ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
обвиняемого КОВАЛЕНКО, Ивана Емельяновича
от 31-го октября 1936 года
Вопрос: На допросе 28/Х-З6 года вы показали, что в ночь на 23-е сентября 1936 года во 2-ом районе шахты “Центральная” Кемеровского рудника фашистской, диверсионной группой, участником которой вы являлись, был организован взрыв гремучего газа, повлекший за собой гибель 9 рабочих и тяжелое ранение 15 рабочих.
Дайте следствию детальные показания, как был подготовлен и осуществлен этот взрыв.
Ответ: Я уже показывал, что взрыв 23-го сентября был подготовлен целой системой подрывных актов, проведенных участниками к.-р. фашистской, диверсионной организации – АНДРЕЕВЫМ, ЛЯШЕНКО, ЛЕОНЕНКО и мной, КОВАЛЕНКО. Решающие подрывные акты, вызвавшие катастрофу с большими человеческими жертвами, нами были проведены в вентиляционном хозяйстве, которое мы систематически разрушали.
На участке, где произошел взрыв, особо газоопасном, мы создали ряд мешков (тупиков) для концентрации в них газа, дезорганизовали естественную и ослабляли искусственную вентиляцию. И в эти явно опасные для жизни забои посылали рабочих.
Вопрос: Какие конкретно подрывные акты проведены вашей к.-р. фашистской группой в вентиляционном хозяйстве?
Ответ: В последних числах августа м<еся>ца с<его> г<ода> я дал задание ЛЕОНЕНКО составить схему окончания подготовки к выемке Северного крыла Кемеровского пласта. Я передал ЛЕОНЕНКО задание ПЕШЕХОНОВА: “При нарезке этого участка не заканчивать весь цикл горных работ, а оставлять не пройденными тупики”, которые, создавая тяжелейшие условия для работ, в итоге дезорганизуют работу всей шахты.
ЛЕОНЕНКО была составлена схема горных работ, по которой на участке Северного крыла Кемеровского пласта создавалось большое количество тупиков (точно количество не помню). Передавая мне схему, ЛЕОНЕНКО заявил, что оставлением отдельных тупиков мы не достигнем большого эффекта в подрывной работе, и что поэтому он наметил сеть тупиков по всему простиранию этого крыла пласта. ЛЕОНЕНКО мне заявил, что схема согласована с ПЕШЕХОНОВЫМ, который подтвердил ему задание создать сеть тупиков.
Я согласился со схемой ЛЕОНЕНКО и показал ее АНДРЕЕВУ, обратив его внимание на большое количество тупиков. Я и ЛЕОНЕНКО передали АНДРЕЕВУ, что все это сделано по заданию ПЕШЕХОНОВА. АНДРЕЕВ заявил: “Я знаю об этих заданиях ПЕШЕХОНОВА. Если нам удастся полностью провести эти мероприятия, шахта нас здорово почувствует. Нам только нужно договориться, как прикрыть свою работу и чем объяснить перед руководством и общественностью такой порядок работ”.
Вопрос: Как Вы решили прикрывать эту подрывную работу?
Ответ: Я договорился с АНДРЕЕВЫМ, что работы по нарезке участка мы поведем встречными забоями. Это создаст видимость форсированной работы и в то же время даст нам возможность в разных местах создать тупики. В случае каких-либо осложнений мы докажем, что работали по плану, а прекращение нарезных работ и оставление тупиков объясним стремлением использовать эту рабочую силу на очистных работах и повысить добычу угля.
Это решение, принятое мной и АНДРЕЕВЫМ, я передал ЛЕОНЕНКО, а позднее и ЛЯШЕНКО.
Вопрос: Какие последствия вызвала ваша подрывная работа по созданию тупиков?
Ответ: Если посмотреть на план горных работ по Северному крылу Кемеровского пласта, будет совершенно ясным, как созданная нами сеть тупиков дезорганизовала систему вентиляции. Тупики, концентрировавшие в себе газ, стали очагами для отравлений рабочих и взрывов.
