Заявление В.В. Шмидта Н.И. Ежову

 

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)

тов. СТАЛИНУ

 

Направляю заявление арестованного ШМИДТА В.В. от 22/V-с<его> г<ода>.

 

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ: Ежов (ЕЖОВ)

 

23 мая 1937 г.

 

№ 57487

 

 

РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 175, Л. 4.


НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ Н.И. ЕЖОВУ

 

От арестованного Василия Владимировича ШМИДТА.

 

В своих показаниях, которые я давал следствию, а также в моем заявлении на имя секретаря ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНА и на Ваше имя я писал, что так как сейчас держу ответ за отрезок времени, охватывающий почти десятилетие, то, естественно, что ряд фактов, имеющих, возможно, серьезное значение для следствия, я мог позабыть. Поэтому я в своем заявлении дал Вам твердое обещание еще и еще раз продумать все, что относится к деятельности антисоветской организации правых, и о тех фактах, которые вспомню дополнительно, сообщать следствию.

На предыдущем допросе я показывал, что в 1931 и 1932 годах организация правых (одним из руководителей которой я являлся) в связи с общим положением в стране перешла к наиболее активным, к наиболее острым мерам борьбы. Об “общем положении в стране” я говорю в том смысле, что имевшиеся в тот период трудности (кулацкий саботаж на Северном Кавказе и на Украине) мы расценивали как наличие благоприятной ситуации для реализации наших планов, направленных к свержению руководства ВКП(б) и Советской власти, и прихода к власти правых плюс представители троцкистско-зиновьевского блока.

Именно в связи с этой активизацией наших сил, наших методов борьбы находится выпуск т<ак> н<азываемой> Рютинской платформы – документа, выработанного центром при участии РЫКОВА, ТОМСКОГО, БУХАРИНА, УГЛАНОВА и моем, – о чем я подробно говорил в своих предыдущих показаниях.

Основные элементы плана свержения Сов<етской> власти, о котором я только что сказал, включали в себе: 1) ставку на максимальное использование кулацкого саботажа на Северном Кавказе и Украине и превращение этого саботажа в вооруженное восстание против Советской власти.

В этом направлении действовали наши люди: ЭЙСМОНТ на Северном Кавказе – связанный непосредственно с РЫКОВЫМ, и ЯКОВЕНКО в Сибири, связанный непосредственно с БУХАРИНЫМ; 2) Террор в отношении отдельных руководителей ВКП(б) и Советской власти (о практических шагах я уже говорил); 3) вредительство и, наконец, 4) т<ак> н<азываемый> “дворцовый переворот”. Отмечу тут же, что целесообразность тактики “дворцового переворота” в сочетании с террором и другими методами борьбы – была также признана на нелегальной конференции участников т<ак> н<азываемой> Бухаринской “школки” в 1932 году. Работой этой конференции непосредственно руководил ТОМСКИЙ ввиду отсутствия БУХАРИНА из Москвы.

Все эти средства борьбы в их сочетании должны были по нашим расчетам дать наиболее положительный результат с точки зрения задач, которые мы перед собой ставили.

В настоящем своем заявлении я хочу сообщить следствию ряд дополнительных, лично мне известных фактов, относящихся к плану т<ак> н<азываемого> “дворцового переворота”, о практических шагах, предпринятых к реализации этого плана, и о людях, через которых мы действовали.

Так вот, об этих людях: среди них наиболее видную роль играл Авель Софронович ЕНУКИДЗЕ, привлеченный примерно в 1932 году ТОМСКИМ к деятельности правых. ЕНУКИДЗЕ и был тем человеком, на которого центр организации правых через ТОМСКОГО возложил осуществление переворота в Кремле.

Должен сказать, что известную роль в привлечении ЕНУКИДЗЕ на сторону правых сыграл и я лично.

