Неправлено.

СТЕНОГРАММА

ЗАСЕДАНИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

ПО ДЕЛУ “ПАРАЛЛЕЛЬНОГО ЦЕНТРА”

Утреннее заседание 23 января 1937 г.

 

СЕКРЕТАРЬ СУДА т. КОСТЮШКО: Суд идет, прошу встать. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объявляю заседание Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР открытым.

Слушается дело по обвинению: ПЯТАКОВА, РАДЕКА, СОКОЛЬНИКОВА, СЕРЕБРЯКОВА, ЛИВШИЦ<А>, МУРАЛОВА, ДРОБНИСА, БОГУСЛАВСКОГО, КНЯЗЕВА, РАТАЙЧАКА, НОРКИНА, ШЕСТОВА, СТРОИЛОВА, ТУРОК<А>, ГРАШЕ, ПУШИНА, АРНОЛЬДА в измене родине, шпионаже, диверсиях и подготовке террористических актов, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-1, 58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Все подсудимые по настоящему делу находятся на скамье подсудимых. Кроме этого, вызваны в качестве свидетелей; бухгалтер … РОММ [1], старший инженер ЛОГИНОВ, ТАММ, ШТЕЙН, БУХАРЦЕВ.

Все свидетели находятся в свидетельской комнате.

Кроме этого, по делу вызваны в качестве экспертов: инженер ЛЕКУС, ПОКРОВСКИЙ, МОНОСОВИЧ и также в качестве переводчика – ИЛЬК.

Подсудимый ПЯТАКОВ Юрий, Георгий Леонидович, рожд<ения> 1895 г., копию обвинительного заключения получили?

ПЯТАКОВ: Получил

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: СОКОЛЬНИКОВ Григорий Яковлевич, копию обвинительного заключения получили?

СОКОЛЬНИКОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: РАДЕК, Карл Бернгардович, рожд<ения> 1885 г., копию обвинительно заключения получили?

РАДЕК: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: СЕРЕБРЯКОВ Леонид Петрович, рожд<ения> 1888 г., копию обвинительного заключения получили?

СЕРЕБРЯКОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: ЛИВШИЦ Яков Абрамович, рожд<ения> 1896 г., копию обвинительного заключения получили?

ЛИВШИЦ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: МУРАЛОВ Николай Иванович, рожд<ения> 1887 г., копию обвинительного заключения получили?

МУРАЛОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: ДРОБНИС Яков Наумович, рожд<ения> 1891 г., копию обвинительного заключения получили?

ДРОБНИС: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: БОГУСЛАВСКИЙ Михаил Соломонович, копию обвинительного заключения получили?

БОГУСЛАВСКИЙ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: КНЯЗЕВ Иван Александрович, рожд<ения> 1893 г., копию обвинительного заключения получили?

КНЯЗЕВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: РАТАЙЧАК Станислав Антонович, рожд<ения> 1894 г., копию обвинительного заключения получили?

РАТАЙЧАК: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: НОРКИН Борис Осипович, рожд<ения 1895> г., копию обвинительного заключения получили?

НОРКИН: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ШЕСТОВ Алексей Александрович, рожд<ения 1896 г.,> копию обвинительного заключения получили?

ШЕСТОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СТРОИЛОВ Михаил Степанович, рожд<ения> 1899 года, копию обвинительного заключения получили?

СТРОИЛОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ТУРОК Иосиф Дмитриевич, рожд<ения> 1900 г., копию обвинительного заключения получили?

ТУРОК: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ГРАШЕ Иван Иосифович, рожд<ения> 1886 г., копию обвинительного заключения получили?

ГРАШЕ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ПУШИН Гаврил Ефремович, рожд<ения> 1896 г., копию обвинительного заключения получили?

ПУШИН: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый АРНОЛЬД Валентин Вольфридович, он же ВАСИЛЬЕВ Валентин Васильевич, настоящая Ваша фамилия ВАСИЛЬЕВ или АРНОЛЬД?

АРНОЛЬД: ВАСИЛЬЕВ.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Имя, отчество?

АРНОЛЬД: Валентин Васильевич.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Рождения 1894 года?

АРНОЛЬД: Да,

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Копию обвинительного заключения получили? 

АРНОЛЬД: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объявляю состав суда: Председательствует – Председатель Военной Коллегии Армвоенюрист УЛЬРИХ В.В., члены суда: Корвоенюрист МАТУЛЕВИЧ и Диввоенюрист РЫЧКОВ. Отводов против состава суда нет? (Отводов не поступает). Обвинение поддерживает Прокурор Союза ССР тов. ВЫШИНСКИЙ А.Я.

Подсудимого КНЯЗЕВА защищает Член Коллегии Защитников БРАУДЕ, подсудимого ПУШИНА защищает Член Коллегии Защитников – КОММ<О>ДОВ, подсудимого АРНОЛЬДА защищает Член Коллегии Защитников – КАЗНАЧАЕЕВ.

При вручении обвинительного заключения подсудимые: ПЯТАКОВ, РАДЕК, СОКОЛЬНИКОВ, СЕРЕБРЯКОВ, ЛИВШИЦ, МУРАЛОВ, ДРОБНИС, БОГУСЛАВСКИЙ, РАТАЙЧАК, НОРКИН, ШЕСТОВ, СТРОИЛОВ, ТУРОК и ГРАШЕ отказались от защитника, заявив, что они будут защищаться сами. Я считаю целесообразным поставить вопрос о защите вторично. Обращаюсь к подсудимым с вопросом, может быть, они изменили свое мнение и желают взять защитника? 

ВЫШИНСКИЙ: Я прошу опросить каждого отдельно. 

ПЯТАКОВ: Нет. 

СОКОЛЬНИКОВ: Нет.

РАДЕК: Нет. 

СЕРЕБРЯКОВ: Нет. 

ЛИВШИЦ: Нет. 

МУРАЛОВ: Нет. 

ДРОБНИС: Нет. 

БОГУСЛАВСКИЙ: Нет. 

РАТАЙЧАК: Нет. 

НОРКИН: Нет.

ШЕСТОВ: Нет.

СТРОИЛОВ: Нет.

ТУРОК: Нет.

ГРАШЕ: Нет.

<ПРЕДСЕДАТЕЛЬ:> Разъясняю тем подсудимым, которые отказались от защиты, что они имеют право наравне с другими правами, о которых я буду говорить, наряду с последним словом, право на защитительные речи после выступления тов. Прокурора.

Разъясняю всем подсудимым, что они имеют право задавать вопросы свидетелям, экспертам и другим подсудимым, а также давать разъяснения по каждому вопросу, который будет затронут на суде.

У государственного обвинителя имеются ходатайства?

ВЫШИНСКИЙ: Нет. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: У защитников?

ЗАЩИТА: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: У подсудимых есть ходатайства о вызове свидетелей?

ПОДСУДИМЫЕ: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: Огласите обвинительное заключение.

Секретарь суда тов. КОСТЮШКО зачитывает обвинительное заключение.

* * * 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ПЯТАКОВ, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ПЯТАКОВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СОКОЛЬНИКОВ, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

СОКОЛЬНИКОВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый РАДЕК, признаете ли вы себя виновным?

РАДЕК: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СЕРЕБРЯКОВ, признаете ли вы себя виновным?

СЕРЕБРЯКОВ: Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ЛИВШИЦ, признаете ли вы себя виновным?

ЛИВШИЦ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый МУРАЛОВ, признаете ли вы себя виновным?

МУРАЛОВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ДРОБНИС, признаете ли вы себя виновным?

ДРОБНИС: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый БОГУСЛАВСКИЙ, признаете ли вы себя виновным?

БОГУСЛАВСКИЙ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый КНЯЗЕВ, признаете ли вы себя виновным?

КНЯЗЕВ: Признаю.

ВЫШИНСКИЙ: Я не слышал ответа КНЯЗЕВА.

КНЯЗЕВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый РАТАЙЧАК, признаете ли вы себя виновным?

РАТАЙЧАК: Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый НОРКИН, признаете ли вы себя виновным?     

НОРКИН: Признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ШЕСТОВ, признаете ли вы себя виновным?

ШЕСТОВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СТРОИЛОВ, признаете ли вы себя виновным?

СТРОИЛОВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ТУРОК, признаете ли вы себя виновным?

ТУРОК: Признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ГРАШЕ, признаете ли вы себя виновным?

ГРАШЕ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ПУШИН, признаете ли вы себя виновным?

ПУШИН: Признаю.  

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый АРНОЛЬД, признаете ли вы себя виновным?

АРНОЛЬД: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объявляю перерыв на 15 минут.

Перерыв.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Заседание продолжается. Тов. ВЫШИНСКИЙ, какие у Вас имеются предложения по порядку ведения заседания?

ВЫШИНСКИЙ: Я предлагаю начать судебное следствие с допроса подсудимых, допрос свидетелей провести по ходу процесса в зависимости от процессуальных требований с точки зрения тех или иных обстоятельств дела. Второе, я просил бы произвести допрос подсудимых следующим порядком: начать с ПЯТАКОВА, далее РАДЕК, СОКОЛЬНИКОВ, СЕРЕБРЯКОВ, вслед за ними допросить ДРОБНИСА, МУРАЛОВА, БОГУСЛАВСКОГО, НОРКИНА, ШЕСТОВА и СТРОИЛОВА. Затем допросить железнодорожную группу: ЛИВШИЦА, КНЯЗЕВА, ТУРОК<А>. После них: РАТАЙЧАК, ГРАШЕ, ПУШИН и закончить допросом АРНОЛЬДА.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У защиты есть возражения?

ЗАЩИТА: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У подсудимых есть возражения? 

ПОДСУДИМЫЕ: Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Первым допрашивается подсудимый ПЯТАКОВ.

Поскольку Вы признали себя по предъявленному к вам обвинению виновным, у суда вопросов нет.

ВЫШИНСКИЙ: Скажите, когда началась ваша подпольная троцкистская деятельность?

ПЯТАКОВ: С 1931 г. – это последний период, не считая 1926-1927 г.г.

ВЫШИНСКИЙ: В чем она выразилась?

ПЯТАКОВ: В 1931 г. я был в служебной командировке в Берлине. Одновременно со мной было несколько троцкистов, в том числе СМИРНОВ и ЛОГИНОВ. Меня также сопровождал МОСКАЛЕВ. ШЕСТОВ был тоже.

ВЫШИНСКИЙ: Шестов – подсудимый по этому делу?

ПЯТАКОВ. Да, этот самый.