Разбросанность же этих тупиков лишала возможность работников шахты знать угрожающее положение на шахте и предотвращать опасность.
Вопрос: Продолжайте ваши показания.
Ответ: Участником к.-р. фашистской организации ЛЯШЕНКО была дезорганизована система естественной вентиляции. Перемычки в печах, обеспечивающие поступление свежего воздуха по определенному каналу, во многих местах были разрушены, а в 29-й и 30-й печах перемычек вовсе не было. Этим было достигнуто, что поступающий с поверхности воздух по основному штреку доходил до 29-й и 30-й печей и через первый параллельный штрек возвращался обратно. Таким образом, на участок до 34-й печи, где производились работы, свежий воздух не поступал, и там свободно происходила концентрация газа.
Вопрос: У вас был разговор с ЛЯШЕНКО об этих подрывных актах?
Ответ: Да, был. В начале сентября я говорил ЛЯШЕНКО, что по заданию ПЕШЕХОНОВА мы так ведем горные работы, что на участке будет создан ряд тупиков, и чтобы он это имел в виду в случае, если по этому поводу возникнут недовольства или другие отрицательные разговоры. ЛЯШЕНКО заявил: “Газ любит тупики. А я их посажу с воздухом на голодный паек. Воздух у меня будет циркулировать в передней части участка, а в забои пусть носят с собою в мешках воздух. Насчет недовольств не беспокойся. Мы им всегда очки вотрем. Объясним, что перемычек нет, потому что по печам надо уголь выдавать. А кто посмеет возражать, тому скажем, что он агитирует за снижение добычи угля”.
Вопрос: Вы показываете, что созданием большого количества тупиков, разрушением и отсутствием перемычек вами было прекращено поступление воздуха с поверхности на участок к сбросу пласта от 30 печи и созданы условия для загазования этого участка. Правильно?
Ответ: Правильно.
Вопрос: Начальник главной горно-спасательной инспекции Наркомтяжпрома ГРИНДЛЕР в своем заключении по взрыву на шахте 23-го сентября как на одну из причин взрыва указал:
“…Неправильность выемки угля определяется наличием огромного количества глухих забоев в очистных и подготовительных работах (14 тупиков на расстоянии 250 мт. по простиранию пласта), представляющих чрезвычайное затруднение в части установления нормального проветривания даже при особо тщательном надзоре за таковыми… Указанное отношение к выемке угля в чрезвычайно опасном по количеству газа районе и недопустимое игнорирование правил проветривания газовых рудников создавали условия при которых взрыв газа является не случайностью, а результатом технического руководства на шахте”.
Это правильное заключение?
Ответ: Заключение ГРИНДЛЕРА абсолютно правильно и технически совершенно исчерпывающе. Выше я сам показал, что именно этими нашими подрывными актами шахта была приведена к тяжелой катастрофе.
Вопрос: Какие еще подрывные акты вами проведены в естественной вентиляции шахты, которыми создавались условия для взрыва?
Ответ: Мной и ЛЕОНЕНКО не был закончен проходкой второй параллельный штрек между 31-й и 32-й печами и в то же время были начаты очистные работы. Этим было достигнуто, что забой, в котором производилась выемка угля, не омывался воздухом, и там концентрировался гремучий газ. Кроме того, при несчастном случае занятые в забое рабочие были лишены запасного выхода.
Вопрос: Из ваших показаний следует, что, направляя рабочих в загазованный забой и лишенного запасного выхода [1], вы заведомо посылали их на гибель. Разве эти ваши явные подрывные акты не вызывали протестов со стороны других работников шахты?
Ответ: Горно-техническая инспекция установила этот факт и сделала нам предписание. Рабочие шахты обращались к ЛЯШЕНКО и ЛЕОНЕНКО с протестами и требовали создания нормальных условий для работы.