С ЕНУКИДЗЕ я был в дружеских отношениях. Знаком с ним еще с дореволюционного периода. В 1914 году мы все вместе сидели в Петербурге в связи с массовыми арестами накануне империалистической войны. С тех пор и до последнего времени я не порывал с ним личной дружбы.

В период моей работы Наркомтрудом, а затем Зам<естителем> Пред<седателя> Совнаркома, я весьма часто встречался с ЕНУКИДЗЕ в служебной и домашней обстановке.

В 1928-1929 г.г. мне, естественно, часто приходилось беседовать с ЕНУКИДЗЕ по вопросам, связанными с позицией правых. Первоначально высказывания ЕНУКИДЗЕ в этих вопросах главным образом сводились к выражению сочувствия РЫКОВУ, БУХАРИНУ и ТОМСКОМУ, которых, де, оттирают, зря обижают и т.п. Затем эти его высказывания о лидерах правых начали принимать уже более определенный характер, что, мол, он (ЕНУКИДЗЕ) не представляет себе, как можно руководить партией без РЫКОВА, БУХАРИНА и ТОМСКОГО.

Примерно в 1930 году ЕНУКИДЗЕ в беседах со мною, разумеется, при моем активном участии, от выражения сочувствия лидерам правых стал уже переходить к прямым нападкам на СТАЛИНА, выдвигая против него всевозможные клеветнические обвинения.

Как известно, 1930 год был годом перехода нашей организации на более конспиративные, нелегальные формы деятельности. Это был период активной подготовки наших сил, подсчета наших возможных резервов.

Естественно, поэтому, что такая позиция ЕНУКИДЗЕ, человека, формально не скомпрометированного, приобретала для нас первостепенный интерес.

ТОМСКОГО, с которым я был наиболее политически и лично близок, я держал в курсе моих политических бесед с ЕНУКИДЗЕ. Когда позиция ЕНУКИДЗЕ в смысле сочувствия нам в беседах со мной более или менее четко определилась – я (это было в середине 1930 года) прямо поставил перед ТОМСКИМ вопрос о том, что на мой взгляд уже назрел момент, позволявший посвятить ЕНУКИДЗЕ в практическую сторону деятельности нашей организации.

ТОМСКИЙ со мной согласился и взялся лично поговорить с ЕНУКИДЗЕ. Думаю, что о настроениях ЕНУКИДЗЕ ТОМСКИЙ знал не только от меня. Такое осталось у меня впечатление. Возможно даже, что он сам разговаривал с ЕНУКИДЗЕ на эти темы.

Во всяком случае, мою информацию о взглядах и настроениях ЕНУКИДЗЕ, о его отношении к нам, – ТОМСКИЙ воспринял как бесспорный факт.

С этого времени (1930 г.) ТОМСКИЙ установил с ЕНУКИДЗЕ непосредственный политический контакт. Причем было обусловлено, что связь с нами ЕНУКИДЗЕ в силу того положения, которое он занимает, что эта связь должна быть обставлена наиболее конспиративно, и что о том, что ЕНУКИДЗЕ с нами, может знать только самый узкий круг из верхушки нашей организации.

На протяжении 1930-31 г.г. мы широко использовали ЕНУКИДЗЕ в качестве нашего лазутчика в руководящих органах партии и правительства. ЕНУКИДЗЕ обычно информировал ТОМСКОГО и меня о всякого рода секретных мероприятиях руководящих учреждений партии вообще, о мероприятиях, относящихся к правым в частности, снабжал нас теми сведениями, в которых мы насущно нуждались и которые позволяли нам лучше ориентироваться в обстановке в связи с той борьбой, которую мы вели.

Дальше события разворачивались следующим образом: в конце 1931 года ТОМСКИЙ мне сообщил, что в нескольких беседах с ЕНУКИДЗЕ оба они поставили все точки над “и”, т.е. что они полностью договорились.

