ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
27/XII-1934 г.
На поставленные мне следствием вопросы дополнительно показываю:
САХОВ, работавший в прокуратуре в Москве, а потом где-то вне Москвы, – очень активный зиновьевец, регулярно и чрезвычайно часто наезжавший в Ленинград и связывавший зиновьевцев в разных местах, развозивший информацию московского центра зиновьевцев. Он весьма ловко использовал свое служебное положение, отстраняя от себя всякую тень подозрения в антипартийной подрывной работе. В Ленинграде он для защиты подозреваемых и привлекаемых зиновьевцев проникал даже в Областную Контрольную Комиссию и, как помнится, встретившись со мною на улице Коминтерна в 1931 году, хвастался, как он ловко адвокатствовал за АБРАМСОНА, тогда привлекавшегося к ответственности как заведующий Жилотделом Ленсовета за грязную махинацию с квартирой. “Понимаете, – говорил он, – никто не знает, что я “бывший”. Я выступал на Обл<астной> КК как представитель центральной прокуратуры”. Когда я усомнился в порядочности такого поступка, он ответил: “Ну как же не защитить АБРАМСОНА против ГРИБОВА, который буквально неистовствует против всех оппозиционеров. <В> Обл<астной> КК я помог не одному АБРАМСОНУ“. Тогда же он рассказал, что чуть не каждый выходной день он ездит в Ленинград, видится “со всеми ребятами” и “делится с ними новостями, получая от них, в свою очередь, свежую информацию”. Позднее, в 1932 и 1933 г.г. я слышал от зиновьевцев, что САХОВ регулярно продолжает свои “наезды” и даже несмотря на болезнь провел свой отпуск в Ленинграде. По всем данным, в организационной антипартийной работе зиновьевской организации САХОВ до последнего времени играл одну из первостепенных ролей. Он хвастался, что он “остался тем, чем всегда был, и прокурорское звание ему не только не мешает, но помогает”. Это – тип отъявленного двурушника до мозга костей, крепко окопавшегося и рассчитывающего на полную безнаказанность при возможности пользоваться всеми удобствами и выгодами официального положения.
СОСИЦКОГО я знал со времен антипартийной борьбы 1926-27 г.г. Когда я приезжал в Ленинград для антипартийной работы, он собирал рабочих с “Красного Выборга”, настаивал на полном разрыве с партией, возмущался, почему разошлись с ТРОЦКИМ, требовал активной антипартийной и антисоветской работы, в том числе активной помощи устройству “волынок” на заводах. Он постоянно общался с Владимиром РУМЯНЦЕВЫМ и Сергеем МАНДЕЛЬШТАМОМ – кажется, в 1931 г. передавал через РУМЯНЦЕВА, что он возмущен, что я “сдрейфил”, что с С. МАНДЕЛЬШТАМОМ ему “куда больше по пути”. Он был все время участником и устроителем вечеринок по рецепту МАНДЕЛЬШТАМА – “водка, бабы, политика”. В Выборгском районе он, несомненно, был одним из руководящих организаторов зиновьевской группировки и всегда имел большое влияние на В. РУМЯНЦЕВА.
К числу активных зиновьевцев, преданных ЗИНОВЬЕВУ и готовых неизменно следовать за ним, нужно отнести Петра СОЛОВЬЕВА, окончившего ИКП и работавшего в Ростове. Во время антипартийной борьбы в 1927 г. он усиленно готовил материалы для платформы оппозиции, для “агитаторов”, для “смычек”. В 1931 г. ГОРДОН мне рассказывал о привлечении его к ответственности парторганизацией Ростова и поминал, что он “все такой же”, то есть верный зиновьевец.
Связь со своим московским центром он, несомненно, поддерживал, и ЗИНОВЬЕВ всегда говорил о нем, что он “подает большие надежды”.
С ТАРТАКОВСКОЙ я встречался только после возвращения из Ачинска в Москве, в половине 1928 г. Она и ее муж, “Женя ТИМОФЕЕВ” (сын покойного КАПЕЛЬЗОНА, старого рабочедельца), были тогда крайне возмущены моим заявлением в ЦКК и приводили троцкистские доводы: “В партии нет внутрипартийной демократии, не вы один в ссылке, даже ЗИНОВЬЕВУ и КАМЕНЕВУ не дают никакой работы” и т.д.
Тогда эта беседа кончилась личным разрывом после заявления ТАРТАКОВСКОЙ: “Несмотря на измену вождей мы пойдем своей дорогой”.
Л. ФАЙВИЛОВИЧА знаю давно как убежденного зиновьевца. Знаю точно, что в 1929-30 г.г. он поддерживал связь со своими “вождями”. Зиновьевцы никогда не говорили о нем как об отошедшим от них, из чего заключаю, что он остался в их рядах и был связан с ними.
МЯСНИКОВ принадлежит к числу особо деятельных зиновьевских организаторов в Ленинграде. В 1925-27 г.г. он отличался сугубо-подчеркнутой верностью всем указаниям Г. ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА при всех спорах, которые происходили внутри зиновьевской организации. В последующее время он был, можно сказать, правой рукой В. ЛЕВИНА, без сговора с которым ничего не делал. КОТОЛЫНОВ, помнится, в 1932 г. говорил, что РУМЯНЦЕВ сильно сблизился с В. ЛЕВИНЫМ и МЯСНИКОВЫМ и что В. ЛЕВИН торжествует по этому случаю, расценивая это как “восстановление единства зиновьевцев в Ленинграде”. Сам КОТОЛЫНОВ, зная мое недружелюбное отношение к ЛЕВИНУ, не говорил о своих отношениях к нему. Со времени распада антипартийной группы “безвожденцев”, после моего возвращения из Ачинска – ЛЕВИН и его ближайший помощник МЯСНИКОВ прилагали все усилия к тому, чтобы прибрать к рукам группу бывших комсомольцев, возглавлявшуюся РУМЯНЦЕВЫМ, и наладить совместно с ней контрреволюционную работу. Полагаю, что первоначальным толчком к этому было то, что основная зиновьевская “политическая”, т.е. контрреволюционная, “информация” шла из Москвы через В. ЛЕВИНА. Вспоминаю, что при посещении меня ТОЛМАЗОВЫМ и СЕРЕДОХИНЫМ в 1933 г. в КИ один из них – кажется, СЕРЕДОХИН, – говорил, что “Володька ЛЕВИН – зиновьевский полпред в Ленинграде”. Кажется, тогда не было упомянуто имя МЯСНИКОВА как его “подручного”.
Написано мною собственноручно – Г. САФАРОВ.
ДОПРОСИЛИ:
ЗАМ НАЧ. СПО ГУГБ НКВД СССР – ЛЮШКОВ
НАЧ. 1 ОТД. СПО ГУГБ НКВД СССР – ПЕТРОВСКИЙ
верно: –
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 126, Л. 35-38.
