ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ГАВРИКОВА Ивана Демьяновича от 2/III-1935 г.
ГАВРИКОВ И.Д., 35 лет, член ВКП(б) с 1919 г. Имел три партийных взыскания: строгий выговор в 1927 г., на вид в 1932 г. и на вид в 1933 г. Из крестьян, родился в деревне Быково, быв<шего> Дорогобужского уезда, Зап<адной> области. В Красной Армии с 1918 г. В 1923 г. окончил школу ВЦИК. До ареста нач<альник> химической службы 2-го полка Моск<овской> Пролетарской стрелковой дивизии.
ВОПРОС: При допросе 6/II [1] Вы показали, что в процессе к.-р. разговоров, которые Вы вели с СИНЕЛОБОВЫМ, он сообщил Вам об обсуждении группой работников кремлевской комендатуры так называемого “завещания ЛЕНИНА”. Расскажите, на какой почве возник у Вас вопрос о “завещании ЛЕНИНА”?
ОТВЕТ: Этот вопрос возник у нас во время XVII съезда партии, когда на квартире у СИНЕЛОБОВА в доме правительства он рассказывал мне о выступлении на съезде быв<ших> лидеров оппозиции – КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА. Я выразил сожаление по поводу того, что КАМЕНЕВ и ЗИНОВЬЕВ, являвшиеся в прошлом на протяжении ряда лет членами ЦК ВКП(б) и ближайшими помощниками ЛЕНИНА, вынужденно находятся сейчас не у дел, имея все данные к тому, чтобы находиться в составе партийного руководства. СИНЕЛОБОВ, согласившись с моей оценкой роли КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА, рассказал мне, что недавно пом<ощник> коменданта Кремля ДОРОШИН давал ему читать “завещание” ЛЕНИНА. Передавая мне содержание этого “завещания”, СИНЕЛОБОВ трактовал его в троцкистском духе, отзываясь клеветнически о тов. СТАЛИНЕ. В этой клевете СИНЕЛОБОВ находил подтверждение нашей общей оценке роли КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА.
ВОПРОС: Из Вашего ответа на предыдущий вопрос явствует, что Вы считали необходимым возвращение КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА в состав партийного руководства?
ОТВЕТ: Я считал, что КАМЕНЕВ и ЗИНОВЬЕВ изжили полностью свои прошлые разногласия с партией и своим выступлением на XVII съезде еще раз подтвердили это с полной искренностью. Отсюда я делал вывод, что оба они достойны возвращения в состав партийного руководства.
ВОПРОС: Каково было Ваше отношение к троцкистско-зиновьевской оппозиции в период между XIV и XV съездами партии?
ОТВЕТ: На всех партийных собраниях я выступал в защиту генеральной линии партии. На самом деле у меня твердых взглядов на роль оппозиции в то время не было. Наоборот, периодами у меня возникали сомнения по поводу тех организационных мероприятий, которые партия применяла в отношении оппозиции. Эти свои сомнения я таил в себе, не стремясь разрешить их в беседах с более развитыми товарищами.
ВОПРОС: Рассказывали ли Вы о своих сомнениях на чистке партии в 1929 и 1933 г.г.?
ОТВЕТ: Меня об этом никто не спрашивал, а сам я предпочитал об этом умалчивать.
ВОПРОС: Выходит, что Вы не только умалчивали, но прямо скрывали от партии наличие у Вас в прошлом сомнений по ряду важнейших вопросов глубоко принципиального характера?
ОТВЕТ: Да, это действительно так и было.
ВОПРОС: Показаниями СИНЕЛОБОВА устанавливается, что Вы совместно с ним вели гнусные клеветнические беседы по поводу внутрипартийного режима. Подтверждаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Подтверждаю, что разговоры по этому поводу между мною и СИНЕЛОБОВЫМ действительно велись. Точного содержания этих разговоров я не помню.
ВОПРОС: С кем еще кроме СИНЕЛОБОВА Вы беседовали по вопросам внутрипартийного режима и о роли КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА в партии?
ОТВЕТ: Кроме СИНЕЛОБОВА я откровенных разговоров по этим вопросам больше ни с кем не вел, считая это опасным. С СИНЕЛОБОВЫМ я поддерживал самые близкие и дружеские отношения. Мы полностью друг другу доверяли, будучи уверенными, что один другого не подведет. В отдельных случаях, когда СИНЕЛОБОВ рассказывал мне что-либо о жизни ответственных работников или передавал то или иное клеветническое измышление, он предупреждал о необходимости сохранить это в секрете и никому не рассказывать.
ВОПРОС: Какие разговоры велись между Вами и СИНЕЛОБОВЫМ по вопросу о колхозном строительстве?
ОТВЕТ: В 1931 г. я ездил в Новоторжский район Моск<овской> области для проведения учета свободной рабочей силы в колхозах. Из этой поездки на основе личных наблюдений и разговоров с местными жителями у меня создалось убеждение, что политика коллективизации терпит крах, что колхозы разваливаются, а крестьянство голодает. Позднее, в 1932 году в Москву приезжали на сезонные работы колхозники из быв<шего> Дорогобужского уезда Смоленской губ<ернии> – мои земляки, останавливавшиеся у меня на один-два дня на квартире.
Эти колхозники также рассказывали о развале колхозов, что население деревень голодает.
Подобные сообщения передавали мне мой дальний родственник – ЕГНАТЕНКОВ ФИЛИПП из дер. Войновщины, и житель дер. Ивановской – ЕВРАСОВ Григорий, останавливавшиеся временно у меня на квартире.
