной дисциплины по ст<атье> 59-3 УК РСФСР и соответствующим им статьям других союзных республик.

Таким образом, мы видим, что здесь действовала чудовищная, какая-то бандитская система, которая не щадит никого, не останавливается ни перед чем, направляет свои удары не только против тех, с кем она ведет борьбу, но направляет все свои циничные и, надо сказать, нередко меткие удары против всех тех, кто вообще встречается на ее пути.

Организация диверсионных и вредительских актов, проведение их в жизнь оказались возможными, потому что целый ряд командных должностей, если можно так выразиться, командных высот в промышленности и на транспорте, хотя и второстепенного характера, но по отношению к вредительской деятельности их имевших первостепенное значение, были захвачены этими людьми, сумевшими нас обмануть, чтобы предать, сумевшими воспользоваться складывающими<ся> благоприятно для них обстоятельствами для того, чтобы обеспечить себе наиболее безнаказанное совершение тягчайших преступлений, за которые теперь-то они должны понести полную меру уголовной ответственности. 

Экспертные технические комиссии, которые давали здесь свое заключение, с совершенной точностью и конкретностью установили, что во всех тех случаях, о которых говорилось здесь и подсудимыми, и говорили уличавшие их, вызванные в качестве свидетелей лица, не привлекающиеся по данному делу, это проводились систематически и умышленно ими, что все эти так называемые аварии, взрывы, пожары, которые сначала пытались изобразить как результат несчастных случаев, что они проводились умышленно, проводились продуманно теми вредителями и подрывниками, которые были на это дело поставлены и к этим преступлениям подготовлены по прямому указанию и часто под непосредственным руководством членов троцкистского антисоветского центра, а, следовательно, и центра в целом. Было установлено, что на Горловском азотно-туковом комбинате под руководством подсудимого Ратайчака были организованы в сравнительно короткий срок три диверсионных акта, в том числе два взрыва, которые повлекли за собой человеческие жертвы и причинили нашему государству к тому же и тяжелый материальный урон.

Товарищи судьи, для того чтобы оценить со всей полнотой всю безмерную чудовищность этих преступлений, надо не упускать из вида не только то, что эти преступления совершены, но совершены людьми, которым была вверена охрана интересов нашего государства от всякого рода посягательства на них. Ратайчак, который должен был в первую очередь охранять нашу химическую промышленность от всякого рода недоразумений, неприятностей и посягательств на нее и беречь от всякого рода ущерба, который может быть ей причинен не только умышленно, но даже неумышленно, – этот человек, как действительно забравшийся в самую гущу нашей армии, обороняющей наши интересы,  предает ее, накинув на себя маску человека, который якобы стоит на стороне этой армии. Он действует, как прямой изменник, и, разумеется, за подобного рода преступления в военной обстановке он подлежал бы расстрелу на месте, немедленному уничтожению.

Аналогичные диверсионные акты, как на азотно-туковом комбинате, по поручению Ратайчака совершаются троцкистской организацией и на других химических предприятиях Союза. Диверсионный характер этих взрывов установлен и признан и подсудимыми, и свидетельскими показаниями, и, наконец, специальной технической экспертизой, которая здесь поставила все точки над “и” и не оставляет никакого сомнения в том, что в данном случае мы действительно имеем дело с диверсией.

Я хотел бы кратко остановиться на этих данных экспертизы. Я просил экспертов ответить нам на ряд вопросов по взрыву, имевшему место в ноябре 1935 года на туковом заводе и водородно-синтетическом цехе. Экспертиза ответила на прямой вопрос – имелась ли возможность предупредить этот взрыв, – категорическим возражением, против которого не смогли возражать подсудимые, потому что это строго обосновано имеющимся в деле многочисленным материалом, и ответили, что эта возможность предотвратить взрыв была. Эксперты на вопрос, имелась ли эта возможность, ответили – бесспорно имелась. Что же нужно было сделать для того, чтобы этих взрывов не было?

Оказывается, очень немногое. Для этого нужно было только придерживаться инструкции обязательного проведения работ. Инструкция обеспечивает нормальную и безопасную работу в этой области, а именно… (читает). Ни одно из этих трех элементарнейших условий не было сделано. Отсюда взрыв. И когда мы ставили экспертам вопрос: а может быть, этот взрыв все-таки случайный, мы таким образом проверяли показания подсудимых, которые тоже признали себя виновными в этих преступных действиях, экспертиза ответила: “факт злого умысла неоспорим”. Мы пытались при помощи экспертизы проверить показания самих подсудимых и, хотя мы знаем, что в некоторых европейских законодательствах признание подсудимыми своей вины считалось “царицей всех доказательств”,  но даже в самые последние, не так далеко отстоящие времена, а в некоторых странах и теперь, признание подсудимого в его виновности считается достаточно авторитетным для того, чтобы уже не сомневаться больше в его виновности, и суд считает себя вправе освободить себя от проверки этих показаний, мы для того, чтобы соблюсти здесь абсолютную объективность, при наличии даже собственных показаний преступников, при наличии показаний подсудимых, которые говорят: мы виновны, мы совершали эти преступления, мы взрывали, мы поджигали, – мы проверяем их еще с технической стороны и получаем категорический ответ и по вопросу о взрыве 11 ноября, и по вопросу о горных пожарах на Прокопьевском руднике, и по вопросу, имевшему место, в частности, на Кемеровском комбинате, – получаем категорическое, строго научное техническое заключение экспертизы, говорящее о том, что здесь не может быть никакого сомнения в наличии злого умысла.

Мы, таким образом, имеем целую систему разветвленной, к сожалению, организации, мы имеем целую систему широко разветвленных вредительских и диверсионных мероприятий, которые охватывали – и это тоже в высокой степени характерно – те отрасли нашей промышленности, которые имеют наиболее важное значение с точки зрения общесоюзных интересов, с одной стороны, и с точки зрения интересов обороны и обороноспособности нашего государства, с другой стороны.

Мы имеем достаточно широко разветвленные вредительские и диверсионные мероприятия и на жел<езно>дор<ожном> транспорте. Мы уже установили, что активную роль в этом кошмарном преступлении или, вернее, в этой целой сумме кошмарных преступлений играли Лившиц, Турок, Князев и Богуславский. И здесь я не могу не выделить Лившица, ибо это уже предел такой, как мы имели и в случае с Пятаковым. Это предел всякого мыслимого преступления. В самом деле, Лившиц был не просто был Лившиц, не просто даже работник жел<езно>дор<ожного> транспорта, не просто даже один из ответственных работников Народного Комиссариата Путей Сообщения. Ведь Лившиц был заместителем Народного Комиссара Путей Сообщения, и в этом отношении его роль здесь с точки зрения ответственности, которую он несет за его деятельность, усугубляется его высоким официальным положением в системе Наркомата Путей сообщения. И в этом отношении он ничем не отличается от Пятакова, хотя его роль по сравнению с Пятаковым была деятельностью второстепенной, потому что, когда под руководством нашей партии наша промышленность и жел<езно>дор<ожный> транспорт под руководством Серго Орджоникидзе и Лазаря Моисеевича Кагановича преодолевали всякого рода трудности на жел<езно>дор<ожном> транспорте, преодолевали [23] имеющиеся в этой части нашего строительства трудности, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год идет вверх, поднимается на гору, обеспечивая нам цементирование того основного костяка, на котором стоит все народное хозяйство, укрепление нашего фундамента, всей нашей социалистической экономики, – в это же самое время их ближайшие помощники, т.е. люди, которым доверена была… нашим руководителем, великим Сталиным, – нагло и предательски обманули их, обманули нашу партию, обманули нашу страну, обманули наш народ, вредили и диверсировали, осуществляли такие действия, которые иначе как, – если бы не было ничего другого в этом смысле за их спиной, – иначе как самой тяжелой государственной изменой назвать было бы нельзя.

Вот почему я полагаю, что в отношении Пятакова, бывшего заместителя народного комиссара тяжелой промышленности СССР, в отношении Лившица, бывшего заместителя народного комиссара путей сообщения, и в отношении Сокольникова, бывшего заместителя народного комиссара по иностранным делам, – в отношении этих трех лиц, как лиц, облеченных особым довернем, особой государственной ответственностью перед нашей страной, – вопрос об уголовной ответственности должен быть поставлен особо, даже если бы за их плечами не было иных чудовищных преступлений.

Вот почему я полагаю, что в отношении Пятакова, бывшего заместителя народного комиссара тяжелей промышленности СССР, в отношении Лившиц<а>, бывшего заместителя народного комиссара путей сообщения, и в отношении Сокольникова, бывшего заместителя народного комиссара по иностранным делам тогда, когда он преступления совершал в этой области, а впоследствии бывшего заместителя народного комиссара по лесной промышленности, – в отношении этих трех лиц как лиц, облеченных особым доверием, особо высоким государственным положением, особой государственной ответственностью перед нашей страной, – вопрос об их уголовной ответственности должен был поставлен особо, даже если бы за их плечами не было тех чудовищных преступлений, которые за их плечами стоят и которые, в свою очередь, требуют самого сурового наказания.

Подсудимый Князев по прямому заданию параллельного троцкистского центра организовал и осуществил целый ряд крушений поездов, по преимуществу воинских, сопровождавшихся значительным количеством человеческих жертв. Было крушение на ст<анции> Шумиха, где погибло 29 красноармейцев, и 29 красноармейцев оказались ранеными, крушение на перегоне Яхино – Усть-Катав, крушение на перегоне <…> [24],  крушение воинских поездов, крушение товарных поездов. Князев организовал их не только, как это выяснилось, по поручению и указаниям параллельного центра, антисоветского троцкистского центра и, в частности, Лившица, но и по прямым заданиям агента одной из иностранных держав, попросту говоря, японской разведки господина X., который действительно был одной из движущих пружин преступной деятельности Князева и Турок<а>.

Князев показал, что организация крушений воинских поездов входила в круг мероприятий, намеченных для удара по нашей Красной армии, и нельзя отказать в признании того, что действительно эти мероприятия преступного характера могли нанести чувствительный удар по нашей Красной Армии.

Так переплетались интересы троцкистской организации с интересами этой разведки. Они не могли не переплетаться, потому что у них была общая политической задача, общие методы работы и организационная связь, которая, в сущности говоря, стирала всякие грани различия троцкистской организации от организации японской разведки.

Здесь я должен сказать, что эти связи КНЯЗЕВА и Турока, связи шпионского диверсионного характера, которые обеспечивали Туроку и Князеву возможность сказать, что они полностью осуществлены на ряде заводов. Нами было проверено на закрытом заседании, и была совершенно точно установлена и личность этого господина X…, и все те обстоятельства, которые на суде давали подсудимые о преступной деятельности подсудимого Князева, связанного с этим господином Х….