Как-то в середине лета 1931 г. СМИРНОВ Иван Никитич сообщил мне о том, что сейчас возобновляется с новой силой троцкистская борьба против советского правительства и партийного руководства, что складывается организация, причем он – Смирнов имел свидание в Берлине с сыном Троцкого – Седовым, который дал ему по поручению Троцкого новые установки, как тогда выразился Смирнов, выражавшиеся в том, что от массовых методов борьбы надо отказаться, что основной метод борьбы, который должно применять, это метод террора и, как он тогда выразился, метод противодействия мероприятиям советской власти.

ВЫШИНСКИЙ: Когда это было?

ПЯТАКОВ: Я месяца сейчас точно не могу припомнить, но это было в середине лета.

ВЫШИНСКИЙ: Где Вы тогда работали?

ПЯТАКОВ: Я работал тогда в ВСНХ в качестве начальника Главхимпрома. Извините, это впоследствии он назывался Всехимпром.

ВЫШИНСКИЙ: Тогда он еще назывался Главхимпром ВСНХ? 

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Впоследствии из Всехимпрома был организован Главк. А СМИРНОВ где работал?

ПЯТАКОВ: А СМИРНОВ работал в Главтрансмаше.

ВЫШИНСКИЙ: Вы говорите о каком СМИРНОВЕ?

ПЯТАКОВ: Известный троцкист Иван Никитич СМИРНОВ.

ВЫШИНСКИЙ: Тот самый, который судился? 

ПЯТАКОВ: Да, тот самый, который впоследствии входил в объединенный зиновьевско-троцкистский центр.

ВЫШИНСКИЙ: Вы с ним как встретились – на служебной почве или специально на почве ваших подпольных дел?

ПЯТАКОВ: Мне затруднительно ответить на этот вопрос, потому что у меня были неоднократные встречи и на служебной почве. Но в одну из таких встреч, когда у меня никого не было в кабинете, он стал мне рассказывать о возобновлении троцкистской борьбы и о новых установках ТРОЦКОГО.

Тут я должен упомянуть это, потому что впоследствии эта незначительная фраза привела к очень тяжелым преступным последствиям. Тогда же СМИРНОВ сказал, что одной из причин поражения троцкистской оппозиции 1926-27 г.г. было то, что мы замкнулись в одной стране, что мы не искали поддержки вне. Я тогда, признаться, не обратил особого внимания, но впоследствии в свете последующих событий эта фраза приобретает полное значение. Тут же он передал мне, что со мной очень хочет увидеться СЕДОВ, и сам от своего имени рекомендовал мне встретиться с СЕДОВЫМ, так как СЕДОВ имеет специальное поручение от ТРОЦКОГО. Я согласился на эту встречу. СМИРНОВ передал СЕДОВУ мой телефон, и по телефону мы условились относительно встречи. СЕДОВ мне позвонил. Мы очень бегло, не называя друг друга, так как известно было, и Иван Никитич передал о моем разговоре, условились встретиться. Есть такое кафе “Амце” недалеко от зоологического сада, на площади. Я пошел туда и увидел за столиком Льва СЕДОВА. Мы оба очень хорошо знали друг друга по прошлому и разговорились. Он мне сказал, что говорит со мной не от своего имени, а от имени своего отца – Льва Давидовича ТРОЦКОГО, что ему отец категорически предложил, узнав о том, что я в Берлине, меня разыскать, со мной лично встретиться и со мной переговорить. Собственно говоря, этот разговор с СЕДОВЫМ, я увязываю с последующим этапом, для меня лично явился переломным. Конечно, он не явился причиной, но он толкнул на тот путь, который привел меня на скамью подсудимых.

СЕДОВ начал с того, что ТРОЦКИЙ… 

ВЫШИНСКИЙ: У меня один вопрос, прежде чем Вы перейдете к изложению Вашей беседы с СЕДОВЫМ: после беседы со СМИРНОВЫМ сколько времени прошло до Вашего отъезда в Германию?

ПЯТАКОВ: Такой разговор со СМИРНОВЫМ был в Германии, в Берлине. Мы все были в командировке.

ВЫШИНСКИЙ: До Вашего отъезда в Германию и до встречи там со СМИРНОВЫМ Вы встречались со СМИРНОВЫМ в Москве или где-нибудь на территории Союза?

ПЯТАКОВ: Эти встречи бывали служебного характера, но определенного контрреволюционного троцкистского характера в Москве эти встречи не имели. Первый откровенный разговор со СМИРНОВЫМ произошел у меня в Берлине.

ВЫШИНСКИЙ: И там же он Вас свел с СЕДОВЫМ?

ПЯТАКОВ: Да. СЕДОВ сказал, что ТРОЦКИЙ ни на минуту не оставлял мысли относительно возобновления борьбы против Сталинского руководства, вообще против всего руководства ВКП(б), что было временное затишье, которое объяснялось отчасти и географическими передвижениями самого ТРОЦКОГО, но что эта борьба сейчас возобновляется, о чем он, ТРОЦКИЙ, ставит меня в известность. Причем, его сторонники в СССР организуются, образуется или образовался – это мне сейчас трудно вспомнить – троцкистский центр; речь идет относительно объединения всех сил, которые способны вести борьбу против Сталинского руководства; нащупывается возможность восстановления объединенной организации с зиновьевцами. Он сказал также, что ему известно, что и правые в лице ТОМСКОГО, БУХАРИНА, РЫКОВА оружие не сложили, временно только притихли, что и с ними надо установить необходимую связь. Это было как бы введение, прощупывание. После этого СЕДОВ мне задал прямо вопрос, что “ТРОЦКИЙ спрашивает, намерены ли Вы, ПЯТАКОВ, включиться в эту борьбу, или Вы будете по-прежнему стоять в стороне и уклоняться от политических действий?” СЕДОВ сказал, что ТРОЦКИЙ требует, чтобы я из своей апатии вышел и включился в возобновляющуюся борьбу троцкистов против руководства партии и правительства. Я на это ответил, что коль скоро так, то очевидно и мне придется в это дело включиться, и дал согласие. СЕДОВ не скрыл свою большую радость по этому поводу, сказал, что ТРОЦКИЙ не сомневался в том, что несмотря на нашу размолвку, которая имела место в начале 1928 года, он все же найдет во мне надежного соратника. И после этого СЕДОВ перешел к изложению сущности новых методов борьбы. Это было очень давно, стенографически я не берусь восстановить беседу с СЕДОВЫМ, но сущность этого разговора сводилась к тому, что о развертывании в какой бы то ни было форме массовой борьбы, об организации массового движения не может быть и речи, так как руководство достаточно укрепилось в этом смысле, а массы заражены психозом строительства, – строительства, которое они принимают за строительство социализма; если мы пойдем на какую-нибудь массовую работу, то это значит немедленно провалиться и кончить ничем, вернее, кончить тем, чем кончилась оппозиция в 1927-28 г., т.е. разгромом троцкистов; что он, ТРОЦКИЙ, твердо стал на позицию насильственного свержения методами террора, вредительства (слово “вредительство” тогда не произносилось, а говорилось о противодействии всем мероприятиям и начинаниям Советской власти, в особенности в области хозяйства), что по этому пути нужно идти. Дальше СЕДОВ сказал, что Лев Давыдович обращает внимание на то, что борьба в рамках одного государства есть такая же бессмыслица, как затея СТАЛИНА строить социализм в одном государстве, что поэтому отмахиваться от международного вопроса нам никак нельзя и нам придется в этой борьбе иметь необходимое решение также и международного вопроса, или, вернее, междугосударственных вопросов. Тот, кто отмахивается от этих вопросов, сказал СЕДОВ со слов ТРОЦКОГО, тот сам выдает себе свидетельство о бедности.

Вот, собственно говоря, моя первая встреча с СЕДОВЫМ, с которой, по существу, я и должен датировать мое новое вступление в троцкистскую контрреволюцию.

ВЫШИНСКИЙ: Об этой встрече вы рассказывали кому-нибудь из своих сообщников?

ПЯТАКОВ: Да, я говорил. Я рассказывал Владимиру ЛОГИНОВУ, который был управляющий треста “Кокс”, рассказал БИТКЕРУ [2], который работал в Берлине, рассказал ШЕСТОВУ, который был в той же комиссии по размещению заказов для угольной промышленности, рассказал моему секретарю, который является не только секретарем, но и доверенным мне человеком, – МОСКАЛЕВУ.

ВЫШИНСКИЙ: Можно спросить ШЕСТОВА?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пожалуйста. 

ВЫШИНСКИЙ: Обвиняемый ШЕСТОВ, вы слышали показания ПЯТАКОВА?

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы встречались с ПЯТАКОВЫМ в Берлине в 1931 году? 

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Были в это время в его комиссии?

ШЕСТОВ: Да, был представителем ПЯТАКОВА по объединению “Востокуголь”.

ВЫШИНСКИЙ: Вам сообщал подсудимый ПЯТАКОВ о своей встрече с СЕДОВЫМ?

ШЕСТОВ: Да, сообщал.

ВЫШИНСКИЙ: Сообщал и о том, что говорил с СЕДОВЫМ?

ШЕСТОВ: Да, об этом шла речь.

ВЫШИНСКИЙ: То, что сейчас изложил подсудимый ПЯТАКОВ, вы подтверждаете в части разговора с СЕДОВЫМ?

ШЕСТОВ: Да, подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Именно это вам говорил и тогда ПЯТАКОВ?

ШЕСТОВ: Да, но говорил более в расширенной форме.

ВЫШИНСКИЙ: За счет чего расширял эту форму?

ШЕСТОВ: Он говорил следующее, что индустриализация, проводимая СТАЛИНЫМ, не выдерживает никакой критики.

ВЫШИНСКИЙ: Это кто говорил вам?

ШЕСТОВ: Это говорил мне тогда ПЯТАКОВ.

ВЫШИНСКИЙ: Свои слова или передавая слова СЕДОВА?

ШЕСТОВ: Я понимал, что свои слова говорит, и это совпадало с тем, что я имел беседу перед этим с СЕДОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Кто имел беседу?

ШЕСТОВ: Я лично.

ВЫШИНСКИЙ: Об этом позже. Теперь, что известно вам о беседе ПЯТАКОВА с СЕДОВЫМ?

ШЕСТОВ: Тогда же ПЯТАКОВ говорил, что строительство шахт-гигантов, идея Сталина об Урало-Кузнецком комбинате построена на песке, что я с карандашом в руках, и он действительно взял карандаш и стал подсчитывать, во что обойдется тонна металла, полученного на Магнитке, на угле Кузнецкого бассейна, тонна металла Кузнецкого завода, полученная на руде…

ВЫШИНСКИЙ: И вывод какой?