В разговорах с СИНЕЛОБОВЫМ я передавал ему о положении в деревне, и оба мы приходили к выводу, что коллективизация доводит деревню до голода.
ВОПРОС: Таким образом, из Ваших ответов на вопросы следствия устанавливается, что у Вас на протяжении длительного периода времени существовала целая система взглядов, враждебных партии и контрреволюционных по существу. Признаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Да, признаю.
ВОПРОС: Кто еще разделял эти Ваши взгляды?
ОТВЕТ: Мои антипартийные контрреволюционные взгляды полностью разделял СИНЕЛОБОВ, с которым я постоянно общался и вел откровенные разговоры на антипартийные темы.
Антипартийные взгляды у меня лично нарастали постепенно. За последние годы я сильно разложился, много пил и утратил на этой почве силу воли. В феврале 1932 г. я был призван из запаса на службу в Красную армию. Возвращаться на военную службу мне не хотелось, так как, во-первых, я отстал от среднего уровня развития командного состава, а, во-вторых, терял материально от перехода с гражданской службы на военную.
Это еще более усиливало недовольство военной службой.
За редким исключением, каждый выходной день, а иногда и накануне выходных дней, я проводил в обществе СИНЕЛОБОВА за бутылкой водки. Пьянствуя, мы вели откровенные антипартийные беседы, постепенно скатываясь в контрреволюционное болото. У СИНЕЛОБОВА также были демобилизационные настроения, и это еще больше нас сближало. Оба мы отрывались от партийной линии, все более и более замыкались.
Без преувеличения можно сказать, что мы жили двойной жизнью: на службе и в партийной среде выступали сторонниками генеральной линии партии, а оставаясь вдвоем – клеветали на партию и ее руководство. Характер этой клеветы изложен в моих показаниях от 8/II.
ВОПРОС: Укажите, какие цели преследовали Вы, распространяя клевету на партию и ее руководство?
ОТВЕТ: Никаких определенных целей у меня не было.
ВОПРОС: Вы лжете и пытаетесь увильнуть от правдивых ответов на вопросы следователя. Будучи командиром Красной армии, Вы прекрасно понимали, что клевета на партию и ее руководство ведут к подрыву их авторитета. Признаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Да, признаю., что подрывал авторитет партии и ее руководства.
ВОПРОС: Для каких целей Вы это делали?
ОТВЕТ: Признаю, что распространение клеветы против партии и ее руководства отражало мои и СИНЕЛОБОВА настроения.
ВОПРОС: Известна ли вам СИНЕЛОБОВА Клавдия Ивановна?
ОТВЕТ: Да, известна. Она является родной сестрой Алексея СИНЕЛОБОВА, и я знаком с ней на протяжении 5-6 лет.
ВОПРОС: Как часто Вы встречались с СИНЕЛОБОВОЙ?
ОТВЕТ: Я встречал ее почти каждый раз на квартире у ее брата – Алексея СИНЕЛОБОВА.
ВОПРОС: В чем выражалось участие Клавдии СИНЕЛОБОВОЙ в Ваших беседах с Алексеем СИНЕЛОБОВЫМ?
ОТВЕТ: Иногда Клавдия СИНЕЛОБОВА присутствовала при моих с Алексеем СИНЕЛОБОВЫМ беседах на антипартийные темы; большей частью мы беседовали с Алексеем СИНЕЛОБОВЫМ наедине.
ВОПРОС: Арестованная по Вашему делу Клавдия СИНЕЛОБОВА показала, что Вы и Алексей СИНЕЛОБОВ проявляли себя в беседах как законченные белогвардейцы и выражали дикую злобу и ненависть против руководителей правительства. Признаете ли вы это?
ОТВЕТ: Нет, я отрицаю эти показания СИНЕЛОБОВОЙ.
ВОПРОС: А разве распространение Вами клеветы в отношении руководства партии не является лучшим подтверждением Вашей контрреволюционной белогвардейской сущности?
ОТВЕТ: По-моему, это свидетельствует о моем разложении как коммуниста.
ВОПРОС: Вы на предыдущих допросах признались, что являлись двурушником и изменником в рядах партии. Сейчас Вы снова пытаетесь увильнуть от прямых ответов на вопросы следствия. Подтверждаете ли Вы, что питали чувство злобы и ненависти в отношении партийного руководства?
ОТВЕТ: Эти чувства не были мне свойственны.
ВОПРОС: Вам зачитывается выдержка из показаний Алексея СИНЕЛОБОВА от 24 февраля: “ГАВРИКОВ настроен озлобленно, эти настроения носят довольно устойчивый характер”.
Признаете ли Вы, что питали настроения озлобленности?
ОТВЕТ: Нет, это я отрицаю.
ВОПРОС: Вы отрицаете обстоятельства, установленные материалами следствия и показаниями СИНЕЛОБОВА А.И. и СИНЕЛОБОВОЙ К.И., в обществе которых Вы постоянно проводили время. Еще раз предлагается Вам дать искренний ответ по вопросу о Ваших настроениях.
ОТВЕТ: Допускаю, что на основе моих разговоров с СИНЕЛОБОВЫМ о неудовлетворенности моим личным положением и отрицательной оценки политики партии он мог прийти к выводу о наличии у меня озлобленности в отношении партийного руководства.
Записано с моих слов верно, мною прочитано.
И. ГАВРИКОВ.
ДОПРОСИЛИ:
ПОМ. НАЧ. ОО ГУГБ – ГЕНДИН
ЗАМ. НАЧ. 7 ОТД. ОО ГУГБ – ПАССОВ
Верно: Уполн. Уемов
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 107, Л. 241-247.
[1] Речь идет о протоколе допроса от 8 февраля 1935 г.