Несколько позднее, насколько я помню, это могло быть в начале 1932 года, этот же вопрос, т.е. вопрос о практическом использовании ЕНУКИДЗЕ, обсуждался на совещании с участием ТОМСКОГО, РЫКОВА и меня. Был ли БУХАРИН, не помню. Совещание это состоялось на даче ТОМСКОГО в Болшеве. Очень возможно, что этот вопрос обсуждался на том совещании, на котором вырабатывались установки для т<ак> н<азываемой> Рютинской платформы. Если это было на этом совещании, то тогда на нем кроме названных лиц присутствовали также БУХАРИН и УГЛАНОВ.

Во всяком случае (и я это я хорошо помню) вопрос о ЕНУКИДЗЕ обсуждался в свете реализации фактических выводов, сформулированных в т<ак> н<азываемой> Рютинской платформе, в частности в свете реализации т<ак> н<азываемой> тактики “дворцового переворота” в ряду других средств борьбы, о которых я говорил выше.

Так вот, на этом совещании ТОМСКИЙ доложил результаты своих переговоров с ЕНУКИДЗЕ. Он говорил о том, что позиция ЕНУКИДЗЕ не только в смысле сочувствия нам, но и в смысле готовности к практическим действиям для него (ТОМСКОГО) не вызывает никаких сомнений. Я, со своей стороны, поддержал ТОМСКОГО, рассказав о тех беседах, которые между мною и ЕНУКИДЗЕ происходили.

На этом совещании был положительно решен вопрос о том, что ТОМСКИЙ по поручению центра приступает совместно с ЕНУКИДЗЕ к практической подготовке плана вооруженного переворота в Кремле. Конечная цель этого плана (как это было сформулировано ТОМСКИМ и РЫКОВЫМ) состояла в том, что люди, подготовленные ЕНУКИДЗЕ из охраны Кремля, в соответствующий момент, по сигналу центра организации правых, производят арест руководителей партии и правительства.

ТОМСКИЙ, помню, говорил о том, что надо отдать себе ясный отчет во всех трудностях, которые встретятся на этом пути, что дело это нелегкое, что надо “бить наверняка” и что в вопросе подбора соответствующих людей в Кремле он дал ЕНУКИДЗЕ архиосторожные и жесткие указания. РЫКОВ в своем выступлении предостерегал против возможных в таких случаях преждевременных, путчистских выступлений, указав, что на данной и ближайшей стадиях работа должна идти прежде всего по линии подбора в Кремле безусловно надежных, преданных людей, и что успех всего цела будет зависеть от того, насколько нам удастся приурочить переворот в Кремле к остальным активным действиям, намеченным не только верхушкой организации правых, но и некоторыми другими группами, контактирующими с нами свою деятельность и ведущими работу в этом же направлении.

Что именно РЫКОВ подразумевал под этими “другими группами, контактирующими с нами свою деятельность”, мне позднее расшифровал ТОМСКИЙ.

Но об этом я расскажу ниже.

С этого времени ЕНУКИДЗЕ приступил к интенсивной обработке людей, прежде всего из состава Кремлевской военной школы ВЦИКА и Комендатуры Кремля.

К концу 1932 года, как мне сообщил ТОМСКИЙ, ЕНУКИДЗЕ удалось обработать и привлечь в качестве практических организаторов вооруженного переворота в Кремле: коменданта Кремля ПЕТЕРСОНА, а также ЕГОРОВА и ГОРБАЧЕВА из школы ВЦИК. ТОМСКИЙ назвал мне еще ряд фамилий. Всех их я сейчас затрудняюсь припомнить. Помню, однако, фамилии ЛУКЬЯНОВА и СОКОЛОВА как лиц, завербованных не то ПЕТЕРСОНОМ, не то ЕГОРОВЫМ.

По словам ТОМСКОГО перед каждым из этих лиц, привлеченных непосредственно ЕНУКИДЗЕ (ПЕТЕРСОН, ЕГОРОВ, ГОРБАЧЕВ) поставлена задача подбора единомышленников в наиболее важных с точки зрения реализации плана пунктах Кремля.