ШЕСТОВ: Вывод такой, что эти заводы будут нерентабельны.

ВЫШИНСКИЙ: Это мнение чье было?

ШЕСТОВ: Я понял, что это мнение Юрия Леонидович<а>. 

ВЫШИНСКИЙ: Короче говоря, передавая Вам беседу с СЕДОВЫМ, ПЯТАКОВ солидаризировался с СЕДОВЫМ и Вас убеждал в правильности точки зрения СЕДОВА или он излагал фотографически эту беседу?

ШЕСТОВ: Безусловно, солидаризировался.

ВЫШИНСКИЙ: Убеждал вас?

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы еще не были тогда убеждены?

ШЕСТОВ: Нет, я был достаточно убежден беседой с СЕДОВЫМ [3], а потом были две беседы со СМИРНОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Так что вы были подготовлены достаточно?

ШЕСТОВ: Да, для меня, конечно, ПЯТАКОВ всегда был большим авторитетом.

ВЫШИНСКИЙ: Правильно я понимаю Вас, что, передавая вам свою беседу с СЕДОВЫМ, ПЯТАКОВ полностью соглашался с установкой СЕДОВА?

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: И на вас воздействовал, чтобы вы приняли эту установку?

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: У меня к ШЕСТОВУ вопросов больше нет. Разрешите задать вопрос ПЯТАКОВУ. Обвиняемый ПЯТАКОВ, вы согласны? 

ПЯТАКОВ: ШЕСТОВ может быть с кем-нибудь говорил, но не со мной насчет того, что с карандашом в руках подсчитывал со мной, этого не было.

ВЫШИНСКИЙ: Меня интересует, когда вы рассказывали ШЕСТОВУ о своей беседе с СЕДОВЫМ, вы придавали ей характер простой передачи или высказывали свой взгляд?

ПЯТАКОВ: И с ШЕСТОВЫМ, и с Владимиром ЛОГИНОВЫМ речь шла об осуществлении этой директивы.

ВЫШИНСКИЙ: Правильно я вас понимаю, что в 1931 году в Берлине вы виделись с СЕДОВЫМ и разговаривали о борьбе в СССР против советского правительства и партии, высказывали свою точку зрения о провале индустриализации и т.п.?

ПЯТАКОВ: Я о провале индустриализации пока еще не высказывал своей точки зрения, но, во всяком случае, говорил о возобновлении борьбы против руководства, об этом я высказывал свою точку зрения.

ВЫШИНСКИЙ: Вы считали, что необходимо эту борьбу возобновить?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Чем объяснить, почему вы так быстро дали согласие возобновить эту борьбу?

ПЯТАКОВ: Беседа с СЕДОВЫМ не явилась причиной этого, она явилась толчком.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, и до этого вы стояли на своей старой троцкистской позиции?

ПЯТАКОВ: Несомненно, у меня оставались старые троцкистские пережитки, которые сначала были очень небольшого размера, но в дальнейшем все больше и больше разрастались.

ВЫШИНСКИЙ: И к 1931 году достаточно разрослись?

ПЯТАКОВ: К 1931 году у меня сформулировались ясные несогласия с руководством партии относительно полного отстранения ТРОЦКОГО от руководства и высылки его за границу, относительно непривлечения КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА ни к какой руководящей партийной и советской работе, и поэтому у меня в этом смысле была достаточная подготовка.

ВЫШИНСКИЙ: Такова была первая беседа с СЕДОВЫМ?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Предстояла еще встреча с СЕДОВЫМ в Берлине?

ПЯТАКОВ: Во время этой встречи мы условились больше не встречаться, так как мне это было довольно затруднительно. Я был в Берлине достаточно известен, портреты мои печатались в газетах, не особенно мне было ловко встречаться…

ВЫШИНСКИЙ: Значит, по конспиративным соображениям?

ПЯТАКОВ: Однако в довольно непродолжительное время после этого, я думаю, прошло не далее 3-х, максимум 4-х недель, Иван Никитич СМИРНОВ снова обратился ко мне и сказал, что СЕДОВ просит, несмотря на условие не встречаться, просит встретиться вторично на очень короткий и очень нужный разговор.

ВЫШИНСКИЙ: Так что, СМИРНОВ все время играл роль связиста, посредника?

ПЯТАКОВ: Ему легче было, по-видимому, встречаться с СЕДОВЫМ, так что в этом смысле он посредничал между мной и СЕДОВЫМ. Во всяком случае, я старался меньше встречаться, как вы сейчас правильно сказали, по конспиративным соображениям, но согласился на эту встречу, поскольку он на ней очень настаивал. И мы встретились там же. Разговор на этот раз был очень коротким.

ВЫШИНСКИЙ: Время и место встречи были обусловлены вами непосредственно с СЕДОВЫМ или через СМИРНОВА?

ПЯТАКОВ: Я сказал СМИРНОВУ, что для того, чтобы больше не уславливаться о месте встречи, встретимся на том же месте.

ВЫШИНСКИЙ: Как когда-то?

ПЯТАКОВ: Да. Я сказал: встретимся на том же месте. Этот второй разговор был очень короткий, он длился не больше 10-15 минут, а может быть и меньше, и сводился к следующему.

СЕДОВ без всяких околичностей сказал: вы понимаете, Юрий Леонидович, что поскольку возобновляется борьба, нужны деньги. Вы можете предоставить необходимые средства для ведения борьбы, намекая на то, что по своему служебному положению я могу выкроить кое-какие казенные деньги и помочь, попросту говоря, украсть.

Я сказал, что у него, очевидно, довольно неясное представление о том, как идет распоряжение деньгами, что я деньгами не распоряжаюсь, а распоряжаюсь заказами, и поэтому этих денег, кроме своего личного жалования и некоторых небольших представительских сумм, дать не могу.

Он говорит: Я так и думал. Тогда вы должны нам помочь достать деньги. Это вы можете сделать. Я имею возможность достать деньги, но без Вашей помощи это сделать будет затруднительно. Он сказал, что от меня требуется только одно, чтобы я как можно больше заказов выдал двум немецким фирмам – “Борзиг” и “Демаг” [4], а что СЕДОВ сговорится, как от них получить необходимые суммы, принимая во внимание, что я не буду особенно нажимать на цены, т.е., если это дело расшифровать, то ясно было, что накидки на цены на советские заказы, которые будут делаться, перейдут полностью или частично в руки ТРОЦКОГО для троцкистских контрреволюционных целей. Этот второй разговор на этом и закончился.

ВЫШИНСКИЙ: Кто назвал эти фирмы?

ПЯТАКОВ: СЕДОВ.

ВЫШИНСКИЙ: Вы не поинтересовались, почему он именно эти фирмы называет?

ПЯТАКОВ: Нет. Он сказал, что у него есть связи с этими фирмами.

ВЫШИНСКИЙ: У вас были связи и с другими фирмами?

ПЯТАКОВ: Да, у меня было связей очень много. Но СЕДОВ назвал эти фирмы, очевидно, потому что именно с ними у него были связи.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, Вы могли ясно себе представить, что именно эти фирмы были названы Седовым по специфическим условиям?

ПЯТАКОВ: Конечно, он так и сказал.

ВЫШИНСКИЙ: Он так и сказал? А в чем они заключались?

ПЯТАКОВ: Я только что говорил об этом, не знаю, слышали ли Вы. Он сказал: так как я, ПЯТАКОВ, не могу украсть денег, то от меня требуется передать побольше заказов определенным фирмам.

ВЫШИНСКИЙ: И вот эти-то фирмы назвал сам СЕДОВ?

ПЯТАКОВ: Да, сказав при этом, что от них он получит необходимую сумму.

ВЫШИНСКИЙ: Как, через кого, вы не спрашивали?

ПЯТАКОВ: Я считал это неудобным спрашивать.

ВЫШИНСКИЙ: Вы лично с представителями этих фирм в конспиративном отношении были связаны?

ПЯТАКОВ: Никак. Правда, с руководителем фирмы “Демаг” доктором Р<ЕЙТЕРОМ> [5] я был связан, но на эти темы никогда не позволял себе разговаривать, чтобы себя не скомпрометировать и не провалить.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, здесь тоже была необходимая конспирация?

<…> [6] 

ВЫШИНСКИЙ: Вы и делали, как советовал СЕДОВ?

ПЯТАКОВ: Совершенно верно.

ВЫШИНСКИЙ: Расскажите, в чем же это заключалось; коротко, конечно.

ПЯТАКОВ: Собственно, это заключалось в чем? Это очень трудно объяснить постольку, поскольку, когда было достаточно много заказов. Скажем, тот или иной заказ передать в ту или другую фирму – это делалось очень просто, тем более что я располагал очень большими возможностями, и достаточно большое количество заказов этим фирмам перешло.

ВЫШИНСКИЙ: Может быть, этим фирмам передавались заказы потому, что это было нам более выгодно, передать этот заказ?

ПЯТАКОВ: Что касается “Демага“, то эта часть оправдывалась, и это легко можно было сделать. Здесь шла речь относительно цен, что ему переплачивали больше, чем, вообще говоря, следовало.

ВЫШИНСКИЙ: Может быть, вы подтвердите, что фирме “Демаг” в этих целях, в целях договоренности с СЕДОВЫМ, вы, ПЯТАКОВ, переплачивали за счет советского государства некоторые суммы?

ПЯТАКОВ: Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ: А с другой фирмой?

ПЯТАКОВ: С фирмой “Борзиг” приходилось употреблять некоторые усилия.

ВЫШИНСКИЙ: Выгоднее было сдать другим?

ПЯТАКОВ: “Демаг” – это сама по себе фирма очень качественная, совсем не надо было применять никаких усилий в смысле рекомендации ей заказов.

ВЫШИНСКИЙ: А вот надо было сделать только большую накидку цен.

ПЯТАКОВ: Да. А вот насчет “Борзига” приходилось уговаривать, нажимать, чтобы этой фирме передавать заказы.

Я сейчас уже не в состоянии припомнить, какие именно заказы были им переданы, но хорошо помню, что я это делал.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, для “Борзига” заказы размещались с некоторым трудом, под вашим нажимом?

ПЯТАКОВ: Да. 

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, если исходить из интересов нашей промышленности и государства, то “Борзигу” было невыгодно давать заказы, а было выгоднее давать заказы другим фирмам, но тем не менее вы сознательно делали это. 

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Именно в силу договоренности…

ПЯТАКОВ: С СЕДОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Относительно этих фирм. А вам не говорил СЕДОВ о том, что есть с ними договоренность?

ПЯТАКОВ: Конечно, он с этого и начал. Он не говорил, какие именно условия, какая техника, как это будет делаться, он не говорил.

