СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)

тов. ЕЖОВУ.

 

Направляю Вам протокол допроса арестованного 19/IV-1936 года в Ленинграде ПРИГОЖИНА А.Г., бывш<его> члена ВКП(б) с 1918 года, бывш<его> директора Московского института истории, философии и литературы, до ареста отбывавшего ссылку в Уфе.

ПРИГОЖИН для проверки указанных показаний мною вызван в Москву.

 

НАРОДНЫЙ КОМИССАР

ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: (ЯГОДА)

 

29 июля 1936 года.

№ 57133

---

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

от 20-21 июля 1936 года.

 

ОБВ<ИНЯЕМЫЙ> ПРИГОЖИН, Абрам Григорьевич, 1896 г<ода> р<ождения>, ур<оженец> г. Смоленска, окончил ИКП, б<ывший> зам<еститель> председателя ГАИМКа в Ленинграде, б<ывший> чл<ен> ВКП(б) с 1918 по 1935 г., исключен из партии за троцкистскую контрреволюционную деятельность. Был арестован в 1935 г. в Москве, будучи директором МИФЛИ, и выслан в Уфу сроком на 3 года.

 

ВОПРОС: На предыдущих допросах вы скрыли от следст­вия, что руководимая вами троцкистская груп­па стояла на позициях активной борьбы с руко­водством ВКП(б). Предлагаем дать по этому вопросу правдивые показания.

ОТВЕТ: Я подтверждаю, что руководимая мною троцки­стская группа в составе: КИПАРИСОВА, Ф.В., БЫКОВСКОГО, С.П., НЕКРАСОВА, З.К., ЦВИБАК<А>, М.М. (последний, так же как и БЫКОВСКИЙ, имел свою группу) являлась частью троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации в Ленинграде и ставила своей конечной целью смену руководства ВКП(б). Участники группы распространяли клеветнические слухи и вз­ращивали злобные настроения к руководите­лям ВКП(б) среди своего окружения.

ВОПРОС: Каким путем троцкистско-зиновьевская организация в Ленинграде, частью которой являлась руководимая вами группа, имела намерение сменить руководство ВКП(б)?

ОТВЕТ: Я должен признать, что троцкистско-зиновьевская организация в Ленинграде и руководимая мною троцкистская группа считали, что единственно возможным путем сменить руководство ВКП(б) и расчистить путь к власти лидерам троцкистско-зиновьевского блока является насильственное устранение СТАЛИНА и его ближайших помощников.

ВОПРОС: Говорите ясней: что конкретно означает путь на­сильственного устранения тов. СТАЛИНА и его бли­жайших помощников?

ОТВЕТ: Троцкистско-зиновьевская организация, участником которой, я – ПРИГОЖИН являюсь, считала необходимым устранить руководство ВКП(б) путем организации террористических актов над СТАЛИНЫМ в Москве и КИРОВЫМ в Ленинграде.

ВОПРОС: Когда впервые в троцкистско-зиновьевской орга­низации встал вопрос о террористических мето­дах борьбы с руководством ВКП(б)?                     

ОТВЕТ: Террористические настроения среди участников троцкистско-зиновьевской организации в Ленин­граде имели место уже в 1932 году. В конкрет­ной форме вопрос о применении в борьбе с руководством ВКП(б) террористических методов встал в 1933 году.

ВОПРОС: Откуда это вам известно?

ОТВЕТ: Из неоднократных личных бесед в 1932 году с активным участником нашей организации ЦВИБАК<ОМ> М.М. мне были известны озлобленные настроения против руководства ВКП(б) самого ЦВИБАКА и руководимой им контрреволюционной группы. С его же слов я знал, что такие настроения имеют мес­то и среди зиновьевской группы в Академии Наук, руководимой ЯКОВЛЕВЫМ Моисеем. В том же 1932 г. осенью один из руководителей нашей организации – ТОМСИНСКИЙ Семен мне говорил, что среди участни­ков организации усиливаются настроения за пере­ход к активной борьбе с руководством ВКП(б).

Конкретно вопрос о переходе к террористи­ческим методам борьбы с руководством ВКП(б) поставили в Ленинграде руководители троцкистской организации ЗАЙДЕЛЬ, Григорий Соломонович, и ТОМСИНСКИЙ, Семен Григорьевич, в 1933 г.

ВОПРОС: Когда именно и как поставили этот вопрос ЗАЙДЕЛЬ и ТОМСИНСКИЙ?

ОТВЕТ: Весной 1933 года участник нашей организации ГОРЛОВСКИЙ в ЛИФЛИ, где мы встретились, сообщил мне, что им получена директива от ЗАЙДЕЛЯ и ТОМСИНСКОГО о вербовке людей для террористической борьбы с руководством ВКП(б). ГОРЛОВСКИЙ предложил мне также приступить к организации группы и вести подготовку террористического акта над КИРОВЫМ. Я – ПРИГОЖИН дал на это ГОРЛОВСКОМУ свое согласие. Подтверждение этой директивы я получил от участника нашей организации ФЕНДЕЛЯ Исаака при встрече с ним летом 1933 г.

ВОПРОС: Что конкретно вы сделали по подготовке террористического акта над КИРОВЫМ?

ОТВЕТ: Я ничего не сделал.

ВОПРОС: Почему вы не связались сами с руководителями вашей организации ЗАЙДЕЛЕМ и ТОМСИНСКИМ?

ОТВЕТ: Я с ЗАЙДЕЛЕМ и ТОМСИНСКИМ к этому времени нахо­дился в неприязненных личных отношениях и поэтому с ними не связался.

