Спецсообщение Г.Г. Ягоды И.В. Сталину с приложением протокола допроса В.А. Тер-Ваганяна

 

Подлежит возврату во

II часть ОС ЦК ВКП(б)

СТРОГО СЕКРЕТНО

 

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

ВСЕСОЮЗНАЯ КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ (БОЛЬШЕВИКОВ).

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ.

 

№ П2994                    22 июля 1936 г.

 

ЧЛЕНАМ И КАНДИДАТАМ ПОЛИТБЮРО: т.т. Андрееву, Ворошилову, Жданову, Кагановичу, Калинину, Косиору Ст., Микояну, Молотову, Орджоникидзе, Петровскому, Постышеву, Рудзутаку, Сталину, Чубарю, Эйхе.

Тов. Ежову.

 

По поручению т. Сталина посылается Вам для сведения протокол допроса Тер-Ваганяна В.А. от 16-го июля 1936 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: экз. № ___________ на 9 листах.

 

ЗАВ. ОС ЦК


СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –

тов. СТАЛИНУ. –

 

Направляю Вам протокол допроса ТЕР-ВАГАНЯНА В.А. от 16-го июля 1936 года.

 

НАРОДНЫЙ КОМИССАР

ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР:

 

(Г. ЯГОДА)

 

19 июля 1936 года.

№ 57002

 

Пометы: [Чл. ПБ

{т. Орджоникидзе}]


ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

ТЕР-ВАГАНЯНА В.А. от 16.VII-1936 г.

 

Тер-Ваганян Вагаршак Арутюнович – рожд<ения> 1893 г., урож<енец> АССР Армении,  с<ела> Корчеван, Мигринского р<айо>на, бывш<ий> член ВКП(б) с 1912 г., исключавшийся из партии в 1927 г. как троцкист, восстановленный в 1930 г., вторично исключенный в 1933 г., восстановлен­ный в 1934 г. и в третий раз исключенный в 1935 г. как троцкист-двурушник.
Арестовывался органами ОГПУ-НКВД в 1928, 1933 и 1935 г. за участие в к.-р. троцкистской организации. К моменту ареста отбывал ссыл­ку в гор. Семипалатинске.

 

Вопрос: На протяжении всего следствия Вы, Ваганян, говорите неправду, скрывая от нас как Ваши личные пре­ступления, так и преступления членов троцкистской организации, в которой Вы состояли?

Ответ: Прежде, чем давать показания по существу преступлений, которые я и другие совершили, прошу записать в протокол следующее мое заявление.

Для большевика, прошедшего с 1912 года без колебания сквозь столькие испытания, нет ничего позорнее, как ока­заться в конце пути в обществе людей, совершивших тягчайшие преступления против партии и рабочего класса. А я очутился в таком позорном обществе, абсолютно оторванный от старых своих друзей и товарищей и верных сынов пар­тии Ленина-Сталина.

Участь человека, вынужденного признать отступничество свое от исповедуемых им идей – жалкая участь. В самый трудный момент истории я отступил от идей большевизма и перешел в ряды троцкизма, этой разновидности меньшевиз­ма, ставшей в ходе борьбы с партией и ее руководством на путь террора.

Есть ли преступление более тяжкое, чем преступление убийц верного сына большевизма – С.М. Кирова? Политиче­ский бандитизм стал природой троцкистов и зиновьевцев, – жертвой его пал этот стойкий друг и соратник великого Сталина.

Большевистская юность всего моего поколения распуска­лась под живительными лучами гения Ленина и Сталина. Мы учились ненавидеть меньшевизм и троцкизм, изучая страст­ные статьи Ленина и “Наши цели” – Сталина, мы строили великое интернациональное братство многонационального Закавказья, ревностно шагая за Лениным и Сталиным, – вот почему величайшей неблагодарностью и изменой учителю был мой переход к людям, сделавшим вражду и злобу к Сталину своим ремеслом.

Колоссально мое преступление перед партией – я это сознаю. Не знаю, могу ли рассчитывать на великодушие партии. Но я считаю себя обязанным, признав свою личную вину, – раскрыть перед партией и ее вождем Сталиным всю известную мне правду о преступлениях троцкистско-зиновьевских фуриев, в рядах которых я находился, а когда в 1932 году организовался блок троцкистов и зиновьевцев, я вошел в его центр.

Вопрос: Дайте показания, что вам известно о поездке И.Н. СМИРНОВА за границу?

