Протокол допроса И.П. Бакаева

 

Копия.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

БАКАЕВА, Ивана Петровича, от 10-11 января 1935 года.

 

ВОПРОС: Назовите основные факты деятельности московского центра зиновьевской организации на всем протяжении его существования?

ОТВЕТ: Я смогу указать действительно только главные факты из деятельности центра, насколько это мне позволяет сделать память. Весь отрезок времени с 1923 г. по 1934 г. был обилен таким количеством событий, действий, в которых мне приходилось принимать участие, что все запомнить невозможно.

Задачей всей нашей работы за рассматриваемый период было постепенно собирать, сохранять старые связи с быв<шими> участниками зиновьевско-троцкистского блока, где бы они ни находились, – вокруг ЗИНОВЬЕВА, – нас, узкой группы людей, проводивших его идеи.

Эту задачу мы осуществляли путем нелегальных встреч и сборищ, путем распространения контрреволюционной по своему характеру информации о деятельности партии, Коминтерна и Совправительства.

Действительные трудности социалистического строительства, мы преувеличивали; важнейшие положительные факты хозяйственной деятельности партии и правительства мы изображали как проявление несостоятельности руководства партии, указывая на тягчайшие последствия, к которым они приведут; исходя этого мы рассчитывали, что нас привлекут к руководству.

Возьмете ли Вы наши обсуждения разногласий внутри ЦК ВКП(б) – тема, которой мы систематически занимались на всем протяжении нашей деятельности, – или другие вопросы, они все были проникнуты этой идеей.

Основание зиновьевской организации заложено на совещании на квартире ЗИНОВЬЕВА, имевшем место буквально на второй день после XV съезда ВКП(б). На этом совещании, насколько я помню, присутствовали помимо ЗИНОВЬЕВА КАМЕНЕВ, ЕВДОКИМОВ, ЛАШЕВИЧ, я – БАКАЕВ, ФЕДОРОВ, ШАРОВ, КУКЛИН, ГЕРТИК, ГЕССЕН, НАУМОВ. Мы подвели итоги съезда, признали, что решения съезда половинчато разрешают постановленные в наших фракционных документах вопросы, приняты под нашим давлением и в результате компромисса между большинством ЦК и группой БУХАРИНА, РЫКОВА и других, что наступают затруднения с хлебом и по ряду других народно-хозяйственных вопросов, что неизбежна дальнейшая борьба внутри партии, необходимо вернуться в партию для участия в борьбе.

Тут же оформился тот состав центра, который с небольшими изменениями существовал до последнего времени. Это – ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ, ЕВДОКИМОВ, я – БАКАЕВ, ФЕДОРОВ, ШАРОВ, КУКЛИН, ГЕРТИК, ЛАШЕВИЧ – до момента смерти, ХАРИТОНОВ – до 1932 г.; позднее участником центра сделался ГОРШЕНИН.

В том же 1928 г. состоялось совещание членов центра на квартире ЗИНОВЬЕВА, на котором нами обсуждалось решение ЦК ВКП(б) о высылке из пределов Союза ТРОЦКОГО. На решение я реагировал требованием, что надо протестовать против высылки, не исключаю, что именно я бросил реплику: “Что же, не ждать нам, пока людей начнут вешать”. Остальные присутствовавшие на совещании члены центра: ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ, кажется, ЕВДОКИМОВ, ХАРИТОНОВ высказались против моего предложения, и на этом вопрос был закончен.

Далее следует так называемый Калужский период в работе организации – это конец 1928 г. и, по-видимому, часть 1929 г. К ЗИНОВЬЕВУ и КАМЕНЕВУ, находившимся в Калуге, потянулись быв<шие> оппозиционеры из разных городов и мест; у них побывали я и, кажется, ЗАЛУЦКИЙ; в Москве, куда я приехал из Вятки, где находился на постоянной работе, я встретил БОГДАНА, секретаря ЗИНОВЬЕВА, который меня свел с ЗИНОВЬЕВЫМ, находившимся в тот момент в Москве, и вместе с ним я поехал в Калугу, где нас встречал КАМЕНЕВ. С ЗИНОВЬЕВЫМ и КАМЕНЕВЫМ я имел ряд бесед по текущим политическим вопросам в духе наших обычных нападок на руководство ВКП(б) и правительство, содержание которых мне трудно сейчас припомнить.