Я здесь должен буду, кстати, напомнить об имеющихся в деле двух письмах, где изобличаются связи Князева с этим господином X…. Если бы Князев отпирался… (КНЯЗЕВ: Я подтверждаю)… тогда эти письма его изобличили бы. Но Князев не отпирается, он их подтверждает, и эти письма служат только лишний раз объективным способом проверки правильности и добросовестности показаний Князева.

Пятаков, Князев, Турок, Лившиц, Дробнис, Шестов, Муралов, – они, как доказано на предварительном следствии и судебном следствии, шли на прямые убийства наших граждан, рабочих и красноармейцев.

По собственному признанию Пятакова, это входило, конечно, в общий план их преступных действий. Как я уже сказал, Пятаков, пытаясь завуалировать ссылкой на объективную неизбежность, Пятаков не ограничивался, однако, только теми преступлениями, которые осуществлялись на низах в порядке выполнения общих его указаний по вредительству и диверсиям. Пятаков считал необходимым в некоторых случаях давать специальные и прямые указания по поводу тех или других промышленных предприятий. Немудрено поэтому, что Пятаков должен был обратить особенное внимание на Кемеровский Химкомбинат. Точно уже здесь установлено и доказывается с полной очевидностью, что это внимание достаточно было обращено и на период мирного времени. Но Пятаков как дальновидный человек и политик, он понимал, что в условиях выполнения тех установок, которые он получал через Троцкого от германского штаба и от Троцкого, который с этим штабом заключил соглашение, что нужно смотреть несколько дальше, взять, так сказать, политику дальнего прицела, думать о том, как обеспечить выполнение тех позорных условий, которыми оказался троцкистский центр связанным соглашением с некоторыми иностранными разведками иностранных государств, и в условиях водного времени. Именно, в этой связи приобретает особенное значение тот сговор, который был между Пятаковым и Троцким, а, значит, и с разведками иностранных государств, а также с Князевым, по поводу взрыва Кемеровского Химкомбината, именно к началу войны.

Пятаков очень неохотно шел на признание этого факта, чтобы ему сказать полным голосом о тех действительно тягчайших преступлениях, но все-таки должен был признать, хотя с некоторыми оговорками и с некоторой попыткой завуалировать существо вещей, с некоторыми такими заячьими петлями по ходу допроса, что все-таки такое поручение он Норкину давал, и Норкин прямо подтвердил это и даже восстановил те слова, в которых это поручение было сформулировано. Хотя я ни в малейшей степени не имею намерения настаивать на словах, которые были сказаны в той или иной редакции, но в конце концов Пятаков подтвердил, что задание подготовить пожар, а, следовательно, сжечь Кемеровский химкомбинат он давал, и Норкин подтвердил, что такое задание он имел. Пятаков подтвердил далее, что это задание Норкину он давал в соответствии с прямыми указаниями Троцкого. А, в свою очередь, Князев показал, что по соглашению с этим самым господином X. он имел и давал и выполнял задание на случай войны организовать поджоги воинских складов, пунктов питания, пунктов санитарной обработки войск. Князев подтвердил, что японская разведка особенно резко ставила вопрос об организации такого рода диверсионных актов путем применения бактериологических средств в момент войны с целью заражения острозаразными бактериями поездов под воинские эшелоны, а также пунктов питания и санитарной обработки войск.

Вот два наиболее характерных факта, которые сами по себе говорят о действительно беспредельном падении, о действительно моральном растлении, которым оказались подвержены и малые, и большие деятели этого антисоветского троцкистского центра. Эпизод с Кемеровским заводом, комбинатом, и разговор – задание, которое получено от X. Князевым на случай войны, – заражение красноармейцев острозаразными бактериями, – два момента, которые достаточны для того, чтобы считать полностью установленным предъявленное государственной обвинительной властью обвиняемым обвинение в государственной измене.

Но этим дело не ограничивается. Что поражает? Преступники действовали с достаточной наглостью, с достаточным цинизмом. Очевидно, на них оказывало некоторое влияние их положение, позволявшее им думать, что они настолько крепко законспирированы и замаскированы, что не будут разоблачены до конца. Нагло и дерзко они проводили в жизнь эти намеченные центром подрывные акты и наносили и нанесли нашей стране немалый серьезный ущерб. Как могли они в течение сравнительно длительного времени совершать эти преступления, оставаясь безнаказанными? Это вопрос, конечно, законный. И если бы мы не имели такого дьявольского плана организации этих вредительских диверсионных преступлений, всяких махинаций, который разрабатывался теми самыми, на кого официальным положением возложена борьба с злоупотреблениями и причинением ущерба государству, то, конечно, на этот вопрос мы были бы лишены возможности дать какой бы то ни было ответ. Но что же, если те самые консулы, на которых лежит обязанность заботиться, чтобы никакого ущерба не понесло государство (старая формула, которая говорит, что консулы обязаны не допускать ни одного ущерба государству), эти самые консулы оказались основными вредителями, основными организаторами этих преступлений. И тут, конечно, можно вредить месяц, можно вредить год, два, пять лет, может быть, даже целые десять лет, если играть эту подлейшую двойную игру, если жить той двойной жизнью, какой жили – я надеюсь, уже после этого процесса не будут жить, – обвиняемые по этому делу. Да, эти преступления были возможны потому, что они совершались под руководством и под прикрытием тех, кто должен был бы первый поднять тревогу, дать сигнал и броситься в борьбу не на жизнь, а на смерть против подобных преступлений. И это объясняет все. Но тут я поставлю другой вопрос: несмотря на то, что к руководству примазались вот такие шпики и разведчики, как Ратайчак, вот такие предатели и изменники, как Лившиц или Пятаков, – не буду перечислять их всех по именам и давать им эпитеты, потому что нет таких эпитетов, хуже которых можно было бы придумать для того, чтобы раздать им каждому в отдельности, даже без выбора <…> [25] что как случилось, что при том условии, что руководители, помощники руководителей, руководящих отдельными и сплошь и рядом громадными отраслями нашего строительства, оказались заговорщиками против нашего государства, на тех постах, на которые были поставлены. Это дело растет, это дело достигает блестящих результатов, блестящих успехов в своем развитии. Это наиболее важный вопрос, и на него нам нужно дать точный и исчерпывающий ответ.

Я не буду говорить о том, что при всей тяжести совершенных троцкистами в этом отношений преступлений, их усилия подорвать мощь промышленности, ослабить силы оборонной промышленности, поколебать обороноспособность нашей страны оказались тщетными.

Да, в известный период, в известный момент, на известных участках нам приходилось туго, но все вместе взятое не могло приблизить и не приблизило в этом направлении, в каком работали эти господа, используя свое положение, используя доверие, которое им было оказано с той минуты, когда им поверили, что они отказались от своего прошлого и стали на новую работу в интересах советского государства.

Троцкистские вредители-диверсанты оказались участниками прямых преступлений в нашей социалистической промышленности. Несмотря на вредительские и диверсионные удары наша промышленность и наш железнодорожный транспорт все время идут в гору, все больше поднимаются вверх, наша промышленность растет благодаря планам, которые перевыполняются. Я приведу несколько справок из наиболее близких к троцкистской организации отраслей промышленности, которые были ареною преступной деятельности троцкистских заговорщиков.

В угольной промышленности мы имеем рост добычи угля по Донбассу с 25.000 тонн (я беру в тысячах, значит, это миллионы тонн) в 1913 году до 75.000 тонн в 1936 году. По Кузбассу – с 799 тонн в 1913 году до 17.259 тонн в 1936 году. Подмосковный бассейн с 36 тонн до 7.201 тонн в 1936 году. Это громадный рост.

В химической промышленности вся продукция 1913 года оценивалась в 164 миллиона рублей, а с резиновой, жировой и спичечной в 336 миллионов рублей, я цитирую по официальным данным нашего статистического управления. В 1927-28 г.г. мы имеем ее на 445 миллионов рублей. Итог – за 19 лет наша страна создала мощную химию и заняла третье, или даже второе место в мире по целому ряду отраслей химической промышленности.

К началу первой пятилетки наша страна обогатилась созданием ряда новых отраслей промышленности, имеющих общенародное хозяйственное значение, как анилино-красочная промышленность, коксо-бензоловая промышленность, химико-фармацевтическая и т. д. Первая и вторая пятилетки советской химии были наиболее яркими этапами в развитии химической промышленности. Надо иметь в виду, что история мировой химии вообще начинается с конца 18-го века. Следовательно, современная мировая химическая промышленность имеет около 15-ти [26] лет своего развития, а наша советская химическая промышленность (ибо до советов у нас ее абсолютно не было) имеет лишь не больше 10 лет своего развития. И вот за эти 10 лет наша химическая промышленность прошла путь 150 лет мирового капиталистического хозяйства. 

Я не хочу загружать время и не буду приводить ряд цифр о темпах роста, думаю, что это положение, это факты, которые легки могут быть проверены и без судебного заседания.

Мы имеем успехи, благодаря которым по серной кислоте и соде мы занимаем третье место, уступая только Германии и Соединенным Штатам. По суперфосфату первое место, уступая Соединенным Штатам, по азотным удобрениям наша страна выдвигается на четвертое место в мире. Это факты многозначительные, особенно в свете тех кошмарных преступлений, которые вызвали всеобщее негодование нашей страны. Это говорит о том, что именно так отвечает наш народ, наша социалистическая промышленность на подрывную работу предателей и агентов фашистских разведок. Несмотря на вредительство, несмотря на диверсии, сотни погибших от рук разведчиков и диверсантов лучших стахановцев, при систематически и планомерно проводившихся мероприятиях по сознательному срыву стахановского движения, наша промышленность растет быстрыми темпами и перевыполняет свои производственные планы.

Чем же объяснить это чудо, чем объяснить это явление? Известно, что чудес в мире не бывает. Почему же мы имеем такой блестящий рост, такой расцвет нашей промышленности? Потому что на стороне вредителей стоят единицы, и вред, причиняемый этими единицами, быстро ликвидируется миллионами, потому что на стороне советского правительства и строительства социализма стоят миллионы, ликвидируя не только вред, причиняемый вредителями, но победоносно ликвидируя и вредительские, диверсионные, шпионские, разбойничьи, троцкистско-зиновьевские гнезда.