ВЫШИНСКИЙ: А что же он говорил?

ПЯТАКОВ: Он говорил, что если я этим фирмам заказы сделаю, то он от этих фирм деньги получит.

ВЫШИНСКИЙ: В силу соглашения?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вторая встреча?

ПЯТАКОВ: Это вторая.

ВЫШИНСКИЙ: Об этой встрече с СЕДОВЫМ вы кому нибудь говорили?

ПЯТАКОВ: Эта встреча была сугубо конспиративного характера, и особенно о ней распространяться не приходилось.

ВЫШИНСКИЙ: Не говорил ли вам СЕДОВ в эту встречу о чем-нибудь, что могло Вас интересовать в связи с вашей ближайшей работой?

ПЯТАКОВ: В эту встречу нет. В эту встречу я сказал Седову, что мне очень интересны вопросы для передачи, так как мне интересно не его мнение, СЕДОВА, а мнение ТРОЦКОГО, а он необходимых разъяснений мне дать не мог. Это в части, как тогда выражался СЕДОВ, “противодействия мероприятиям советской власти”. По сути дела, речь о вредительстве шла, и что я просил по этому поводу дать мне дополнительные разъяснения от ТРОЦКОГО; в эту вторую встречу мне СЕДОВ сказал, что он письмо Троцкому послал и ожидает от него ответа.

ВЫШИНСКИЙ: Ответа он еще не имел?

ПЯТАКОВ: Не имел. Я ему сказал, что в Берлине есть некоторые троцкисты и что, если он не сумеет мне непосредственно передать ответ, то в случае моего отъезда, если я уеду в Москву, то он может передать мне ответ через доверенных людей. Я тогда назвал фамилию ШЕСТОВА. Я не знал тогда, будет он или не будет. Кроме того, я назвал фамилию БИТКЕРА [7] и ЛОГИНОВА.

ВЫШИНСКИЙ: Вы самому ШЕСТОВУ что-нибудь сказали относительно передачи?

ПЯТАКОВ: Этого я не могу сказать и припомнить сейчас. Он поручения получал от СЕДОВА. Так или не так я сказал, я не в состоянии сейчас припомнить.

ВЫШИНСКИЙ: Но через ШЕСТОВА вы получали что-нибудь от СЕДОВА? ПЯТАКОВ: Да, в декабре 1931 г. я был в Москве, ШЕСТОВ возвращался из Берлина и зашел ко мне в СНХ в служебный кабинет и передал письмо. 

ВЫШИНСКИЙ: Вы в то время были председателем? 

ПЯТАКОВ: Сейчас я не в состоянии вспомнить свое служебное положение. ВЫШИНСКИЙ: Служебное положение можно установить справками. Он явился к вам по служебному делу?

ПЯТАКОВ: Он явился, наверно, чтобы передать письмо и поговорить еще раз о развертывании троцкистской работы в Кузбассе.

ВЫШИНСКИЙ: По чьему приказанию он туда был отправлен?

ПЯТАКОВ: Он раньше там работал.

ВЫШИНСКИЙ: Никаких служебных дел не было там?

ПЯТАКОВ: Нет, но он мог всегда найти служебный предлог.

ВЫШИНСКИЙ: Но ведь ему незачем было искать этих поводов.

<…> [8] 

ВЫШИНСКИЙ: Мне интересно по существу – он приезжал к вам не по служебной надобности? 

ПЯТАКОВ: Нет, он приезжал выполнить то поручение, которое имел для разговора еще раз относительно налаживания троцкистской работы в Кузбассе.

ВЫШИНСКИЙ: Разрешите обратиться к подсудимому ШЕСТОВУ. Вы были у ПЯТАКОВА?

ШЕСТОВ: Да, был, это было в ноябре мес<яце> 1931 г.

ВЫШИНСКИЙ: В ноябре или декабре?

ШЕСТОВ: Это было после праздников; примерно в двадцатых числах ноября я был в Новосибирске.

ВЫШИНСКИЙ (к ПЯТАКОВУ): Возможно, что он был в это время у вас? 

ПЯТАКОВ: Возможно.

ВЫШИНСКИЙ: Еще раз сейчас нужно установить, в каком месяце он был у вас.

ПЯТАКОВ: Возможно, что он был в ноябре мес<яце>.

ВЫШИНСКИЙ (к ШЕСТОВУ): Вы утверждаете, что вы были в ноябре мес<яце> у ПЯТАКОВА, и по какому признаку вы определяете, что вы были в ноябре мес<яце>?

ШЕСТОВ: Я помню, что я приехал в Москву 7 ноября, т.к. не ходили трамваи. Этот случай я очень хорошо запомнил. Точно так же я хорошо помню, что уже в первых числах декабря я работал нач<альником> Шахстроя.

ВЫШИНСКИЙ: Поэтому Вы в декабре быть у Пятакова не могли? 

ШЕСТОВ: Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, может быть установлено, что ваша встреча в 1931 году была в середине ноября с Пятаковым?

ШЕСТОВ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ: У вас была какая-нибудь служебная цель?

ШЕСТОВ: Нет. Я пошел передать поручение СЕДОВА. В письме – это раз, а во-вторых, получить краткие указания по организации проведения троцкистской работы.

ВЫШИНСКИЙ: И вы получили эти указания?

ШЕСТОВ: Примерно тогда мне ПЯТАКОВ сказал: “Поезжай и быстрей, энергичней развертывай дело”.

ВЫШИНСКИЙ: Подрывную работу что ли?

ШЕСТОВ: Подрывную работу и вредительство.

ВЫШИНСКИЙ: А там будет видно?

ШЕСТОВ: Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Вы передали письмо? От кого вы его получили?

ШЕСТОВ: Я письмо принял в конверте, письма я не читал, и положил в карман.

ВЫШИНСКИЙ. От кого и где вы получили это письмо?

ШЕСТОВ. Я получил письмо от СЕДОВА в Берлине.

ВЫШИНСКИЙ: Через кого-нибудь?

ШЕСТОВ: Нет, лично от него.

ВЫШИНСКИЙ: Где вы его получили?

ШЕСТОВ: Я получил его в ресторане “Балтимор”, в заранее обусловленном месте. Это место явки мне было известно от господина ШВАРЦМАНА. Я помню, что, когда я приехал из Англии, я обратился к этому ШВАРЦМАНУ и сказал, что мне нужно увидеть СЕДОВА.

ВЫШИНСКИЙ: Почему Вам был нужен ШВАРЦМАН?

ШЕСТОВ: Я имел встречу с СЕДОВЫМ в январе месяце, и тогда СЕДОВ познакомил меня с этим господином ШВАРЦМАНОМ.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, у вас еще раньше были встречи с СЕДОВЫМ и ШВАРЦМАНОМ?

ШЕСТОВ: Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Для каких целей?

ШЕСТОВ. Тогда было прямо сказано и впоследствии Иван<ом> Никитичем СМИРНОВЫМ, что от него будут поручения на имя Пятакова.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, через этого Шварцмана вы встретились с Седовым?

ШЕСТОВ: Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ: А письма в 1931 году вы получили не от Шварцмана, а лично от СЕДОВА?

ШЕСТОВ: Да, от СЕДОВА,

ВЫШИНСКИЙ: В заранее обусловленном месте?

ШЕСТОВ: Это был яр “Балтимор”, заранее обусловленное место.

ВЫШИНСКИЙ: А час встречи на этой конспиративной квартире вы как обусловили?

ШЕСТОВ: Я сказал ШВАРЦМАНУ, что хочу увидеться с СЕДОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, через ШВАРЦМАНА вы условились о встрече с СЕДОВЫМ?

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Что же вам Седов сказал?

ШЕСТОВ: Он просто передал мне тогда не письма, а, как мы тогда условились, он передал мне пару хромовых ботинок.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы получили не письма, а ботинки?

ШЕСТОВ: Да. Но я знал, что там были письма.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вам передали письма с ботинками?

ШЕСТОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: В каком ботинке были письма – в правом или левом? 

ШЕСТОВ: Он этого не сказал. Но в каждом ботинке было по письму. И он сказал, что на конвертах писем есть пометка. На одном стоит буква “П” – это значит для ПЯТАКОВА, а <на> другом стоит буква “М” – это значит для МУРАЛОВА.

ВЫШИНСКИЙ: Вы передали ПЯТАКОВУ это письмо?

ШЕСТОВ: Я передал ему письмо с пометкой “П”.

ВЫШИНСКИЙ: Из какого ботинка? Из правого или из левого? 

ШЕСТОВ. Я этого точно сказать не могу.

ВЫШИНСКИЙ: Ну, скажем, из правого сапога. А другое письмо? 

ШЕСТОВ: Другое письмо с пометкой “М” я передал МУРАЛОВУ. 

ВЫШИНСКИЙ: Можем спросить МУРАЛОВА. Подсудимый МУРАЛОВ, вы получили письмо?

МУРАЛОВ: Получил.

ВЫШИНСКИЙ: С ботинком или без ботинка? (В зале смех). 

МУРАДОВ: Нет, он привез мне только письмо.

ВЫШИНСКИЙ: Он вам принес письмо запечатанным или отпечатанным?

МУРАЛОВ: Запечатанным.

ВЫШИНСКИЙ: Что было на конверте?

МУРАЛОВ: Буква “M”.

ВЫШИНСКИЙ: Распечатали вы при ШЕСТОВЕ или позже?

МУРАЛОВ: Сейчас уже не помню.

ВЫШИНСКИЙ: Больше вопросов к МУРАЛОВУ и ШЕСТОВУ у меня нет. (Обращаясь к Пятакову). Дальше что вы можете рассказать о своей преступной троцкистской контрреволюционной деятельности? 

ПЯТАКОВ: Я получил письмо, которое выглядело так, как сейчас передавал ШЕСТОВ, и, вскрыв его, крайне удивился: я ожидал записки от СЕДОВА, но оказалось, что в конверте записка не от СЕДОВА, а от ТРОЦКОГО, и письмо было написано по-немецки, не шифром, так как у меня с ТРОЦКИМ шифра не было, и подписано Л.Т., хотя он мог и не подписывать, потому что почерк ТРОЦКОГО в достаточной мере я давно и хорошо знаю, и без этих букв, Л.Т., я бы хорошо знал, что это записка ТРОЦКОГО.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, письмо вы получили от ТРОЦКОГО через СЕДОВА и через ШЕСТОВА?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Что же было в этом письме?

ПЯТАКОВ: В этом письме, которое было написано по-немецки… 

ВЫШИНСКИЙ: Немецкий язык вы достаточно хорошо знаете? 