По возвращении из Калуги в Москву мне известно, что ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ организовали две семинара: политический и экономический, первый под руководством ЗИНОВЬЕВА, второй – КАМЕНЕВА, на которых обсуждались вопросы партийной политики в обычных для нас выражениях; на семинарах присутствовала только наша публика и преследовали они цель не допустить отрыва от политики наших единомышленников; знаю, что эти семинары просуществовали недолго.

В 1929 г. состоялись похороны ЛАШЕВИЧА в гор. Ленинграде; небольшая группа – ЗИНОВЬЕВ, ЕВДОКИМОВ, я – БАКАЕВ, КУКЛИН и еще кто-то из наших товарищей, не помню, кто именно, получили разрешение ЦК ВКП(б) на поездку в Ленинград и участие в похоронах. ЗИНОВЬЕВ мне рассказывал, что он использовал эту поездку в Ленинград для встречи с целым рядом единомышленников; на квартире ШАРОВА он провел совещание с остававшейся ему верной молодежью; кроме того, он беседовал с рядом других лиц.

1928 г. и значительную часть 1929 г. я проживал, как я показывал, в Вятке. Нередко по предупреждению товарищей я приходил на вокзал и встречал проезжавших через Вятку на Урал, Сибирь, ДВК отдельных участников организации; встречал обычно с КОСТИНОЙ. Когда ЛАШЕВИЧ направлялся в Харбин на работу, он меня предупредил по телеграфу, чтобы я его встречал на вокзале. От ЛАШЕВИЧА я получил информацию по ряду политических вопросов в нашем специфическом освещении. Таким же путем я встретил РОЦКАНА, который направлялся в Хабаровск, а также ряд других товарищей. В этот период я вел переписку с рядом политических друзей; писал КОРШУНОВУ, переписывался с РОЦКАНОМ, ЕВДОКИМОВЫМ, который был тогда в Ульяновске, писал ПЕКАРЬ-ОРЛОВУ в Новосибирск, а также ЗИНОВЬЕВУ.

В Москву я наезжал один раз в 2 месяца; обычно останавливался на квартире ГЕРТИКА, ходил к ЗИНОВЬЕВУ, КУКЛИНУ, ШАРОВУ и к другим товарищам; получал от них формацию о положении в стране, в партии, в Коминтерне, обсуждая вместе с ними политику партии.

К этому периоду относятся переговоры участников центра с различными антипартийными группировками в целях сотрудничества в борьбе с партией, а, следовательно, и с Соввластью.

Первая встреча с правыми – состоялась в 1928 году; в ней участвовали КАМЕНЕВ и БУХАРИН; состоялась на квартире БУХАРИНА, БУХАРИН рассказал КАМЕНЕВУ о разногласиях внутри Политбюро, резко отозвался по адресу СТАЛИНА; явно искал у КАМЕНЕВА сочувствия. Об этом разговоре КАМЕНЕВА с БУХАРИНЫМ мне рассказал ЗИНОВЬЕВ в одну из встреч в Москве, более подробно рассказал КАМЕНЕВ в Калуге, когда я туда приехал. КАМЕНЕВ сказал мне, что с правыми надо поддерживать связи в целях получения информации о том, что делается внутри Политбюро; я спросил: “Что, блок предлагает?” КАМЕНЕВ ответил: “Пока о блоке не говорят”.

Вторая встреча с правыми – в том же 1928 г.; была между ЗИНОВЬЕВЫМ и БУХАРИНЫМ; о ней мне рассказал лично ЗИНОВЬЕВ; состоялась на квартире БУХАРИНА; БУХАРИН подробно говорил об увеличивающихся разногласиях внутри ЦК ВКП(б), делал острые выпады против СТАЛИНА, говорил, что он отстранен от работы в ИККИ, что у группы ЗИНОВЬЕВА сейчас более благоприятное положение, чем у БУХАРИНА и его единомышленников, которых де прорабатывают нещадно. ЗИНОВЬЕВ отвечал БУХАРИНУ в сочувственных выражениях.