Материалами предварительного и судебного следствия и собственными признаниями обвиняемых Ратайчака, Пушина, Турока, Граше, Шестова, Строилова установлено, что, наряду с диверсионно-вредительской деятельностью троцкистский антисоветский центр широко и систематически занимался шпионажем в пользу иностранной разведки. На этом вопросе я не буду останавливаться, потому что, мне кажется, еще очень свежо все то, что было вскрыто в этой области, скажу лишь основное. Что установление связи японской и германской разведки осуществлялось не в порядке личной инициативы какого-то Турока или Шестова, эта связь осуществлялась в порядке осуществления директивы Троцкого, воспринятой троцкистами и переданной по всей линии троцкистской организации Пятаковым и Радеком как главарями этой организации. 

Второе. Эта связь осуществлялась с наиболее агрессивными странами через агентуру некоторых официальных учреждений. Эта связь осуществлялась таким образом, чтобы максимальный результат получить именно в целях подготовки военного поражения СССР в случае этого нападения. Это приобретает громаднейшее значение с точки зрения мирового явления, затрагивающего интересы не одного СССР, а целого ряда иностранных государств всего мира.

Ведь, в сущности говоря, люди, которые связались с иностранной – германской и японской – разведкой под руководством Троцкого и Пятакова с Радеком, эти люди, которые действовали в полном единении и по прямым указаниям троцкистского центра и как троцкисты, они своей этой шпионской работой подготовляли результаты, которые должны были в случае успеха этой дьявольской работы самым тягчайшим образом сказаться на интересах не только нашего государства, но и на интересах целого ряда других государств, тех государств, которые вместе с нами борются за мир.

Товарищ Сталин в своей телеграмме на имя Центрального Комитета Коммунистической Партии Испании, на имя Хозе Диас сказал, что “трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они, сказал товарищ Сталин, отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества”. И я хочу просить вас, товарищи судьи, чтобы вы, взвешивая все обстоятельства данного дела в совещательной комнате и оценивая политическое и материально-уголовное значение преступления, которое определяется 58-6 ст<атьей> УК РСФСР, подошли к этому делу с точки зрения охраны интересов нашего государства, с точки зрения охраны интересов всего передового и прогрессивного человечества.

Вы в высокой степени заинтересованы в том, чтобы в каждой стране, желающей мира и борющейся за мир, самыми решительными мерами их правительств были прекращены всякие попытки шпионской, диверсионной, террористической деятельности преступной, которая организуется врагами мира, врагами демократии, темными фашистскими силами, подготовляющими международную войну, собирающимися взорвать дело мира и, следовательно, дело всего передового, всего прогрессивного человечества. 

Факты достаточно твердо установлены о том, что в этой области делали маленькие шпики, сидящие здесь на скамье подсудимых, вроде Граше, вроде сравнительно небольшого шпика Ратайчака и больших шпиков, возглавляющих эту скамью подсудимых (как мне ни хотелось бы в качестве государственного обвинителя в своей речи употреблять резких выражений, процессуальная правда требует, чтобы вещи назывались собственными именами). 

КНЯЗЕВ и ЛИВШИЦ, Ратайчак, Шестов, Строилов, Пушин, Граше, – это непосредственная агентура германской и японской разведки. Она, конечно, не только не исключает, а она, наоборот, предполагает ответственность на равных началах и главарей этого центра, организовавших эту агентуру и пустивших ее в ход.

Обвинительное заключение предъявляет обвинение к членам троцкистского центра и их сообщникам в организации террористических актов.

Здесь надо раньше всего остановиться на основном и общем вопросе, так сказать, принципиально программного характера – можно ли считать доказанным, что в программе троцкистского антисоветского центра была усвоена тактика террора, что эта тактика проводилась на деле, или это относится к области самооговоров – принятия на себя вины в преступлениях, которые, может быть, лично Пятаков, Радек не совершали? Надо раньше всего сказать, что в наших руках имеются документы, свидетельствующие о том, что Троцкий дважды, по крайней мере, и притом в достаточно откровенной, незавуалированной форме дал установку на террор. 

Документы, которые оглашены, следовательно, возвещены urbi et orbi [27], – я имею в виду, во-первых, то знаменитое письмо 1932 года, в котором Троцкий бросил свой предательский, позорный клич – “убрать Сталина”, и, во-вторых, я имею в виду документ, уже относящийся к более позднему времени, – “Бюллетень оппозиции” №№ 36, 37, октябрь 1934 года, где мы находим целый ряд замечательно ясных с точки зрения предъявляемой нами формулировки обвинения в терроре.

В самом деле, здесь, не в какой-нибудь статье, а именно в статье, имеющей программный характер, в статье, которая под своим официальным названием содержит еще примечание – “Проблемы IV интернационала”, – говорится совершенно откровенно о том, что террор поставлен уже был в те годы в порядок практической деятельности троцкистов, которые этот террор и пытались осуществить и, к нашему сожалению, сумели осуществить в 1934 г., убив Сергея Мироновича Кирова.

Вот в этой самой статье, имеющей программный характер, есть глава, в которой говорится: “Возможно ли мирное снятие бюрократии?” Ясно, что Троцкий и троцкисты считают наш советский аппарат бюрократическим аппаратом.

Далее говорится:

“Возьмите немаловажный вопрос, как подойти к реорганизации советского государства”.

Троцкий озабочен реорганизацией советского государства, чем озабочены, – как мы видели на этом процессе, – также и его ближайшие помощники Пятаков, Сокольников, Радек, Серебряков и др<угие>.

Как подойти к реорганизации советского государства и можно ли разрешить эту задачу мирным способом? Ясная совершенно постановка. Противник террора, насилия должен был бы сказать: да, возможно мирным способом, скажем, на основе конституции и т.д., и т.п.

А что говорят Троцкий и троцкисты? Они говорят так:

“Было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда. Для устранения правящей клики (как они называют наше правительство клеветнически) не осталось никаких нормальных конституционных путей”.

“Заставить их передать власть в руки (они говорят о пролетарском авангарде, имея в виду вот этот самый “авангард”, который занимался убийствами и проч<им>) авангарда можно только силой”.

Причем “силой”, – как это можно убедиться тут, – подчеркнуто черным шрифтом. Совершенно ясная постановка вопроса. Мирные средства? Мирные средства бессильны. Единственное средство – сила, силой и устранять. Но мы знаем, как силой устраняют, в особенности, когда, дело идет о том, чтобы эту силу оставлять в руках вот такого “авангарда”, каким являются вот эти господа. (Смех).

Они говорят дальше прямо о “сталинском аппарате”, говорят, что если же все-таки этот аппарат, наш государственный аппарат, будет сопротивляться, то придется применить против него особые меры. Не меры гражданской войны – ну что же, мы, наше государство не заслуживает такого внимания по сравнению с таким авангардом, – а скорее меры полицейского порядка.

Ясно совершенно, что если в этом самом “Бюллетене троцкистской оппозиции”, о котором, мы слышали, нам говорил Пятаков, Троцкий сказал ему: не обращайте внимания полностью на то, что будет писаться в “Бюллетене троцкистской оппозиции”. Имейте в виду, что в “Бюллетене троцкистской оппозиции” мы не можем откровенно сказать все, что мы говорим и требуем от вас. Знайте, что в “Бюллетене троцкистской оппозиции” мы будем даже говорить иногда, может быть, прямо противоположное тому, что мы от вас требуем. То есть, если при этих условиях говорится то, что я сейчас процитировал, – то как это назвать, как не прямым призывом к насильственным действиям против нашего государства, против наших руководителей? Как это назвать, как не прямым призывом к разгрому, террору? Иного названия я этому дать не могу.

И это является объективнейшим доказательством того, что, когда некоторые – ПЯТАКОВ, РАДЕК и другие члены этой преступной банды, – говорили, что они организовывали террористические акты по прямым установкам ТРОЦКОГО, они вынуждены были сказать то, что в действительности есть, и никакой болтовней, никакой клеветой, никакой инс<ин>уацией, никакой троцкистской брехней этого факта замазать нельзя. В наших руках есть документы, которые объективно говорят о том, что террор стоял в порядке дня троцкистской организации, что террор был предложен ТРОЦКИМ, что он был принят ПЯТАКОВЫМ, как по тому процессу, который здесь проходил недавно, он был принят тем объединенным центром, начиная от КАМЕНЕВА и кончая СМИРНОВЫМ и МРАЧКОВСКИМ, о котором здесь с таким восторгом как о боевике говорил РАДЕК, и ТЕР-ВАГАНЯНОМ. 

Перед нами сидят террористы, перед нами сидят люди, которые организовывали теракты, не только сами, но по соглашению с троцкистско-зиновьевским блоком, с которым у них была некоторая конкуренция. Ведь посмотрите, опубликованные протоколы судебных заседаний объединенного зиновьевско-троцкистского центра говорят о том, что зиновьевцев подхлестывала боязнь того, что троцкисты и их в этой своей преступной деятельности могут обскакать. Разве на этом процессе мы не слышали о том же самом? Разве они не имели своей задачей, как здесь признался РАДЕК, держать зиновьевцев в руках, не позволять зиновьевцам оттиснуть их от власти в тот момент, когда они будут распределять портфели? Этот авангард рассчитывал, спал и видел во сне портфели. РАДЕКУ – портфель министра иностранных дел, РАТАЙЧАКУ – министра религиозных исповеданий (в зале смех), потому что он показывал, что он чувствует себя связанным до сих пор присягой, которую он где-то кому-то давал. А ПЯТАКОВУ предназначался (нам это известно) пост военного и вообще главнокомандующего всех вооруженных, сухопутных (морских сил у них не было) и летных сил. (В зале смех).

Сеть террористических актов и вроде того, как у китайских генералов: что ни генерал, то своя армия. У ПЯТАКОВА – ЛОГИНОВ, ГОЛУБЕНКО и другие. У РАТАЙЧАКА [28] – ПРИГОЖИН и другие; у СОКОЛЬНИКОВА – ЗАКС-ГЛАДНЕВ, ТИВЕЛЬ и другие; у СЕРЕБРЯКОВА – у того есть своя группа – МДИВАНИ; у ДРОБНИСА – какая-то ПОДОЛЬСКАЯ, которая тоже подготавливала террористический акт. Даже у ДРОБНИСА была своя группа. У МУРАЛОВА – уж об этом и говорить нечего. Высший командующий, как же ему быть без армии. Если нельзя командовать советскими силами, то разве нельзя командовать антисоветскими силами? Он солдат – чем и как прикажут, тем и так он будет командовать. Даже у ШЕСТОВА и то была своя группа, и группа неплохая, надо сказать, с точки зрения ее задач. Правда, не больно она презентабельна с виду, но практически умеет действовать, как она это показала, лучше многих из других. Более того, как показало следствие, ПЯТАКОВ подготавливает террористический акт через своих украинских представителей против т.т. ПОСТЫШЕВА и КОСИОРА, а в 1935 г. против тов. СТАЛИНА. Мы спрашивали об этом ПЯТАКОВА, мы вызывали ЛОГИНОВА для свидетельского допроса, и он это подтвердил. 