ПЯТАКОВ: Да, знаю.

ВЫШИНСКИЙ: И пишите и читаете совершенно свободно?

ПЯТАКОВ: Пишу я не совсем грамотно, но читаю совершенно свободно и разговариваю тоже.

ВЫШИНСКИЙ: О чем же говорилось в письме?

ПЯТАКОВ: Письмо это, как сейчас помню, начиналось так: (приводит несколько фраз на немецком языке), что означает по-русски: “Дорогой друг, я очень рад, что вы последовали моим требованиям…”, дальше говорилось, что стоят коренные задачи, которые он коротко сформулировал. Первая задача это (произносит фразу по-немецки), т.е. S., иначе говоря, СТАЛИНА, с ближайшими помощниками всеми средствами устранить с дороги. Понятно, что “всеми средствами”, постольку поскольку разговор с СЕДОВЫМ уже раньше был, надо было понимать, в первую очередь, насильственными средствами. Во-вторых, кажется, в этой же записке тогда писалось относительно необходимости объединения всех антисталинских сил для этой борьбы. В-третьих – о необходимости противодействовать всем мероприятиям, в особенности в области хозяйства, советского правительства и партии, и дискредитировать мероприятия СТАЛИНА.

ВЫШИНСКИЙ: А как же дискредитировать?

ПЯТАКОВ: Это уж предоставлялось нашему здесь усмотрению. 

ВЫШИНСКИЙ: Что же вы сделали с этим письмом или по этому письму?

ПЯТАКОВ: Тут мне нужно, гражданин обвинитель, довольно значительное отступление сделать. Я пока показывал относительно своих связей с ТРОЦКИМ и СЕДОВЫМ, а там уже пойдет – что я здесь делал в Союзе.

ВЫШИНСКИЙ: Это как раз правильно будет, потому что это именно выясняет содержание вашей деятельности того периода.

Значит, это письмо вы получили в конце ноября 1931 года?

ПЯТАКОВ: Да, в конце ноября 1931 года.

ВЫШИНСКИЙ: После этого письма вы были еще раз за границей вскоре, в каком году?

ПЯТАКОВ: В 1932 году. 

ВЫШИНСКИЙ: Когда вы уехали?

ПЯТАКОВ: Я был во второй половине 1932 года в Берлине и тогда же встретился в третий раз с СЕДОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Меня интересует вот этот промежуток времени между получением вами письма от ТРОЦКОГО в 1931 году и между вашим вторичным появлением в Берлине в 1932 году. В этот промежуток времени что вы делали как решивший вернутся на троцкистскую подпольную работу?

ПЯТАКОВ: Видите, это время, собственно говоря, и 31-й, и 32-й год, он был главным образом занят восстановлением старых троцкистских связей, которые были разметаны, раскиданы, и их нужно было восстанавливать, но главным образом я сосредоточился на Украине, которая мне более известна, и у меня там было больше личных связей, мне это было легче. Я не показывал раньше, когда я с ЛОГИНОВЫМ в Берлине разговаривал, мы с ним уговорились относительно организации украинского троцкистского центра, и связь с этим центром была основной, если не считать впоследствии очень существенной связи, которая началась через ШЕСТОВА с Западной Сибирью и с Н.И. МУРАЛОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Когда эта связь началась?

ПЯТАКОВ: С поездки ШЕСТОВА.

ВЫШИНСКИЙ: Меня интересует другой вопрос. Промежуток времени между концом 

1931 г. и вашей поездкой в Берлин я понимаю так, что это время вы отдали на восстановление троцкистских кадров. 

ПЯТАКОВ: Связи.

ВЫШИНСКИЙ: Связи с распыленными троцкистскими кадрами.

ПЯТАКОВ: Да. 

ВЫШИНСКИЙ: Конкретно в чем это выразилось?

ПЯТАКОВ: Прежде всего восстановили украинские связи. Это – Владимир ЛОГИНОВ, ГОЛУБЕНКО Николай, КОЦЮБИНСКИЙ Юрий и ЛИВШИЦ Яков, обвиняемый по данному делу. Мы уговорились сначала с ЛОГИНОВЫМ, а впоследствии с остальными относительно того, что они образуют украинскую четверку.

ВЫШИНСКИЙ: С кем вы говорили?

ПЯТАКОВ: Со всеми четырьмя.

ВЫШИНСКИЙ: И в том числе с Лившицем?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Это было в 31-м году?

ПЯТАКОВ: Я думаю, что даже в 1932 г. 

ВЫШИНСКИЙ: Где была встреча с Лившицем?

ПЯТАКОВ: У меня в Наркомате.

ВЫШИНСКИЙ: Вы его вызвали или он сам пришел?

ПЯТАКОВ: Не помню. 

ВЫШИНСКИЙ: Где он работал?

ПЯТАКОВ: На Украине начальником дороги.

ВЫШИНСКИЙ: Вы отношения к начальникам дороги не имели, почему он явился к вам в ВСНХ?

ПЯТАКОВ: У меня с ним были давнишние и личные отношения.

ВЫШИНСКИЙ: Личные отношения меня не интересуют.

ПЯТАКОВ: Это не просто кумовство, но мы с ним давно были связаны и по троцкистской работе, и по контрреволюционной.

ВЫШИНСКИЙ: Он был троцкистом, так же как и вы. Но в 1931 г. по какому поводу начальник какой-то дороги появляется у вас, у заместителя председателя ВСНХ? Какой-нибудь деловой, служебный повод был к тому?

ПЯТАКОВ: Этого не требовалось. У меня бывало очень много народу, и он зашел.

ВЫШИНСКИЙ: Но он пришел не просто как человек…

ПЯТАКОВ: Он, конечно, был осведомлен ЛОГИНОВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, он зашел к ПЯТАКОВУ как к человеку, который собирает, по поручению ТРОЦКОГО, троцкистские кадры?

ПЯТАКОВ: Он пришел непосредственно от меня получить подтверждение того, что ему рассказывал ЛОГИНОВ, еще более выяснить.

ВЫШИНСКИЙ: И вы с ним говорили что-нибудь по этому поводу? 

ПЯТАКОВ: Я изложил свою встречу с СЕДОВЫМ, рассказал о нескольких установках новых, заговорщических, о свержении власти, террористических методах борьбы, установке на вредительство. В 1932 году я был у него в гостях, в его вагоне. Там тоже имели разговор.

ВЫШИНСКИЙ: Как в гостях, как у ЛИВШИЦА, вашего личного знакомого, или участника вашей подпольной работы?

ПЯТАКОВ: Формально как к личному знакомому, а по существу имел разговоры относительно Украинской…

ВЫШИНСКИЙ: После возвращения из Берлина?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, после возвращения из Берлина вы встретились с ЛИВШИЦЕМ два раза?

ПЯТАКОВ: Я думаю, что больше, потому что, когда он бывал в Москве, он заходил в наркомат поговорить, но вспомнить разговоры не могу.

ВЫШИНСКИЙ: Я понимаю, большего я не хочу. Разрешите вопрос ЛИВШИЦУ. Обвиняемый ЛИВШИЦ, вы подтверждаете эту часть показаний ПЯТАКОВА о встрече с вами?

ЛИВШИЦ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы встречались с ним после возвращения из Берлина, у него или у вас?

ЛИВШИЦ: Я пришел в ВСНХ.

ВЫШИНСКИЙ: Он вас вызвал или по собственной инициативе? 

ЛИВШИЦ: Я пришел проверить правильность директив, переданных ЛОГИНОВЫМ от ПЯТАКОВА.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, ЛОГИНОВ Вам передал со слов ПЯТАКОВА директиву ТРОЦКОГО?

ЛИВШИЦ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Где?

ЛИВШИЦ: В Харькове.

ВЫШИНСКИЙ: И вы, будучи в Москве, решили проверить это?

ЛИВШИЦ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: И в этих целях что вы решили сделать?

ЛИВШИЦ: Я пришел к ПЯТАКОВУ для того, чтобы услышать от него.

ВЫШИНСКИЙ: И он?

ЛИВШИЦ: Он мне рассказал то же самое, что говорил ЛОГИНОВ, что методы борьбы, которые проводили раньше, не дали никакого эффекта, что методы борьбы массовой подпольной работы ничего сейчас дать не могут, что нужно идти на новые методы борьбы, т.е. на террор и на разрушительную работу.

ВЫШИНСКИЙ: Это вам сказал…?

ЛИВШИЦ: Это мне сказал ПЯТАКОВ.

ВЫШИНСКИЙ: В 1931 году?

ЛИВШИЦ: Нет, в 1932.

ВЫШИНСКИЙ: После возвращения…

ЛИВШИЦ: После возвращения из Берлина. А то, что он говорил, что в 1931 г. был у меня в вагоне, то это было до его отъезда в Берлин.

ВЫШИНСКИЙ: Второй раз?

ЛИВШИЦ: Я не могу утверждать – первый или второй раз, но это было, по-видимому, в ноябре-декабре 1931 года. Он был у меня в вагоне, обедал. Никаких разговоров троцкистского контрреволюционного характера не было.

ВЫШИНСКИЙ: В этот раз?

ЛИВШИЦ: В этот раз, потому что было много людей в вагоне.

ВЫШИНСКИЙ: А кроме этого он у вас бывал в вагоне?

ЛИВШИЦ: Кроме этого раза, насколько я припоминаю, в вагоне не был, был один раз.

ВЫШИНСКИЙ: Но разговоры у вас троцкистские после этого бывали еще?

ЛИВШИЦ: Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ: Безусловно и неоднократно. Больше нет вопросов к Лившицу. Дальше, обвиняемый ПЯТАКОВ, может быть, обвиняемый устал?

ПЯТАКОВ: Ничего, я могу.

УЛЬРИХ: Я полагаю перерыв с 3-х часов объявить.

ВЫШИНСКИЙ: Я не возражаю, может быть, обвиняемому трудно? 

ПЯТАКОВ: Сколько еще времени?

УЛЬРИХ: 50 минут.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, Ваш второй приезд в Берлин.

ПЯТАКОВ: Второй приезд в Берлин, как я уже показывал, состоялся в середине 1932 года. В этот приезд несмотря на то, что мы с Седовым уговорились больше не встречаться, он все же и в третий раз настоял на встрече со мною. Как он мне передал, от этой же фирмы “Демаг”, которую я упоминал, он узнал о моем приезде в Берлин и решил со мной встретиться для того, чтобы получить, как он сказал, необходимую информацию для Троцкого.

Когда я ему стал рассказывать то, что мне тогда было известно относительно начавшегося разворота работы троцкистско-зиновьевской организации, он меня прервал и сказал, что он это знает, непосредственную связь имеет, и все это относительно Москвы известно, что он просит меня рассказать о том, что делается на периферии.