ВОПРОС: Вы говорите неправду. Ваши личные неприязненные отношения с ЗАЙДЕЛЕМ и ТОМСИНСКИМ не могли по­мешать вам проверить крайне важное дело для вашей организации и для вас лично – сообщение ГОРЛОВСКОГО и ФЕНДЕЛЯ о переходе организации к террористическим методам борьбы с руководством ВКП(б). Предлагаем вам говорить правду.

ОТВЕТ: Повторяю, что я не связался с ЗАЙДЕЛЕМ и ТОМСИНСКИМ по вышеуказанным мотивам. Кроме того, меня удовлетворяла информация ФЕНДЕЛЯ и ГОР­ЛОВСКОГО по этому вопросу, и я считал, что ЗАЙДЕЛЬ и ТОМСИНСКИЙ больше мне ничего не скажут.

ВОПРОС: Вы выше показали, что получили от ГОРЛОВСКОГО не только информацию, но и прямое предложение организовать группу для совершения террористического акта над т. КИРОВЫМ. От чьего имени ГОРЛОВСКИЙ дал вам такую директиву?

ОТВЕТ: ГОРЛОВСКИЙ, как я уже показал выше, ссылался на ЗАЙДЕЛЯ и ТОМСИНСКОГО.

ВОПРОС: Вы говорите явную неправду. Нам известно, что ГОРЛОВСКИЙ по отношению к вам не занимал руководяще­го положения в организации, и поэтому он, как и ФЕНДЕЛЬ, могли вас только информировать, но не могли давать вам директив. С руководителями орга­низации ЗАЙДЕЛЕМ и ТОМСИНСКИМ вы не связались, следовательно, вы получили директиву о подготовке террористического акта над т. КИРОВЫМ от лиц, которых вы упорно скрываете. Еще раз предлагаем вам давать правдивые показания и, прежде всего, наз­вать лиц, руководивших зашей террористической деятельностью в Ленинграде.

ОТВЕТ: Я действительно пытался скрыть от следствия лицо, руководившее моей контрреволюционной деятельно­стью в Ленинграде. Я это делал потому, что с этим человеком меня связывает искренняя дружба и долголетняя совместная борьба против ВКП(б). Я убе­дился, что скрыть мне ничего не удастся, и решил в дальнейшем рассказать следствию всю правду.

С 1927 года по день моего ареста, т.е. до конца весны 1935 г., я – ПРИГОЖИН – в Москве и в Ленинграде вел активную троцкистскую ра­боту по прямым директивам одного из руководителей троцкистской организации в Союзе – Карла Бернгардовича РАДЕКА.

ВОПРОС: Следствие предлагает Вам назвать лиц, руково­дивших Вашей террористической деятельностью в Ленинграде.

ОТВЕТ: Директивы об организации террористического акта над КИРОВЫМ в Ленинграде я также полу­чил от РАДЕКА Карла, мои показания, изложен­ные выше, о том, что мне дал задание органи­зовать террористическую группу ГОРЛОВСКИЙ, – не соответствует действительности.

ВОПРОС: Вы утверждаете, что директивы по подготовке террористического акта над тов. КИРОВЫМ в Ле­нинграде вы получали от РАДЕКА? 

ОТВЕТ: Да, утверждаю, я дам по этому поводу подроб­ные показания и готов их подтвердить на очных ставках.

ВОПРОС: Где и когда вы получали от РАДЕКА директивы об организации убийства тов. КИРОВА?

ОТВЕТ: Я получил директивы от РАДЕКА о подготовке террористического акта над КИРОВЫМ в 1933-1934 г.г. в Москве. Для того, чтобы следствие убедилось в правильности моих показаний, я должен рассказать несколько подробнее о моих отношениях с РАДЕКОМ и о той контрреволюционной роботе, которую я вел под его руководством ряд лет.

В 1927 году я совместно с ЖАКОВЫМ Михаилом Петровичем, ГИНГОРН, СОЛНЦЕВЫМ, ХАРИНЫМ, ЭПШТЕЙН Беллой, ЖАКОВЫМ Анатолием и др<угими> входил в состав троцкистской группы в Китайском Университете в Москве. Группой этой руководил Карл РАДЕК, и я под его руководством вел троцкистскую работу в Университете. На почве общей контрреволюцион­ной подпольной работы я сблизился с РАДЕКОМ и стал постоянным посетителем его квартиры (жил он тогда в Кремле). У РАДЕКА я познакомился с рядом активных троцкистов, в том числе со СМИЛГОЙ. В конце 1927 года в связи с моим отъездом во Владивосток моя связь с ним прервалась. В 1929 г., находясь в Москве, я узнал от МИФА, что РАДЕК возвращается из Сибири – из ссылки. В день его приезда, не желая показываться на вокзале, я встретил РАДЕКА у здания Большой Советской Энциклопедии на Волхонке, и мы вместе пошли гулять по направлению к Арбату.

РАДЕК по дороге, но главным образом на квартире, расспрашивал меня о положении и настроениях троцкистов, об отношении к ним партийных организаций. Я его подробно об этом информировал.

По дороге встретили БЕЛА-КУНА. Он вместе с нами зашел в кафе, куда вскоре пришел и СЫРЦОВ.

В кафе БЕЛА-КУН выражал удовлетворение приездом РАДЕКА и резко критиковал руководство Коминтерна, особенно КУУСИНЕНА. БЕЛА-КУН дословно выразился – “Скоро всю нашу лавочку вернут в Коминтерн, и мы сно­ва начнем торговать”. Мне бросилось в глаза, что СЫРЦОВ, ранее находившийся с РАДЕКОМ в неприязненных отношениях, встретился с РАДЕКОМ весьма друже­ски. На мой недоуменный вопрос к РАДЕКУ по этому поводу последний ответил, что инцидент, поссоривший РАДЕКА с СЫРЦОВЫМ, – давно исчерпан.

