ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ШЕСТОВА, Алексея Александровича,
от 7-го сентября 1936 г.
ШЕСТОВ А.А., 1896 г<ода> рождения, уроженец местечка Товарково (Подмосковный угольный бассейн), бывший рабочий, бывш<ий> член ВКП(б) с 1918 по 1936 г., исключен за троцкистскую к.-р. деятельность, был последовательно управляющим Шахтстроя Прокопьевского рудника, Управляющим Анжеро-Судженским рудником и в момент ареста Управляющий Салаирским рудником (Кузбасс).
Вопрос: Вы сегодня при вызове вас на допрос старшим лейтенантом Государственной Безопасности т. НЕВСКИМ вместо дачи конкретных показаний начали предъявлять требования. Не забывайте, что вы подследственный, обязаны подчиняться тюремному режиму и не устраивать обструкций.
Вы обязались дать следствию подробные показания. Вы что, отказываетесь от дачи дальнейших показаний?
Ответ: Я твердо стал на путь откровенных признаний. Я прошу следствие разрешить в протоколе зафиксировать следующее мое заявление.
Я и вам, и следователю НЕВСКОМУ заявил, что порываю раз навсегда со своим преступным прошлым. Хочу дать чистосердечные показания. Но если бы я эти преступления делал один-два месяца, для этого было бы достаточно 2-3 часов, чтобы дать показания. Но ведь я контрреволюционер с 1923 года. Я был приучен забывать факты. Это должно быть понятным для вас. К этому моя голова соответствующим образом в течение ряда лет была приучена.
Когда я стал на путь чистосердечных признаний, ясно, что мне нужно это все было восстановить в памяти. Я полагаю, что мои признания нужны не только мне для морального оправдания. Себя я разоблачил и разоблачаю, но я обязан назвать тех лиц, которых я сам завербовал и к которым имел то или иное отношение. Я знаю, не все поведут себя так, как я, я сам в течение месяца упирался. Найдутся люди, которые будут упираться до гробовой доски.
Вполне понятно, что для меня нужна обстановка, которая позволила бы восстановить в памяти преступное прошлое. Я не прошу пощады, но хочу к заслуженной каре прийти очищенным от мерзкой грязи.
Если я даю показания, я буду подписывать их твердой рукой. Вы видели мои показания на очной ставке с ЛЕОНОВЫМ, они подписаны дрожащей рукой, и подпись не похожа на мою, потому что я подписывал неправду. Я боялся выдать себя, выдать других. Если вы сейчас покажете мне протокол очной ставки, вы вероятно, скажете, что это не моя подпись. Вы видели мою подпись на последующих протоколах, она сделана твердой рукой, потому что я действительно начал давать чистосердечные показания.
Я вел адскую подрывную и террористическую работу и, если у меня хватило силы воли вкладывать револьвер в руки убийц, подготовленных мною для совершения терактов против членов Политбюро и членов правительства, то у меня найдется силы воли посмотреть правде в глаза и рассказать обо всем.
Вопрос: Так почему же вы сегодня не продолжили свои показания?
Ответ: Я не отказывался от показаний. Следователь НЕВСКИЙ может это вам подтвердить.
Я прошу только перевести меня в одиночную камеру. Мне трудно сидеть с другими арестованными; дать мне карандаш и бумагу, чтобы я мог сделать записи по всему, что восстанавливаю в памяти, и третье – если можно, устроить мне свидание с женой и детьми.
Вопрос: Это все ваши просьбы?
Ответ: Да, все, быть может, попрошу еще книг.
Вопрос: В одиночку вы будете переведены. Бумагу и карандаш будет разрешено вам дать. Свидание с женой будет разрешено по окончании допроса.
А сейчас отвечайте следствию на следующие вопросы.
Вопрос: 30-го августа на допросе вы показали, что, вернувшись из-за границы, при встрече с МУРАЛОВЫМ вы назвались “Алешей” и передавали привет от “молодого льва”. Что означают эти слова?
Ответ: Это был заранее обусловленный пароль.
Вопрос: Кем был дан этот пароль?
Ответ: Пароль я получил еще за границей от И.Н. СМИРНОВА, который предложил мне так связаться с МУРАЛОВЫМ.
Вопрос: Расшифруйте значение слова “Алеша” и “привет от “молодого льва”?
Ответ: “Алеша” была моя кличка, известная троцкистской организации по моей работе в Замоскворечье в 1926 г. Привет от “молодого льва” означал привет от Льва СЕДОВА, которого так называл СМИРНОВ в мою бытность за границей.
Вопрос: Повторите, как вы встретились с МУРАЛОВЫМ и как вы изложили полученные вами директивы от СЕДОВА, СМИРНОВА и ПЯТАКОВА.
Ответ: Сначала я явился к МУРАЛОВУ на квартиру, не захватив с собой письма. Сказал пароль. МУРАЛОВ торопливо заметил, чтобы я пришел на второй день в 10 часов вечера на Обскую улицу, где мы и будем продолжать разговор.
Вопрос: Вы встретились на следующий день с МУРАЛОВЫМ?
Ответ: Да, встреча произошла на Обской улице, и мы, прогуливаясь в течение полутора часов, вели разговор о предстоящей работе.