На протяжении 1932 г. ЕНУКИДЗЕ, знавший от ТОМСКОГО, что я посвящен в его работу, неоднократно информировал меня об этой своей работе, в частности, помню, советовался со мной по поводу отдельных намеченных им лиц. Мои встречи с ЕНУКИДЗЕ облегчились тем, что и я, и он жили в то время в Кремле.

Я писал выше, что на том совещании (1932 г.), где обсуждался вопрос о привлечении ЕНУКИДЗЕ к реализации плана вооруженного переворота в Кремле, – РЫКОВ заявил, что эта работа ЕНУКИДЗЕ должна быть приурочена к аналогичным действиям “контактирующих с нами групп”. По тону РЫКОВА я понял, что речь идет о каких-то особо законспирированных группах. Во всяком случае, не только о троцкистах-зиновьевцах, ибо о нашей связи с ними мы в узком кругу верхушки нашей организации говорили неоднократно и до этого совещания, и после него.

Спустя некоторое время после этого совещания (это было в том же 1932 г.) я во время беседы с ТОМСКИМ спросил его, кого РЫКОВ подразумевал под этими группами, действовавшими в том же направлении, что и ЕНУКИДЗЕ.

На этот прямо поставленный мною вопрос ТОМСКИЙ ответил, что речь идет о ЯГОДЕ и людях, непосредственно группирующихся вокруг него.

Напомнив мне об участии ЯГОДЫ на наших нелегальных совещаниях 1928/29 г.г., ТОМСКИЙ рассказал мне, что на том сугубо конспиративном совещании, состоявшемся в начале 1930 г. у меня на даче, совещании, в котором участвовали РЫКОВ, БУХАРИН, ТОМСКИЙ, КАМЕНЕВ, ЯГОДА (об этом я уже писал в своем предыдущем заявлении, сам я на этом совещании не был, но по просьбе ТОМСКОГО предоставил ему свою дачу), уже произошла предварительная, самая общая договоренность о контактировании действий представителей троцкистско-зиновьевского блока с правыми плюс ЯГОДА. Это то, что я твердо запомнил об этом совещании 1930 г. Других подробностей я сейчас не помню.

Далее ТОМСКИЙ мне сообщил, что с тех пор ЯГОДА действует в полном контакте с нами. После этого ТОМСКИЙ так расшифровал мне слова РЫКОВА о “других действующих группах”, сказанные им на упомянутом совещании в начале 1932 года.

Особое положение, которое занимает ЯГОДА, и наша кровная заинтересованность в предотвращении его провала – требовали перейти начиная с 1932 г. к другим формам связи с ним (ЯГОДОЙ), т.е. к такой связи, из которой были бы совершенно выключены все заведомо правые (он – ТОМСКИЙ, РЫКОВ и друг<ие>).

Далее: так как к этому времени (1932 год) к нам полностью примкнул ЕНУКИДЗЕ, – то было решено, что с этого времени ЯГОДА будет поддерживать связь с центром через ЕНУКИДЗЕ. Так оно и было в последующие годы.

Но установление непосредственной связи между ЕНУКИДЗЕ и ЯГОДОЙ диктовалось не только этим соображениями, о которых я только что сказал.

Дело заключалось в том, что свою работу по подготовке вооруженного переворота в Кремле ЕНУКИДЗЕ согласовывал и контактировал с ЯГОДОЙ, который ему (ЕНУКИДЗЕ) оказывал существенную помощь.

Кроме того, как мне сказал ТОМСКИЙ, ЯГОДА по своей линии, по линии имевшихся у него людей развернул большую работу, и что эти планы ЯГОДЫ приурочиваются как к моменту выступления людей ЕНУКИДЗЕ, так и (в особенности) к моменту возникновения войны. Обстановку войны центр нашей организации считал необходимым всемерно использовать для реализации заговорщических планов.