Из кафе я вместе с РАДЕКОМ пошли к нему на квартиру (Остоженка, 1/9), где РАДЕК в разговоре заявил, что Троцкий, по сути дела, бросил организацию, и сейчас задача заключается в том, чтобы сохра­нить основные кадры, вернуть их в ВКП(б), выдав партии малоценных людей и группы, не понимающих новой тактики организации. Внутри ВКП(б) надо укреплять позиции организации.

Характер разговора не оставлял никаких сомне­ний в истинных намерениях РАДЕКА – продолжать борьбу с руководством ВКП(б).

Весной 1930 года я зашел к РАДЕКУ на кварти­ру. РАДЕК в это время производил впечатление человека с обманутыми надеждами, он возмущался тем, что ему не дают настоящей (как он выражался) работы, что его мало печатают в “Правде”, что его всячески зажимают и придираются. В этом разговоре РАДЕК главным образом высказывал недовольство его личным положением, но делал обобщения.

При следующей встрече осенью 1930 года, тоже у него на квартире в Москве (Остоженка 1/9), РАДЕК возмущался статьей СТАЛИНА “Головокружение от успехов”, заявляя, что “это не политика, а сумасшедший дом”. “Сталинская теория этапов провалилась и начались прыжки. СТАЛИН хотел пере­крыть платформу троцкистов в вопросах сельского хозяйства, а получился троцкизм наизнанку”.

Весь дальнейший разговор шел в таком же тоне. В заключение РАДЕК заявил: “СТАЛИН наде­лал ошибок, а сваливает вину на низовых работ­ников”.

При части этого разговора кроме меня и жены РАДЕКА – Розы Маврикиевны, присутствовала ЛАУЭР, Елена Маврикиевна – сестра жены РАДЕКА.

В эту же встречу с РАДЕКОМ я был свиде­телем следующего факта: на квартиру к РАДЕКУ явилась одна грузинка, фамилию ее постараюсь вспомнить, и передала РАДЕКУ привет от активного троцкиста ОКУДЖАВА. РАДЕК был очень удовлетво­рен этим и в свою очередь также просил передать привет ОКУДЖАВА.

Следующая моя встреча с РАДЕКОМ произошла в Москве зимой 1931 года к Ком<мунистической> Академии. Там в этот вечер состоялся доклад КНОРИНА, в котором давалась критика выступления РАДЕКА о “мостике” (РАДЕК в одном из своих выступлений развивал мысль о том, что люксембургианство явилось мостиком к ленинизму).

Из Ком<мунистической> Академии я вместе с РАДЕКОМ и, кажется, с Феликсом ВОЛЬФОМ (КОТЛОВЫМ [1]) пошли к РАДЕКУ на квартиру. Дорогой РАДЕК возмущался тем, что его прорабатывают, и высказывал озлобление против КАГАНОВИЧА и МОЛОТОВА, заявляя, что именно они стоят за КНОРИНА.

В этом же разговоре РАДЕК, рисуя безысходность нынешнего положения инакомыслящих, высказывал мысль, что СТАЛИН никому ничего не прощает, не простит он МИНЦУ и КИНУ написанное им<и> о СТАЛИНЕ в четырехтомнике Ярославского [2].

На квартире РАДЕКА, куда мы из Ком<мунистической> Академии пришли вместе, РАДЕК расспрашивал меня о положении троцкистов – научных работников в Ленинграде в связи с письмом СТАЛИНА в журнале “Пролетарская революция”. Я дал РАДЕКУ подробную информацию. Рассказал ему о частых троцкистских проявлениях среди научных работников и об отрицательных настроениях к руководству ВКП(б) среди троцкистов в Ленинграде.

В конце этого свидания с РАДЕКОМ он дал мне задание расширить связи среди троцкистов и особенно среди недовольных работников партийного аппарата, которых использовать для собираний широкой информации о настроениях как среди троцкистов, так и среди работников партийного аппарата.

ВОПРОС: Вы приняли на себя это поручение?

ОТВЕТ: Да, принял. Я занимался собиранием информации о нас­троениях в Ленинграде путем бесед со многими лицами, соприкасавшимися со мной, и эту информацию передавал РАДЕКУ.

ВОПРОС: Через кого Вы передавали эту информацию?

ОТВЕТ: Я делал это при личных встречах с РАДЕКОМ, а также через СМИЛГУ. Последнему я впервые передал информацию о настроениях троцкистов и зиновьевцев в Ленинграде в 1932 г. при личной встрече с ним – СМИЛГОЙ в Ленинграде.

ВОПРОС: До 1932 г. Вы встречались со СМИЛГОЙ?

ОТВЕТ: Да, встречался. Познакомимся я с ним в 1927 году на квартире у РАДЕКА и до 1932 г. я с ним встречался один раз, в 1930 г. в Москве.

ВОПРОС: Где и при каких обстоятельствах происходила Ваша встреча со СМИЛГОЙ в 1930 году?

ОТВЕТ: В 1930 г., не помню, в каком месяце, я был в Москве и встретился на Воздвиженке, на улице, со СМИЛГОЙ. 

Он пригласил меня к себе в 4 Дом Советов, где он в то время жил. У себя на квартире СМИЛГА высказывал мне резкое недовольство политикой коллективизации. СМИЛГА заявлял, что коллективизация провалилась, и СТАЛИН бьет отбой и пытается свои собственные ошибки свалить на низовых работников.