Я информировал МУРАЛОВА о встречах и переговорах, которые вел с СЕДОВЫМ, СМИРНОВЫМ и ПЯТАКОВЫМ в Берлине, и о последней встрече с ПЯТАКОВЫМ в Москве. Я изложил ему задачи, поставленные организацией в области разрушительной и террористической работы. В частности, рассказал, что развертывание этой работы в Кузбассе возложено на меня.
МУРАЛОВ, как я показал раньше, был уже предупрежден центром о поручениях, возложенных на меня, поэтому он, не вдаваясь в обсуждение принципиальных установок, перенес разговор в плоскость практического проведения разрушительной и террористической работы.
Спросил меня, как я думаю приступать к работе.
Вопрос: Что же вы ему ответили?
Ответ: Я ему вкратце изложил свои соображения. Указал, что разбрасываться в Кузбассе не следует, что удары необходимо нанести по наиболее важнейшим пунктам Кузбасса – Прокопьевску, Анжерке и Ленинску и что развертывать работу на мелких рудниках – Киселевском и др<угих> – не следует. МУРАЛОВ согласился с этим и поручил мне разработать детальный план разрушительной и террористической работы и согласовать с ним.
Вопрос: Давая вам указания о разработке плана, на чем делал МУРАЛОВ упор?
Ответ: МУРАЛОВ придавал большое значение и террористической, и подрывной работе.
Я сам перед ним поставил вопрос, что более приспособлен к ведению разрушительной работы, так как тесно связан с угольщиками.
На это мое заявление МУРАЛОВ ответил дословно так: “Ты проработай план подрывной работы, но имей в виду, что ни в коем случае нельзя забывать задач в области террора. Присматривайся к людям, подбирай надежных подходящих людей”.
Вопрос: План развертывания разрушительной работы в Кузбассе вы разработали?
Ответ: Да, разработал.
Вопрос: Когда и где вы его согласовали с МУРАЛОВЫМ?
Ответ: Я встретился с МУРАЛОВЫМ в феврале 1932 года.
Вопрос: Где вы в это время работали?
Ответ: Я работал в Прокопьевске управляющим Шахтстроя.
Вопрос: Вы сами избрали это место работы?
Ответ: Я старался попасть в Прокопьевск по совету МУРАЛОВА.
Вопрос: Продолжайте показание, как вы докладывали МУРАЛОВУ план разрушительной и террористической работы?
Ответ: Я доложил ему о разработанном мною плане по Прокопьевску.
В основном он сводился к следующему: прежде всего так произвести закладку новых шахт, чтобы получить минимальный производственный эффект; запроектировать неправильную проходку шахт, причем в первую очередь по шахте “Коксовая”. Так как в это время вводилась камерно-столбовая система, я предложил, воспользовавшись этим, провести ее без полной закладки вырабатываемого пространства. Это неизбежно должно было вызвать подземные пожары, борьба с которыми представляет колоссальные трудности и наличие которых чрезвычайно затрудняет, делает почти невозможным эксплуатацию второго и нижних горизонтов, т.е. фактически шахта почти целиком выводится из строя. Кроме того, эта система выработки угля, по существу, является хищнической. Потери достигают 50% и выше при максимально допустимых 15-25%.
Я ставил задачу создать видимость широкого развертывания нового строительства и производственного эффекта на очень коротком промежутке времени, с большими капиталовложениями, но с тем, чтобы в дальнейшем был эффект обратный.
Т.к. за годы своей работы в Кузбассе я провел слишком большую подлую подрывную работу, о которой мне придется очень много говорить следствию, я прошу по этому вопросу допросить меня отдельно.
Вопрос: Как отнесся к вашему плану МУРАЛОВ?
Ответ: МУРАЛОВ в угольном деле слабо разбирался. Он делал умное лицо и вид, что все понимает, хотя понимал слабо. К моему плану он отнесся положительно и целиком его одобрил.
МУРАЛОВ дал мне такую директиву: больше всего упор взять на привлечение к разрушительной работе старых специалистов. Он мотивировал это тем, что у них большое недовольство Соввластью; что они потихоньку сами вредят и что использование их как орудия для разрушительной работы легко и допустимо.
Вопрос: Вы о людях, которые были конкретно намечены для подрывной работы, рассказывали МУРАЛОВУ?
Ответ: Да, рассказывал. Я сообщил МУРАЛОВУ, что т.к. перед нами стоит задача развернуть подрывную работу в Прокопьевске, Анжерке и Ленинске, я сам с этой работой не справлюсь. Тут же рассказал ему, что я завербовал главного инженера Кузбассугля СТРОИЛОВА.
Он мое решение одобрил и предупредил, что необходимо не привлекать большого количества людей, что для подрывной работы надо именно намечать работников с широкими возможностями, чтобы нанести наибольшее поражение.
МУРАЛОВ особенно одобрял привлечение инженерно-технических работников, и в первую очередь бывших людей, и обосновывал это тем, что советская молодежь – инженеры уже развращены советской властью и партией, поэтому нужно брать ставку не обязательно на троцкистов и молодежь, а на людей, которые могут быть привлечены для борьбы против советской власти без особых трудностей.