Я ему тогда сказал то, что мне было известно, т.е. то, что я лично делаю, потому что к тому времени у меня никаких других центровых связей не было. Я рассказал, с одной стороны, об украинской работе и изложил ему примерно то, что сейчас излагаю Вам. С другой стороны, я рассказал относительно работы в Западной Сибири, о связях с ШЕСТОВЫМ, Николаем Ивановичем МУРАЛОВЫМ и БОГУСЛАВСКИМ, который находился в то время в Западной Сибири.

СЕДОВ выразил крайнюю степень неудовольствия, не своего, как он сказал, а неудовольствия Льва Давидовича, который очень недоволен тем, что дела идут крайне медленно и в особенности в отношении террористической деятельности. Он сказал, что вы, мол, занимаетесь все организационными подготовками, да разговорами, да связями, но вообще ничего конкретного у Вас нет. Он мне сказал: вы знаете характер Льва Давидовича, он рвет и мечет, он горит нетерпением, чтобы его директивы поскорее были превращены в действительность, а что, мол, из Вашего доклада и сообщения ничего конкретного не видно.

Собственно говоря, в этом состоял весь разговор с СЕДОВЫМ. Может быть, я что-нибудь пропустил, но сейчас не могу припомнить.

ВЫШИНСКИЙ: Долго Вы пробыли второй раз в Берлине?

ПЯТАКОВ: Месяца полтора-два. Осенью этого же года я вернулся обратно в Москву, и здесь произошла очень существенная, с точки зрения образования запасного, в дальнейшем параллельного троцкистского центра, моя встреча с КАМЕНЕВЫМ.

КАМЕНЕВ по своей собственной инициативе пришел ко мне в Наркомат под каким-то предлогом, ему нужна была помощь по линии материального снабжения или еще что-то, какие-то пустяки, – и после краткого делового разговора, длившегося l½-2 минуты, он мне сказал. Собственно говоря, он первый очень четко, ясно и оформлено сообщил мне относительно образовавшегося троцкистско-зиновьевского центра, главного центра, если можно так выразиться. Он сказал, что этот блок восстановлен, что центр образовался, перечислил мне тогда ряд фамилий людей, которые входили в состав этого центра, и сообщил мне тогда, что они обсуждали между собой вопрос относительно введения в центр таких вообще заметных в прошлом троцкистов, каким являюсь я, ПЯТАКОВ, РАДЕК, СОКОЛЬНИКОВ и СЕРЕБРЯКОВ. Перечислив мне эти четыре фамилии, он сказал, что он считает необходимым поставить меня в известность о решениях центра относительно того, что это было признано нецелесообразным, и нецелесообразным по той причине, что они считают, что возможность провала очень велика этого главного центра, так как туда входят все “очень замаранные”, как он сказал; поэтому желательно иметь на случай провала основного центра запасный троцкистско-зиновьевский центр в вышеперечисленном составе, который я упомянул, и что он уполномочен меня официально запросить, согласен ли я на вхождение в этот центр.

ВЫШИНСКИЙ: Запасный, как он выразился?

ПЯТАКОВ: Запасный. Он не ссылался на то, что это исходит от ТРОЦКОГО, или на какие-нибудь разговоры с СЕДОВЫМ; он ссылался на решения центра, который существовал в Москве. Я понял так, что те разговоры, которые вел Иван Никитович в свое время в Берлине, – это соответствует тому, о чем говорит КАМЕНЕВ, а так как до этого времени я, собственно говоря, до известной степени был троцкистом, в троцкистском смысле, одиночкой, так как я имел свою периферийную связь, но центральной связи не было, были случайные связи с СЕДОВЫМ, а с центральной публикой у меня к тому времени еще не сложилась связь, – я дал свое согласие КАМЕНЕВУ на вступление в запасный центр. Это было осенью 1932 г. Тут же КАМЕНЕВ мне сказал, что он, как он выразился, “иного ответа и не ожидал”, но считал необходимым меня об этом спросить. Тут же он сказал: “Постольку поскольку вам придется в дальнейшем, если с вами [9] что-нибудь случится, возобновить прерванную работу”, то он считал необходимым проинформировать меня по следующим основным направлениям работы этого центра. Прежде всего, в основу положен вопрос о свержении власти с применением террористических методов. И тут же в такой завуалированной и “деликатной” форме (я говорю, что слово “вредительство” не особенно называлось, так как это не особенно было приятно называть, и это называлось разными другими именами вроде “противодействие мероприятиям сталинского правительства”, “дискредитация сталинских мероприятий” и т.д.), что соответствующую директиву центр по своей линии, по своей периферии дал, что от меня требуется то же самое. Дальше в порядке информации тоже он сказал, что у них установлена теснейшая связь – не просто контакт, а связь с правыми: с БУХАРИНЫМ, ТОМСКИМ, РЫКОВЫМ, и тут же сказал, что так как вы, Юрий Леонидович, как нам известно, в очень хороших отношениях с БУХАРИНЫМ, не мешает, чтобы и вы с ним поддерживали соответствующий контакт, что мною в дальнейшем и делалось.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы этот контакт установили с БУХАРИНЫМ? 

ПЯТАКОВ: Да. Одновременно он мне сказал (КАМЕНЕВ) на мой вопрос, собственно говоря, как же это с правыми мы устанавливаем связь, прямо сказал, что это, вообще говоря, с моей стороны проявление известной дерзости в политике, что вчерашние разногласия нас не могут разъединить, тут должно быть единство цели. Во-первых, свержение СТАЛИНА – сталинского режима – раз, и отказ от построения социализма с соответствующим изменением экономической политики. На этой почве мы безусловно сталкиваемся очень легко, потому что цель одинакова, и вам, говорит, нужно иметь в виду в дальнейшем это. В этом же разговоре КАМЕНЕВ сказал и относительно межгосударственных отношений: первое – {напоминание} *разговор* с СМИРНОВЫМ, второе – СЕДОВ и третье – КАМЕНЕВ [10]. Он сказал, что поскольку придется руководить и в дальнейшем этим делом, то ясно, без необходимого контакта с правительствами капиталистических государств, конечно, нам к власти не прийти, и этот контакт надо поддерживать. Что касается конкретности этого вопроса, то он сказал, что я не международник, и тут РАДЕК и СОКОЛЬНИКОВ более поставлены об этом в известность. Причем он сказал: “В свое время вы получите необходимую информацию”.

ВЫШИНСКИЙ: Что значит – вы не международник? 

ПЯТАКОВ: В троцкистских кругах я больше считался специалистом-хозяйственником, а не по международным вопросам.

ВЫШИНСКИЙ: Кто же считался международником по международным вопросам?

ПЯТАКОВ: Я уже сказал – РАДЕК и СОКОЛЬНИКОВ, они больше понимают и у них больше возможностей имеется.

ВЫШИНСКИЙ: Хотя и вы не международник, но по международным вопросам говорили?

ПЯТАКОВ: Кратко я сказал, было три разговора.

ВЫШИНСКИЙ: С объединенным центром в лице КАМЕНЕВА? 

ПЯТАКОВ: Это все, что я сказал.

ВЫШИНСКИЙ: Дальше.

ПЯТАКОВ: Это, значит, в 1932 году разговор с КАМЕНЕВЫМ.

ВЫШИНСКИЙ: Конец 1932 г.?

ПЯТАКОВ: Да, конец 1932 г.

ВЫШИНСКИЙ: Что же дальше? Интересно, вы с названными членами запасного центра, с РАДЕКОМ, СОКОЛЬНИКОВЫМ, СЕРЕБРЯКОВЫМ, встречались и вели разговор, и о чем?

ПЯТАКОВ: В 1932 г. я тоже встретился с РАДЕКОМ. Мы вообще знаем друг друга в таких общих взаимных разговорах, но сейчас очень трудно вспомнить, какие были у меня с ним разговоры. В разговоре мы выяснили, что и ему, и мне известно об образовании запасного центра, конечно, если память мне не изменяет, то он как будто говорил об информации МРАЧКОВСКОГО, а я говорил о том, что уже получил соответствующее разъяснение через КАМЕНЕВА. С РАДЕКОМ у меня были личные отношения и велись разговоры на разные темы, когда же и какой разговор был, сейчас не вспомнишь.

Поэтому я сущность, собственно говоря, могу припомнить, а не самый разговор. Он тогда сначала выразил удивление, а потом признал, что это совершенно неизбежно, потому что, собственно говоря, борьба идет за цели гораздо более быстрые, чем те, которые ему рисовались. Т.е. он думал, что речь идет об изменении политики, а, собственно говоря, в порядке дня был поставлен вопрос о насильственном свержении власти, и он сказал, что здесь, по-видимому, ТРОЦКИЙ, объединенный центр прав, и придется это проводить. А отсюда вытекают и соответствующие методы борьбы, которые приняты и ТРОЦКИМ, и основным обвиненным центром.

В том же разговоре… Да, я тут должен сделать, извиняюсь, некоторое отступление относительно запасного центра. Собственно говоря, в смутном еще виде об этом говорил Иван Никитич СМИРНОВ, когда я с ним встретился в Берлине. Он говорил тогда, что, собственно говоря, вам лучше быть несколько в стороне от наших центровых дел, т.е. от тех дел, о которых мы тогда говорили, т.е. об Украинской организации, а там видно будет, может быть, пригодится.

И вот в этом же разговоре с РАДЕКОМ мы подняли вопрос относительно того, что в основном центре существует очень больное преобладание зиновьевцев и что не следует ли поставить вопрос относительно некоторого персонального изменения основного центра… 

ВЫШИНСКИЙ: В каком направлении? 

ПЯТАКОВ: В направлении ввода какого-нибудь еще из нас – троцкистской фракции – в троцкистско-зиновьевский объединенный блок.

Я уже сейчас не могу припомнить точно, он ли, я ли, но, во всяком случае, в этом разговоре мы пришли к выводу, что ставить вопрос сейчас об изменении персонального состава нельзя, потому что это значит вызвать совершенно ненужные изменения в троцкистском подполье, пойдут споры, рассуждения, недовольства, что поэтому, пожалуй, не стоит этого вопроса ставить.

