Спецсообщение Г.Е. Прокофьева И.В. Сталину с приложением протокола допроса Я.А. Фуртичева

 

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –  

тов. СТАЛИНУ.

 

В дополнение к ранее посланным материалам направляю показания арестованных по делу эмиссара Троцкого – Валентина ОЛЬБЕРГА и других;

ФУРТИЧЕВА Я.А. от 4/V-1936 года.

ОЛЬБЕРГА П.П. от 5/V-1936 года.

МИЛЬГЕВСКОГО Н.Е. от 3/V-1936 года.

В этих показаниях обращают на себя внимание следующие моменты:

1) ФУРТИЧЕВ, который в течении продолжительного времени не давал откровенных показаний, признал, что БАКАЕВ во время своего проживания в Горьком и в последующем при переезде в Москву являлся одним из руководителей троцкистско-зиновьевской организации.

БАКАЕВ еще в 1931 году по показаниям ФУРТИЧЕВА стоял на террористических позициях, а в 1934 году через Е. БОЧАРОВА передал директиву троцкистской организации в Горьком готовить кадры террористов для участия в убийстве руководителей ВКП(б).

ФУРТИЧЕВ подтверждает показания Е. БОЧАРОВА в той части, что еще весной 1934 года БАКАЕВ говорил о подготовке троцкистско-зиновьевской организацией убийства тов. КИРОВА в Ленинграде.

Показаниями ФУРТИЧЕВА вскрывается роль зиновьевца ГОРШЕНИНА как террориста, который давал ФУРТИЧЕВУ директивы о терроре от имени Зиновьева.

ФУРТИЧЕВ также подтверждает показания Валентина ОЛЬБЕРГА и ФЕДОТОВА о непосредственном участии в подготовке террористических актов ЕЛИНА, который непосредственно получал указания на террор от МАДЬЯРА.

2) По показаниям Павла ОЛЬБЕРГА, Валентин ОЛЬБЕРГ был связан в Берлине с германской тайной полицией.

Валентин ОЛЬБЕРГ сообщил Гестапо о своей связи с Троцким и директивах по подготовке террористических актов, которые он получил от СЕДОВА.

3) МИЛЬГЕВСКИЙ признал, что являлся участником троцкистской организации, в которую был вовлечен в Киеве троцкистом РОЗАНОВЫМ (арестован).

МИЛЬГЕВСКИЙ показывает о своей с троцкистами – ГОФМАНОМ и МАРЕНКО (арестованы) и о существовавшем блоке между троцкистами и националистами на Украине.

В связи с этими показаниями нами затребован в Москву для привлечения к делу БАКАЕВ И.П., содержащийся в Челябинской тюрьме.

Приступаем к допросу Валентина ОЛЬБЕРГА и про­должаем допрос Павла ОЛЬБЕРГА с целью выявления всех связей ликвидируемой организации с Гестапо и вскрытия немецкой агентуры на территории Союза.

МИЛЬГЕВСКОГО продолжаем допрашивать для вскрытия всех его троцкистских связей в Москве, которые МИЛЬГЕВСКИЙ пока скрывает.

 

НАРОДНЫЙ КОМИССАР

ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР

(ЯГОДА)

[Пометы: Слева от слов “Совершенно секретно” надпись “от т. Прокофьева”. Слева от слов “Народный комиссар” приписка “Зам”. Над словами “Г. Ягода” собственноручная подпись Г.Е. Прокофьева]

 

8 мая 1936 г.

№ 56226


ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

ФУРТИЧЕВА, Якова Абрамовича –

от 4-го мая 1936 года.

 

ФУРТИЧЕВ А.Я., 1899 года рождения, б<ывший> член ВКП(б), исключен как зиновьевец, в прошлом зав<едующий> кафедрой фило­софии Горьковского педагогическо­го института. До ареста отбывал наказание в Сиблаге за контрреволюционную деятельность.

 

Вопрос: На предыдущем допросе Вы не назвали изве­стных вам руководителей троцкистско-зиновьевской органи­зации, участником которой Вы являлись?