Вопрос: В эту встречу Муралов впервые узнал, что вы завербовали СТРОИЛОВА?
Ответ: О том, что СТРОИЛОВ мною привлечен к работе, МУРАЛОВ узнал именно в эту встречу и одобрил это, заявив: “Удачная, солидная кандидатура, он, говорят, деловой человек”.
До этого разговора о привлечении к подрывной работе специалистов МУРАЛОВ сам обратил мое внимание на необходимость и возможность использования СТРОИЛОВА как человека, “который пойдет на такие дела”.
Вопрос: Дайте показания, как был вами завербован СТРОИЛОВ?
Ответ: О контрреволюционной работе СТРОИЛОВА, о его подозрительных связях с немецкими специалистами в Берлине я знал раньше. Мне также было известно, что он хотел сделаться невозвращенцем. Поэтому я решил действовать прямо в лоб.
Примерно в 20-х числах ноября 1931 г. я неожиданно явился на квартиру к СТРОИЛОВУ, сказал ему, что я все знаю, кто он и что он. В свою очередь, заявил ему, что я троцкист, был в берлине, связался с кем нужно, получил директиву вести подрывную работу.
Вопрос: Вы ему конкретно указали, от кого получили директиву?
Ответ: Конкретно я ему фамилии не называл, но дал понять, что речь идет о моей связи с Троцким.
Вопрос: Продолжайте показания о СТРОИЛОВЕ.
Ответ: Я доказывал СТРОИЛОВУ, что основной причиной поражения “промпартии” было отсутствие такой сплоченной организации, какую имеем мы, троцкисты. Доказывал ему, что наши пути с ним одинаковы.
Вопрос: Как реагировал на это СТРОИЛОВ?
Ответ: СТРОИЛОВ растерялся, смотрел на меня удивленными глазами. Я решил наступать дальше и прямо заявил: “Не думайте только, Михаил Степанович, в кошки-мышки играть”, – и тут же предупредил его, что если у него хоть на одну минуту имеется желание пойти и рассказать обо мне в ГПУ, ему все равно не поверят, а вот если я о нем расскажу в ГПУ, его обязательно посадят. Я закончил следующим: “Не думайте, Михаил Степанович, закапывать оружие борьбы с партией и правительством, не закапывайте, а подумайте лучше, а я приду к вам завтра, и мы решим этот вопрос конкретно”.
Вопрос: Как вы действовали на второй день?
Ответ: На второй день я также явился к нему прямо на квартиру. СТРОИЛОВ уже меня встретил более спокойно и, правда, с некоторым смущением сказал: “Вы правы, со спокойной душой и совестью будем работать вместе”. Я ему пожал руку, и мы приступили к конкретным разговорам.
Вопрос: Как вы договорились со СТРОИЛОВЫМ?
Ответ: Так как я уже был приказом назначен в Прокопьевск, я сказал СТРОИЛОВУ, что должен немедленно уехать и что в недалеком будущем мы встретимся с ним снова в Н<ово>сибирске.
СТРОИЛОВУ я предложил за это время продумать и проработать план развертывания разрушительной работы и наметить людей, которых он считает возможным привлечь к этой работе. Указал, что план этот мы обсудим в Сибирском центре. Я не назвал состава Сибирского центра, но сказал, что я персонально держу связь с Сибирским центром троцкистов.
Вопрос: Вы говорили СТРОИЛОВУ, что вы тоже входите в состав центра?
Ответ: Нет, я сказал, что являюсь членом цепочки этого центра, что я агент центра.
Вопрос: СТРОИЛОВ вас спрашивал, какие директивы дает Сибирский центр о подрывной работе?
Ответ: Я ему сказал, что общая обстановка – не разбрасываться, а сконцентрировать эту работу на трех основных рудниках: Прокопьевском, Ленинском и Анжерском.
По Анжерке я предложил лучше всего тормозить работу шахт 5-7 и 9-15, по Ленинскому заняться тем, чтобы рудник сидел в прорыве, т.к. большого фронта с точки зрения задержки шахтного строительства и задержки реконструкции по Ленинску базы не имелось, а на существующих шахтах кое-что можно сделать. По Прокопьевску я предложил план, изложенный мною выше. Когда я встретился со СТРОИЛОВЫМ в феврале 33 года, план им уже был разработан.
Вопрос: План расходился с вашим?
Ответ: В основном не расходился.
Вопрос: И этот план был принят?
Ответ: Да, был принят мною и впоследствии целиком одобрен МУРАЛОВЫМ.
Вопрос: СТРОИЛОВ приступил к его осуществлению?
Ответ: Да, приступил. Он здесь же мне рассказал свои сообщения о людях, которых он наметил к вербовке.
Вопрос: Кого он назвал?
Ответ: По Анжерке он назвал АНДРЕЕВА, гл<авного> инженера Анжеро-Судженского Шахтстроя, и ПАШКОВСКОГО, гл<авного> инженера Рудника.
По Прокопьевску мы пришли к выводу, что существующее там руководство не соответствует интересам нашей работы. Так или иначе, это руководство должно уйти, и нужно подобрать таких людей, через которых можно было бы осуществлять контрреволюционную работу.