В этом же разговоре СМИЛГА интересовался настроениями троцкистов в Ленинграде, настроениями среди молодежи и среди студенчества – КОМВУЗа, где я в то время работал.

Я рассказал СМИЛГЕ об известных мне троцкистских проявлениях и настроениях в Ленинграде.

ВОПРОС: Расскажите о характере Вашей встречи со СМИЛГОЙ в 1932 году.

ОТВЕТ: В 1932 году, месяца на помню (это было после выступления ПОСТЫШEBA по вопросам, связанным с письмом СТАЛИНА), я по приглашению СМИЛГИ зашел к нему в Европейскую гостиницу, где он остановился.

Рассказывать о себе СМИЛГА начал с того, что в ГОСПЛАНЕ “сумасшедший дом”, и стал передо мной раз­вивать тезис – “нас держат в черном теле”. Он зая­вил, что троцкистам не дают и не дадут работы. “Нас обманули – СТАЛИН взял наши имена, но ничего не даст нам делать, что мы должны работать под руковод­ством неучей из ЦК”. (Особенно резко СМИЛГА обрушивался на КУБЯКА, который, по его словам, в то время ведал в ЦК планированием). Затем СМИЛГА заявил, что наиболее непримиримыми по отношению к троцкистам являются члены Политбюро ЦК – КАГАНОВИЧ и МОЛОТОВ. РАДЕК, по словам СМИЛГИ, надеялся подучить работу в Коминтерне, но напрасно. Даже ПЯТАКОВ, заявил СМИЛГА, – “не пришелся ко двору” и пьянствует.

В аналогичных тонах он излагал настроения и ПРЕОБРАЖЕНСКОГО Евгения. Затем СМИЛГА стал расспрашивать меня о настроениях среди троцкистов в Ленинграде. Особенно интересовался экстремистскими настроениями. Я СМИЛГЕ сообщил, что между троцкистами, несмотря на то, что сохранены связи, много грызни, а что зиновьевцы держатся компакт­нее. Рассказал ему также об известных мне озлобленных настроениях среди зиновьевцев (фамилии я ему не называл, но имел при этом в виду группы ЦВИБАКА и ЯКОВЛЕВА).

Давая характеристику состояния троцкистских кадров, я информировал СМИЛГУ о том, что некото­рая часть троцкистов сумела приблизиться к руковод­ству Ленинградской партийной организации и таким образом сумела избежать разоблачения. При этом я назвал ему фамилии ЗАЙДЕЛЯ, МАЛЫШЕВА и ТОМСИНСКОГО.

СМИЛГА всячески одобрял такой маневр (приближение к руководству парторганизации) и рекомендовал мне принять меры к ликвидации грызни между троцкистами. Поручил мне расширить связи среди ответственных работников партийного аппарата в целях получения информации о настроениях людей, близких к КИРОВУ. Особенно СМИЛГА подчеркнул необходимость более тесной связи с экстремистски-настроенными группами.

В заключение СМИЛГА мне сказал, что, если я с ним не увижусь, чтобы я информировал обо всем РАДЕКА.

Об этой встрече со СМИЛГОЙ я рассказал РАДЕ­КУ в конце 1932 г. или начале 1933 г. и при этом выяснил, что о встрече и о характере моего раз­говора со СМИЛГОЙ РАДЕК был осведомлен. Он расспросил меня о настроениях среди ответственных работников (“верхов”) в Ленинграде и о настрое­ниях среди троцкистов.

Подтвердив указания СМИЛГИ, РАДЕК предложил мне прощупать настроения среди секретарей Райкомов в Ленинграде, близких к КИРОВУ, так как, по его словам, имелась в виду возможность переезда КИРОВА в Москву, и в этом случае, по предположению РАДЕКА, должны были бы переехать в Москву близкие к нему секретари Райкомов ВКП(б) Ленинграда.

Следующая моя встреча с РАДЕКОМ была в конце августа 1933 года, когда я проездом в отпуск на Кавказ остановился в Москве. РАДЕКА я разыскал в редакции “Известий”, и вместе с ним мы поехали к нему на квартиру.

В этом разговоре РАДЕК рассказал мне, что у него была встреча с КАМЕНЕВЫМ на даче, кажется, в Нахабино. Когда точно происходила эта встреча, РАДЕК мне не сказал.

ВОПРОС: Что Вам рассказывал РАДЕК о своей встрече с КАМЕНЕВЫМ?

ОТВЕТ: РАДЕК мне сообщил, что они с КАМЕНЕВЫМ вели переговоры о соглашении между троцкистами и зиновьевцами для совместной борьбы против руководства ВКП(б).

Передавая содержание разговора, РАДЕК рассказал мне, что он заявил КАМЕНЕВУ: “Настало время протянуть друг другу руки. От платформы 1927 г. ничего не осталось, за исключением вопросов политической демократии, но и то, как только СТАЛИН разделается с оппозиционными элементами, он перекроет требования троцкистов и зиновьевцев и в этом вопросе, как перекрыл во всем остальном.

Массы требуют активных действий, и на этой базе нужно добиться объединения всех троцкистских и зиновьевских сил”.

КАМЕНЕВ, по словам РАДЕКА, отнесся положительно к предложению о соглашении и заявил, что в первую очередь огонь объединенными силами должен быть направлен против CTAЛИНA и КИРОВА.