Ответ: Признаю, что на предыдущем допросе я не по­казал о роли БАКАЕВА в троцкистско-зиновьевской организа­ции. В действительности БАКАЕВ с момента переезда в Горь­кий стал организовывать вокруг себя зиновьевцев, в том числе лиц, переехавших в Горький в разное время из Вятки, и фактически являлся руководителем троцкистско-зиновьев­ской организации в Горьком.

Вопрос: Когда БАКАЕВ переехал в Горький?

Ответ: Когда точно БАКАЕВ переехал в Горький, мне неизвестно. Во всяком, случае раньше 1930 года, т.к. в октябре 1930 г., когда я приехал в Горький, БАКАЕВ уже давно был там. 

Вопрос: С какого времени Вы были знакомы с БАКАЕВЫМ и при каких обстоятельствах Вы с ним познакомились?

Ответ: С БАКАЕВЫМ я знаком с 1926 г. Познакомился я с ним в Москве на одном из нелегальных собраний зиновьевцев.

Вопрос: Где Вы еще встречались с БАКАЕВЫМ до вашего приезда в Горький?

Ответ: С БАКАЕВЫМ я встречался до середины 1927 го­да неоднократно на фракционных собраниях в Москве. После моего отъезда в июле 1927 г. из Москвы я БАКАЕВА не видел до встречи с ним в 1930 году в г. Горьком.

Вопрос: Как Вы восстановили связь с БАКАЕВЫМ в г. Горьком?

Ответ: После моего приезда из Иркутска в Горький в конце 1930 года я встретился в помещении Крайкома ВКП(б) с бывшим активным зиновьевцем Александром БАТАШОВЫМ. Из разговора с БАТАШОВЫМ я выяснил, что в Горьком зиновьевцы и троцкисты ведут работу против партии. БАТАШОВ мне рассказал, что в Горьком находятся БАКАЕВ и ЕЛИН, ко­торые являются организаторами троцкистов и зиновьевцев. БАТАШОВ предложил мне включиться в организационную рабо­ту, проводимую троцкистами и зиновьевцами, и пригласил прийти на квартиру к БАКАЕВУ, где должно состояться совещание актива. Я дал БАТАШОВУ на это свое согласие.

Вопрос: Присутствовали ли Вы на совещании актива организации на квартире БАКАЕВА?

Ответ: Да, присутствовал. Это было 31 декабря 1930 года.

Вопрос: Почему вам запомнилась точно дата?

Ответ: Совещание у БАКАЕВА было созвано 31 декабря для того, чтобы на случай провала замаскировать сборище у БАКАЕВА встречей нового года.

Вопрос: Кто присутствовал на этом сборище у БАКАЕВА?

Ответ: На этом сборище присутствовали участники ор­ганизации: БАТАШОВ Александр, ВОЛЬПЕ – жена БАТАШОВА, БОЧАРОВ, ОЛЬХОВСКИЙ, КОСТИНА, БАКАЕВ и я – ФУРТИЧЕВ. Из этих лиц для меня были совершенно незнакомы – БОЧАРОВ, ВОЛЬПЕ и ОЛЬХОВСКИЙ.

Вопрос: На прошлом допросе Вы показали, что ЕЛИН в контрреволюционной организации играл руководящую роль. Чем Вы объясняете, что он не присутствовал на этом совеща­нии у БАКАЕВА?

Ответ: ЕЛИН действительно играл руководящую роль в троцкистско-зиновьевской организации. Но он был в орга­низации на особо конспиративном положении. Учитывалось то, что ЕЛИН совершенна “не запятнан” в партии, посещение им сборища на квартире у БАКАЕВА, в случае если б это вскры­лось, могло бы его скомпрометировать и провалить.

Вопрос: Расскажите о характере этого сборища?

Ответ: На этом сборище обсуждались задачи, стоящие перед троцкистско-зиновьевской организацией и каждым ее участником. БАКАЕВ говорил, что основной задачей организа­ции является сохранение и объединение троцкистов и зиновьевцев. Он объяснял это тем, что, мол, имеющие место труд­ности в проведении сплошной коллективизации приведут страну к краху, и это повлечет за собой смену партийного руководства.

Из этого он делал вывод о необходимости создания массовой организации и дальнейшей вербовки в организацию недовольных соввластью элементов.