РАДЕК подготавливает террористические кадры в Ленинграде: ЗАКС-ГЛАДНЕВ и другие готовят под руководством СОКОЛЬНИКОВА террористический акт против товарища СТАЛИНА; МДИВАНИ, под руководством СЕРЕБРЯКОВА, готовит террористический акт против товарища БЕРИЯ и террористов, которых можно было бы стянуть в Москве для того, чтобы обеспечить наиболее успешное осуществление так называемых групповых террористических актов. Они же готовят террористический акт против т. Ежова. Муралов готовит против тех, кто приедет к нему в Сибирь (смех в зале), не считая тов. Эйхе, который там уже живет. Такова установка: учесть, использовать выезды руководителей партии и правительства на периферию и организовать убийства. И вот Муралов, который никак не хочет согласиться с тем, чтобы ему приписывалась подготовка покушения против одного из руководителей нашей партии и правительства, – этот самый Муралов твердо и откровенно (я не могу сказать “честно”, потому что это слово не подходит к таким делам) признает, что он действительно организовал группу и организовал террористический акт против т. Молотова, Председателя Совета Народных Комиссаров нашего Союза. Теракт не только организовали, а и осуществляли.

Конечно, может быть и такой вопрос поставлен: много групп, а дела как-то не видать. Но это наше счастье. Это объясняется тем, что такая была тактика. Ведь эти самые господа не брали на себя совершения террористических актов, и в этом-то наше счастье, ибо мы их подпускали довольно близко, встречались с Радеком, с Пятаковым, с Сокольниковым, обсуждали вместе разные вопросы, полагая, что с нами сидят наши товарищи, а оказалось, что с нами сидят наши убийцы. Если бы у них была тактика такая – открыть, что троцкисты – за террор, было бы, конечно, сложнее положение. Но тактика у них была такая: не открывать, что троцкисты подготовляют убийства. Их тактика была такая: не открывать, что это – троцкисты, подготовлять убийства так, чтобы не думали, что это троцкисты убивают, подготовлять убийства так, чтобы можно было сказать в любую минуту, что это убили белогвардейцы (даже так ставился вопрос). В этих условиях, конечно, не так легко найти людей, которые, вроде таких просвещенных мореплавателей, как Арнольд, согласятся взять на себя подобного рода преступления. Арнольд, Шестов, Муралов, западносибирский центр, троцкистский центр в целом отвечают, конечно, за подготовку этих актов, потому что это делалось по общей директиве, конкретно переведенной, как выразился Пятаков, с языка алгебраического на язык арифметический. Но они забыли, что существует еще один язык – язык уголовного кодекса, который не знает никакой алгебры и не желает иметь дела ни с какой арифметикой, а знает преступления, знает людей, их совершивших, и знает ответственность, предусмотренную законом за эти преступления. Они избирают этого самого Арнольда как вполне подходящего человека для подобного рода преступлений. Ну, что такое Арнольду взять на себя совершение одного или десятка террористических актов? Вы уже видели этого Арнольда. У Арнольда есть одно качество, которого не учли эти троцкистские заговорщики, которое нам все-таки шло на пользу – трусость. Вот он организует покушение против товарища Орджоникидзе, к счастью нашему, в последнюю минуту сдрейфил, не удалось. Организует покушение на председателя Совнаркома товарища Молотова, к нашему счастью, к величайшему счастью, сдрейфил в нужную минуту, – не удалось.

Но факт остается фактом, и то, что эти факты, свидетельствующие о деятельности террористов, не вызывающие никакого опровержения, мы знаем из того, что совершилось. Покушение на товарища Молотова произошло. Эта авария на гребешке 15-тиметровой канавки, как здесь Муралов скромненько говорил, это же факт. О том, что этим способом действовал Арнольд, а каждый действует своим способом, и не только террористы в этой области работающие, но и просто уголовные бандиты, это факт. В Москве несколько лет тому назад нас всех потряс случай с извозчиком Комаровым, который действовал своими приемами и методами, которыми он пользовался в своей подсобной профессии, для убийства и грабежа. И это служит лучшим доказательством того, что это именно так и было, при помощи автомашины, так, товарищи, оно и случилось. 

Возьмите убийство инженера Бояршинова [29]. Во-первых, кто такой Бояршинов? Это был человек, когда-то осужденный за вредительство. Известно, что было время, когда вредительство у нас было чем-то вроде моды, распространенной среди отсталых слоев инженерства, зараженных буржуазной психологией.  Но потом это прошло. Бояршинов оказался честным человеком. Он отказался строить шахту имени Рухимовича по вредительским планам и не раз выступал против отставания работ и преступной деятельности Строилова. Он разоблачает Строилова, а то, что он разоблачал правильно, не может отрицать и сам Строилов.

Эта честная работа озлобила гнездо диверсантов, они организуют убийство. Посмотрим, как оно произошло. 15 апреля 1934 года инженер Бояршинов едет на лошади с вокзала, его нагоняет грузовая машина и давит насмерть. Опять тот же самый прием, при помощи которого действовала эта шайка Шестова–Черепухина, которая имела в своих рядах Арнольда, посаженного по этому делу на скамью подсудимых, и некоторых других лиц, которые были вскрыты, судимы и осуждены. Например, Казанцев, который участвовал в этой истории. Это факт, это не просто самооговор, это факт – убили Бояршинова по методу убийства аналогичным способом. Подготовляли убийство аналогичным способом Председателя Совета Народных Комиссаров товарища Молотова, избирается этот гражданин, который оказался наиболее удобным для исполнения злодейского замысла.

Вот почему за террористическую деятельность, за подготовку террористических преступлений отвечает этот центр в полной мере и в полном объеме – от Арнольда до Пятакова и от Пятакова до Арнольда, – ответственность одинакова.

Преступления, перечисленные нами в обвинительном заключении, я считаю доказанными полностью, преступники изобличены.

Наш закон, в частности, 319 статья Уголовно-Процессуального Кодекса Российской Республики требует оценку имеющихся в деле доказательств производить по внутреннему убеждению суда, на основании рассмотрения всех обстоятельств дела в их совокупности. 320-я статья Уголовно-процессуального кодекса РСФСР говорит о необходимости постановки на разрешение суда при вынесении приговора ряда вопросов. Закон их называет 8, из которых я считаю наиболее существенными и важнейшими два первых вопроса: вопрос о том, имело ли место деяние, приписываемое подсудимому, и, во-вторых, содержит ли это деяние в себе состав уголовного преступления. На оба эти вопроса обвинение дает положительный ответ. Да, приписываемые обвиняемым преступления имели место. Приписываемые обвиняемым деяния ими совершены, и эти деяния заключают в себе полный состав уголовного преступления. Преступники изобличены, преступления их доказаны. В этих двух вопросах не может быть никакого сомнения. Но что же есть у нас в нашем арсенале доказательств с точки зрения юридических требований, которые предъявляются тогда, когда ставится подобный вопрос, и когда суд должен на этот вопрос дать ответ? 

Надо сказать, что характер настоящего дела таков, что именно этим характером предопределяется и своеобразие имеющихся в наших руках доказательств. Мы имеем заговор, мы имеем перед собой группу людей, которая собиралась совершить государственный переворот, которая организовалась и вела в течение ряда лет или осуществляла деятельность, направленную на то, чтобы обеспечить успех этого заговора, заговора, достаточно разветвленного, заговора, который связал заговорщиков с зарубежными фашистскими силами. Как можно поставить в этих условиях вопрос о доказательствах? Можно поставить вопрос так: заговор, вы говорите, но где же у вас имеются документы? Вы говорите – заговор, вы говорите – программа, но где же у вас имеется программа? У этих людей где-нибудь есть писаная программа? Это то, что они говорят. Вы говорите – заговор, говорите, что это есть организация, что это есть какая-то банда, а они называют себя партией, но где же у них постановления, где же у них вещественные следы этой заговор<щи>ческой деятельности? 

Я утверждаю и беру на себя смелость утверждать это в согласии с основными требованиями науки уголовного процесса, что в делах о заговоре таких требований предъявлять нельзя. Нельзя требовать, чтобы в делах о заговоре, о государственном заговоре, мы подходили бы с точки зрения того – дайте нам протоколы, постановления, дайте членские книжки, дайте номера ваших членских билетов, требование того, чтобы заговорщики совершали заговор по удостоверению их преступной деятельности в нотариальном порядке, – ни один здравомыслящий человек не может так ставить вопрос в делах о государственном заговоре. Да, у нас на этот счет имеется ряд документов, но если бы их не было, мы все равно считали бы себя вправе предъявлять обвинения на основе показаний и объяснений обвиняемых и свидетелей и, если хотите, косвенных улик, ибо сила косвенных улик, я в данном случае должен сослаться хотя бы на такого блестящего процессуалиста, каким является известный старый английский юрист Уильям Уильз [30], который в своей книге “О косвенных уликах” говорит, как сильны бывают косвенные улики и как косвенным уликам принадлежит убедительность гораздо большая, чем прямым доказательствам. Я думаю, что и мои уважаемые противники согласятся со мной с точки зрения позиций, на которых они как защитники в этом вопросе стоят. Но у нас есть и такие доказательства. Я говорил о программе, и я предъявил вашему вниманию, товарищи судьи, “Бюллетень” Троцкого, где напечатана эта самая программа. Но идентификация здесь будет гораздо более легка, чем та, которую вы провели, устанавливая по фотоснимкам идентичность документов германской разведки.

Мы опираемся на целый ряд доказательств, которые могут служить в наших руках проверкой обвинительных утверждений, обвинительных тезисов. Во-первых, историческая связь, ныне предъявляемая в качестве подтверждения обвинительных тезисов и преступлений, которые ими характеризуются, с теми преступными действиями и с той их прошлой деятельностью, о которой мы здесь уже говорили. Мы имеем в виду показания обвиняемых, которые и сами по себе представляют громаднейшее доказательное значение. И в самом деле, процесс ставил перед нами требование в случае, когда одним из доказательств являются показания самих обвиняемых, не ограничиваться тем, что суд выслушивает только эти самые объяснения обвиняемых, а всеми возможными и доступными ему средствами проверяет эти объяснения и проверяет их по принципу: исходить из противоположных возможных положений. Я должен сказать, что это мы здесь делали со всей объективной добросовестностью и со всей возможной тщательностью.