Было договорено, что если на сегодня ОВСЯННИКОВ не является членом нашей организации, то это такой тип управляющего, у которого под носом можно делать большие дела, и мы стали принимать меры к тому, чтобы перебросить ОВСЯННИКОВА из Анжерки в Прокопьевск.
Было решено привлечь к контрреволюционной работе ЛЮРИ и РАБИНОВИЧА, которые являлись соавторами камерно-столбовой системы работы. Так как камерно-столбовая система без полной закладки выработанных пространств является вредительской, мы решили энергию ЛЮРИ и РАБИНОВИЧА использовать в интересах нашей организации для выполнения нами поставленных задач, не вербуя их в организацию.
Вопрос: Кто из людей еще был вами и СТРОИЛОВЫМ использован по Прокопьевску?
Ответ: Мне известно, что в Прокопьевске подрывную работу осуществлял МАЙЕР – инженер Прокопьевского рудника, но его завербовал не СТРОИЛОВ, а ПЛЕШКОВ, который был связан со СТРОИЛОВЫМ в его бытность на работе в Кузбассугле. Я лично с МАЙЕРОМ связи не поддерживал, т.к. был связан только с основными лицами.
Вопрос: Как вы осуществляли намеченные мероприятия?
Ответ: Да, почти все нам удалось провести в жизнь.
Вопрос: Как себя чувствовал СТРОИЛОВ во время работы с вами?
Ответ: Его прельщал размах работы. Он был очень доволен, что привлечен к работе троцкистами, и считал меня своим политическим комиссаром.
Вопрос: В последующем СТРОИЛОВ докладывал вам о ходе подрывной работы?
Ответ: Докладывал. Я с ним часто встречался в свои приезды в Н<ово>сибирск и, выслушивая его сообщения, вносил только отдельные коррективы.
Вопрос: Со СТРОИЛОВЫМ у вас была непрерывная связь?
Ответ: В связи с моей болезнью у меня был перерыв во встречах с СТРОИЛОВЫМ с июня 1933 г. по конец года.
Вопрос: А с кем был связан СТРОИЛОВ в период вашей болезни?
Ответ: С Н.И. МУРАЛОВЫМ.
Вопрос: Как СТРОИЛОВ связался с МУРАЛОВЫМ?
Ответ: СТРОИЛОВ связался по моему заданию. Перед отъездом на лечение я СТРОИЛОВУ дословно заявил следующее: “Михаил Степанович, я вам явок не дам, а назову лицо, с которым в случае надобности свяжетесь. Без крайней необходимости не связывайтесь, свяжитесь лишь в случае провала или особой надобности”.
Вопрос: Была установлена эта связь СТРОИЛОВА с МУРАЛОВЫМ?
Ответ: Да.
Вопрос: Откуда это вам известно?
Ответ: О том, что у Строилова с Мураловым был ряд встреч, мне рассказывали и тот, и другой. Причем СТРОИЛОВ сообщил, что у него с МУРАЛОВЫМ существовала полнейшая договоренность в работе, а МУРАЛОВ сообщил мне, что оценивает СТРОИЛОВА как весьма знающего и положительного человека.
МУРАЛОВ добавил: “Я и раньше слышал много о СТРОИЛОВЕ, но должен тебе прямо сказать – приятный, деловой, энергичный человек”.
Вопрос: А по возвращении после болезни вы лично связались со СТРОИЛОВЫМ?
Ответ: Да, связался. Он мне доложил, что им проведена значительная дезорганизаторская работа в области жилищного строительства, что законсервировано несколько шахт, в частности, сотый горизонт шахты “Коксовая”, что шахта 9-15 в глубоком прорыве, а шахта 5-7 одна начала работать. Рассказал, что в Прокопьевске был небольшой тормоз, что прорвалась одна цепочка, провалился ШНЕЙДЕР, который был арестован и осужден.
Вопрос: Вы поставили перед Строиловым в эту встречу дополнительные задачи?
Ответ: Я считал, что подрывная работа развернута достаточно глубоко, выразил Строилову большое удовлетворение этим и рекомендовал действовать в этом же направлении.
Вопрос: Дайте показания, как вы выполнили задание организации по подготовке террористических актов против вождей партии и правительства?
Ответ: Я эту работу начал с создания террористической группы в Прокопьевске. Там мною в первую очередь был привлечен для этой работы быв<ший> чекист ЧЕРЕПУХИН, работавший комендантом трудпоселка.
Вопрос: Почему вы сделали свой выбор на ЧЕРЕПУХИНЕ?
Ответ: Присматриваясь к людям, которые могут быть использованы для террористической работы организации, я выяснил, что ЧЕРЕПУХИН человек разложившийся, падкий на деньги, но вместе с тем военный, озлобленный и могущий быть полезным в таком деле.
Я его завербовал не сразу, а предварительно тщательно изучил и систематически подкармливал, и только после этого, зная целый ряд махинаций, я его прижал и привлек к террористической работе.
Он дал свое твердое согласие на участие в террористической работе.
Я месяца три обрабатывал и потом завербовал зав<едующего> гараж<ом> рудоуправления АРНОЛЬДОВА [1], который в свою очередь завербовал еще 2-х шоферов, фамилии которых мне были известны, но сейчас я их забыл.