Вопрос: Какое предписание сделала Вам горно-техническая инспекция?
Ответ: Горно-техническая инспекция категорически предложила нам прекратить выемку угля в этом забое, пока не будет пройден параллельный штрек между печами, в противном случае мы будем отданы под суд.
Вопрос: Несмотря на это вы все же не прекращали там выемки угля?
Ответ: Нет, не прекращали. Я вынужден признать, что несмотря на предписание горно-технической инспекции и протесты рабочих мы настойчиво проводили свои подрывные акты, не гнушаясь этих наглых форм. Мы спекулировали на сознании и чувствах рабочих, зная, что в интересах добычи угля они будут работать и в опасных условиях.
Вопрос: Как вы договорились с ЛЕОНЕНКО не выполнять предписания горно-технической инспекции?
Ответ: Предписание горно-технической инспекции было сделано непосредственно ЛЕОНЕНКО как начальнику 2-го участка. Получив это предписание, ЛЕОНЕНКО сообщил об этом мне. ЛЕОНЕНКО заявил: “Выполнять предписание не будем, в случае чего объясним, что прекращать добычу угля нельзя. Так скажем и рабочим”. Кроме того, ЛЕОНЕНКО сказал, что мы можем объяснить неисполнение предписания и формальными соображениями, а именно – предписания о прекращении очистных работ должны делаться главному инженеру рудника, а не начальнику участка. Поскольку это не было сделано, мы решили в необходимом случае сослаться и на это обстоятельство.
Вопрос: АНДРЕЕВ был информирован об этом?
Ответ: Да, был. Я лично сообщил АНДРЕЕВУ о предписании горно-технической инспекции и о моем разговоре с ЛЕОНЕНКО по этому поводу.
Вопрос: Как реагировал АНДРЕЕВ на Ваше решение?
Ответ: АНДРЕЕВ согласился с нами и заявил: “Формально мы будем правы, бояться нечего”.
Вопрос: Дайте показания, какие подрывные акты вами были проведены в искусственной вентиляции на участке, где был организован взрыв?
Ответ: Дезорганизация и безэффективность работы сети вентиляции на этом участке в значительной мере была предопределена подрывной работой в естественной вентиляции. Кроме того, нами были проведены подрывные акты и непосредственно в искусственной вентиляции.
Вот как это было сделано:
Разрушением перемычек в печах нами был прекращен доступ воздуха с поверхности к печам, где производились очистные работы и где были установлены вентиляторы. Прекращение поступления свежего воздуха привело к тому, что вентиляторы, предназначенные для проветривания забоев свежим воздухом, всасывали и подавали в забой не свежий воздух, а застойный шахтовый воздух, насыщенный газом. Таким образом получалось, что вентиляторы вместо разряжения газа в забоях подавали воздух, насыщенный газом, и в забоях происходила активная концентрация газа.
Кроме того, в районе печей максимальной концентрации газа были установлены маломощные вентиляторы “Шлотер”, а находившийся там мощный вентилятор “Сирокко-5” был ЛЕОНЕНКО заменен менее мощным “Сирокко-3”.
Трубы, по которым подавался воздух от вентиляторов в забои, не промазывались, и попадавшая в вентилятор незначительная часть свежего воздуха по этим щелям в трубах просасывалась наружу, не доходя до забоев.
Вопрос: Следствию известно, что в то время, когда в забоях происходила концентрация газа в размерах опасных для взрыва, мощный вентилятор был заменен менее мощным, чтобы усилить насыщение газом этого района и ускорить взрыв.
Вы признаете это?
Ответ: Да, я признаю это. Мне было известно, что в дни перед взрывом участок был насыщен газом до 6% – процент, при котором неизбежен взрыв. Это же было хорошо известно ЛЕОНЕНКО и ЛЯШЕНКО. Несмотря на это по инициативе ЛЕОНЕНКО был снят мощный вентилятор “Сирокко-5” и заменен менее мощным “Сирокко-3”.