РАДЕК, как он мне сообщил, высказался также за привлечение к соглашению БУХАРИНА, мотивируя это тем, что БУХАРИН также отрицательно оценивает политику руководства, друзей его посадили, и он теперь на соглашение пойдет, но надо прекратить травлю его сторонников и не открывать ему плана активных действий против СТАЛИНА и КИРОВА. КАМЕНЕВ, по сообщению РАДЕКА, к этому предложению отнесся холодно. Тогда РАДЕК (по его словам) привел ему в качестве примера положение в Ленинграде, где правые неплохо ра­ботали вместе с зиновьевцами и троцкистами, и назвал при этом КАМЕНЕВУ – КАРЕВА, ЗАЙДЕЛЯ, меня – ПРИГОЖИНА и МАРЕЦКОГО.

В заключение РАДЕК взял на себя обязательство по вопросу о соглашении вести переговоры с БУХАРИНЫМ.

В конце 1933 г. я, возвращаясь с Кавказа и будучи проездом в Москве, снова имел встречу с РАДЕКОМ у него на квартире. РАДЕК мне сказал, что основной задачей объединенной троцкистско-зиновьевской организации является – насильствен­ное устранение СТАЛИНА и КИРОВА от руководства ВКП(б). В связи с чем РАДЕК дал мне задание организовать в Ленинграде “группу активных действий” из числа наиболее активных и надежных людей для выполнения решения руководства объединенной троцкистско-зиновьевской организации в отношении КИРОВА в Ленинграде.

ВОПРОС: Назвал ли Вам Радек состав объединенного руководства троцкистско-зиновьевской организации?

ОТВЕТ: РАДЕК мне состава центра объединенной организации специально не перечислил, но из отдельных его замечаний я знал, что участниками центра, или близкими к нему, являются: со стороны троцкистов РАДЕК, СМИЛГА, МРАЧКОВСКИЙ,  TЕP-ВАГАНЯН, НЕВСКИЙ. Со стороны зиновьевцев: КАМЕНЕВ, САФАРОВ, МАДЬЯР.

РАДЕК назвал мне СМИЛГУ, на которого, по его словам, возложено руководство активной деятельностью троцкистской организации.

ВОПРОС: Вы дали РАДЕКУ согласие организовать “группу активных действий” в Ленинграде?

ОТВЕТ: Да, я РАДЕКУ дал согласие организовать н Ленинграде террористическую группу для совершения террористического акта над КИРОВЫМ.

ВОПРОС: Что Вами было сделано для выполнения этой директивы РАДЕКА?

ОТВЕТ: В конце 1933 года, сразу же после воз­вращения в Ленинград, я приступил к организация террористической группы. С этой целью я имел беседу с участником нашей организации ЛИДАК<ОМ> [3], который мне был известен со слов ТОМСИНСКОГО как человек, озлобленный против руководства ВКП(б).

В разговоре с ЛИДАК<ОМ> в конце 1933 года в столовой Ком<мунистической> Академии я после предварительного разговора предложил ему принять участие в деятельности террористической группы. ЛИДАК дал на это свое согласие, и мы с ним совместно стали обсуждать кандидатуры участников организации для привлечения в террористическую группу. ЛИДАК высказался за привлечение участников организации ДМИТРИЕВА Евгения и МАЗЕЛЯ Якова – работников Комвуза им. Сталина. Обоих я знал по совместной работе в Комвузе, и мне было известно их крайне враждебное отношение к руководству ВКП(б). Выбор ЛИДАКА я одобрил. Тут же я поручил ЛИДАКУ переговорить с ДМИТРИЕВЫМ и МАЗЕЛЕМ и поставить перед ними прямо вопрос об их уча­стии в террористической группе.

ВОПРОС: Вы сообщили ЛИДАКУ, по чьей директиве вы действуете?   

ОТВЕТ: Я сказал ЛИДАКУ, что эта директива ис­ходит из центра организации и разрешает нашу общую за­дачу – устранение руководства ВКП(б), фамилий я ему не называл.

ВОПРОС: Кого вы еще завербовали в террористи­ческую группу?

ОТВЕТ: Кроме ЛИДАКА, о котором я уже показал, я вербовал в террористическую группу КИПАРИСОВА Федо­ра. Разговор этот происходил у КИПАРИСОВА на квартире в конце 1933 года. После того, как я сделал предложе­ние КИПАРИСОВУ об участии в террористической группе, он заявил мне, что это для него не ново, что на эту тему у него был разговор с БЫКОВСКИМ, у которого, по словам КИПАРИСОВА, имеется террористическая группа, из участников которой КИПАРИСОВ мне назвал ЛАТЫНИНА и ХУДЯКОВА в Ленинграде и людей, группирующихся вокруг ПАСЕК, в Москве. КИПАРИСОВ принципиально одобрил мое предложение, но определенного ответа не дал. Больше никого я не вербовал.

ВОПРОС: Что сделал по вашему заданию ЛИДАК?

ОТВЕТ: ЛИДАК мне сообщил в декабре 1933 года в столовой Академии, что он имел разговор с МАЗЕЛЕМ и ДМИТРИЕВЫМ и что МАЗЕЛЬ дал согласие на участие в террористической группе. ДМИТРИЕВ же принципиально согласился с необходимостью совершения террористиче­ского акта, но окончательного ответа об участии в группе не дал.

ВОПРОС: Кому вы сообщили, что вами получена директива от РАДЕКА о подготовке террористического акта над КИРОВЫМ?

ОТВЕТ: Я сейчас не помню, чтобы я кому-нибудь говорил, что мною получена директива от РАДЕКА о под­готовке террористического акта над КИРОВЫМ. Однако не исключаю этого. О том же, что РАДЕК является одним из руководителей троцкистской организации в Союзе, я говорил ЗАЙДЕЛЮ, ТОМСИНСКОМУ и МАЛЫШЕВУ.

ВОПРОС: Что вами конкретно было сделано для подготовки террористического акта над КИРОВЫМ?