Вопрос: Какие задачи вы перед ними поставили?
Ответ: Мною была поставлена задача в первую очередь совершить террористический акт против Секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) ЭЙХЕ.
Вопрос: К какому времени это относится?
Ответ: Это относится к 1933-1934 г.г.
Вопрос: Как должен был быть осуществлен террористический акт против тов. ЭЙХЕ?
Ответ: Мною с ЧЕРЕПУХИНЫМ был разработан план убийства ЭЙХЕ в двух вариантах: первый вариант заключался в том, чтобы, используя террористов-шоферов, устроить “автомобильную катастрофу”, и второй вариант – это убийство во время посещения шахт, которые, как нам было известно, ЭЙХЕ производил во все свои приезды в Кузбасс.
Вопрос: Значит, в первом варианте вы сознательно шли на гибель исполнителя. Вы нашли таких людей, готовых пожертвовать собою?
Ответ: Да, шли сознательно на самопожертвование исполнителя.
Здесь доказывать и убеждать мне не приходилось. Человек, входящий в террористическую группу, заранее себя обрекает, ему безразлично, стрелять ли из револьвера или погибнуть в автомобильной катастрофе, сделав свое дело. АРНОЛЬДОВ, например, дал твердое обещание пожертвовать собою.
Вопрос: Что помешало осуществлению терр<ористического> акта против тов. ЭЙХЕ?
Ответ: Осуществлению терр<ористического> акта над ЭЙХЕ помешало много обстоятельств. Ведь это нелегкая работа.
Бывало так: все готово, народ дрогнул; или приготовились в одной шахте, а ЭЙХЕ опускался в другую. О деталях, как мы готовились, я вам дам дополнительные показания.
Вопрос: Против кого еще из членов правительства и полит<ического> бюро ЦК ВКП(б) подготовлялись терр<ористические> акты?
Ответ: Осенью 1934 года я узнал, что в Прокопьевск приезжает Молотов. Предполагая, что он будет ездить на машине Рудоуправления, я связался с ЧЕРЕПУХИНЫМ и дал ему задание посадить за руль члена террористической группы АРНОЛЬДА, постараться подставить эту машину Молотову и устроить автомобильную катастрофу.
Вопрос: Ваше задание о покушении на тов. Молотова было выполнено?
Ответ: Да, было выполнено. ЧЕРЕПУХИН организовал дело так, что за рулем машины, в которой ехал Молотов, сидел АРНОЛЬД, и последний должен был ее свалить в овраг. Для того, чтобы у АРНОЛЬДА был предлог резко свернуть и опрокинуть машину, была организована встречная машина как раз в таком месте дороги, где имеются овраги.
Вопрос: Вам докладывал ЧЕРЕПУХИН о действиях АРНОЛЬДА?
Ответ: ЧЕРЕПУХИН мне рассказал, что АРНОЛЬДУ действительно удалось опрокинуть машину, но выскочившие чекисты схватили ее вовремя, и ехавшие в машине вылезли из-под опрокинутой набок машины, но остались живыми.
Вопрос: Вы МУРАЛОВУ об этом докладывали?
Ответ: Да, докладывал.
Вопрос: Как реагировал МУРАЛОВ?
Ответ: Он сказал, “шляпы”; видимо, АРНОЛЬД не иначе как сдрейфил.
Вопрос: Какие еще терр<ористические> акты были подготовлены в Прокопьевске?
Ответ: Больше не было.
Вопрос: А в Анжерке?
Ответ: В Анжерке была создана мною террористическая группа в составе 3-4 человек.
Вопрос: Скажите точно – сколько человек?
Ответ: Точно я сейчас не припоминаю, т.к. создавал террористическую группу по моему поручению инженер ШУМАХЕР, которому я дал задание подыскать себе подходящих помощников.
Вопрос: ШУМАХЕР<А> вы лично завербовали?
Ответ: Да, я его завербовал сам, поставив перед ним прямую задачу подготовки людей для совершения террористических актов.
Вопрос: Кого еще вы завербовали в Анжерке?
Ответ: Я завербовал еще ФЕДОТОВА.
Вопрос: ФЕДОТОВ входил в группу ШУМАХЕРА или это была самостоятельная группа?
Ответ: Да, это была самостоятельная группа.
Вопрос: Кто состоял в этой террористической группе?
Ответ: Рецидивист, имевший два убийства – САФРОНОВ, завербованный ФЕДОТОВЫМ, и ИВАНОВ, также им завербованный.
Вопрос: Какую конкретно вы поставили задачу перед этой группой?
Ответ: Перед этой группой мною была поставлена задача убить секретаря Крайкома ВКП(б) – {тов.} ЭЙХЕ.
Вопрос: Был разработан конкретный план, вам о нем докладывали?
Ответ: Да, такой план был разработан.
Вопрос: Почему он не был осуществлен?
Ответ: Потому что при мне ЭЙХЕ в Анжерку не приезжал.
Вопрос: А в последующем?