Вопрос: Как отнеслись присутствовавшие к указаниям БАКАЕВА?

Ответ: Все присутствовавшие, в том числе и я – ФУРТИЧЕВ, были согласны с этими указаниями.

Вопрос: Присутствовали ли Вы и на других сборищах контрреволюционной организации?

Ответ: Нет, не присутствовал, Дело в том, что через пару месяцев после этого сборища БАКАЕВ из Горького уе­хал в Москву.

Вопрос: Встречались ли Вы с БАКАЕВЫМ в промежуток времени между 31/XII-30 г. и его отъездом из Горького?

Ответ: Да, встречался. Встречи между нами происхо­дили как в общественных местах, так и на квартире у БА­КАЕВА.

Вопрос: Бывали ли у вас во время этих встреч какие-либо разговоры с БАКАЕВЫМ о деятельности контрреволюционной организации?

Ответ: Да были. Во время моих встреч с БАКАЕВЫМ мы неоднократно возвращались к задачам, стоящим перед троцкистско-зиновьевской организацией. БАКАЕВ неоднократ­но повторял свою точку зрения о необходимости создания массовой организации, причем он мне заявлял, что он лично является сторонником более активных методов борьбы. Из отдельных замечаний БАКАЕВА во время этих разговоров со мной я убедился, что БАКАЕВ стоит на позициях индивидуального террора как метода борьбы с ВКП(б) и советс­кой властью.

Вопрос: Как Вы отнеслись к террористическим позициям БАКАЕВА?

Ответ: В начале 1931 г. во время этих моих встреч с БАКАЕВЫМ в организации, насколько мне известно, вопрос о терроре еще не стоял. Для меня, в частности, постановка вопроса БАКАЕВЫМ о терроре была совершенно новой. В то время я лично отнесся к террористическим формам борьбы с ВКП(б) отрицательно, т.к. считал, что основной задачей ор­ганизации является сохранение троцкистов и зиновьевцев в расчете на провал политики ВКП(б).

Вопрос: Что вам известно о практической деятельности организации в Горьком после отъезда оттуда БАКАЕВА?

Ответ: После отъезда БАКАЕВА из Горького деятель­ность организации не прекращалась. При помощи ЕЛИНА была проведена большая работа по сохранению от разгрома кадров организации. Одновременно в организацию был вовлечен ряд новых лиц. С 1933 г. деятельность организации стала обактивляться, поскольку начиная со второй половины 1933 года в организации было принято решение о подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства.

Вопрос: Кто вам известен из вовлеченных в организацию лиц после отъезда БАКАЕВА из Горького?

Ответ: Мне известно, что после отъезда БАКАЕВА в деятельности троцкистско-зиновьевской организации стали принимать активное участие прибывшие в Горький: ФЕДОТОВ, с конца 1931 г. слушатель института подготовки кадров красной профессуры в Горьком (руководителем института был ЕЛИН), впоследствии работавший на автозаводе, а затем – директором педагогического института; КАНТОР, прибывший в Горький из Москвы летом 1932 года и поступивший на преподавательскую работу в Институт марксизма-ленинизма; ПОЛЯКОВ, прибывший в Горький вместе с КАНТОРОМ из Москвы и поступивший на преподавательскую работу в тот же инсти­тут, где работал КАНТОР (впоследствии ПОЛЯКОВ был редактором Горьковского отделения ОГИЗа); ЛЕОНТЬЕВ, прибыв­ший в Горький вместе с КАНТОРОМ из Москвы, работавший в Горьком вместе с КАНТОРОМ в институте; МЕРГИН Ян – при­был в Горький в 1932 г., преподаватель Института марксизма-ленинизма в Горьком; МУСАТОВ, прибывший в Горький еще до моего приезда туда, в 1932-33 г.г. преподаватель Горьковского педагогического института в гос<ударственном> университете; ДУБИН­СКИЙ – преподаватель педагогического института, коренной горьковский житель; ПАСАМАН – преподаватель Индустриаль­ного института в Горьком, прибывший в Горький в 1930 го­ду; ПОНОМАРЕВ – директор Сормовского педагогического ин­ститута.