Я спросил ЗИНОВЬЕВА, не идет ли речь о блоке; он ответил отрицанием и сказал, что “им, видимо, настолько тяжело, что ищут, кому бы выложить настроения, нас они считают битыми и уверены, что эти разговоры не станут известными партии”; ЗИНОВЬЕВ подтвердил, что с правыми надо поддерживать связи для информации.

Третья встреча с правыми – в 1929 году, состоялась на даче ТОМСКОГО или ШМИДТА в Москве; участвовали в ней КАМЕНЕВ и ТОМСКИЙ, и, кажется, ШМИДТ, были ли еще участники, не могу сейчас сказать – не помню; информацию об этой встрече имею от ЗИНОВЬЕВА. ТОМСКИЙ жаловался на партруководство, на СТАЛИНА, говорил, что отношения у них с большинством ЦК крайне обострились, что дело идет к открытой развязке. Ответа КАМЕНЕВА ТОМСКОМУ я сейчас не помню, предполагаю, что он был дан в тех же сочувственных выражениях, как и выше. Резюме ЗИНОВЬЕВА, сделанное по поводу встречи, было такое: “Нашей группе придется сыграть значительную роль в этом конфликте”.

Четвертая встреча с правыми – произошла в том же 1929 году в Сочи, присутствовали ЗИНОВЬЕВ, ТОМСКИЙ и ФЕДОРОВ Григорий; узнал я об этой встрече от ФЕДОРОВА, после чего обратился за подтверждением к ЗИНОВЬЕВУ. ЗИНОВЬЕВ рассказал, что в Сочи он и ФЕДОРОВ встречались с ТОМСКИМ, что ТОМСКИЙ указывал на тяжелое положение правых, выражал сочувствие ЗИНОВЬЕВУ и его группе и говорил, что положение не может улучшиться без изменения соотношения сил внутри Центрального Комитета, что правые решили начать открытую борьбу со СТАЛИНЫМ и его сторонниками, что ЗИНОВЬЕВ и его группа должны поддерживать правых, если хотят еще участвовать в политической жизни страны. ЗИНОВЬЕВ ответил ТОМСКОМУ, что ответа не может дать без того, чтобы предварительно не посоветоваться с товарищами.

ЗИНОВЬЕВ мне сказал, что я приехал кстати и что надо обсудить предложение ТОМСКОГО. Совещание состоялось на квартире ЗИНОВЬЕВА, присутствовали, насколько помнится, кроме ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА – ФЕДОРОВ, ЕВДОКИМОВ, КУКЛИН, ШАРОВ, ГЕССЕН, я – БАКАЕВ. Информацию сделал ФЕДОРОВ, дополнил его ЗИНОВЬЕВ. Было решено предложение ТОМСКОГО отвергнуть. ЗИНОВЬЕВ и КАМЕНЕВ держали себя неопределенно; ЗИНОВЬЕВ приводил соображения в пользу блока и соображения против и воздержался от высказывания своей точки зрения. У меня осталось впечатление, что наши вожди не были удовлетворены решением совещания. Под конец совещания ЗИНОВЬЕВ сказал: “Пусть они передерутся между собою, а там видно будет”. Мне помнится, что наше решение должен был передать ТОМСКОМУ – Григорий ФЕДОРОВ.

ВОПРОС: Передавали ли Вы о переговорах с правыми кому-либо из Ваших единомышленников, кроме лиц, участвовавших в совещании?

ОТВЕТ: КОСТИНОЙ Анне я передавал о первой встрече с правыми и о последней встрече. Что касается того, говорил ли я еще кому-либо – не могу сейчас вспомнить.

Совершенно очевидно, что все эти встречи и переговоры с правыми нельзя объяснить иначе, как полнейшей беспринципностью нашей группы и постоянной готовностью вождей торговать своими идеями, лишь бы добиться руководящего положения в партии.

В период оппозиции и позднее мы всегда кичились тем, что являемся непримиримыми борцами против правых и что мы деремся за чистоту ленинских принципов, прежде всего, по этому пункту.

На деле получилась обратная картина, мы фактически толкали правых на борьбу с партией и тем самым поддерживали их идеи капиталистической реставрации во имя осуществления наших планов.