Ответ: В 1930 году вскоре после возвращения И.Н. СМИРНОВА из заграничной командировки я был у него на квартире. Там была и А. САФОНОВА. Из сообщения СМИРНОВА я узнал, что он в Берлине связался с сыном ТРОЦКОГО – СЕДОВЫМ. СЕДОВ информировал И.Н. СМИРНОВА о деятельности троцкистских групп в Европе и в США. И.Н. СМИРНОВ, в свою очередь, рассказал СЕДОВУ о положении троцкистского под­полья в СССР. Эту информацию СЕДОВ переслал ТРОЦКОМУ. Вскоре от ТРОЦКОГО СЕДОВЫМ была получена для И.Н. СМИР­НОВА и для троцкистского подполья в СССР специальная директива о переходе на самые активные и острые методы борьбы с партией и ее руководством.

Вопрос: Вы говорите, что СМИРНОВ об указанной выше директиве ТРОЦКОГО информировал только Вас и Ш.[1] САФОНО­ВУ. Разве других известных Вам троцкистов СМИРНОВ о ней не информировал?

Ответ: Повторяю, что когда СМИРНОВ рассказывал о встрече с СЕДОВЫМ и об указанной выше директиве ТРОЦКО­ГО, мы были втроем: СМИРНОВ, я – ВАГАНЯН и Шура САФОНОВА. Насколько я помню, МРАЧКОВСКОГО в это время в Москве не было. Я не сомневаюсь, что когда МРАЧКОВСКИЙ вернулся в Москву, И.Н. СМИРНОВ его об этой директиве ТРОЦКОГО также информировал.

Вопрос: С МРАЧКОВСКИМ у вас по этому вопросу разговоры были?

Ответ: Нет, у меня с МРАЧКОВСКИМ разговоров по это­му вопросу не было.

Вопрос: Из ваших неоднократных встреч и разговоров с МРАЧКОВСКИМ вы не установили, что он в курсе этой директивы ТРОЦКОГО?

Ответ: Для меня было совершенно ясно, что СМИРНОВ об этой директиве ТРОЦКОГО МРАЧКОВСКОМУ рассказал, од­нако у меня с МРАЧКОВСКИМ разговоров на эту тему не было.

Вопрос: СМИРНОВ поехал за границу с готовым решением установить связь с ТРОЦКИМ. Разве вы об этом решении до поездки СМИРНОВА в Берлин не знали?

Ответ: Нет. Об этом решении СМИРНОВА я не знал. Уз­нал только когда СМИРНОВ вернулся в Москву.

Вопрос: Какое решение было принято руководством троцкистской организации в Москве в связи с директивой ТРОЦКОГО, полученной СМИРНОВЫМ в Берлине?

Ответ: В связи с указанной директивой ТРОЦКОГО – по возвращении из-за границы СМИРНОВ стал значительно более энергично сколачивать троцкистов.

СМИРНОВ И.Н. стал добиваться выхода из тюрьмы “мо­лодых” троцкистов – ЯЦЕКА и КОНСТАНТИНОВА, дав им ука­зание присоединиться к его двурушническому заявлению в ЦКК. После освобождения из тюрьмы ЯЦЕК и КОНСТАНТИНОВ были связаны с троцкистским подпольем Москвы. Кажется, летом 1932 года СМИРНОВ мне сказал, что к ЯЦЕКУ и КОНСТАНТИНОВУ обратились подпольщики с просьбой то ли писать, то ли редактировать листовку к рабочим. Была ли выпущена эта листовка, я не знаю.

Несколько позже – примерно поздней осенью 1931 года И.Н. СМИРНОВ сговорился со мной, МРАЧКОВСКИМ и САФОНОВОЙ о так называемых “регулярных беседах”. Эти “беседы” позже превратились в политический центр троцкистской организации СМИРНОВА в составе И.Н. СМИРНОВА, МРАЧКОВСКОГО, меня – ВАГАНЯНА и Ш. САФОНОВОЙ. Я говорю о политическом центре, так как на этих совещаниях ни СМИРНОВ, ни другие участники организационных вопросов не обсуждали за исключением вопроса о связи с леваками и зиновьевцами. Я утверждаю, что кроме политического центра у СМИРНОВА был еще и организационный центр, в который входили СМИРНОВ, МРАЧКОВСКИЙ, Ш. САФОНОВА, ЯЦЕК, КОНСТАН­ТИНОВ, Таня МЯГКОВА. В этом составе и решались органи­зационные вопросы.