Кроме того, мне известно, что все перечисленные мною лица вели обработку и вербовку в организацию троц­кистов среди студенчества горьковских ВУЗов и на автозаводе.

Вопрос: Когда, кем и при каких обстоятельствах каждый из названных вами лиц был вовлечен в организацию?

Ответ: Об участии ФЕДОТОВА в организации мне бы­ло известно непосредственно от ЕЛИНА, который мне расска­зал об этом летом 1932 года. ЕЛИН мне говорил, что после поступления ФЕДОТОВА в институт марксизма-ленинизма осе­нью 1931 г., он узнал, что ФЕДОТОВ – в прошлом активный зиновьевец, и поэтому привлек его к деятельности органи­зации.

Организационную связь с ФЕДОТОВЫМ поддерживал не­посредственно ЕЛИН, имевший для этого хорошее легальное прикрытие: когда Федотов был слушателем института подго­товки кадров Красной профессуры, ЕЛИН был там директором; когда ФЕДОТОВ пошел работать по партийной линии на авто­завод, ЕЛИН был назначен зав<едующим> культпропом в горком ВКП(б), а, следовательно, имел полную возможность систематически общаться с ФЕДОТОВЫМ, не вызывая подозрений, и, наконец, когда ФЕДОТОВ был директором педагогического института, ЕЛИН был секретарем того райкома ВКП(б), в который вхо­дил и педагогический институт [1].

Вопрос: А Вы лично разве не были организационно связаны с ФЕДОТОВЫМ?

Ответ: Был, но только в то время, когда мы оказа­лись вместе на работе в педагогическом институте. До этого я с ФЕДОТОВЫМ организационно связан не был.

КАНТОР Александр Харитонович был привлечен к уча­стию в контрреволюционной организации лично мною, ФУРТИЧЕВЫМ. Это произошло в начале 1933 года, после того, когда мне стало известно, что КАНТОР в прошлом – активный троцкист, скрывший это от партии.

Весной 1933 года, идя вместе с КАНТОРОМ из институ­та по направлению к общежитию института, где жил КАНТОР, я сказал КАНТОРУ, что мне известно его троцкистское прошлое, которое он скрывает. КАНТОР, зная, что я был активным зиновьевцем, сказал мне, что он по-прежнему стоит на троцкистских позициях. После этого я рассказал КАНТОРУ о том, что в Горьком существует и работает троцкистско-зиновьевская организация, и предложил ему при­нять участие в ее деятельности. КАНТОР мне дал на это свое согласие. На вопрос КАНТОРА о составе организации я ему назвал ЕЛИНА и ФЕДОТОВА, т.е. людей ему знакомых. В дальнейшем КАНТОР поддерживал со мной систематичес­кую организационную связь. В процессе дальнейших встреч с КАНТОРОМ я от него узнал, что им вовлечены в органи­зацию ПОЛЯКОВ и ЛЕОНТЬЕВ.

МЕРГИН Ян обрабатывался в троцкистком направлении сперва мною, а затем мною совместно с КАНТОРОМ. Начиная с конца 1932 года – МЕРГИН неоднократно присутствовал и принимал участие в антипартийных контрреволюционных бе­седах между мною и КАНТОРОМ, главным образом по вопросам о внутрипартийном режиме. В результате этих бесед МЕРГИН и был нами вовлечен в организацию.

О принадлежности МУСАТОВА к организации мне стало известно в начале 1934 года от ФЕДОТОВА, с которым МУСА­ТОВ непосредственно связан.

О МУСАТОВЕ ФЕДОТОВ мне говорил, что он в прошлом ак­тивный троцкист, исключенный за троцкистскую деятельность из партии.

О принадлежности ПОНОМАРЕВА к контрреволюционной организации мне также известно со слов ФЕДОТОВА, который мне об этом говорил в 1934 году.

ДУБИНСКОГО и ПАСАМАНА вовлек в организацию и в дальнейшем поддерживал с ними связь непосредственно я – ФУРТИЧЕВ.