Ответ: Мне сообщили, что в 1935 г., когда я уехал из Анжерки, туда приезжал ЭЙХЕ; что группа готовила его убийство, но осуществить не сумела, т.к., как мне говорили, “прошляпили” и не сумели уловить удобный момент.
Вопрос: Еще какие террористические группы были?
Ответ: Больше не было.
Вопрос: Это вами созданных, а что вам известно о существовании террористических групп в других местах?
Ответ: Из информации МУРАЛОВА мне было известно, что существует террористическая группа в Кемерово.
Подробности я у МУРАЛОВА не спрашивал, но мне было понятно, что террористической группой в Кемерово руководит ДРОБНИС, хотя прямо об этом не говорил.
Вопрос: Вы лично с ДРОБНИС<ОМ> встречались?
Ответ: Да, встречался в сентябре 1935 года, я возвращался из Салаира и заехал в Кемерово.
Вопрос: Вам было известно, что ДРОБНИС состоит в Сибирском центре?
Ответ: Из разговоров с МУРАЛОВЫМ я видел, что ДРОБНИС является руководителем Кемеровского филиала организации.
Я догадывался, что он состоит в Сибирском троцкистском центре. Вообще я приучен у старших не расспрашивать. Меня считали большим конспиратором, и я оставался им до последних дней.
Вопрос: Вы информировали ДРОБНИС<А> о своей поездке за границу и о проводимой вами подрывной и террористической работе?
Ответ: Да, информировал.
Вопрос: Что вам ДРОБНИС ответил?
Ответ: Он иезуитски улыбнулся, но ничего мне не сказал.
Вопрос: О работе по Кемерово ДРОБНИС вам рассказывал?
Ответ: Я не расспрашивал, сам он инициативы тоже не проявил.
Вопрос: Вы МУРАЛОВА информировали о всех деталях террористической работы, проведенной вами в Прокопьевске и Анжерке?
Ответ: Да, докладывал при всех встречах и во всех деталях.
Он в основном проведенную мною работу одобрял, но в двух указанных выше случаях неудавшихся покушений он резко критиковал действия боевиков, обвинял их в нерешительности и в том, что они прохлопали удобные случаи.
Вопрос: А МУРАЛОВ информировал вас о террористической работе, проводившейся сибирским центром?
Ответ: Он мне сообщил, что в Новосибирске имеется террористическая группа, созданная им, и назвал мне фамилию только ХОДОРОЗЕ [2]. Лично же ХОДОРОЗЕ я не знал и с ним не встречался.
Вопрос: Сколько раз вы встречались за все время с МУРАЛОВЫМ?
Ответ: Много раз. Раз 10-12 специально по вопросам нашей к.-р. работы. Я об этих встречах покажу подробно.
Вопрос: Когда вы последний раз виделись с МУРАЛОВЫМ?
Ответ: В 1936 году в конце января или в феврале м<еся>це.
Вопрос: О чем у Вас был разговор?
Ответ: Я поставил перед ним вопрос о возможности отъезда из Западно-Сибирского края. МУРАЛОВ высказал точку зрения, что мне уехать было бы целесообразно.
Вопрос: Почему?
Ответ: Потому что я был уже меченным, за мною оставались хвосты, а их надо было отрубить и замести следы. В 1935 году я за развал работы Анжерского рудника был привлечен к судебной ответственности прокуратурой и еле выпутался и избежал ответственности.
В аналогичном положении оказался мой непосредственный заместитель, член организации ПЛЕШКОВ.
Вопрос: Вас МУРАЛОВ снабжал денежными средствами для проведения работы?
Ответ: Нет, не снабжал. Получилось наоборот: я снабжал МУРАЛОВА деньгами.
Вопрос: Из каких источников?
Ответ: Мною в бытность в Анжерке был завербован управляющий Анжерским отделением Госбанка ФИГУРИН, которому с помощью привлеченного им ст<аршего> кассира – СОЛОМИНА удалось похитить из кассы отделения Госбанка, насколько я точно помню цифру, – 164.000 руб.
Вопрос: Это было сделано по вашему личному заданию?
Ответ: Да, по моему заданию.
Вопрос: ФИГУРИНА вы вербовали именно с этой целью?
Ответ: Да, его завербовал с этой целью.
Вопрос: Как были использованы эти деньги?
Ответ: Деньги поступили ко мне, я из них 40.000 передал МУРАЛОВУ, часть для Кемеровской организации, часть для Прокопьевской организации, – остальные оставил для Анжерской группы.
Вопрос: ФИГУРИН и СОЛОМИН организовали похищение денег вдвоем?
Ответ: Мне известно, что было привлечено еще 3 человека, фамилии этих лиц я не помню.
Вопрос: Еще какие источники получения денежных средств у вас были?
Ответ: В Прокопьевске производились хищения денег мелкими суммами. Здесь мною было получено тысяч около 20-ти от железнодорожников, которых я по фамилии не помню. Постараюсь вспомнить и сообщить дополнительно.
Вопрос: Еще у вас были источники получения денежных средств на контрреволюционную работу?
Ответ: Осенью 1932 года я, постепенно обрабатывая в течение 4-5 месяцев, вовлек в организацию управляющего Прокопьевским рудником – ОВСЯННИКОВА, которому позднее раскрыл все карты. Он был посвящен и активно участвовал в проведении разрушительной работы. О террористической работе организации я ему не сообщал.