Когда ЛЕОНЕНКО мне сообщил, что им заменен вентилятор “Сирокко-5” вентилятором “Сирокко-3”, я обратил его внимание, что мы неизбежно станем перед катастрофой и что поскольку установлено большое количество газа, снимать вентилятор небезопасно для нас самих, так как нас могут посадить. ЛЕОНЕНКО ответил: “Наличие газа ЛЯШЕНКО скроет, и причин взрыва никто знать не будет”.
Вопрос: После того, как произошел взрыв, какие вами были приняты меры, чтобы скрыть следы ваших преступлений?
Ответ: Мы не успели ничего сделать, так как на второй день после взрыва мы были арестованы. [2]
Записано с моих слов правильно, мною лично прочитано –
КОВАЛЕНКО
ДОПРОСИЛИ:
Пом. Нач. ЭКО ГУГБ УНКВД ЗСК –
Мл. Лейтенант Гос. Безопасности – ГОЛУБЧИК
Нач. 3-го Отд. ЭКО –
Лейтенант Государтв. Безопасности – КУЗНЕЦОВ
Верно:
Секретарь ЭКО ГУГБ НКВД СССР
Ст. Лейтенант Гос. Безопасности Фельдман (ФЕЛЬДМАН)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 254, Л. 123-131.
[1] Так в тексте.
[2] В книге С. Папкова “Обыкновеный террор. Политика сталинизма в Сибири” (М. Росспэн, 2012 г.) со ссылкой на Архив УФСБ по Кемеровской области цитируется заявление И.Е. Коваленко наркому юстиции СССР, написанное им уже после Кемеровского процесса: “Я был поражен той обстановкой, в которой я очутился на следствии, не говоря уже о том ужасном, ничем не обоснованном обвинении, которое мне предъявили… С первого же дня допроса на меня обрушились потоки незаслуженных оскорблений, угроз как по моему, так и по адресу моих родителей (немедленное выселение их из квартиры без предупреждения). Все мои правдивые показания отвергались, как ложные и о них даже не желали слушать, требуя категорически признать себя контрреволюционером. Мне показывали показания других обвиняемых нашего дела (явно для меня клеветнические и неправдивые), как образец чистосердечного признания… Меня предупредили, что упорства мои бесполезны и все равно я буду осужден за вредительство с худшими для меня последствиями, чем у остальных “сознавшихся” обвиняемых, так как судить будет суд в составе, как выразился следователь, “наших же работников”. Не обладая достаточно крепкой нервной системой, принимая слова следователя за чистую монету, я пришел в состояние полной демора-лизованности и отсутствия воли… и был вынужден подчиниться всем требованиям следователя. Я признал себя участником не существовавшей в действительности контрреволюционной организации, стал клеветать на себя, подтверждать клевету других, извращать факты… Мне трудно было все это выдумывать, кое-как сочинял, но все это записывалось, как чистосердечное признание. В дальнейшем мне помогли – мне оставалось лишь подписать готовые протоколы, заверить их и подтвердить все это на суде, что я сделал со всей добросовестностью… Мог ли я отказаться от своих показаний на суде? Такая мысль у меня появилась, но я не осмелился этого сделать. Видя с очевидностью пристрастность ведения следствия, когда такие лица, как вентиляционный десятник (который, кстати говоря, тоже был арестован) и запальщик, по вине которого произошел сам взрыв, не были не только привлечены к ответственности, но даже не были допущены в качестве свидетелей… Видя, как остальные подтверждали явно неправдивые показания, я пошел по тому же пути, всецело ориентируясь на прокурора, стараясь ни в чем ему не перечить и подтверждать все его обвинения, вплоть до признания себя убийцей невинных людей”. В этой же книге приводится наиболее полное на данный момент описание Кемеровского процесса с использованием документов из Архива УФСБ по Кемеровской области.