ДУБИНСКОГО я вовлек в организацию осенью 1933 года. Этому предшествовала обработка мною ДУБИНСКОГО в троцки­стском направлении в течение всего 1933 года, ПАСАМАНА я вовлек в организацию также осенью 1933 г. Из личного общения с ПАСАМАНОМ мне были известны его антисоветские настроения. Вовлечь его в организацию мне было тем более легко, что я у него пользовался большим авторитетом и являлся одним из рекомендовавших его в партию.

Вопрос: Вы ранее показали, что со второй половины 1933 года в организации было принято решение о подго­товке террористических актов против руководителей ВКП(б) и сов<етского> правительства. Расскажите подробно, что вам известно по этому вопросу?

Ответ: Весной 1933 года я выезжал из Горького в Москву на сессию философского института Комакадемии. В Москве я встретился с активным зиновьевцем ГОРШЕНИНЫМ, впоследствии репрессированным органами НКВД, которого я знал по совместной учебе в институте Красной профессу­ры. ГОРШЕНИН был связан непосредственно с ЗИНОВЬЕВЫМ и КАМЕНЕВЫМ и был в курсе всех вопросов, обсуждавшихся ру­ководством зиновьевской контрреволюционной организации, ГОРШЕНИНУ я рассказал, что в Горьком существует троцкистско-зиновьевская организация, которая ведет большую организационную работу.

ГОРШЕНИН мне в связи с этим сообщил, что в Москве троцкисты также объединились с зиновьевцами и создали единый троцкистско-зиновьевский центр. Роль посредника между троцкистами и зиновьевцами играл СМИЛГА, который с 1932 года стал активно работать по объединению троц­кистских и зиновьевских кадров. С этой целью СМИЛГА имел специальные встречи с ЗИНОВЬЕВЫМ. ГОРШЕНИН мне также говорил, что по этому же вопросу, т.е. создания единого центра, с ЗИНОВЬЕВЫМ беседовал в 1932 г. и МАДЬЯР.

Вопрос: Уточните Ваши показания: когда именно СМИЛГА посещал, по словам ГОРШЕНИНА, ЗИНОВЬЕВА?

Ответ: ГОРШЕНИН мне говорил, что СМИЛГА посещал ЗИНОВЬЕВА в 1932 году незадолго до отъезда последнего из Москвы.

При этом ГОРШЕНИН подчеркнул, что отъезд ЗИНОВЬЕВА рассматривается как временное явление и несмотря на его отсутствие работа по объединению троцкистов и зиновьевцев продолжается.

В конце 1933 года я снова был в Москве и посетил ГОРШЕНИНА. Последний мне рассказал о том, что ЗИНОВЬЕВ снова возвратился в Москву. ГОРШЕНИН мне также рассказал, что в руководстве организации после обсуждения создав­шейся обстановки принято следующее решение: ставка на трудности и крах в связи с этим партийного руководства себя не оправдала и перестала быть реальной. Отправка из Москвы в различные концы Советского Союза б<ывших> лидеров оппози­ции рассматривается как усиление репрессий в отношении троцкистов и зиновьевцев. Единственным выходом из создав­шейся обстановки является переход к террористическим ме­тодам борьбы с руководством ВКП(б).

ГОРШЕНИН предложил мне ориентировать актив орга­низации в Горьком об этом решении и приступить к подбору людей для создания боевых террористических групп.

Вопрос: От чьего имени вам ГОРШЕНИН передавал эти указания?

Ответ: ГОРШЕНИН мне передавал указания о терроре от имени ЗИНОВЬЕВА.

Вопрос: Вы показали, что о переходе к террору вам говорил ГОРШЕНИН в конце 1933 года. Между тем в начале допроса Вы показали, что решение о террористической борьбе было принято в организации во 2-й половине 1933 года, т.е. раньше вашей встречи с ГОРШЕНИНЫМ. Чем Вы объясняе­те такое противоречие в ваших показаниях?

Ответ: Установка на террор существовала в контр­революционной организации в Горьком с сентября 1933 года, т.е. до моей встречи с ГОРШЕНИНЫМ, которая состоялась приблизительно в декабре 1933 года. Дело в том, что я не показал на следствии о моей встрече в Горьком с приехав­шим туда в командировку БОГДАНОМ [2], впоследствии застрелив­шимся. БОГДАН был в Горьком в августе-сентябре 1933 г. и являлся первым лицом, привезшим в Горький директиву о переходе троцкистов и зиновьевцев к террористической борьбе с советской властью.