ОТВЕТ: Подготовить террористический акт я не успел, так как в марте 1934 года вынужден был переехать на работу в Москву.

ВОПРОС: Когда и при каких обстоятельствах вы установили связь с РАДЕКОМ по приезде в Москву?

ОТВЕТ: Приехав в Москву, я стал искать встре­чи с РАДЕКОМ. Продолжительное время мне это не удава­лось, так как я не мог застать РАДЕКА. В августе 1934 года я был в культпропе ЦК у МАКАРОВСКОГО. При мне он позвонил по какому-то вопросу РАДЕКУ и застал его в ЦК. Я <по>просил МАКАРОВСКОГО передать мне трубку и сообщил РАДЕКУ, что я в Москве. Он попросил меня подняться к нему наверх в его кабинет.

Из кабинета, предварительно заехав в кафе гостиницы “Националь” (где мы встретили ЭРЕНБУРГА), мы вдвоем с РАДЕКОМ поехали к нему на квартиру, у До­ма правительства мы встретили ИОЭЛЬСОНА. Квартира РАДЕКА в это время ремонтировалась, и мы с трудом устро­ились в отдельной комнате, чтобы поговорить. ИОЭЛЬСОН вскоре ушел.

РАДЕК сказал, что его выступление на XVII съезде ВКП(б) не понравилось СТАЛИНУ, что в Политбюро КАГАНОВИЧ и МОЛОТОВ по-прежнему занимают крайне враждебные позиции в отношении троцкистов.

Далее РАДЕК мне заявил, что “раз Вы переехали в Москву, то на Ваши ленинградские дела нужно поставить крест”.

ВОПРОС: Вы говорите не все. Нам известно, что Вы в Москве включились в активную деятельность троцкистской организации. Дайте показания о Вашей террористической деятельности в Москве.

ОТВЕТ: Я еще раз пытался скрыть от следствия самое важное в моей контрреволюционной деятельности. Признаю, что в это же посещение квартиры РАДЕКА в августе 1934 г. РАДЕК дал мне задание связаться с известным мне ранее активным троцкистом ФРИДЛЯНДОМ и получить от него указания по контрреволюционной работе в Мо­скве. РАДЕК далее мне сообщил, что в Москве имеется “группа активных действий”, что группа эта возглавляется ФРИДЛЯНДОМ и МИНЦЕМ. В нее также входит ВАНАГ, А.Н. Группа имеет задание подготовить насильствен­ное устранение от руководства СТАЛИНА.

После встречи с РАДЕКОМ я имел встречу с Фелик­сом ВОЛЬФОМ – активным троцкистом, близко связанным с РАДЕКОМ, посвященным во все дела организации. ВОЛЬФ, так же как и РАДЕК, рассказал мне о су­ществовании в Москве “группы активных действий” про­тив СТАЛИНА и, узнав от меня, что подобный разговор у меня с РАДЕКОМ уже был, рекомендовал мне связаться с ФРИДЛЯНДОМ быстрее.

РАДЕК и ВОЛЬФ мне сообщили, что руководят “группой активных действий” ФРИДЛЯНД и МИНЦ.

ВОПРОС: ВЫ установили связь с ФРИДЛЯНДОМ?

ОТВЕТ: Да, установил в конце августа или начале сентября 1934 г. За несколько дней до встречи с ФРИДЛЯНДОМ я имел встречу с МИНЦЕМ в МИФЛИ, где я уже в то время работал директором. МИНЦ первый заговорил со мной о “группе активных действий”.

ВОПРОС: При каких обстоятельствах происходил этот раз­говор?

ОТВЕТ: МИНЦ, работавший в то время также в МИФЛИ (я его хорошо знал как троцкиста лет десять) пришел ко мне в кабинет, и мы с ним вместе осматривали зда­ние МИФЛИ.

Мы ходили по научным кабинетам и в одном из них (в здании в это время никого не было) МИНЦ спросил меня – виделся ли я с ФРИДЛЯНДОМ. Я отве­тил, что нет. Тогда МИНЦ спросил меня – предупреж­дали ли меня, что у меня будут беседы с ФРИДЛЯНДОМ. Я ответил МИНЦУ, что меня об этом предупредил РАДЕК. МИНЦ после этого мне заявил, что мы с ним будем работать в одном направлении и что подробности я узнаю от ФРИДЛЯНДА, с которым мне необхо­димо связаться. После этого разговора с МИНЦЕМ я по своей инициативе встретился с ФРИДЛЯНДОМ в кабинете ФРИДЛЯНДА на истфаке в МГУ и сообщил, что имею поручение от РАДЕКА и ВОЛЬФА перегово­рить с ним. ФРИДЛЯНД спросил меня, предупрежден ли я РАДЕКОМ, что наш разговор будет не на научные темы (ФРИДЛЯНД тоже историк). Я ответил ему утвердительно. Тогда ФРИДЛЯНД заявил, что мне необходимо организовать “группу активных действий” в МИФЛИ и возглавить эту группу.

В качестве лиц, которых необходимо привлечь в террористическую группу, ФРИДЛЯНД назвал мне ПИОНТКОВСКОГО и ГИНГОРНА, а также рекомендовал прощупать настроения ТОРБИНА, которого ФРИДЛЯНД лично не знал.

Я дал ФРИДЛЯНДУ свое согласие.

Позже (октябрь-ноябрь 1934 г.) я был на квартире ВОЛЬФА (Арбат). Он спрашивал у меня – виделся ли я с ФРИДЛЯНДОМ. Я рассказал ему, что установил связь с ФРИДЛЯНДОМ и что выполняю его задания.