Продолжением этой глубоко беспринципной попытки сотрудничества с антипартийными группировками являются переговоры, которые вел в 1931-1932 г. ЕВДОКИМОВ с леваком Лазарем ШАЦКИНЫМ; переговоры состоялись в Москве в гостинице “Париж”, где оба проживали; информацию об этом я получил от ЕВДОКИМОВА. Л. ШАЦКИН в беседе с ЕВДОКИМОВЫМ по политическим вопросам резко антипартийно высказался по поводу политики партии; ЕВДОКИМОВ отвечал ему в тех же выражениях и не скрывал от него свое политическое лицо и то, к какой группе он принадлежит; от ЕВДОКИМОВА я знаю, что ШАЦКИН в этих переговорах говорил от имени леваков.

ШАЦКИН предложил установить взаимный обмен информацией. Об этом предложении ЕВДОКИМОВ в моем присутствии сообщил ЗИНОВЬЕВУ, который одобрил действия ЕВДОКИМОВА и поручил ему поддерживать связи с ШАЦКИНЫМ.

В 1932 году, находясь в Гаграх, КАМЕНЕВ также вел переговоры с леваками: с Л. ШАЦКИНЫМ и ЛОМИНАДЗЕ, о чем я знаю со слов КАМЕНЕВА. Содержание разговора я сейчас не помню, знаю, что он был антипартийного характера. КАМЕНЕВ мне передал, что условился об обмене информацией с леваками, что он это считает правильным и необходимым; совершенно очевидно, что предложением об обмене информацией по существу дела вуалировалось предложение о блоке.

ЗИНОВЬЕВУ помимо этих источников были хорошо известны политические настроения ЛОМИНАДЗЕ; ЗИНОВЬЕВ мне рассказывал, что от СТЭНА ему известно об антипартийных настроениях ЛОМИНАДЗЕ, что посланий не согласен с рядом важнейших решений партии по вопросам внутренней политики.

В 1932 году ЕВДОКИМОВ сообщил мне о встрече со СМИРНОВЫМ И.Н., о разговоре с ним антипартийного характера; ЕВДОКИМОВ сказал, что предполагает, что троцкисты ищут сближения с зиновьевцами, и что СМИРНОВ предложил ему встретиться с МРАЧКОВСКИМ.

Эта встреча состоялась в день отъезда МРАЧКОВСКОГО из Москвы на вокзале в вагоне, но разговор не состоялся, то ли потому, что МРАЧКОВСКИЙ не хотел его начать, то ли потому, что в вагоне было много неизвестного ЕВДОКИМОВУ народа.

Мне известна еще одна попытка установления связей нашей группой с антипартийными группировками. Я имею в виду переговоры ЗИНОВЬЕВА со СТЭНОМ и получение от него так называемой рютинской платформы; эти переговоры со стороны ЗИНОВЬЕВА носили характер прощупывания и получения информации об антипартийном, по существу, к.-р. формировании. Разумеется, что переговоры со СТЭНОМ не были случайностью, ибо они целиком вытекали из нашей практики поисков связей с антипартийными группами.

Что означают все эти попытки блоков, установления связей, обмена информациями с разношерстными антипартийными и контрреволюционными группами на протяжении свыше четырех лет?

Все это решительнее, чем какое-либо другое доказательство, свидетельствует о неслыханной беспринципности нашей группы и о величайшей глубине падения нас, руководителей зиновьевской организации.

Я хочу вернуться несколько назад, чтобы продолжить изложение на поставленный мне в начале протокола вопрос.

Годы 1929-1930-1931 наша группа жила активной политической жизнью, обсуждая в духе, враждебном партии, возникавшие вопросы внутренней и внешней политики.

Я систематически бывал у ЗИНОВЬЕВА на квартире; постоянно у него бывали: ЕВДОКИМОВ, ШАРОВ, ХАРИТОНОВ, КУКЛИН, ГЕРТИК, ФЕДОРОВ Гр<игорий>, ГОРШЕНИН, иногда бывал в нашем присутствии некий ГРИНБЕРГ, который снабжал ЗИНОВЬЕВА разнообразной литературой, он одно время был секретарем не то у ЗИНОВЬЕВА, не то у КАМЕНЕВА.