Для того, чтобы отличить правду от лжи на суде, достаточно, конечно, судейского опыта, и каждый судья, каждый прокурор и защитник, которые провели не один десяток процессов, всегда знают, когда говорящий говорит правду, когда он уходит от этой правды в каких бы то ни было целях и по каким бы то ни было мотивам. Но и этого мало. Встанем на обратную точку зрения, что эти показания обвиняемых не соответствуют действительности. Тогда надо ответить на несколько вопросов, которых требует от нас наука уголовного процесса. Если эти объяснения не соответствуют действительности, тогда это есть то, что называется в науке оговором. А если это оговор, то надо объяснить причины этого оговора. Эти причины могут быть различны. Надо показать, имеются ли налицо эти причины. Это может быть личная выгода, личный расчет, это желание кому-нибудь отомстить, кого-либо за собою увлечь, наконец, объяснение <…> [31] признающего свою вину обвиняемого объективными обстоятельствами, которые окружают его, среди которых он живет. Вот если с этой точки зрения подойти к этому делу, которое разрешается здесь, тогда, когда мы анализируем показания обвиняемых и когда вы в своей судейской совещательной комнате будете также анализировать эти показания, отдавая себе этот отчет, и давать ответ о том, насколько убедительны личные признания обвиняемых в совершенном ими государственном преступлении, вы обязаны будете перед собою поставить вопрос: если они не соответствуют действительности, то чем они вызваны, какие мотивы подсудимыми руководят, во имя чего подсудимые сказали не то, что есть, и нужно спросить, соответствует ли и какое отношение между тем, что говорят подсудимые, и тем, что их окружает, наполняя их жизнь реальной действительностью. Если с этой точки зрения говорить, то надо сказать, что нет никаких оснований полагать, что Пятаков что-то преувеличивает, что он  говорит что-то, не соответствующее действительности, что Пятаков не член центра, что Радек – не член центра, что Радек не был на дипломатических приемах и не говорил с господином К., или с господином X., или с каким-нибудь другим господином, – как его там звать, – о реальных террористических установках, что он с Бухариным не кормил яичницей с колбасой каких-то приехавших к нему неофициально немецких подданных, что Сокольников не разговаривал с каким-то представителем, – “визируя мандат Троцкому”, – так говорил Радек, что Арнольд… но Арнольд, впрочем, – это  как раз подлежит сомнению большому, – что все то, что говорили они об их деятельности, проверенное экспертизой и предварительным допросом и признаниями и показаниями, – что не может подлежать какому бы то ни было сомнению.

Я считаю, что все эти обстоятельства позволяют утверждать доказательность, определенную доказательность, позволяют утверждать, что в нашем настоящем судебном процессе, если есть недостаток, то недостаток не в том, что обвиняемые сказали здесь все, что они сделали, а что обвиняемые все-таки до конца не рассказали всего того, что они сделали.

Но, товарищи судьи, мы имеем такой пример и в прошедших процессах, – и я прошу вас иметь это в виду и при окончательной оценке тех последних слов, которые пройдут перед вами через несколько часов, – перед тем, как вы удалитесь в свою совещательную комнату. 

Я напомню вам о том, как, скажем, по объединенному троцкистско-зиновьевскому центру некоторые обвиняемые клялись вот здесь, на этих же самых скамьях, в своих последних словах, – одни прося, другие не прося пощады, – что они говорят всю правду, что они сказали все, что ничего у них за душой не осталось против рабочего класса, против нашего народа, против нашей страны, а когда потом, буквально через некоторое время, когда стали распутывать все дальше и дальше эти отвратительные клубки чудовищных, совершенных ими преступлений, – мы на каждом шагу обнаруживали ложь и обман даже этих людей, уже одной ногой стоявших в могиле.

Если можно сказать о недостатках данного процесса, то этот недостаток я вижу только в одном: я убежден, что обвиняемые не сказали и половины всей той правды, которая составляет кошмарную повесть их страшных злодеяний против нашей страны, против нашей великой родины.

Я обвиняю сидящих здесь перед нами людей в том, что в 1933 г. по указанию Троцкого был организован под названием параллельный центр в составе обвиняемых по настоящему делу Пятакова, Радека, Сокольникова и Серебрякова, в действительно<сти> представлявший собой действующий активный троцкистский центр, организовавший под своим руководством преступную деятельность троцкистского подполья, направленную по указаниям Троцкого, договорившегося с представителя<ми> фашистских кругов о своей преступной деятельности на свержение советской власти в СССР насильственными методами, опираясь на иностранные фашистские государства, – для восстановления капиталистических отношений в нашей стране. 

Я напомню о том, что этот центр, по поручению Троцкого, через обвиняемых Сокольникова и Радека, поставил и осуществил сношения с представителями некоторых иностранных государств в целях организации борьбы с Советским Союзом, направленные по линии, о которой я только что сказал по первому пункту, причем центр обязался в случае прихода своего к власти предоставить этим государствам целый ряд политических и экономических льгот и территориальных уступок; что этот центр через своих членов и других членов преступной троцкистской организации занимался шпионажем в пользу этих государств, снабжая иностранные разведки важнейшими, секретнейшими, имеющими огромное государственное значение материалами; что в целях подрыва хозяйственной мощи и обороноспособности нашей страны этот центр и его сообщники организовали и провели целый ряд диверсионных и вредительских актов, повлекших за собой человеческие жертвы, причинивших большой значительный ущерб нашему советскому государству.

В этом я обвиняю членов параллельного антисоветского троцкистского центра: Пятакова, Радека, Сокольникова и Серебрякова, в преступлениях, перечисленных следующими статьями УК РСФСР: 58-1 “а” – измена родине, 59-6 – шпионаж, 58-9 – диверсия, 58-11 –организация своих тайных преступных сил.

Я обвиняю всех остальных подсудимых: Лившица, Муралова Н., Дробниса, Богуславского, Князева, Ратайчака, Норкина, Шестова, Строилова, Турока, Граше, Пушина и Арнольда в том, что они повинны в тех же самых преступлениях как члены этой организации, несущие полную и солидарную ответственность за эти преступления, вне зависимости от индивидуального отличия их преступной деятельности, которая характеризует преступление каждого из них, т.е. теми же статьями Уголовного Кодекса.

Основное обвинение, товарищи судьи, которое в этом процессе предъявляется, – это измена родине. Измена родине карается 58-1 “а” статьей нашего кодекса. Она говорит об измене родине как о действиях, которые совершены в ущерб военной мощи Союза, его государственной независимости, его территориальной неприкосновенности, как шпионаж, выдача военных и государственных тайн, переход на сторону врага. Все эти элементы, кроме последнего, – бегство за границу, – мы имеем здесь налицо. Закон возлагает на совершивших это тяжелое государственное преступление, которое наша великая Сталинская Конституция справедливо называет тягчайшим злодеянием, – тягчайшее наказание. Закон требует при доказанности вины преступников приговорить их к расстрелу, допуская замену этого наказания другим лишь в исключительных случаях при смягчающих обстоятельствах.

Вы должны будете, товарищи судьи, в той совещательной комнате ответить и на второй вопрос – есть ли у этих обвиняемых и у каждого из них в отдельности индивидуальные и конкретные смягчающие обстоятельства, которые позволили бы вам смягчить угрожающее им по закону наказание? Я считаю, что таких смягчающих обстоятельств нет. Я обвиняю преданных суду по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного Кодекса в полном объеме.

Я обвиняю не один. Рядом со мной, товарищи судьи, я чувствую, будто вот здесь стоят на костылях, а может быть вовсе без ног, как та стрелочница, которая сегодня обратилась ко мне через “Правду” с письмом, в 20 лет потерявшая обе ноги, спасая людей от крушения, организованного этими людьми. Я не один. Я чувствую, что рядом со мной, я знаю, стоят вот те искалеченные жертвы жутких преступлений, требующих от меня как государственного обвинителя предъявлять обвинение в полном объеме.

Я не один. Пусть они погребены, но они здесь сейчас стоят рядом со мною, указывая на вас своими страшными руками, истлевшими в могилах, куда вы их отправили. Я обвиняю не один – я обвиняю вместе со всем моим народом, обвиняю как тягчайших преступников, достойных одной только меры наказания – расстрела, смерти. (Долго несмолкаемые аплодисменты всего зала).

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объявляется перерыв на 20 минут.

 

* * * 

 

КОМЕНДАНТ: Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Садитесь, пожалуйста, заседание продолжается. Подсудимый ПЯТАКОВ, поскольку вы отказались от защитника, вы имеете право защитительной речи.

ПЯТАКОВ: Отказываюсь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый РАДЕК, поскольку вы тоже отказалась от защитника, желаете воспользоваться правом защитительной речи?

РАДЕК (пауза): Отказываюсь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СОКОЛЬНИКОВ…

СОКОЛЬНИКОВ: Отказываюсь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый БОГУСЛАВСКИЙ, желаете воспользоваться правом защитительной речи?

БОГУСЛАВСКИЙ: Нет, не желаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ДРОБНИС, желаете воспользоваться правом защитительной речи?

ДРОБНИС: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый МУРАЛОВ…

МУРАЛОВ: Отказываюсь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый НОРКИН…

НОРКИН: Прошу разрешить сказать в последнем слове.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я еще раз разъясняю, чтобы в дальнейшем не было недоразумений, что все подсудимые имеют право на последнее слово. Подсудимый ШЕСТОВ…

ШЕСТОВ: Отказываюсь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СТРОИЛОВ.

СТРОИЛОВ: Отказываюсь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ЛИВШИЦ, желаете воспользоваться правом защитительной речи?

ЛИВШИЦ: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Слово имеет защитник товарищ БРАУДЕ, защитник подсудимого КНЯЗЕВА.

БРАУДЕ: Товарищи судьи, я не буду скрывать от вас того исключительно трудного, небывало тяжелого положения, в котором находится в этом деле защитник (смех в зале), ведь защитник, товарищи судьи, прежде всего – сын своей родины, он также гражданин великого Советского Союза, и чувства великого возмущения, гнева и ужаса, которые охватывают сейчас всю нашу страну от мала до велика, чувства, которые так ярко отобразил в своей речи Прокурор, эти чувства не могут быть чужды и защитникам. Мы также охвачены чувством негодования, я и сейчас нахожусь под впечатлением потрясающего конца речи Прокурора.

Но, товарищи судьи, волею советского закона, волею Сталинской Конституции, которая обеспечивает каждому обвиняемому, независимо от тяжести совершенного преступления, право на защиту. Мы обязаны, наш гражданский и профессиональный долг – помочь в осуществлении этого права всем обвиняемым, которые пожелали этим правом на защиту воспользоваться.

