Тов. СТАЛИН.
Я глубочайшим образом тронут тем огромным доверием, которое партия и Вы лично оказали мне, оставив меня на свободе, дав возможность возвращения в комсомол и партию и возможность продолжать учебу, несмотря на мою величайшую вину. Я теперь совершенно другой человек, чем в 29-30 г., мои высказывания тех лет кажутся мне сейчас чудовищными, и я лишь с огромным трудом мог их вспомнить – настолько они мне стали чужды. Мне сейчас необычайно больно, что я, будучи всегда субъективно убежденным коммунистом, стал в 1930 г. на контрреволюционную позицию. Всей своей дальнейшей жизнью и работой я постараюсь доказать, что это доверие мне оказано не зря, что я являюсь честным и преданным коммунистом. Я уверен, что доказать это мне удастся. Мне хочется выразить Вам свою глубочайшую благодарность за это доверие.
Террористом я никогда не был, и высказывание, о котором говорилось на следствии, было чудовищной контрреволюционной глупостью, но враждебное отношение к Вам в то время у меня было. От него уже несколько лет не осталось и следа, и оно заменилось чувством величайшего уважения и преданности к Вам. Я буду счастлив, если смогу это доказать делом.
Я написал здесь очень небольшую часть того, что хотел бы сказать, но я не имею права отнимать у Вас времени. Скажу только, что все здесь написанное я пережил и прочувствовал так глубоко и искренне, как никогда в жизни,
3.V.35 г.
Я написал Вам письмо еще 2 недели тому назад, но я был тогда слишком взволнован. Письмо получилось длинное и сумбурное, и я его не отправил.
РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 780, Л. 114.