ВОПРОС: Что вами было сделано по выполнению директивы ФРИДЛЯНДА?

ОТВЕТ: До убийства КИРОВА я ничего сделать не успел. После убийства КИРОВА я создал террористическую группу в МИФЛИ, в которую вовлек ПИОНТКОВСКОГО, ГИНГОРН и ТОРБИНА.

ВОПРОС: При каких обстоятельствах вами были эти лица вовлечены в террористическую группу?

ОТВЕТ: В декабре 1934 г. я зашел в гостиницу “Метро­поль” (3-й этаж) к ПИОНТКОВСКОМУ [4]. Его я знал как участника организации давно. В это время он также работал в МИФЛИ. Я рассказал ему о существовании “группы активных действий” и прямо поставил перед ним вопрос о его участии в работе группы. ПИОНТКОВСКИЙ очень боязливо встретил это предложение и после продолжительного разговора дал свое принципиальное согласие, оговорив, что окончательное согласие он даст мне позже. ПИОНТКОВСКИЙ заметил при этом, что он хочет посоветоваться с ДУБЫНЕЙ.

В первой половине января 1935 года я встретился с ПИОНТКОВСКИМ в здании МИФЛИ на вечере, и он, отозвав меня в сторону, сообщил, что – дает согла­сие на участие в деятельности террористической группы, т.к., продумав все, пришел к выводу, что другого выхода нет. Однако, ПИОНТКОВСКИЙ тут же мне заявил: “Имей в виду ПРИГОЖИН, сам я стрелять не буду”.

При следующей встрече с ПИОНТКОВСКИМ в МИФЛИ я дал ему задание организовать террористическую группу на историческом факультете из молодежи и предложил ему официально обратиться ко мне за разрешением изменить программу русской истории (кото­рую он читал на факультете) с тем, чтобы увеличить часы на чтение раздела о народниках.

ПИОНТКОВСКИЙ это сделал. На народников и эсеров была отведена значительная доля курса. Хорошо помню, что одному из студентов он дал для дипломной работы тему “Террористическая борьба эсеров”.

ГИНГОРН был мною вовлечен в террористическую группу также в декабре 1934 г. при следующих обстоятельствах: я попросил ГИНГОРН<А> прийти ко мне на квартиру (Мясницкая, 24, кв. 78), где рассказал ему о “группе активных действий” и прямо поставил перед ним вопрос о его личном участии в террористической деятельности организации.

ГИНГОРНА я знал давно как активного троцкиста.

ГИНГОРН мне заявил, что это для него не ново, что ему известна террористическая группа в ВЦСПС, с которой он связан через ЖАРИКОВА.

Свое согласие на участие в террористичес­кой группе ГИНГОРН дал сразу же. Ему я дал задание подбирать подходящих людей из преподавателей и особенно из студентов, воспитывая в них недовольство руководством ВКП(б).

С ПИОНТКОВСКИМ и ГИНОГОРНОМ я имел ряд разговоров о террористической деятельности.

С ТОРБИНЫМ у меня специально о террористической группе был один разговор. Происходил он при следующих обстоятельствах:

После того, как я присмотрелся и прощу­пал настроения ТОРБИНА, я пригласил его к себе в кабинет в МИФЛИ (Б. Черкасский пер., д. 18). Было это в январе или феврале 1935 года). ТОРБИНУ я сделал в довольно откровенной форме предложение участвовать в деятельности “группы активных действий” – ТОРБИН дал свое согласие, после чего я дал ему задание организовать террористическую группу из экстремистски настроенной молодежи.

ВОПРОС: Дайте показания о других участниках террористи­ческой группы в Москве.

ОТВЕТ: В Москве существовала до моего ареста, т.е. до апреля 1935 г. по ВУЗам и научным учреждениям Москвы – пятерка, руководившая террористической деятельностью организаций во Фрунзенском районе, в которую входили: ФРИДЛЯНД, МИНЦ, ВАНАГ, МИЛЬМАН и я – ПРИГОЖИН. Каждый из нас самостоятельно вел работу по созданию террористических групп. Как я уже показал, мною была создана группа в составе ПИОНТКОВСКОГО, ГИНГОРН и ТОРБИНА. Связан я непосредственно был с ФРИДЛЯНДОМ, МИНЦЕМ, РА­ДЕКОМ и ВОЛЬФОМ. Из группы ФРИДЛЯНДА мне извест­ны лишь АЛЬТЕР – б<ывший> муж Ольги ТАНХИЛЕВИЧ и за­меститель ФРИДЛЯНДА по истфаку МГУ. ФРИДЛЯНД был связан с РАДЕКОМ и ВОЛЬФОМ и из ленинград­ских троцкистов – <с> ЗАЙДЕЛЕМ и ТОМСИНСКИМ.

В группу ВАНАГА входили три человека: ПАРА­ДИЗОВ и ЗЕЛЬЦЕР, а также секретарь ячейки ВКП(б) исторического ин<ститу>та Ком<мунистической> Академии, фамилии его сейчас не помню.

ВАНАГ был связан с ФРИДЛЯНДОМ и НЕВСКИМ. В Ленинграде был связан с ЗАЙДЕЛЕМ, ТОМСИНСКИМ и МАЛЫШЕВЫМ.

Из группы МИНЦА мне известен КИН, он же имел большие связи среди военных, но с кем именно – я не знаю.

МИНЦ был тесно связан с ФРИДЛЯНДОМ и РАДЕКОМ.

Из группы МИЛЬМАНА я никого не знаю. 

ВОПРОС: Какими боевыми средствами для совершения террористического акта располагала Ва­ша террористическая организация?

