Копия
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ПЕРИМОВА, Алексея Викторовича 31/XII-1934 года.
ВОПРОС: Признаете ли Вы себя виновным в том, что Вы вместе с остальными так называемыми правыми зиновьевцами вступили в партию с двурушническими целями? ОТВЕТ: Да, я признаю себя виновным.
Характерным примером двурушнических настроений правых зиновьевцев после XV-го съезда наряду с разговорами о том, как сманеврировать и сохранить кадры, была распространенная в вашей среде поговорка: “фракция распущена – заседание продолжается”.
До XV-го съезда партии и после него, до 1930 г., я был в Ташкенте и, хотя несколько раз бывал за это время в Москве, не могу подробно сказать – чем характерен политически этот отрезок времени для деятельности зиновьевской организации. Знал, что ЗИНОВЬЕВЫМ был написан документ под названием “ЮЗУС”, который мне дал ЗИНОВЬЕВ для прочтения на его же квартире, значительно позднее его составления. Основной смысл этого документа заключался в том, что зиновьевцы были правы и на XIV-м, и на XV-м съездах партии.
ВОПРОС: После возвращения в Москву в 1930 г. Вы все время поддерживали связи только с узким кругом зиновьевцев, о которых дали показания ранее?
ОТВЕТ: Кроме перечисленных ранее лиц я первое время после приезда в Москву встречался с ЕВДОКИМОВЫМ (пока он жил в гост<инице> “Париж”), с БРАВО – был у него один раз, ГЕССЕНОМ, которого видел два раза, ЧЕРНЫМ, который является моим близким личным другом. ЧЕРНЫЙ практически порвал с зиновьевцами сейчас же после XV-го съезда.
ВОПРОС: С кем из зиновьевцев, проживающих в Ленинграде, Вы поддерживали связь?
ОТВЕТ: В Ленинграде в первый мой приезд осенью 1930 г. встречался с Михаилом ЛЕВИНЫМ, с Тимофеем ДМИТРИЕВЫМ, КОРШУНОВЫМ и ночевал одну ночь у МАТОРИНА [1]. Политических разговоров с ними не помню; поручений от зиновьевцев в Ленинград не имел. Второй раз был в Ленинграде летом 1931 г. Виделся только с Михаилом ЛЕВИНЫМ. ЛЕВИН Михаил был троцкистом в 1923 г., а затем зиновьевцем. В разговорах со мной оба раза М. ЛЕВИН в отношении линии партии был лояльным. Поручений от московских зиновьевцев я не имел. Затем я был в Ленинграде летом 1932 года. Заходил к ЦВИБАКУ, откуда вместе с ГЕРТИКОМ попал к Владимиру ЛЕВИНУ. Кроме нас, у ЛЕВИНА были БАШКИРОВ и Гоша ФЕДОРОВ, кажется, студент; ранее я с ним знаком не был. У ЛЕВИНА я быстро опьянел и разговоров не помню. Последний раз был в Ленинграде в сентябре 1934 г. Из зиновьевцев видел Михаила ЛЕВИНА и ЦВИБАКА. С ЛЕВИНЫМ я переговорить не успел, с ЦВИБАКОМ говорил долго, затрагивали политические темы, говорили в лояльных тонах, порицали ЗИНОВЬЕВА за его послесловие к письму Энгельса [2]. Ко мне в Москву приезжал ДМИТРИЕВ Николай сперва из Саратова, а затем из Ленинграда в 32 или в начале 33 года. Точно сейчас не помню сущности политических разговоров с ним, но судя по моему тогдашнему настроению эти разговоры лояльными быть не могли. Других встреч с зиновьевцами, проживающими в Ленинграде, кроме случайной встречи с АНИШЕВЫМ на улице в Москве в мае 1934 г., – у меня не было.
ДОПРОСИЛ:
ПОМ. НАЧ. СПО ГУГБ – РУТКОВСКИЙ.
Верно: А. Светлова
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 126, Л. 164-166.
[1] В тексте ошибочно – “Моторина”.
[2] Речь идет о написанной Г. Зиновьевым редакционной заметке о письме Энгельса Иону Нэдежде (“Большевик”, № 13-14 от 31 июля 1934 г.). Заметка была использована как повод для вывода Г. Зиновьева из редколлегии журнала “Большевик” решением ПБ от 16 августа 1934 г. В решении говорилось: “Написанные т. Зиновьевым комментарии являются выражением троцкистско-меньшевистской установки, которая не признает того нового, что внес Ленин в сокровищницу марксизма”. По сути, решение ПБ явилось отголоском письма, направленного И. Сталиным членам ПБ и членам редколлегии журнала “Большевик” 5 августа 1934 г. Подробнее см. Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг., М. Росспэн, стр. 716.