Он же снабжал организацию денежными средствами из сумм рудоуправления. Тут были использованы широкие возможности его как управляющего рудником.
Вопрос: Сколько денег было получено через ОВСЯННИКОВА?
Ответ: Он дал мне 40.000 рублей.
Вопрос: Идя на широкое привлечение новых участников организации и проведение рискованнейших мероприятий, вы не опасались провала?
Ответ: Мы считали, что любой участник организации, ставящий ее под угрозу провала, должен быть немедленно устранен, т.е. физически уничтожен, Эту же меру мы применяли и к лицам, которые в той или иной части раскрывали нашу к.-р. игру.
Вопрос: Были конкретные случаи?
Ответ: Да, были. Бывший вредитель инженер БОЯРШИНОВ [3], работавший очень добросовестно, желая загладить свое прошлое вредительство, как-то выяснил, что ведется разрушительная работа на руднике.
БОЯРШИНОВ обратился ко мне как к управляющему рудником и сообщил мне о том, что он об этих фактах намерен донести в ГПУ. Для меня стало ясно, что подобное заявление нам грозит провалом всей организации, и я решил немедленно убрать БОЯРШИНОВА. Дал об этом задание ЧЕРЕПУХИНУ, и БОЯРШИНОВ был убит.
Вопрос: Каким образом?
Ответ: БОЯРШИНОВА подкараулили, когда он проезжал на пролетке около переезда через железную дорогу в узком месте, на него была пущена машина, ударившая в бок пролетки с такой силой, что он был убит.
Вопрос: Вам это точно известно?
Ответ: Да.
Вопрос: Когда это было?
Ответ: Это было осенью 1933 года [4]. Я в это время в Прокопьевске отсутствовал, об исполнении моего задания мне докладывали ЧЕРЕПУХИН и АРНОЛЬД.
Вопрос: Велась ли подрывная работа в других отраслях народного хозяйства, кроме угольной промышленности?
Ответ: Мне это точно не известно. В беседах с МУРАЛОВЫМ я его спросил: “Что, вот, угольщики борются, а что же делается в сельском хозяйстве?” Он мне ответил: “Успокойся, и там не сидят без дела”.
О деталях этой работы расспрашивать МУРАЛОВА мне было неудобно.
Вопрос: Этим исчерпывается к.-р. деятельность вашей организации?
Ответ: Нет, получилось так, если я крепко прижал и завербовал СТРОИЛОВА, то позднее мне ответили тем же. Я был привлечен к сотрудничеству с германскими разведывательными органами.
Вопрос: Как это произошло?
Ответ: Ко мне в Прокопьевске явился немец, монтер ШЕБЕСТО [5], и второй немец, фамилии которого я не помню, звали его, кажется, Фриц. Они работали на монтаже компрессоров в Прокопьевске, а потом в Анжерке. Завербованы были на работу в СССР ЗАЙДМАНОМ в его бытность в Германии.
Придя ко мне, они приперли меня к стенке, начав с делового разговора, а затем заявили, что я являюсь террористом и веду разрушительную работу.
Вопрос: Как вы с ними объяснялись?
Ответ: Немец по имени Фриц говорил по-русски, и я через него объяснялся.
Вопрос: Откуда было известно ШЕБЕСТО о вашей разрушительной и террористической работе?
Ответ: Точно я не знаю, но полагаю, что либо он это знал по моим свиданиям в Берлине, либо выяснил это каким-либо способом здесь.
Вопрос: Как дальше перед вами поставил вопрос ШЕБЕСТО?
Ответ: Он мне заявил: “Вы можете меня убить, но если вы меня убьете, вас разоблачат другие”, – и под этой угрозой он потребовал от меня дачи ему полной информации о работе Кузбасса.
Вопрос: От чьего имени он делал вам предложение?
Ответ: Он сказал, что он представитель Германии. Не помню, назвал ли он слово разведка.
Вопрос: Когда это происходило?
Ответ: В конце 1932 года или в начале 1933 г., точно месяц я припомню.
Вопрос: Вы дали согласие на сотрудничество с германской разведкой?
Ответ: Я быстро взвесил, оценил создавшееся положение, учел, что убийство этих двух людей невозможно и меня не спасет, и вынужден был дать согласие на дачу шпионских материалов.
Вопрос: Какую информацию вы давали – письменную или устную?
Ответ: Больше устную и один-два раза и письменную.
Вопрос: Какую информацию вы ему давали?
Ответ: Я сейчас восстановить в памяти всех вопросов, по которым его информировал, – не могу. Постараюсь припомнить и сообщить следствию.
Вопрос: ШЕБЕСТО давал вам задание по диверсионной работе?
Ответ: Намеки он делал, но конкретных заданий по диверсионной работе я от него не получал.
Вопрос: Вы получали деньги за сотрудничество с германской разведкой?
Ответ: ШЕБЕСТО мне предлагал денежное вознаграждение за выполнение его поручений, но я отказался и дал ему понять, что мне желательно, чтобы моя работа оплачивалась в другом месте, имея в виду денежную помощь нашему руководству за границей.
