ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 3-го апреля 1936 года.
Вопрос: Вы подали из тюрьмы заявление, в котором просите вызвать Вас на допрос для дачи дополнительных показаний по делу. Что Вы хотите сообщить следствию?
Ответ: На предыдущих допросах я показал не обо всех известных мне участниках контрреволюционной троцкистской организации. Я хочу сообщить следствию, что в к.-р. организации принимал участие также гр<ажданин> ОЛИКЕР Борис [1].
Вопрос: Кто такой Борис ОЛИКЕР?
Ответ: Борис ОЛИКЕР – мой товарищ, которого я знаю еще с 1919 года. В последнее время до моего ареста он работал в Минском клиническом городке врачом-ординатором. Борис ОЛИКЕР – соавтор книги “Очерки по истории комсомола Белоруссии”, которую мы с ним писали сообща. О троцкистских установках, имевшихся в этой книге, я показывал на предыдущих допросах.
Вопрос: С какого времени ОЛИКЕР является участником контрреволюционной троцкистской организации и откуда это Вам известно?
ОТВЕТ: ОЛИКЕР является участником контрреволюционной троцкистской организации приблизительно с августа 1935 года. Вовлек его в троцкистскую организацию я –
РОЗЕНБЛЮМ.
Вопрос: Расскажите подробно, при каких обстоятельствах был Вами вовлечен в к.-р. организацию ОЛИКЕР?
Ответ: ОЛИКЕР мне был известен как скрытый троцкист еще с 1926 года, т.е. со времени, когда мы совместно работали над “Очерками по истории белорусского комсомола”. Троцкистские установки, имеющиеся в книге, являются результатом моих и ОЛИКЕРА троцкистских убеждений. Из бесед, происходивших между мною и ОЛИКЕРОМ при встречах в последующие годы, мне было известно, что ОЛИКЕР продолжает оставаться убежденным троцкистом. Кроме того, ОЛИКЕР был тесно связан с известным в Минске троцкистом Иоэлом ГУРЕВИЧЕМ.
Когда в печати появилось письмо СТАЛИНА в журнал “Пролетарская революция”, я посетил ОЛИКЕРА и имел с ним беседу по поводу нашей книги. Я доказывал ОЛИКЕРУ, что после письма СТАЛИНА, вероятно, глубже заинтересуются политической выдержанностью нашей книги, и мы находимся в связи с этим под угрозой разоблачения нас как троцкистов. Я рекомендовал предвосхитить события и написать “самокритическую” статью в газету о том, что у нас были “лишь теоретические ошибки”.
ОЛИКЕР был несогласен со мной, доказывая, что, написав статью, мы лишь обратим на себя излишнее внимание партийных органов. По его мнению, лучше занять выжидательную позицию с тем, чтобы в случае, если о нас будет поднят вопрос – сразу же написать “покаянную” статью в газету.
Когда я встретился с ОЛИКЕРОМ в августе 1935 года, он мне рассказал о том, что во время его пребывания в Минском мединституте он принимал участие в деятельности троцкистской группы; эта группа, по его словам, была разоблачена, но ему, как и ряду других участников группы, удалось скрыть содержание деятельности группы и в результате все они отделались лишь выговором по партийной линии.
На мой вопрос – поддерживает ли он связь с участниками этой группы, ОЛИКЕР мне ответил утвердительно.
После этого я ему рассказал, что принимаю участие в нелегальной деятельности троцкистской организации, руководимой непосредственно ТРОЦКИМ из-за границы, и предложил ему принять участие в ее деятельности. ОЛИКЕР дал на это свое согласие.
Вопрос: В чем выражалась практическая деятельность ОЛИКЕРА в к.-р. организации?
Ответ: ОЛИКЕР после принципиального согласия принять участие в троцкистской к.-р. организации стал меня расспрашивать о том, каким образом осуществляется связь организация с ТРОЦКИМ, какие имеются новые установки в троцкистской работе и что он лично должен делать в организации.
Я ему в связи с его расспросами рассказал, что ко мне приезжал из-за границы эмиссар ТРОЦКОГО, передавший директивы последнего о том, что все троцкистские силы должны быть сейчас мобилизованы на подготовку террористического акта над СТАЛИНЫМ.
В этом же разговоре я предложил ОЛИКЕРУ подобрать группу надежных, хорошо проверенных людей для участия в террористическом акте над СТАЛИНЫМ. При этом я ему рассказал, что в организации террор сейчас считается основным средством борьбы с советской властью и ВКП(б).
ОЛИКЕР был полностью согласен с тактикой террора, которую я перед ним развил, взял на себя обязанность создать террористическую группу из связанных с ним лиц и через них постараться найти связи на Москву.