ОТВЕТ: В январе 1935 года по предложению МИНЦА все участники группы собрали деньги на организационные расходы и приобретение оружия. Я взял у ПИОНТКОВСКОГО 200 руб., у ГИНГОРНА – не помню сколько, и сам дал 250 рубл<ей>.

Все деньги я передал МИНЦУ.

Со слов МИНЦА мне известно, что оружием ор­ганизация располагала. Об этом мне сообщил МИНЦ.

Во второй половине января 1935 года, возв­ращаясь вдвоем из МИФЛИ, где была защита диссертации одной аспиранткой, мы, доехав до центра, отпустили машину и по Охотному ряду пошли по направлению Мясницкой к моему дому. Дорогой МИНЦ мне рассказал, что у него имеются “Наганы”, приобретенные для террористических целей.

ВОПРОС: Перед кем вы отчитывались о своей деятельности по организации террористических групп?

ОТВЕТ: Я рассказывал детально обо всем ФРИДЛЯНДУ и МИНЦУ при моих с ним<и> встречах. Кроме того, я в общих чертах рассказывал о своей деятельности РАДЕКУ и более подробно ВОЛЬФУ.

ВОПРОС: Когда вы последний раз встречались с РАДЕКОМ?

ОТВЕТ: Весной 1935 года у него на квартире. Разговор главным образом вращался вокруг событий 1-го декабря. РАДЕК мне тогда заявил, что задача не разрешена, что нужно начинать с головы и что выстрелы будут продолжаться.

Помню, что РАДЕК выразился так: “Николаев на следствии показал, что его целью было внесение смуты, это ему вполне удалось”.

РАДЕК много говорил о деле ЕНУКИДЗЕ. Этому де­лу он придавал большое значение. В этом деле он прежде всего усматривал то, что террористические тенденции появляются в Кремле под боком у СТАЛИНА.

Далее, развивая эту мысль, РАДЕК говорил, что это рубеж и что если не принять решительных мер, то половина партии будет в лагерях, а поло­вина страны будет на положении ссыльных.

ВОПРОС: Каким образом ваша “группа активных действий” намеревалась совершить террористический акт над тов. СТАЛИНЫМ?

ОТВЕТ: Конкретный план совершения террористического акта до моего ареста, т.е. до апреля 1935 г., мне не был известен.

ВОПРОС: С кем при отъезде из Ленинграда вы связали организованную вами террористическую группу?

ОТВЕТ: Я знал, что ЛИДАК связан с ТОМСИНСКИМ, и поэтому для меня было ясно, что в дальнейшем руко­водить им будет ТОМСИНСКИЙ.

ВОПРОС: Перечислите известные вам террористиче­ские группы вашей организации в Ленинграде.

ОТВЕТ: Мне были известны следующие террористи­ческие группы в Ленинграде: группа ЦВИБАКА, в нее входили: ВАСИЛЬЕВ Алексей и НОТМАН.

Об этой группе мне известно со слов самого ЦВИБАКА.

Группа ЯКОВЛЕВА. Об этой группе я также знаю со слов ЦВИБАКА, но состав ее мне неизвестен.

Группа ФЕНДЕЛЯ с определенными террористическими намерениями. О ней я знаю со слов самого ФЕНДЕЛЯ, но состава ее я также не знаю. Группа БЫКОВСКОГО, о которой я уже показал выше.

Руководили всей террористической деятельностью троцкистской организации в Ленинграде: ЗАЙДЕЛЬ, ТОМСИНСКИЙ, МАЛЫШЕВ и я – ПРИГОЖИН.

ВОПРОС: Была ли известна вам террористическая группа РУМЯНЦЕВА [5], КОТОЛЫНОВА–НИКОЛАЕВА, совершившая 1 декабря злодейское убийство т. КИРОВА?

ОТВЕТ: Нет, как группа в целом, так и никто из ее участников мне не известен.

ВОПРОС: Вы скрываете от следствия известный Вам план убийстве тов. Сталина.

ОТВЕТ: Прошу мне верить, что о плане мне ничего не было известно.

ВОПРОС: Вы также скрываете еще ряд известных Вам участников Вашей организации в Москве и Ленинграде и ряд обстоятельств Вашей террористической деятельности.

ОТВЕТ: Я мог их забыть. Постараюсь все вспомнить и рассказать на следующих допросах.

 

Протокол записан с моих слов правильно, мною лично прочитан, в чем и расписываюсь:

 

ПРИГОЖИН.

 

Допросили: 

 

НАЧ. УНКВД ЛО

КОМИССАР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ 1 РАНГА: ЗАКОВСКИЙ.

 

НАЧ. СПО УГБ

МАЙОР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: ЛУПЕКИН.

 

ОПЕР. УПОЛНОМ. 1 ОТЛ. СПО

СЕРЖАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: РАЙХМАН.

 

Верно: 

 

ОПЕР. УПОЛНОМ. СПО ГУГБ

СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: (СВЕТЛОВ)

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 170, Л. 165-195.

---

[1] Явная ошибка в тексте. Правильно – “Козловым”. Одним из псевдонимов этого старого шпиона Вернера Готтальдовича Ракова (род. в 1893 г. в местечке Адзель-Койкюль, Курляндия) был “Владимир Богданович Козлов”. В 1927 году примыкал к оппозиции, в 1928 и 1933 г.г. исключался из ВКП(б), оба раза был восстановлен. На момент ареста “Феликс Вольф” работал переводчиком в редакции “Немецкой центральной газеты”, проживал по адресу: Москва, Серебряный пер., д. 8, кв. 3. Был арестован 27 июля 1937 г. Приговорен к расстрелу ВКВС СССР и расстрелян 14 сентября 1937 г.