Вопрос: Дайте показания, какие именно вопросы об­суждались на политическом центре?

Ответ: Насколько я помню, в полном составе полити­ческий центр, на котором присутствовали СМИРНОВ, МРАЧКОВСКИЙ, я – ВАГАНЯН и А. САФОНОВА, собирался 4 раза. Это было в период от конца 1931 по конец 1932 года. На первых двух заседаниях политического центра обсужда­лись вопросы о колхозном строительстве и настроении крестьян, и на втором – вопрос индустриализации страны и положение рабочих.

На третьем заседании, которое было летом 1932 [2] года, речь шла, главным образом, о моих разговорах с Ломинадзе по вопросу возможности и целесообразности координации действий всех т<ак> н<азываемых> “левых” групп, т.е. троц­кистов, зиновьевцев и леваков.

На четвертом заседании, которое было последним по счету, так как МРАЧКОВСКИЙ и А. САФОНОВА уезжали на БАМ, – обсуждалась моя статья, которая была мною написана по просьбе ЛОМИНАДЗЕ с целью выяснить пределы моих расхождений с ТРОЦКИМ, что особенно интересовало ЛОМИНАДЗЕ. Именно эта статья по просьбе СМИРНОВА мною была оглашена на политическом центре, на заседании которого кроме меня, СМИРНОВА, А. САФОНОВОЙ и МРАЧКОВСКОГО была еще и Таня МЯГКОВА. Так как в этой статье были отмечены мои некоторые разногласия со статьей ТРОЦКОГО, опубликованной в бюллетене оппозиции, она встретила резкое осуждение со стороны МРАЧКОВСКОГО и МЯГКОВОЙ.

Вопрос: Вы говорите неправду, так как следствию известно, что обсуждалась не статья, а платформа.

Ответ: Нет, обсуждалась именно моя статья.

Вопрос: Это неверно. МРАЧКОВСКИЙ в своих показаниях от 4-го июля 1936 года говорит, что “член руководящей тройки нашей троцкистской организации ТЕР-ВАГАНЯН вме­сте с ЛОМИНАДЗЕ написали платформу, на базе которой предполагалась совместная работа объединившихся в блок групп”. Предлагаю вам говорить правду.

Ответ: Я признаю, что эта моя статья была одним из частных моментов по координации мнений и действий троцкистов и леваков. Эта статья не была платформой.

Вопрос: МРАЧКОВСКИЙ утверждает, что основой этой платформы был пункт о необходимости бороться с руко­водством ВКП(б) и, в частности, с тов. Сталиным всеми доступными средствами. Еще раз, ВАГАНЯН, предлагаю Вам говорить правду.

Ответ: МРАЧКОВСКИЙ ошибается в одном, а именно в том, что в моей статье, которую он называет платфор­мой, вопрос о ВКП(б) особо выделен не был, а обсуждался этот вопрос в связи с вопросом о Коминтерне. МРАЧКОВСКИЙ прав в том, что сам троцкистско-зиновьевский блок был организован действительно на признании необ­ходимости борьбы с руководством партии и правительства методами террора.

Вопрос: Дайте исчерпывающие показания по вопросу организации блока троцкистов и зиновьевцев?

Ответ: По вопросу об организации блока троцкистов, зиновьевцев и леваков мне известно следующее:

Весной 1932 года СМИРНОВ стал интересоваться настроением ЛОМИНАДЗЕ и его группы. Я ему рассказал о моих с ЛОМИНАДЗЕ разговорах. Кажется, в июне 1932 года ЛОМИНАДЗЕ, подбиваемый САФАРОВЫМ, пришел к мысли о необ­ходимости “нащупать общую почву” для совместной борь­бы с партией и ее руководством у т<ак> н<азываемых> “левых”, т.е. у троцкистов, леваков и зиновьевцев. С этой целью ЛОМИНАДЗЕ предложил мне наметить по два-три человека, с ко­торыми можно было бы вести откровенные разговоры. Он сам от леваков назвал себя и ШАЦКИНА. От группы СМИРНОВА я назвал – СМИРНОВА, МРАЧКОВСКОГО и себя. Об этом я сообщил СМИРНОВУ, который согласился с тем, чтобы от его группы вели разговоры он, МРАЧКОВСКИЙ и я. СМИРНОВ тогда же заявил, что он имеет возможность лично связаться с ЛОМИНАДЗЕ и говорить с ним. То же он взялся делать с КАМЕНЕВЫМ и, кажется, ЕВДОКИМОВЫМ. ЛОМИНАДЗЕ также хотел связаться с КАМЕНЕВЫМ и ЗИНОВЬЕВЫМ.