Вопрос: Как регулярно вы поддерживали связь с ШЕБЕСТО?
Ответ: С момента вербовки до моего отъезда из Прокопьевска в Анжерку – беспрерывно и часто.
Вопрос: А в Анжерке вы поддерживали с ним связь?
Ответ: Да, связь была восстановлена. Он сам нашел меня и связался со мною.
Вопрос: Когда у вас окончательно порвалась связь с ШЕБЕСТО?
Ответ: Точно не помню: в конце 1935 или в начале 1936 года.
Я уже показал, что к этому времени мое положение в Кузбассугле настолько пошатнулось, что я был под прямой угрозой провала и в связи с этим перешел на работу на Салаирский рудник. Здесь со мною от германской разведки никто не связался.
Должен добавить, что в разговорах с ШЕБЕСТО он мне как-то проговорился, что в Кузбассе работают другие разведки, в частности, назвал мне представителя польской разведки, насколько я помню, по фамилии ЮЗЕПУКК
Детали я вспомню и дам вам показания.
Вопрос: Когда вы выезжали в Сочи последний раз?
Ответ: В июле 1936 года.
Вопрос: К вам прибывала оказия из Салаира?
Ответ: Да, ко мне приезжал преданный мне механик МЕДВЕДЕВ с предупреждением, что в Западной Сибири идут большие аресты и что арестованы уже ШУМАХЕР и ПЛЕШКОВ.
МЕДВЕДЕВ знал, что они связаны со мною по к.-р. работе.
Вопрос: Как вы реагировали на сообщение МЕДВЕДЕВА?
Ответ: Я начал задумываться, стоит ли мне возвращаться в Кузбасс. Я решил остановиться в Москве и прощупать обстановку.
Предварительно я зашел в Главникель к ЯЗЫКОВУ, с которым в приятельских отношениях с 1926 г. по горной академии. ЯЗЫКОВУ я о своей троцкистской работе не рассказывал, а спросил – может ли он меня устроить на другую работу. ЯЗЫКОВ предложил остаться у него заместителем и уже начал оформлять мое назначение на эту работу через Наркомат. Я было уже приступил к работе, но решил все-таки зайти к ПЯТАКОВУ.
ПЯТАКОВУ я рассказал о происшедших арестах по Кузбассу и известных мне арестах по Москве. Я спросил ПЯТАКОВА, что мне делать – оставаться ли здесь или ехать в Кузбасс.
Вопрос: Какой ответ вам дал ПЯТАКОВ?
Ответ: ПЯТАКОВ подтвердил, что аресты действительно происходят, что за нас взялись, но что лучше мне все-таки вернуться обратно в Кузбасс.
Я задал вопрос ПЯТАКОВУ, как быть в случае ареста. ПЯТАКОВ ответил буквально следующее: “Сам знаешь – надо держаться стойко; в крайнем случае признавать только двурушничество. О терроре ни слова, вредительство сваливать на инженерно-технический персонал”.
Я решил вернуться в Кузбасс, где 27 июля 1936 года был арестован.
Допрос прерывается.
Ответы на вопросы записаны с моих слов правильно и мне прочитаны, – в чем и расписываюсь,
ДОПРОСИЛИ:
НАЧ. УНКВД по ЗСК
СТ. МАЙОР ГОСУДАР. БЕЗОПАСНОСТИ – КУРСКИЙ
ЗАМ. НАЧ. ТО УГБ УНКВД ЗСК
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ – НЕВСКИЙ
ЗАМ. НАЧ. ЭКО УГБ УНКВД ЗСК
МЛ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАР. БЕЗОПАСНОСТИ – ЯРАЛАНЦ
ВЕРНО:
ОПЕР. УПОЛН. СПО ГУГБ
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ: (СВЕТЛОВ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 239, Л. 134-162.
[1] Здесь и далее фамилия искажена, на самом деле – “Арнольда”.
[2] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Ходородзе”.
[3] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Боярышников”.
[4] В солидном научном издании “Шахтинский процесс 1928 года. Подготовка, проведение, итоги”, М. РОССПЭН, 2011, т. 1, стр. 892-893, в биографической справке на Н.П. Бояршинова указано, что он “умер, отбывая наказание в СибЛАГ, 16 января 1935 г.” Это тем более странно, что в “Правде” 28 января 1937 г. (т.е. до окончания процесса “антисоветского троцкистского центра”) была опубликована заметка “Как был убит инженер Бояршинов”, в которой говорилось следующее: “13 апреля 1934 года инженер Бояршинов ехал на лошади с вокзала. Сзади на него налетела грузовая машина, он был раздавлен насмерть. Это гнусное убийство в то время было квалифицировано как простая уличная катастрофа. <…> Недаром грузовая машина, нагнавшая Бояршинова, принадлежала Шахтстрою, управляющим которого был Шестов, заведующим гаражом — террорист Арнольд. Это они – Шестов, Арнольд посадили шофером кулака Казанцева и поручили ему совершить кровавое злодеяние”.
[5] Здесь и далее в тексте – “Шабесто”. В данной публикации использован вариант написания фамилии из официально опубликованного текста стенограммы процесса.