В этом деле, товарищи судьи, нет споров о фактах. Товарищ Прокурор был совершенно прав, когда сказал, что со всех точек зрения, и с точки зрения наличия документов по делу, и с точки зрения допросов свидетелей, которые прошли перед нами, перекрестный допрос обвиняемых, все это не оставило, да позвольте мне вульгарно выразиться, никакой щели, через которую можно было бы повести какую-нибудь уликовую борьбу. Все факты доказаны, и в этой, области защита не намерена вступать в какой бы то ни было спор с Прокурором. Не может быть спора с Прокурором и с точки зрения оценки политической и моральной этого дела. Здесь тоже вопрос настолько ясен, то, что мы слышали здесь, настолько возмущало, огромное политическое значение настолько ясно, что защита присоединяется целиком и полностью к прекрасной политической оценке, которая была здесь сделана Прокурором.

В чем заключается задача защитника? Задача защитника в исполнении его долга заключается в поисках того, о чем говорил Прокурор в конце своей речи, в поисках моментов, которые давали бы право найти основание к снисхождению, давали бы возможность перейти от расстрела к какой-нибудь иной мере наказания. Я защищаю КНЯЗЕВА. В чем может искать защита такой материал? Она может искать в оценке, в анализе личности обвиняемого, полностью ли он, настолько ли он разложился, настолько ли он безнадежно социально-опасен, что нет никаких проблесков на возможность его исправления?

Защита может искать эти моменты для смягчения судьбы обвиняемого не в обстоятельствах его вовлечения в контрреволюционную организацию. Защита именно на этих двух путях и попытается выполнить свои обязанности.

Я защищаю, товарищи судьи, Князева, того самого Князева, начальника дороги, который в угоду японской разведке пускал под откос поезда с рабочими и красноармейцами, и не скрою от вас, товарищи судьи, что когда я читал материал по делу, когда перелистывал документы, когда слушал показания Князева, мне чудился и грохот разрушающихся вагонов, и стоны умирающих и раненых красноармейцев, и с чрезвычайно тяжелым чувством я пришел защищать Князева. Тем не менее я был бы неправ, если бы сказал, что нет у меня решительно ничего к его защите. Кое-что, кое-какие моменты, которые, с моей точки зрения, могут служить основанием, во всяком случае, для неприменения расстрела, мне думается, я сумею вам представить.    

Тяжесть положения Князева особенно усугубляется тем, что он является почти физическим, непосредственным виновником массовых кровавых убийств и дел – крушения поездов. Князев – не политик большого масштаба, он не теоретик контрреволюции, на его долю выпала кровавая и грязная исполнительная работа, и отсюда некоторое психологическое искажение перспектив. Отсюда некоторая <…> [32] и весь ужас за то, что он сделал, падает в глазах слушателей на него. И это понятно. Таков психологический закон. Тот, кто ближе к конкретным фактам преступления, тот, кто ближе к конкретному злодеянию, тот кажется и более виновным. Между тем мозг этого преступления, основная двигательная сила преступления, которое совершалось Князевым, не периферия, а центр, и даже не эти подсудимые, они, конечно, в первую голову, но за ними стоит другая сила, тот, кто является творцом гнусного явления, называемого троцкизмом, тот, кто предает свою родину, организует террористические акты, тот, кто входит в контакт с иностранными шпионскими организациями, – презренный Троцкий. И эти моменты нельзя забывать, мне кажется, для установления правильных психологических перспектив положения Князева в процессе. Он совершал тягчайшие преступления. Он был непосредственным их исполнителем, но основным виновником все-таки является не он несмотря на то, что эти преступления внешне как будто бы связаны главным образом с ним.

И второй момент, который я хотел бы отметить перед вами, товарищи судьи, это методы, которыми Князев вовлекался в контрреволюционные организации. Уже тов. Прокурор говорил здесь, что у троцкистской организации никогда не было, нет и не будет, это уж наверно можно сказать, что не будет, не было ни малейшей массовой базы. Это всегда были генералы без армии, это кучка заговорщиков, и это понятно почему. Идея реставрации капитализма путем привлечения иностранных интервентов, организации террористических покушений на лучших людей нашей страны и в том числе на величайшего вождя трудящихся всего мира Сталина, шпионаж, связь с разведкой, – разве это те идеи, которые могут привлечь в эти организации мало-мальски здоровый человеческий материал. Конечно, они всегда были одиноки. Они были с этими армиями, о которых говорил Прокурор, с 1, 2-3 человеками в распоряжении их и никогда на большее не могли рассчитывать. И потом<у> они старались вовлекать в свои организации иными методами. Эти методы определялись близостью и связанностью их с иностранными шпионскими организациями. Общность идей, общность целей, общность задач создавала одинаковые методы вербовки. Эти методы вербовки – шантаж, эти методы вербовки – обман, эти методы вербовки – вымогательство и запугивание. И именно такими методами вербовки был завербован в троцкистскую организацию и Князев.

Я далек от мысли, товарищи судьи, попытаться представить Вам Князева игрушкой в чужих руках, нечто вроде жертвы в руках вышестоящих контрреволюционных организаций, выполняющего чужую волю. Я прекрасно понимаю, что Князев, если бы он сам попытался представить себе все, Князев – человек политически сознательный, бывший член партии, занимавший огромные ответственные должности, на которые ставила его Партия, он сознает всю ответственность и он несомненно несет всю ответственность за свои поступки. Но история вступления его в организацию характерна и не может не обратить на себя Вашего внимания. У Князева нет опыта многолетней борьбы с партией, как у многих из обвиняемых, находящихся с ним на одной скамье подсудимых, он, с точки зрения сравнения его с сидящими здесь людьми, в сущности говоря, – молодой троцкист. Он отличается несомненно неустойчивостью, это проходило здесь и по делу, о котором он здесь рассказывал, и о своих отношениях с Турок<ом>, и об отношениях с агентами японской разведки, но его политическая жизнь началась с партии левых эсеров, от этой мелкобуржуазной, авантюристической бунтарской группы, и несомненно, что в колебаниях и сомнениях Князева, впоследствии необоснованных и неправильных, истоки нужно искать в принадлежности к этой мелкобуржуазной психологической(?) группе левых эсеров.

Я позволю себе напомнить, как происходило завербование его в троцкистскую организацию. Князев колебался. У Князева были известные сомнения в 1930 году. Он не отрицает эти сомнения. Он совершил первое партийное преступление в том, что он не довел об этих сомнения до сведения партии. И нашелся человек, это обвиняемый Турок, который в это время был связан с японской разведкой, который к этому времени был троцкистом, возглавлял троцкистскую организацию на <…> [33] дороге, занимался вербовкой во вредительской организации и несколько человек привлек к преступной деятельности, но нашелся Турок, который пытался воспользоваться колебаниями и сомнениями Князева и вовлечь его в троцкистскую организацию, организационно оформить его в троцкистской организации. Вы помните, т.т. судьи, рассказ и Турока, и Князева, как это происходило? Были неоднократные разговоры, по словам Князева, их было три. Турок убеждал Князева оформить свои колебания организационно и вступить в троцкистскую организацию. И в 1930 году Князев категорически отказался. Очевидно, эти колебания и сомнения были не настолько серьезны, чтобы их организационно оформить вступлением в троцкистскую организацию. Но произошло одно обстоятельство, которое дало оружие в руки агенту японской разведки – Туроку. Оно заключалось в следующем: в 1930 году в СССР на Казанскую жел<езную> дорогу прибыло несколько японских инженеров для оказания технической помощи СССР. Среди этой группы инженеров оказался некто господин X., который вместо того, чтобы выполнять честно возложенные на него обязательства, стал привлекать в японскую разведку должностное лицо нашего государства, с которым ему приходилось встречаться. И вот, сначала путем целого рада методов, характерных для представителей иностранной разведки, путем устройства вечеров, путем предложения [34] к себе в гости, путем оказывания мелких услуг, путем писем, по внешнему виду как будто невинных, заключавших в себе лишь просьбу посылать интересную литературу, а по существу содержавших в себе предложения о шпионской информации. Он старался всячески заполучить Князева на разведывательную службу своего государства. Однажды он прямо и категорически поставив такое требование Князеву. Князев ответил ему категорически резким отпором, как он показывает на предварительном следствии и как он говорил здесь, и господин X. вынужден был ретироваться. Подсудимый Князев никому об этом случае не рассказал.

Прошло 4 года. Мы не знаем, как в течение 4-х-лет держал себя в смысле своих партийных колебаний Князев. Мы знаем, что он никакой инициативы для вступления в троцкистскую организацию не проявлял. Может быть, у него под влиянием успехов, которые <он> видел кругом, прекратились колебания или были совершенно ликвидированы.

Но Турок однажды снова является к нему, через 4 года, когда, может быть, были забыты разговоры с господином X., – и снова делает ему предложение.

Нужно заметить, что обвиняемый Князев допустил уже тяжкое преступление перед своей страной тем, что господин X. сделал ему это предложение и ретировался после его отказа, он обязан был немедленно довести об этом до сведения соответствующих органов, о сделанном ему предложении и о функциях, которые выполнял здесь, в нашей стране господин X., командированный для технической помощи на нашу жел<езную> дорогу. Князев этого не сделал. Это первое тяжкое преступление, которое сделал Князев не только как член партии, а как любой гражданин нашей страны, отвечающий за такое недонесение в уголовном порядке.

И когда через 4 года явился к Князеву снова Турок, поставил вопрос перед Князевым о том, чтобы Князев вошел в троцкистскую организацию. И Князев снова отказался. Тогда Турок ему сказал совершенно категорически: я знаю о тех разговорах, о тех предложениях, которые делались вам японским шпионом в 1930 г. Если ты не на вступишь в троцкистскую организацию, то я тебя предам суду и как скрытого троцкиста, и как шпиона, ибо ты находился в близких отношениях с господином X. и не донес об этом соответствующим органам.

Припертый к стене, – говорит Князев, – такой постановкой вопроса, я дал согласие вступить в контрреволюционную троцкистскую организацию. Открылась первая страница отвратительных влияний [35] Князева, продиктованных ему троцкистской террористической организацией.

Не прошло и полгода, как в Челябинске в кабинет к Князеву вошел неизвестный гражданин в сером костюме, “некто в сером”, лет 45-50-ти, Он потребовал от Князева конфиденциального разговора.

Князев заявил ему, что я не желаю с вами общаться. Фамилию этого гражданина Князев не знает. Этот неизвестный сказал ему, что я приехал к вам от господина Х. для продолжения разговора, который он имел с вами в 1931 г. Князев попытался деть резкий отпор неизвестному и сказал ему, что если неизвестный не уйдет, то он передаст его органам НКВД. Но неизвестный вместо того, чтобы подчиниться требованию Князева и уйти, сказал ему: мне известно, что вы полгода тому назад вступили в контрреволюционную троцкистскую организацию. Если вы не согласитесь сейчас на предложение японской разведки, я донесу на вас, и вас будут судить как троцкиста.