Вопрос: Назовите состав центра блока?

Ответ: От организации И.Н. СМИРНОВА в центр блока вошли: И.Н. СМИРНОВ, МРАЧКОВСКИЙ и я – ТЕР-ВАГАНЯН, от зиновьевской к.-р. организации – ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ, от группы “леваков” – ЛОМИНАДЗЕ и ШАЦКИН.

Вопрос: На какой основе сложился блок троцкистов, зиновьевцев и “леваков”? 

Ответ: Общей почвой для объединения сговаривавшихся групп служило резко отрицательное отношение к политике партии, утверждение, что причиной всех трудностей явля­ется руководство ВКП(б), борьба за изменение руковод­ства партии, причем из разговоров с КАМЕНЕВЫМ, которые были у меня с ним в 1932 году, я заявляю, что он, КАМЕ­НЕВ, считал возможным насильственное изменение руководства. Я припоминаю такой диалог из каменевского разгово­ра: “Есть только одно средство вернуться нам к руко­водству страной и партией”.

“Но как же восстановишь это руководство без кадров, которых нет ни у одной из оппозиционных групп?” – спро­сил я.

“И, Тер, ” – сказал Каменев. – “Кадры всегда находятся, было бы руководство”.

Разговор с КАМЕНЕВЫМ имел место в самых последних числах августа, либо в первых числах сентября 1932 г. перед его отъездом в Гагры, где он встречался с ЛОМИНАДЗЕ и вел переговоры о блоке.

Я отчетливо припоминаю также разговор, который я имел со СМИРНОВЫМ после опубликования дела ЭЙСМОНТА. Выслушав от него подробности дела, я высказал ему мне­ние, что среди всех борющихся против партии к.-р. групп, должны появляться прямые фашистско-террористиче­ские намерения и что среди этих групп будет укрепляться мысль о “дворцовом перевороте” как о единственном методе борьбы за руководство.

СМИРНОВ ответил мне, что настроения ЭЙСМОНТА не исключение, что это явление закономерно и что ему изве­стны люди, думающие так же, как и Эйсмонт.

Подробности я у СМИРНОВА не расспрашивал.

Мне трудно припоминать мои другие разговоры со СМИР­НОВЫМ, МРАЧКОВСКИМ, САФОНОВОЙ, характеризующие их террористические взгляды на вопрос об изменении руководства ВКП(б) и особенно направленные лично против Сталина. Но я должен прямо заявить следствию, что эти терро­ристические убеждения по мере приближения к заверше­нию пятилетки становились все острее и злостнее. Причины такого обострения понять не трудно. Приближение завер­шения первой пятилетки, торжество политики партии в де­ревне, ввод в действие одного за другим гигантов инду­стрии обнаруживали все яснее не только победу политики партии, но и безнадежную изолированность всякой контр­революционной антипартийной группы, полное единство рабочего класса, ее партии и безграничную любовь и преданность страны к вождю т. Сталину.

Именно в этих условиях безусловной победы партии и ее сталинского ЦК контрреволюционное троцкистско-зиновьевское подполье, руководимое СМИРНОВЫМ, КАМЕНЕВЫМ и ЗИНОВЬЕВЫМ, стало на путь фашистской террористической борьбы с партией и ее ЦК.

Такова была основа сложившегося в период 1932 года троцкистско-зиновьевского блока. Эта основа целиком отвечала директиве ТРОЦКОГО, полученной И.Н. СМИРНОВЫМ в Берлине, показания о чем я дал выше.

Вопрос: Вы не дали полных показаний о террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока.

Ответ: Показания я дам обо всем, что мне известно из деятельности троцкистско-зиновьевского блока.

 

Показания записаны с моих слов верно, мною прочитаны 

 

(Тер-Ваганян).

 

ДОПРОСИЛИ:

 

ЗАМ НАЧ. ИНО ГУГБ НКВД

СТАРШ. МАЙОР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: (Берман)

 

ПОМ. НАЧ. 1 ОТД. СПО ГУГБ

СТАРШ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: (Боген)

 

Верно:

 

Опер. уполном. СПО ГУГБ –

Ст. Лейтенант Государств. Безопасности: (Светлов)

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 228, Л. 150-162.


[1] Шуру, т.е. Александру Николаевну.

[2] В тексте ошибочно – “1931”.