БОГДАН при встречах со мной изложил мне приблизи­тельно то же, что впоследствии мне говорил ГОРШЕНИН.

Также как и ГОРШЕНИН, БОГДАН меня просил ориенти­ровать активных участников организации об этих директи­вах центра и приняться за создание боевых террористических групп.

Вопрос: С кем кроме вас БОГДАН встречался в Горь­ком?

Ответ: Кроме меня БОГДАН из участников организа­ции по Горькому знал только БАТАШОВА. Однако встречался ли он с БАТАШОВЫМ, мне неизвестно.

Вопрос: С кем вы лично говорили в Горьком о пере­ходе к террористической борьбе с сов<етской> властью?

Ответ: Я лично имел по этому поводу беседы с ЕЛИНЫМ, КАНТОРОМ, ФЕДОТОВЫМ, БОЧАРОВЫМ и БАТАШОВЫМ.

Вопрос: Расскажите подробно содержание этих бесед.

Ответ: Впервые я говорил об этом в декабре 1933 г. с ЕЛИНЫМ. ЕЛИН знал о моей непосредственной связи с ГОРШЕНИНЫМ. В декабре 1933 года после моего возвращения из Москвы я встретился с ЕЛИНЫМ в помещении Свердловского райкома ВКП(б) в г. Горьком. Рассказав ЕЛИНУ о моей встре­че в Москве с ГОРШЕНИНЫМ, я его поставил в известность о том, что ЗИНОВЬЕВ и стоящие близко к нему люди считают, что единственным способом убрать нынешнее руководство ВКП(б) – это физическое уничтожение руководителей партии, в первую очередь Сталина. При этом я рассказал ЕЛИНУ как в Москве мотивируется и оправдывается переход к террору.

ЕЛИН заявил мне, что вопрос о террористической борьбе с партией очень серьезен, что прежде, чем говорить об этом с рядовыми участниками организации, нужно тщательно подумать, какими мотивами это перед ними обосновать.

Вторая беседа с ЕЛИНЫМ по вопросу о терроре у меня была весной 1934 года после приезда ЕЛИНА из Москвы с 17-го Съезда партии.

Эта беседа происходила по дороге из института марк­сизма-ленинизма на Свердловской улице. ЕЛИН мне расска­зал, что он виделся в Москве с МАДЬЯРОМ, который его ориен­тировал о задачах троцкистско-зиновьевской организации. По словам ЕЛИНА, МАДЬЯР ему говорил, что троцкистско-зиновьевский центр организации поставил перед всей орга­низацией задачу подготовить террористические акты над ру­ководителями ВКП(б).

МАДЬЯР в подтверждение своей мотивировки о необхо­димости перехода к террористическим методам борьбы приво­дил обстановку, в которой проходил 17-й Съезд ВКП(б).

МАДЬЯР говорил: “Обстановка в стране резко измени­лась, надеяться на крах политики ВКП(б) в области эконо­мической не приходится, т.к. трудности, имевшиеся ранее, преодолены. Однако решения съезда не выражают воли рядо­вой массы членов партии, т.к. сам съезд является съездом партийного аппарата. Если бы удалось руководителей пар­тии убрать, обстановка коренным образом изменилась бы. ЕЛИН в этом разговоре со мной заявил мне, ссылаясь на МАДЬЯРА, что нужно от разговоров переходить к делу и подобрать людей, которые бы приняли участие в совершении террористических актов.

ЕЛИН говорил, что для этой цели необходимо развер­нуть вербовочную работу среди молодежи, в том числе и беспартийной.

При вербовке следует исходить в первую очередь из того, насколько вербуемые будут настроены решительно для участия в террористических актах.

Вопросу вербовки молодежи в террористические груп­пы ЕЛИН придавал исключительно серьезное значение, указы­вая на то, что участники организации, примыкавшие в свое время открыто к антипартийным группировкам, находятся на подозрении у органов советской власти, и в отношении этих кадров можно постоянно ожидать внезапных репрессий, кото­рые могут дезорганизовать подготовку террористических ак­тов.