Я участвовал в встрече нового года 1930 или 1931 г. на квартире КАМЕНЕВА, в Москве находился по командировке из Вятки. Было много всякого народа, преимущественно наши единомышленников; встреча носила специфический характер, правда, политических речей и высказываний не было, ограничивались намеками по адресу ЦК. КАМЕНЕВ провозгласил тост “за лучшие времена”; встреча преследовала цель – теснее сблизить наши кадры, сплотить их вокруг старых знамен. Ничего более определенного от этой встречи в памяти у меня не осталось; деньги для ее проведения были даны КАМЕНЕВЫМ и ЗИНОВЬЕВЫМ; присутствовали помимо ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА, ЕВДОКИМОВ, ШАРОВ, КУКЛИН, ГЕРТИК, ГОРШЕНИН, я – БАКАЕВ и ряд других лиц.

С мая 1931 г. я живу непрерывно в Москве; переезд в Москву содействовал установлению еще более тесных связей между мною и товарищами и по организации. Я могу назвать ряд участников нашей организации по 1928, 1929, 1930 г.г. К их числу принадлежат: НАЛИВАЙКО Фома, АЛЕКСАНДРОВ Александр, он активный комсомолец, работал в последнее время в Леноблснабе, РУТЕНБУРГ, он директор Ленинградского отделения Теплотехнического Ин<ститу>та, – в свое время был активным оппозиционером; ЛЕВИН Михаил, он был связан с ГЕРТИКОМ; МУШТАКОВ Андрей, бывал у ЗИНОВЬЕВА и ЕВДОКИМОВА; ЦВИБАК, как зовут – не помню, был преподавателем по общественным неукам в Ленинграде; близок к ЕВДОКИМОВУ, ГЕРТИКУ, КУКЛИНУ; ЦВИБАК – человек с крепкими антипартийными настроениями; ЯКОВЛЕВ Моисей; РУСАНОВ, Иван Михайлович. В 1928, 1929 г.г. и позднее к организации принадлежал ШЛЯХОВ, нач<альник> ленинградского отделения Гидроэлектропроект, старый крепкий зиновьевец, бывал у ЗИНОВЬЕВА вместе с РЭМОМ.

Вспоминаю замечание ЗИНОВЬЕВА не то в 1931 г., не то в 1932 г. в связи с опубликованием в газетах о ряде перемещений в правительстве. ЗИНОВЬЕВ сказал: “Если бы мы были у власти, работал бы я в Коминтерне, Лев Борисович – в Совнаркоме, Александр Сергеевич (КУКЛИН) был бы нашим ШВЕРНИКОМ, а Вы, Иван Петрович, были бы нашим ГПУ или ЦКК”.

Хотя эти слова ЗИНОВЬЕВ произнес со смешком, было ясно, что они им сказаны неспроста: они указывали нам, его единомышленникам, какие ожидают нас перспективы, а, с другой стороны, – свидетельствовали о том, какие планы им вынашивались.

Как известно, XVII партконференция вынесла решение о подъеме материального положения трудящихся в 2-3 раза. Со слов ГОРШЕНИНА мне известно, как ЗИНОВЬЕВ оценивал это решение: он считал его неосуществимым и демагогичным.

В 1932 г. ЗИНОВЬЕВ имел со много разговор о подаче заявления в ЦК от имени группы по вопросу о трудностях, переживавшихся страной. Оценивая положение дел в стране, ЗИНОВЬЕВ указывал на особое неблагополучие с ходом хлебозаготовок и с рабочим снабжением, что партия не имеет правильной информации о действительном положении вещей.

ЗИНОВЬЕВ сказал: “Я тут переговорил кое с кем из товарищей, предлагают обратиться с письмом в ЦК с просьбой дать партии обстоятельную информацию”. Я не согласился с ЗИНОВЬЕВЫМ, указав, что партийные круги знают о положении и что подача заявления от лица нашей группы будет принята как групповое выступление; на этом эпизод с подачей заявления закончился.

 

Записано с моих слов правильно, много прочитано –

 

БАКАЕВ.

 

ДОПРОСИЛ:

 

Пом. Нач. ЭКО ГУГБ НКВД СССР – ДМИТРИЕВ.

 

Верно: Подпись

 

Верно: Хватов

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 134, Л. 5-15.