Вопрос: А кого конкретно вовлек ОЛИКЕР в террористическую группу?
Ответ: Это мне неизвестно. После моего разговора с ОЛИКЕРОМ в августе 1935 года я его до ареста видел только один рев в помещении редакции в октябре 1935 года.
ОЛИКЕР мне в эту последнюю встречу говорил, что он активно действует для создания террористической группы, что он уже кое-кого завербовал, но конкретно фамилий он мне не называл.
Записано с моих слов правильно и мною прочитано –
Допросил:
ОПЕРУПОЛНОМ. 3 ОТД. СПО ГУГБ –
МЛ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ (АЛЬТМАН)
Верно:
ОПЕРУПОЛНОМ. 3 ОТД. СПО ГУГБ –
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: (УЕМОВ)
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 163, Л. 249-252.
[1] Дочь Оликера Бориса (Бера) Львовича (Лейбовича) так описала его арест и последующие мытарства в своих воспоминаниях: “Осенью 1935 года в Коммунистической партии начался обмен партийных документов, связанный с чисткой рядов партии. Начались массовые аресты и исключения из партии. Факт начавшихся арестов не мог не насторожить отца, так как он вспомнил, что в 1932 году было письмо Сталина в журнале «Пролетарская революция» о фальсификации истории Партии. В связи с письмом Сталина ставились под сомнение все изданные до того времени исторические книги, связанные с историей Партии. В Белоруссии в то время не было литературы по истории Партии и Комсомола, входу была единственная книга по истории Комсомола, одним из авторов которой был мой отец. Отец знал, что при отсутствии другой литературы, мишенью будет книга о истории комсомола Белоруссии, и он не ошибся. 29 апреля 1936 года отец был арестован и препровожден в тюрьму города Минска. После этого в течение 15 месяцев шло следствие, в результате которого его направили на суд в Москву в Лефортово, где в течение 12 минут ему был произнесен приговор – 10 лет тюремного заключения + 5 лет лишения в правах. Отец ожидал, что его приговорят к смерти, и был даже обрадован этому приговору. После этого начались годы скитания по тюрьмам и ссылкам. Первой тюрьмой, в которой сидел отец, была Вологодская тюрьма. Вторым этапом был Соловецкий монастырь. Два года отец сидел в камере Соловецкого монастыря без работы, без общения, без прогулок, разрешалось только пользоваться тюремной библиотекой. Читал он, конечно, в основном медицинскую литературу. Однажды, увлекшись чтением «Истории хирургии», он положил ногу на ногу и оперся локтем о колено, наблюдавший за ним в дверную щель охранник тут же вошел в камеру, ударил его и отправил в карцер. Все это продолжалось до 1939 года. В июне 1939 года часть врачей, работавших в санитарной части тюрьмы, были мобилизованы, и их решили заменить на заключенных врачей. Так отца привлекли к врачебной практике. Осенью 1939 года всех заключенных вывезли из Соловецкой тюрьмы. После Соловецких островов он прошел лагерную жизнь в Карелии, в Архангельской области, в Воркутинской области. Во время Великой Отечественной войны он работал врачом в городе Медвежьегорске, но постоянно просился, чтобы его отпустили на фронт, но, конечно, его просьба не была удовлетворена. Так он просидел до 1947 года. В 1947 году, через 10 лет его пребывания в тюрьме, он был условно освобожден, при полном понимании, что это ненадолго, и он будет снова арестован. До 1950 года он работал в Киргизии врачом. В 1950 году, через 14 лет после первого ареста и через 4 года после освобождения, он был вторично арестован органами КГБ Киргизской ССР и отправлен в Красноярский край, где после долгих мучений получил назначение врачом в село на Енисее. Через два года ссылки отец был уволен с работы в связи с началом дела врачей в Москве, и в течение трех месяцев ожидал третьего ареста. Потом КГБ Красноярска отправил его на крайний север в Таймырский национальный округ, где он работал до смерти Сталина в 1953 году. В декабре 1954 года отец получил паспорт, и, хотя там стоял значок «39 пункт», он почувствовал себя вольным человеком. Он решился на крайнюю меру, и стал писать письма в ЦК Партии, в руководство КГБ о несправедливом своем заключении. В апреле 1956 года, спустя два месяца после ХХ Съезда Партии, отец был реабилитирован решением Верховного Суда СССР. Ему разрешили с дальнего севера переехать в Киргизию, где он был восстановлен в партии и направлен по его просьбе на работу в Белоруссию в город Минск. В Минске до 1967 года он работал в научно-исследовательском институте санитарной гигиены в качестве врача-научного сотрудника, имел ряд печатных и научных работ. Умер он в Минске в 1978 году.” Сам Борис Львович тоже оставил воспоминания.