Молодежь, ранее ничем не скомпрометированная, дает большую гарантию от неожиданных провалов. Кроме того, мо­лодежь, особенно студенческая, материально не обеспечена, среди нее имеются авантюристические элементы и ее легче вовлечь на путь террористической борьбы.

Следует учесть, говорил ЕЛИН, что молодежь обычно менее связана с семьей и поэтому более решительна в лю­бых своих действиях. 

ЕЛИН мне заявил, что перед каждым участником орга­низации, в том числе и передо мной – ФУРТИЧЕВЫМ, стоит за­дача как лично, так и через лиц, связанных со мной по ор­ганизации, активно изучать кадры молодежи, с которыми нам приходится сталкиваться в повседневной работе, для вер­бовки их в террористические группы.

Особую роль в этом направлении, по мнению ЕЛИНА, должен был играть ФЕДОТОВ, который, являясь директором института, имел постоянное общение со студентами, последние от него зависели материально в части стипендии, посо­бия, путевок на курорт и т.п., а, следовательно, у него бы­ли значительные возможности для подбора людей а террори­стические группы,

Вопрос: Вы ранее показали, что обсуждали вопрос о подготовке террористических актов над руководителями ВКП(б) с участником контрреволюционной организации ФЕДОТОВЫМ. О чем конкретно вы говорили с ФЕДОТОВЫМ?

Ответ: С ФЕДОТОВЫМ я беседовал по вопросу о зада­чах, стоящих перед каждым из участников троцкистско-зино­вьевской организации в подготовке террористических актов против руководства ВКП(б) весной 1934 года. Разговор происходил во время совместной прогулки по Верхне-Волжской набережной. В разговоре о задачах организации я стал развивать перед ФЕДОТОВЫМ необходимость перехода к более активным методам борьбы и задачи по вербовке молодежи в террористические группы.

Для ФЕДОТОВА террористические установки оказались не новыми. Он мне рассказал, что еще во время работы на автозаводе он там встретился с неким Куртом МЮЛЛЕРОМ, ко­торый в свою время был руководителем германского комсомола, но за принадлежность к троцкистам был с этой работы снят. По словам ФЕДОТОВА, МЮЛЛЕР вел в Горьком террори­стическую работу и был организационно связан с ФЕДОТОВЫМ. МЮЛЛЕР передал ФЕДОТОВУ директиву Троцкого о необходимости подготовки террористических актов над руководите­лями ВКП(б) и в первую очередь над Сталиным.

При этом ФЕДОТОВ мне заявил, что и он, и привлеченный им в организацию директор Сормовского педагогического института ПОНОМАРЕВ уже проводят работу по созданию террористических групп из студентов Горьковского и Сормовского педагогического института.

Я в свою очередь рассказал ФЕДОТОВУ все, что мне было известно от ГОРШЕНИНА о директивах троцкистско-зиновьевского центра в Москве по вопросам террора.

Вопрос: Известно ли Вам, кого конкретно завербова­ли ФЕДОТОВ и ПОНОМАРЕВ для участия в террористических актах?

Ответ: ФЕДОТОВ мне только говорил, что им завер­бованы ПОНОМАРЕВ и МУСАТОВ. Никаких других фамилий он мне не называл. Вместе с тем он мне рассказывал, что он и ПОНОМАРЕВ уже вовлекли нескольких студентов Горьковского и Сормовского педагогических институтов, готовых лично принять участие в совершении террористических актов.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы гово­рили с КАНТОРОМ о террористических задачах контрреволюционной организации?

Ответ: Должен указать следствию, что благодаря совместной работе с КАНТОРОМ в институте марксизма-ленинизма я с ним общался систематически, не реже од­ного раза в шестидневку. В связи с этим вспомнить точно, когда именно был у меня с КАНТОРОМ разговор о террори­стических задачах организации, я сейчас затрудняюсь. Во всяком случае, этот разговор был весной 1934 года после моего разговора с ЕЛИНЫМ. Я рассказал КАНТОРУ о моих беседах с ГОРШЕНИНЫМ и ЕЛИНЫМ и предложил КАНТОРУ через связанных с ним организационно лиц приступить к созданию террористической группы, которая бы в нужный момент приняла участие в совершении террористических актов.