Вы видите двойной метод, совершенно одинаковый. Троцкистская организация употребляла методы японской разведки, а японская разведка употребляла методы троцкистской организации. Единство методов и единство информации совершенно несомненно. Турок, который выступает одновременно и как шпион, и как член террористической троцкистской организации, установил с ним тесную информационную связь. И неизвестно, где тут кончается шпионская разведка иностранная и где начинается троцкистская террористическая организация.

И, говорит Князев в своих показаниях, будучи поставлен в безвыходное положение и боясь [36], что я действительно могу быть установлен как троцкист, я ответил согласием работать в пользу японской разведки.

Начали переворачиваться следующие уже после этого кровавые страницы деятельности Князева, одна за другой переворачивались безумные страницы ужасных крушений, диверсионных актов на железнодорожном транспорте, передача шпионских сведений и т.д.

Были моменты, по словам Князева, когда он усомнился, вскоре после того, как у него был неизвестный, во всей деятельности троцкистской организации, все-таки состоящей из русских людей, советских граждан, как это они могут вместе с разведчиками шпионской организации предлагать и санкционировать такого рода крушения, которые требовали от него агенты шпионской разведки.

Князев отправляется к Лившицу, заявляет ему свои сомнения: “Что же, как отнесется троцкистская организация, если я буду выполнять требования шпионской разведки по разрушению железнодорожного транспорта, по организации крушений поездов”. И Лившиц, это есть и в деле, не отрицал этого, стал ему читать целые нравоучения, которые должны были явиться путеводной звездой в разрушительной деятельности. Он говорил о том, что в ближайшую войну троцкисты займут не только положение пораженцев, что они будут с оружием в руках драться против страны советов, он говорил, что в борьбе все средства хороши, что “чем хуже, тем лучше”.

Я не буду перечислять всех тех злодеяний, которые совершил Князев, которые так ярко подчеркнул в своей речи государственный обвинитель. Я укажу только, что я правдиво постарался изобразить весь ужас того, что он совершил, но я в то же время хотел показать, что этот человек является своеобразным, что он сам инициативы для включения в эту террористическую шпионскую организацию не проявлял, что вследствие малодушия, вследствие недостаточности воли он является, я бы не сказал, жертвой, но он явился исполнителем, и был использован именно этой организацией.

В чем же я вижу еще моменты, которые дают основания для смягчения в отношении его наказания? Это – полное и действительное чистосердечное признание своей вины. Как это принято у юристов, мы в таких признаниях видим известные основания для более мягкого отношения к обвиняемому, как бы, казалось, ни тяжелы были его преступления. Князев был искренен и правдив во всех своих показаниях. Вот что он пишет в своем заявлении на л.д. №1, которым открывается следственный материал: “Со дня раскрытия троцкистско-зиновьевской организации и до моего ареста я глубоко переживал мучительную внутреннюю борьбу, ожидая неизбежного провала и разоблачения моей контрреволюционной работы. Я буду беспощаден к себе и ко всем соучастникам контрреволюционной троцкистской организации, действовавшей на транспорте по заданию троцкистского центра и японской разведки… Я не ожидаю и не прошу никакого к себе снисхождения. Отбросив все личное, я хочу рассказать только истинную правду и до конца разоблачить всю преступную троцкистско-японскую подрывную работу”.

Вот это раскаяние показало, что этот не фраза, это не стремление обмануть следственные органы и суд. Это слова человека, порвавшего с прошлым.

Вспомните, товарищи судьи, тот разговор, который он приводил с Лившицем. Лившиц это категорически отрицал на следствии, но здесь на суде Лившиц должен был признать, что Князев действительно был беспощаден к себе и другим, что он был правдив, и что эти его показания нашли целиком подтверждение на предварительном следствии. Это в известной степени принесло и суду пользу в расследовании этого страшного исключительного дела.

Я уже говорил, товарищи судьи, что Князев не руководитель, он принадлежит в этом процессе к той группе обвиняемых, которая быть может, не представляла себе полностью всей глубины падения своих вождей; Князев принадлежит к числу тех исполнителей, которые не видели весь непосредственный ужас своих личных деяний, но питали иллюзии в отношении целей и перспектив и всех устремлений своих вождей.

Теперь завеса сорвана… Признания руководителей центра открыли такую картину предательства, измены родине и мировому пролетариату, о которой до своего ареста и раскрытия преступлений Князев не имел полного представления.

Иллюзия уничтожена… Остались факты во всей их неприкрытой мерзости. Вместо вождей, за которыми он шел, на скамье подсудимых оказались политические банкроты и предатели во всей их неприглядной наготе. Этот страшный урок не может не оттолкнуть от смрада контрреволюции и таких людей, как Князев, несмотря на тяжесть их непосредственных преступлений.

И в этом – твердая гарантия того, что Князев, если бы суд нашел возможным сохранить ему жизнь, никогда не пойдет по тому пути, который привел его к бездне.

И думается, что Князев искренен, когда в конце своего заявления пишет: “Если пролетарский суд найдет возможным, учтя мое искреннее раскаяние, оставить мне жизнь, то я всеми силами и своей неустанной работой постараюсь загладить свою вину и упорно, не покладая рук, хочу работать на благо нашей могучей родины”.

И хочется верить в искренность этого заявления Князева. И это дает мне право просить вас обсудить вопрос о возможности сохранения Князеву жизни.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Слово имеет защитник подсудимого Арнольда – член коллегии адвокатов Казначеев.

КАЗНАЧЕЕВ: Товарищи судьи, очевидна та картина измены и предательства, которая развернулась перед вами на протяжении этих нескольких дней. Безмерна тяжесть вины сидящих на скамье подсудимых, и понятен гнев народных масс нашего Союза, охвативший их при сообщении об этом процессе. С полной убедительностью и ясностью вскрылись здесь на суде как самая работа троцкистских организаций, так и методы, которые использовались этими организациями для вовлечения в свою среду, казалось бы, тех, кто с этими организациями в прошлом, раньше ничего общего не имел. Но самый факт принадлежности к этим организациям сам по себе, поскольку программа организаций совершенно очевидна, поскольку программа эта – назад к капитализму, а до каких пределов – неизвестно, поскольку путь этой организации лежит через трупы рабочих, через трупы лучших сынов нашей советской родины, поскольку сама принадлежность к этой организации является тягчайшим преступлением сам<а> по себе, поскольку фактическая сторона этого дела установлена не только сознанием обвиняемых по делу, но и той громадой улик, которая имеется в вашем распоряжении, – постольку круг аргументов, которые можно предложить вашему вниманию, круг тех аргументов, которые могут быть выдвинуты как моменты, смягчающие вину того или иного обвиняемого по этому делу, –круг этих аргументов чрезвычайно суживается.

В смысле оценки положения каждого из обвиняемых по этому делу можно пожалеть только об одном – что тот человек, который направляет действия этих организаций откуда-то из-за пределов нашего Союза, что этот человек избежал этой скамьи подсудимых.

Самый главный герой, Троцкий, находится за границей, но обвиняемого Арнольда отделяет от Троцкого и от соседей по скамье подсудимых не только большая дистанция. Тут целая цепь звеньев.

На первый взгляд кажется непонятным, как случилось, что Арнольд, который, в сущности говоря, никакой политической ориентации раньше не имел, ибо нельзя говорить о политической ориентации человека, который был и членом масонской ложи, и членом коммунистической партии. Как случилось, что этот Арнольд стал соучастником тех людей, которые пытаются бравировать своим прошлым и которые имеют большой актив политического двурушничества на протяжении целого ряда лет.

От разрешения этого вопроса, от разрешения того, каким образом Арнольд попал в эту организацию, зависит и разрешение того актуального для Арнольда вопроса, как мера наказания. Вопрос поставлен только в том плане, жить дальше, или не жить. Я позволю утверждать, что Арнольд попал в эту организацию не случайно, не по воле особого случая. Мы, товарищи судьи, по опыту целого ряд процессов достаточно хорошо знаем, что методы вербовки в группировки вредительские и всякие другие организации такого типа всегда идентичны. Шестов завербовал Арнольда, прекрасно зная, какой человеческий материал он имеет.

Если вспомнить показания Радека, что исторические или истерические группы профессоров для непосредственных исполнителей террористических актов никуда не годятся, поэтому в поисках человеческого материала Шестов пошел по несколько иной линии, и Шестов не ошибся. Товарищ обвинитель совершенно правильно отметил здесь, что руководители этой организации, посылая других людей на совершение террористических актов, сами никогда этой грязной работой не занимались и искали других людей в качестве исполнителей. Обычно так бывает всегда и в иноразведках, в других процессах и всякого рода контрреволюционных группировках, и, наконец, здесь, в троцкистской группе ищут исполнителями таких людей. Почему для этой цели ищут подходящего материала, и в какой среде надо этот материал искать, дал показания Шестов. Вспомните, как он вербовал Черепухина, как вербовал Строилова, как он вербовал Арнольда. Чрезвычайно красноречивы показания Шестова в отношении Черепухина: “Я знал, что Черепухин человек разложившийся, падкий на деньги”, вот картина этого человеческого материала, который обычно бывает в таких случаях. И вот таким подходящим исполнителем был найден Шестовым Арнольд.

Если вы ставите вопрос, кто такой Арнольд, какова его политическая ориентация и кому он служит, то у меня как у защитника первый вопрос вызывает сомнение, совершенно неразрешимое. Мы знаем, что до 19 лет Арнольд успел переменить четыре фамилии, что до 19-летнего возраста Арнольд успел побывать дважды в заграничном плавании. В дальнейшем, на протяжении очень короткого промежутка времени, служил в царской армии и американской армии, и подвергался репрессиям как в Советском Союзе, так и в Америке.

Причем вот для оценки его, если можно хоть сколько нибудь говорить о его политической ориентации, для оценки этого момента надо учесть его показание о том, что в Америке он одно время отбывал наказание якобы за то, что он вел там какие-то разговоры о советской власти, а здесь, по его анкете, он отбывал наказание за то, что вел антисоветскую агитацию. И вот при таких условиях даже я на первый вопрос о том, кто он, лишен возможности дать надлежащий ответ. Я лишен возможности дать надлежащий ответ только в силу того, что мы, товарищи судьи, отправляя правосудие, ведь не вправе ограничиваться только тем материалом, который нам дает в руки сам обвиняемый. Ведь если бы суд строил свой приговор только на основе показаний одних обвиняемых, то тогда правосудие, в сущности, нельзя было бы отправлять. А по поводу личности Арнольда у меня исчерпывающих материалов нет.