У нас явилась такая мысль о том, чтобы наряду с основным центром, который был в составе КАМЕНЕВА, ЗИНОВЬЕВА, МРАЧКОВСКОГО, БАКАЕВА, СМИРНОВА, ЕВДОКИМОВА, чтобы иметь наш троцкистский параллельный центр, который одновременно будет играть роль запасного центра на случай провала основного, а в то же самое время вести практическую работу, которая должна происходить согласно директивам и установкам Троцкого, специфически троцкистским установкам. Правда, особенного различия к тому времени в установках уже не было. Но тогда РАДЕК и я – мы беспокоились, что при том отступлении экономическом к НЭПу, как нам тот период рисовался, каменевская и зиновьевская часть пойдут слишком далеко, что тут надо этому организовать известное противодействие. Во всяком случае, мы тогда условились запросить по этому поводу ТРОЦКОГО. Через некоторое время (это было уже в 1933 году) в одну из встреч со мною РАДЕК мне сообщил о том, что ответ от ТРОЦКОГО получен, что ТРОЦКИЙ ультимативно ставит вопрос относительно сохранения полного единства и блока с зиновьевцами, так как никаких расхождений у нас с ними нет, поскольку террористическо-вредительская платформа принята, а что касается отступления, то он сказал, что РАДЕК и я ошибаемся, думая, что отступление будет незначительно, – отступать придется очень далеко, и в этом отношении обоснован блок не только с зиновьевцами, но и с правыми. Что касается превращения нашего центра в параллельный, то он сказал, что это полезно, постольку поскольку это будет усиливать борьбу, усиливать собирание сил и подготовку необходимых террористических и вредительских актов. Это, значит, была встреча у меня с РАДЕКОМ.

В конце 1933 года я имел первую встречу с СЕРЕБРЯКОВЫМ по этому вопросу, где также осведомился о его осведомленности и выяснил, что он знает об этой работе. Постольку поскольку речь шла о том, что и он должен включиться активнее в работу, мы с ним тогда уговорились, как быть. Встреча эта была в Гаграх в конце ноября или в самом начале декабря. Тогда мы с ним уговорились, что я в основном веду работу по крайней и Западной Сибири – в промышленности, он берет Закавказье и транспорт. В дальнейшем у меня с ним было еще 1-2 разговора.

С СОКОЛЬНИКОВЫМ я имел встречу значительно позже – в середине 1935 года в Берлине, когда мы уже конкретно говорили относительно превращения запасного или параллельного, – называйте как хотите, – центра в центр действующий, поскольку к этому времени уже произошел разгром основного центра, весь центр был арестован и осужден. СОКОЛЬНИКОВ зашел ко мне в Наркомтяжпром, осведомился у меня, что я знаю, чего не знаю. Одним словом, выяснилось, что мы с ним оба одинаково знаем. И СОКОЛЬНИКОВ тогда мне сказал, что пора начать, так как после ареста некоторое время притихли, но уже с лета 1935 года решили начать, троцкистско-зиновьевскую организацию активизировать как следует, восстановить порванные связи и превратиться тем самым в основной действующий центр. В этом же разговоре с СОКОЛЬНИКОВЫМ…

ВЫШИНСКИЙ: О 1935 годе будете говорить позже. Давайте пока остановимся на ваших беседах с РАДЕКОМ и ваших беседах с СЕРЕБРЯКОВЫМ. Следовательно, вы и РАДЕКА, и СЕРЕБРЯКОВА уже в это время, т.е. в 1933 году, поставили в курс своей деятельности, своих предположений и начинаний?

ПЯТАКОВ: Конечно, во все подробности я их не ставил в известность, поскольку организация и в тот период, и значительно позже строилась с применением личных связей, – они от одного к другому не передавались, но я информировал их относительно того, что имеется на Украине, относительно того, что имеется в Западной Сибири, к тому времени и на Урале образовалась группа, и в Москве, – в общих чертах я их информировал…

ВЫШИНСКИЙ: Вы с РАДЕКОМ виделись до направления письма Троцкому с запросом о том, как быть в этих вопросах, или после?

ПЯТАКОВ: Относительно параллельного центра?

ВЫШИНСКИЙ: Да. 

ПЯТАКОВ: Нет, в разговоре с РАДЕКОМ мы оба и решили направить это письмо.

ВЫШИНСКИЙ: А потом получили ответ от ТРОЦКОГО?

ПЯТАКОВ: Да, положительный.

ВЫШИНСКИЙ: К кому он пришел?

ПЯТАКОВ: К РАДЕКУ, а РАДЕК передал мне. Пришел на квартиру и сказал, что получил ответ от ТРОЦКОГО, где он категорически отклоняет всякие разговоры относительно блока с ЗИНОВЬЕВЫМ, наоборот, ставит вопрос о блоке с правыми, говорит о неправильности нашей установки, о масштабах отступления, и в отношении превращения “запасного центра” в “параллельный” он нас благословил. Это было в 1933 году.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, можно считать, что с 1933 года уже и действует “параллельный центр”?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Потому-то он и параллельный, что он действует одновременно с основным.

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Позвольте спросить РАДЕКА?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пожалуйста.

ВЫШИНСКИЙ: Что вы можете сказать, обвиняемый РАДЕК, по этой части обвинения ПЯТАКОВА? 

РАДЕК: Я подтверждаю полностью.

ВЫШИНСКИЙ: Вы обсуждали вопрос о том, чтобы запросить ТРОЦКОГО о “параллельном центре”?

РАДЕК: Да. Мы этот вопрос рассматривали и с точки зрения личного состава основного центра, и с точки зрения нашего недоверия политического зиновьевской касте несмотря на то, что был блок.

ВЫШИНСКИЙ: Т.е. как это понимать?

РАДЕК: Мы пришли к убеждению, что блок этот вряд ли представляет формацию, которая сможет выдержать какое-нибудь серьезное испытание, и одной из первых забот ЗИНОВЬЕВА будет оттереть троцкистов, что моменты личные будут играть большую роль, а, во-вторых, наша оценка была такая, что КАМЕНЕВ и СОКОЛЬНИКОВ пойдут значительно дальше в отступлении экономическом, которое мы считали необходимым, что ЗИНОВЬЕВ будет в полной панике, и что надо будет иметь как противовес, сохраняя внешность блока, собственную организацию.

ВЫШИНСКИЙ: Вести собственную политику?

РАДЕК: Собственную политику или коррективу собственную этой политики. Иметь собственную организацию.

ВЫШИНСКИЙ: Чтобы держать в руках зиновьевский блок?

РАДЕК: Да. Но незачем говорить, что эта дифференциация между правыми, СОКОЛЬНИКОВЫМ, нами и левыми была чистой иллюзией. Она скоро на фактах разбилась, но тогда мы из этого исходили, и это было предметом разговора между мною и ПЯТАКОВЫМ, и на основе этого разговора, при котором мы тоже рассматривали экономические перспективы, мы решили, что надо отказаться от всяких идей ввода в старый центр усиленного количества троцкистов, может быть, персональных изменений. Если возьмете состав старого центра, то со стороны троцкистов там не было ни одного из старых политических руководителей. Был СМИРНОВ, который был больше организатором, чем политическим руководителем. МРАЧКОВСКИЙ – солдат и боевик, и ТЕР-ВАГАНЯН – пропагандист. Это объяснялось теми фактами, что эти три лица принадлежали к группировке СМИРНОВА, средней группировке при расколе 1928 года, и раньше нас мобилизовались для борьбы с партией. Мы к ним имели полное личное доверие, но не считали их способными в случае чего действительно руководить. Мы считали, раз этот центр уже создан, то всякие изменения в центре вызовут разногласие с зиновьевцами, и поэтому мы идею запасного центра пытались применить в виде параллельного центра. Причем, теперь СОКОЛЬНИКОВ по этому поводу не сделает никакого скандала, мы его считали не то заложником, не то прикрытием. Понятно, это была иллюзия. Хозяевами блока от начала до конца были правые тенденции, более правые, чем это представлял СОКОЛЬНИКОВ. Это было перед нашим разговором с ПЯТАКОВЫМ…

ВЫШИНСКИЙ: Об этих тенденциях будем говорить дальше.

РАДЕК: Вот в результате этого разговора решили послать запрос ТРОЦКОМУ. ВЫШИНСКИЙ: Кто писал?

РАДЕК: Писал письмо я.

ВЫШИНСКИЙ: Как передали?

РАДЕК: Из следственных материалов вам известно. Связь установлена через Владимира РОММА, мой старый приятель, который был тогда корреспондентом ТАСС за границей, через него была установлена связь.

ВЫШИНСКИЙ: С ним у вас была своя линия связи?

РАДЕК: У меня была свежесозданная линия связи, и письмо передал Владимир РОММ.

ВЫШИНСКИЙ: Письмо передал Владимир РОММ, а ответ?

РАДЕК: Ответ тоже получили через РОММА.

ВЫШИНСКИЙ: ПЯТАКОВ знал об этом?

РАДЕК: Я никому фамилии моих связистов не называл.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы действовали по отношению к ПЯТАКОВУ так, как ваш центр действовал по отношению к основному?

РАДЕК: Я действовал так, как люди, занимающиеся конспирацией. ПЯТАКОВУ незачем было знать, что РОММ мой связист.

ВЫШИНСКИЙ: По получении письма вы имели беседу с ПЯТАКОВЫМ? 

РАДЕК: Я немедленно известил ПЯТАКОВА как ближайшего мне человека по работе о получении письма. Письма я немедленно сжигал, но ПЯТАКОВУ известны все подробности о ходе информации ТРОЦКОГО. 

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы подтверждаете показания ПЯТАКОВА в этой части?

РАДЕК: Да.    

ВЫШИНСКИЙ: К РАДЕКУ вопросов больше нет. Вопрос к СЕРЕБРЯКОВУ. Что вы можете сказать в той части показаний ПЯТАКОВА, где содержится ссылка на ваше участие?

СЕРЕБРЯКОВ: Действительно, в конце ноября 1933(?) года встреча с ПЯТАКОВЫМ состоялась.

ВЫШИНСКИЙ: О чем вы беседовали?

СЕРЕБРЯКОВ: ПЯТАКОВ меня кратко информировал о встрече с СЕДОВЫМ, о своей работе, которую он проводил на Украине и в Западной Сибири. Он просил меня взять на себя работу по руководству связями с Грузией и на транспорте.

ВЫШИНСКИЙ: Почему он обратился к вам для связи с грузинскими троцкистами? 

СЕРЕБРЯКОВ: С грузинскими троцкистами у меня были хорошие отношения, с МДИВАНИ(?) и, в частности, я часто бывал в Грузии, в Закавказье. А по транспорту потому, что я старый транспортник.

ВЫШИНСКИЙ: И вы дали согласие?

СЕРЕБРЯКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Он вам говорил, что вы привлекаетесь к участию в запасном центре?

СЕРЕБРЯКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: И вы тоже дали на это согласие?

СЕРЕБРЯКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы подтверждаете ту часть показаний ПЯТАКОВА, как подтвердил и РАДЕК?

СЕРЕБРЯКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: У меня вопросов больше нет.

ПЯТАКОВ: Прошу разрешения сделать одно замечание.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пожалуйста.

ПЯТАКОВ: (обращаясь к тов. Вышинскому) Вы не совсем правильно поставили вопрос, и Серебряков не совсем точно вам ответил.

У меня с ним не было таких взаимоотношений как лица, по троцкистской линии подчиненного руководителю. Не то что я ему предложил, а он дал согласие, а мы просто уговорились об этом.

ВЫШИНСКИЙ: Может быть, я неправильно поставил вопрос. Нужно это сейчас выяснить. В этой вашей четверке кто был более влиятельным, вы или СЕРЕБРЯКОВ?        

ПЯТАКОВ: (молчит).

ВЫШИНСКИЙ: Как Серебряков считает? 

СЕРЕБРЯКОВ: Я говорю не с точки зрения разделения ответственности. С этой точки зрения я несу полную ответственность за деятельность центра, но должен сказать, что для меня ПЯТАКОВ являлся авторитетом. В том числе и я для него был в какой-то степени авторитет.

ВЫШИНСКИЙ: Вы непосредственно сносились с Троцким?

СЕРЕБРЯКОВ: Нет.

ВЫШИНСКИЙ: А он?

СЕРЕБРЯКОВ: Он сносился. 

ВЫШИНСКИЙ: Это тоже влияло на авторитет? 

СЕРЕБРЯКОВ: Влияло.

ВЫШИНСКИЙ: Подсудимый Пятаков, вы как ставите вопрос? У вас в параллельном центре в составе ПЯТАКОВА, РАДЕКА, СЕРЕБРЯКОВА и СОКОЛЬНИКОВА никому не принадлежала руководящая роль по отношению к остальным?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Все были равноправными членами, и каждый полностью отвечал за весь центр?

ПЯТАКОВ: Да, каждый в своей области. В области международных вопросов Григорий СОКОЛЬНИКОВ и РАДЕК были авторитетами. В области промышленности и хозяйства, видимо, я был авторитетом.

ВЫШИНСКИЙ: Меня интересует, параллельный центр действовал под руководством кого-либо?

ПЯТАКОВ: ТРОЦКОГО.

ВЫШИНСКИЙ: Непосредственную связь с ТРОЦКИМ кто осуществлял от имени центра?

ПЯТАКОВ: РАДЕК, а потом я имел личную встречу с ТРОЦКИМ.

ВЫШИНСКИЙ: Личная встреча с ТРОЦКИМ относится к области связи с ТРОЦКИМ?

ПЯТАКОВ: Конечно.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, центр через вас и РАДЕКА непосредственно был связан с основным руководителем вашей преступной деятельности? Это правильно?

ПЯТАКОВ: Правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Я только в этом смысле и ставил вопрос. Может быть, у вас есть еще поправки?

ПЯТАКОВ: Нет.

ВЫШИНСКИЙ: Тогда пойдем дальше. Таким образом, 1933 год есть год оформления деятельности параллельного центра?

ПЯТАКОВ: Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Какие практические мероприятия в течение 1933-34 г.г. во исполнение своих установок центр проводил в жизнь?

ПЯТАКОВ: В 1933-34 г.г. как раз развернулась организационно-подготовительная работа на Украине, в Западной Сибири, затем сформировалась Московская группа Юлина. Хотя нет, она позже сформировалась. Развернулась работа на Урале, причем вся эта работа уже стала переходить в область практического характера, т.е. в область осуществления той директивы Троцкого, о которой я показывал раньше, относительно применения вредительских и диверсионных методов.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, в 1933-34 г.г. под руководством параллельного центра возникают и оформляются на местах троцкистские ячейки? В частности, в Западной Сибири, на Урале, на Украине. Это та самая четверка, о которой вы говорили раньше?

ПЯТАКОВ: К этому времени эта четверка уже обросла активом, появились организации в Харькове, Днепропетровске, Одессе и Киеве.

ВЫШИНСКИЙ: Т.е. центр уже имел свои ячейки?

ПЯТАКОВ: Да. И они практически приступили к мероприятиям преступного характера.

ВЫШИНСКИЙ: К каким именно?

ПЯТАКОВ: На Украине в основном работал ЛОГИНОВ в области коксовой промышленности. Здесь приходилось считаться с тем, где человек работает. Так как коксовая промышленность имеет огромное значение в народном хозяйстве и, в частности, химическая часть коксовой промышленности, то работа ЛОГИНОВА свелась преимущественно, – и не только одного ЛОГИНОВА, я имею в виду группу лиц, которая была с ним связана непосредственно, – она состояла в том…

ВЫШИНСКИЙ: Без подробностей, в основном.

ПЯТАКОВ: В основном задержка и ввод в эксплуатацию неготовых печей и потом всяческая задержка очень ценных и очень важных частей коксохимической промышленности, т.е. введение печей без отбора всех тех очень ценных продуктов, которые получаются при коксовании, т.е. тем самым огромные богатства обесценивались.

ВЫШИНСКИЙ: Это по Украине. А в других местах?

ПЯТАКОВ: В Западной Сибири на Кемерове. Там обвиняемый по этому делу НОРКИН начал. Ему помогал его главный инженер КАРЦЕВ Николай и в дальнейшем, в 1934 г. я туда еще направил ДРОБНИСА, тоже обвиняемого по этому делу, для усиления нашей работы, так как НОРКИН мне жаловался, что ему очень трудно одному справляться с этим делом.

ВЫШИНСКИЙ: ДРОБНИСА вы направили в Кемерово специально для того, чтобы усилить вредительскую работу?

ПЯТАКОВ: Я ДРОБНИСУ ставил более широкие задачи.

ВЫШИНСКИЙ: Даже более широкие?

ПЯТАКОВ: Посылая ДРОБНИСА в Западную Сибирь (я имел об этом разговор с СЕДОВЫМ, о посылке ДРОБНИСА, так как его Троцкий хорошо знает лично), я преследовал двоякую цель: с одной стороны, активизировать работу Западно-Сибирского центра, который к тому времени уже начал формироваться в Сибири, – МУРАЛОВ, БОГУСЛАВСКИЙ и еще одна фамилия, я ее никак не могу вспомнить, потому что я не знаю этого человека лично. МУРАЛОВ, БОГУСЛАВСКИЙ и БО<…> [11].  ДРОБНИСА я туда послал для этой цели, во-первых, и, во-вторых, одновременно в целях оказания необходимого содействия НОРКИНУ для проведения вредительства на Кемеровском комбинате.

ВЫШИНСКИЙ: Поскольку речь шла о вредительстве, поэтому можно сформулировать, что для усиления вредительской преступной деятельности был направлен ДРОБНИС.

ПЯТАКОВ: Не только, но и.

ВЫШИНСКИЙ: Но и. Кроме того, и для других преступных мероприятий.

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: В качестве кого вы направили ДРОБНИСА туда?

ПЯТАКОВ: ДРОБНИС был послан помощником начальника строительства.

ВЫШИНСКИЙ: Начальником строительства вы посылали его только формально?

ПЯТАКОВ: Вообще, туда нужно было послать помощника. 

ВЫШИНСКИЙ: Должность штатная была? 

ПЯТАКОВ: Да, я воспользовался этим, чтобы послать туда ДРОБНИСА для своих троцкистских целей.

ВЫШИНСКИЙ: Вы послали его помощником начальника строительства для своих троцкистских целей и в том числе для разрушения строительства. Так я понимаю?

ПЯТАКОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Такая формулировка правильна?

ПЯТАКОВ: Да. Там же далее активно развернул работу в направлении вредительства ШЕСТОВ, который имел указание непосредственно от СЕДОВА и от меня, но об этой работе я особенно много не знаю, поскольку я угольное дело не особенно хорошо знаю, но во всяком случае я осведомлен об этой работе от ДРОБНИСА, я знал об этом от БОГУСЛАВСКОГО и МУРАЛОВА, которые при встрече со мной об этом рассказывали.

Теперь об Урале. На Урале стала складываться подпольная группа ЮЛИНА, которая была связана к тому времени уже с группой МЕДНИКОВА, БО<…> [12] и другими. Собственно говоря, работа за 1933-34 г. к этому сводится.

ВЫШИНСКИЙ: Все эти группы организовывались, складывались и приступили к своей преступной деятельности под вашим непосредственным руководством?

ПЯТАКОВ: Конечно.

ВЫШИНСКИЙ: Через промежуточное звено вроде Западно-Сибирского центра?

ПЯТАКОВ: Нет, Западно-Сибирский центр был непосредственно связан со мной. У каждого была своя группа.

ВЫШИНСКИЙ: Так что, это была такая ступенчатая система? 

ПЯТАКОВ: Это была очень сложная система. Тут я и на следствии давал показания, – иногда неясно себе представляют. Это очень сложная нелегальная организация, в гораздо более сложных и трудных условиях, чем это было в царские времена, потому что здесь была основана и на личных связях, и на нелегальных собраниях, и очень законспирировано велась эта работа. Поэтому я о многих связях был <не> в курсе дела. Собственно говоря, у меня был ограниченный круг людей, с которыми я и разрешал себе иметь дело.

ВЫШИНСКИЙ: В какой мере остальные члены были осведомлены о вашей деятельности?

ПЯТАКОВ: Об этом знал РАДЕК и об этом знал СЕРЕБРЯКОВ, опять-таки не в подробностях. Мы, т.е. я и РАДЕК, рассказывали друг другу то, что нужно было, а излишнего вообще не рассказывали, хотя СЕРЕБРЯКОВ и РАДЕК знали основные мои связи. СОКОЛЬНИКОВА я осведомил позже, уже в 1935 году, когда с ним впервые встретился.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, можно сделать такой вывод, что это была практическая деятельность не только ваша, а и всего параллельного центра?

ПЯТАКОВ: Конечно.

ВЫШИНСКИЙ: В это время, в 1933-34 г.г. ваше официальное служебное положение какое было?

ПЯТАКОВ: Я был в качестве заместителя Народного комиссара тяжелой промышленности.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, вам легче было использовать связи для практических махинаций, и в этом вы себя признаете виновным.

ПЯТАКОВ: Да. В этом я признаю себя виновным. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Устанавливается следующий регламент ведения заседания: утреннее заседание будем начинать в 11 час. утра, с обеденным перерывом в 3 часа – до 6 ч. и с 6 ч. продолжение заседания до 10 ч. вечера. Перерыв до 6 ч. вечера.

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 231, Л. 1-60.

---