Вопрос: Как реагировал на это КАНТОР?

Ответ: КАНТОР реагировал на переход организации к террористическим методам борьбы с руководством ВКП(б) положительно. Он дал согласие на обработку и вовлечение новых лиц в террористические группы и обещал мне пере­говорить по этому вопросу с ПОЛЯКОВЫМ и ЛЕОНТЬЕВЫМ, которые к этому времени были им уже вовлечены в контрреволюционную организацию.

Вопрос: КАНТОР говорил с ПОЛЯКОВЫМ и ЛЕОНТЬЕВЫМ по вопросу о терроре?  

Ответ: КАНТОР мне об этом не сообщил.

Вопрос: Арестованный по вашему делу БОЧАРОВ пока­зывает, что вы с ним имели весной 1932 года в г. Горьком разговор о подготовке террористических актов. Подтверждаете ли Вы это?

Ответ: Я такого разговора не помню.

Вопрос: Забыть такой разговор Вы не могли. БОЧА­РОВ показывает, что он вам сообщил о директивах, получен­ных им от БАКАЕВА, и что вы рассказали БОЧАРОВУ о контр­революционной работе, проводимой ФЕДОТОВЫМ.

Ответ: Припоминаю, что такой разговор весной 1934 года у меня с БОЧАРОВЫМ действительно был.

БОЧАРОВ мне передал указания БАКАЕВА о подготовке кадров террористов для участия в готовящемся убийстве руководителей ВКП(б). Я же сообщил БОЧАРОВУ, что об этом я в конце 1933 года говорил с ГОРШЕНИНЫМ и в начале 1934 года – с ФЕДОТОВЫМ.

Вопрос: БОЧАРОВ вам говорил, конкретно против кого троцкистско-зиновьевская организация готовит террористи­ческие акты?

Ответ: Да, БОЧАРОВ весной 1934 года мне говорил, со слов БАКАЕВА, что троцкистско-зиновьевская организа­ция готовит убийство Сталина в Москве и Кирова в Ленин­граде, и что с этой целью создастся специальные террори­стические группы.

Вопрос: А ГОРШЕНИН в конце 1933 года вам говорил, против кого конкретно готовятся террористические акты?

Ответ: Нет, ГОРШЕНИН мне говорил только, что руко­водство организации приняло решение о переходе к терро­ристической борьбе. О конкретном плане совершения терро­ристических актов ГОРШЕНИН со мной не говорил.

 

Показания записаны с моих слов верно, мною прочи­таны.

 

Я. ФУРТИЧЕВ.

 

ДОПРОСИЛИ:

 

ЗАМ. НАЧ. СПО ГУГБ

КОМИССАР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ 3 РАНГА:

(ЛЮШКОВ)

 

НАЧ. 3 ОТД. СПО ГУГБ

КАПИТАН ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ:

(КАГАН)

 

Верно:

 

ОПЕР. УПОЛНОМ. 3 ОТД. СПО ГУГБ  

ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: (УЕМОВ)

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 177, Д. 223, Л. 120-142.


[1] Марк Львович Елин был секретарем Свердловского райкома партии в 1933—1935 гг. В 1935 г. М.Л. Елин стал зав. отделом культуры и пропаганды ленинизма Горьковского крайкома, затем первым секретарем Дзержинского горкома партии. НОЦДНИ. Ф. 244. Oп. 1. д. 04-16 (6). л. 12. («Забвению не подлежит. О репрессиях 30-х – начала 50-х годов в Нижегородской области». Кн. 1. Нижний Новгород: Волго-Вятское книжное издательство, 1993. 368 с.)

[2] Богдан Бронислав Викентьевич, род. 20 декабря 1897 г., член ВКП(б) с 1919 г., работал помощником заведующего секретариатом Г. Зиновьева в Коминтерне с 1 июня 1924 г. по 15 декабря 1926 г. Покончил самоубийством в октябре 1933 г.