Может быть, на первый взгляд покажется странным, что я как защитник Арнольда эти факты признаю, но, товарищи судьи, самый плохой метод защиты – это о чем-то умалчивать. Можно те или иные положения анализировать, может быть, можно спорить, но проходить мимо тех или иных очевидных фактов, замалчивать их, совершенно не годится.

Вопрос о национальности Арнольда также неизвестен. По одним данным, он финн, по другим – русский.

Что заставляло Арнольда в прошлом писать вот такие разные сведения в своих биографиях, мы точно не знаем. “Я писал много биографий, заполнял много анкет, и что писал в них, сейчас не помню”.

Мне думается, что если не помнит этих отдельных фактов, которые сообщал о себе сам обвиняемый, то идти путем каких-то догадок не к лицу и мне. Поэтому, я позволю себе в данном случае не останавливаться на тех вопросах, которые разрешить не представляется возможным за отсутствием надлежащего фактического материала, а перейти к тем вопросам, которые мы можем разрешить на основании материалов, имеющихся в нашем распоряжении в достаточном количестве.

К чему, товарищи судьи, сводится роль в организации Арнольда и каким образом он в эту организацию попал? На эту тему мы имеем не только показания обвиняемого Арнольда, но имеем и целый ряд объективных моментов, которые эти показания Арнольда подтверждают. В своих показаниях Шестов довольно цинично рассказывает о том, как ему приходилось вовлекать в организацию Арнольда. Он говорит: “Я его постепенно подкармливал. Я его прикрепил незаконно на снабжение в Инснаб, я материально ему помогал, я заботился о его семье. Я выяснил его вот это неблагополучное прошлое и угрожал ему, и под влиянием этих угроз Арнольд в эту организацию вступил”.

Эти показания подтверждены Шестовым. Арнольд утверждает: я вынужден был согласиться на предложение Шестова вступить в троцкистскую организацию. Создалось такое положение, что в конце концов он меня взял в свои руки. Когда Арнольд был уже завербован, то и тогда не сразу было получено им задание совершить террористический акт. Но и после вербовки он подвергался дальнейшей обработке в течение длительного срока. Этот момент также подтверждается показаниями Шестова и другими объективными материалами по делу. И, наконец, когда непосредственно уже Черепухин давал задание Арнольду, при выполнении которого Арнольд сам рисковал собственной жизнью, а ведь при отсутствии каких-либо побуждений – или идейных, или другого порядка, – человек на риск так не идет, а тут была поставлена совершенно реальная угроза, и мне кажется, что нет никаких оснований не доверять в данном случае показанию Арнольда о том, что тут в момент приема этого самого гнусного задания Черепухин перед ним поставил вопрос о том, что он будет уничтожен, и что они будут мстить не только ему, но и его семье.

Я, конечно, понимаю и ни в какой мере не хочу говорить о том, что вот эта самая вынужденность в какой-либо мере искупает вину Арнольда, я говорю не об этом, я говорю не об искуплении, а говорю о том, что этот момент объясняет в значительной мере его связь с этой организацией и почему и как он в организацию попал. А иногда объяснить – это значит и понять, чем руководствуется преступник, и <это> может быть оценено соответствующим образом при вынесении приговора.

Следующий момент – как Арнольд выполнял задания, полученные им от Шестова и Черепухина. Шестов говорит, что тогда, когда это задание давалось, то от Арнольда требовали самопожертвования, и Арнольд дал твердое обещание пожертвовать собою. На самом деле, как мы знаем по материалам дела, и как это совершенно правильно отметил тов. Вышинский, благодаря трусости Арнольда и благодаря тому, что, может быть, он в этот момент в целях самосохранения, когда в нем проснулся инстинкт самосохранения, струсил и не решился провести до конца это гнусное задание, благодаря этому этот террористический акт, к нашему счастью, к счастью всего советского народа, этот террористический акт не был завершен. В этой трусости Арнольда, в том, что он в обоих случаях пытался обмануть троцкистскую организацию, в значительной степени нужно искать причину того, что эти гнусные акты не были совершены. Арнольд по этому моменту дает, мне кажется, искренние показания, ибо никаких других мотивов, которыми бы он руководствовался, мне кажется, и предположить нельзя. “Я как никогда в жизни испугался…” в тот момент, когда, ему надо было претворить в действительность ожидавшийся от него террористический акт… “я не хотел умереть или остаться калекой”. Вот, собственно, те мотивы, которые руководили им в этот момент. И, наконец, тот факт, что Арнольд в значительной мере обманывал эту троцкистскую организацию, свидетельствует и другой момент, который по делу тоже проходил красной нитью. Мы знаем из дела, что Арнольду было поручено производить вербовку в эту организацию новых членов, искать новый человеческий материал. И Арнольд докладывал о том, что якобы он это задание выполнил, тогда как на самом деле он принял двух новых работников в гараж, но эти новые работники не были завербованы в контрреволюционную террористическую троцкистскую организацию. Это обстоятельство достаточно ясно свидетельствует о том, в какой мере был активным Арнольд при выполнении тех заданий, которые ему давали.

Наконец, тов. тов. судьи, период времени, который он находился в этой организации. Период времени с 1933 года по конец 1934 года. И перед нами неизбежно должен встать вопрос, а что же, после получения этого задания сделал Арнольд хотя бы одну попытку из этой организации уйти, порвать с этой организацией? И если у него такие попытки действительно были, то эти попытки в данном случае являются чем-то весомым и, во всяком случае, таким, что должно быть учтено при разрешении вопроса о его дальнейшей судьбе. Мы знаем по делу Арнольда, как он уехал в Ташкент, уехал в Москву, и что он порвал с Черепухиным. Мы знаем, что этот его уход подтверждается.

Таким образом, попытки порвать с троцкистской организацией после неудачного выполнения этих террористических актов, когда он боялся мести со стороны Черепухина, – эти попытки по делу являются установленными.

И как бы ни был, товарищи судьи, непригляден облик обвиняемого Арнольда, мне думается, что этот самый Арнольд, который начал свою жизнь с бродяжничества, конечно, в большой мере жертва того трагического обмана, о котором говорил обвиняемый Богуславский, ибо если нерядовые члены этой троцкистской организации, если люди, занимавшие там в течение долгих лет видное положение, люди, которые в течение долгих лет боролись в верхушках этой организации, боролись с партией и правительством, если эти люди здесь на суде заявляют о том, что они стали жертвой трагического обмана, – то те люди, которые никогда не имели связи с троцкистской организацией и которые были этими людьми в эту организацию вовлечены, – то тем более можно сказать, что они были жертвой более тяжелой и в смысле обмана, и в смысле <…> [37], и мне кажется, что Арнольд – одна из таких жертв такого трагического обмана.

И как бы ни был непригляден облик обвиняемого Арнольда, как бы он ни был рисующим его с отрицательной стороны, но это должно быть учтено в отношении распоряжения его судьбой.

Тут, когда давал показания один из обвиняемых – обвиняемый Князев, то он бросил по адресу Арнольда реплику такого порядка: “Арнольд – это мировой шедевр. На 10 тыс<яч> (на 10 млн.) других один такой найдется”. Меня эта реплика, товарищи судьи, просто поразила; если можно говорить о том, кто является одни на какое-то большое количество людей, то, мне думается, людей, которым вверены высокие посты, такие посты, которые занимались, например, обвиняемым Князевым, – таких людей может быть насчитываются единицы на гораздо большое количество народа, чем таких даже, как обвиняемый Арнольд.

И мне думается, надо прямо сказать – как бы ни оценить действия Арнольда, но такая реплика от одного человека, сидящего на скамье подсудимых, к другому, сидящему на скамье подсудимых, при данной ситуации производит странное и, я бы сказал, невыгодное впечатление для того, кто такую реплику бросает.

И если у обвиняемого Князева в данном случае появилась какая-то странная щепетильность, то я определенно могу заявить: а почему же эта щепетильность отсутствовала тогда, когда искали вот таких Арнольдов и когда этим Арнольдам давали такие гнусные террористические задания?

Вот, товарищи судьи, вкратце все те соображения, которые я хотел предложить вашему вниманию.

Позвольте мне теперь сделать вывод отсюда. Уликовая ситуация дела совершенно ясна, а в смысле расположения в надлежащем перспективном плане отдельных фигур, сидящих на скамье подсудимых, мне кажется неизбежным<, что>  нужно прийти к следующему выводу, что среди всех членов троцкистской организации, как сидящих на скамье подсудимых, так и не сидящих, я думаю, что обвиняемый Арнольд является одним из персонажей, занимающих самое незначительное положение, что он относится к разряду тех, кто может быть только исполнителем, и ни в какой иной роли, ни в каком другом качестве в этой организации его представить себе нельзя.

В смысле времени, срока его участия в этой организации опять-таки заставляет отодвигать его фигуру на последний план. И, наконец, по последнему соображению, что обвиняемый Арнольд действительно хотел уйти от той организации, в которую он попал, как он заявляет, по принуждению, тогда как мы знаем такой опыт, что целый ряд других членов троцкистской организации, членов гораздо более видных, многократно делали лицемерные заявления о таком отходе, а на самом деде такие заявления не были реализованы, и эти заявления служили прикрытием продолжения гнусной троцкистской работы.

Вот, товарищи судьи, мне кажется, что по всем этим моментам надо присмотреться, надо их продумать, надо их взвесить, разрешая вопрос о том, какая мера репрессии или приговора должна ожидать обвиняемого Арнольда.

Правда, из его только показаний мы знаем, что еще совсем молодым человеком когда-то в Америке, будучи на военной службе, он получил первый политический урок. Он утверждает, что когда он вел какой-то разговор о советской стране, то этот разговор был немедленно прекращен, и он был посажен под арест. Мы не можем проверить этого в полной мере, но мы должны проверить другое, что действительно в обстановке армии того государства за такие разговоры, конечно, товарищи судьи, по головке не гладят и, конечно, политического урока он там получить не мог.

И если взять долгую жизнь, долгие скитания по разным странам, которые, в сущности говоря, трудно вместить в рамки обычных показаний и в рамки каких-то анкет, он надлежащего политического (это совершенно очевидно вскрыто), надлежащего политического воспитания получить не мог.

И последний политические урок он получил на этом процессе.

Позвольте мне, товарищи судьи, думать, что когда Вы в Вашей совещательной комнате будете решать вопрос о том, жить дальше Арнольду или не жить, то Вы все эти моменты учтите, и этот политический урок этого процесса в жизни Арнольда будет не последним.

Вот, товарищи судьи, к чему сводится моя просьба.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объявляется перерыв до 11 часов утра 29 января 1937 г.

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 236, Л. 1-136.

---