В этом направлении наша организация готовилась, в этом направлении (как мне сказал ТОМСКИЙ) ЯГОДА имел ряд специальных заданий, полученных им от центра. Говоря вше о конспиративном совещании у меня на даче (в 1930 г.), в котором участвовал РЫКОВ, БУХАРИН, ТОМСКИЙ, КАМЕНЕВ и ЯГОДА, – я сказал, что уже тогда, на этом совещании 1930 года была заложена основа для будущего соглашения между троцкистско-зиновьевским блоком, правыми плюс ЯГОДА.

В 1932 году происходит некоторое расширение фронта действия наших сил. Я имею в виду установление более тесного контакта с троцкистско-зиновьевским блоком, затем присоединение к нам ЕНУКИДЗЕ, включение в активную деятельность ЯГОДЫ. Наряду с этим, т.е. с количественным увеличением наших сил, каждая из перечисленных групп и все они вместе взятые переходят к более агрессивным формам и методам борьбы (террор, вредительство, подготовка вооруженного переворота в Кремле, практическая работа по использованию кулацкого саботажа в деревне).

Такое положение вызвало необходимость создать такой орган, который увязал бы воедино деятельность всех этих групп.

Именно это и имел в виду РЫКОВ, когда он на совещании в 1932 году говорил о контактировании деятельности всех действующих групп.

Несколько позднее (это было летом или осенью 1932 г.) ТОМСКИЙ мне сообщил, что по согласованию с троцкистско-зиновьевским блоком и другими группами создан<о> нечто вроде верховного центра, который выработал единый план действий и который практически направляет деятельность всех груш (правые, троцкисты-зиновьевцы, группы ЕНУКИДЗЕ, группы ЯГОДЫ). Должен оговориться, что название этого объединяющего центра я точно не помню. Употребил ли ТОМСКИЙ выражение “верховный центр”, я утверждать не могу; но что речь шла о таком органе, который объединяет действия всех перечисленных групп, – это совершенно точно.

К этому я хочу только добавить, что то, что я говорил выше о роли ЯГОДЫ в нашей организации, о характере его деловой (организационной) связи с ЕНУКИДЗЕ, а также о существовании этого верховного (объединяющего) центра – я знаю не только от ТОМСКОГО, но и от ЕНУКИДЗЕ: перед моим отъездом на Дальний Восток в 1933 году я имел подробный разговор с ЕНУКИДЗЕ, во время которого он мне обо всем этом (правда, менее подробно, чем ТОМСКИЙ) рассказал.

Что касается состава этого т<ак> н<азываемого> верховного центра, то, насколько помню (за точность не ручаюсь), он сложился из: ТОМСКОГО, РЫКОВА, СОКОЛЬНИКОВА, КАМЕНЕВА (от зиновьевцев), ПЯТАКОВА и ЕНУКИДЗЕ. Кроме того, в центр входил кто-то из видных военных. Так мне сказал ТОМСКИЙ. Фамилия этого военного мне не была названа. Он (ТОМСКИЙ) мне только сказал, что к организации примыкает группа довольно крупных военных работников.

В этой связи я вспомнил и считаю необходимым сообщить следствию некоторые факты, касающиеся наших попыток обработать военных. Эти факты относятся к более раннему периоду, а именно к 1929 году. В 1929 году на квартире у ТОМСКОГО в Кремле у меня с ним был разговор о необходимости привлечения на нашу сторону видных военных работников. Стали взвешивать отдельных людей. ТОМСКИЙ высказал мысль, что он не исключает возможности склонить на нашу сторону БУДЕННОГО и УБОРЕВИЧА. При одной попытке обработать БУДЕННОГО я лично присутствовал. БУДЕННЫЙ одно время (1929 и начало 1930 года) частенько захаживал к ТОМСКОМУ. Однажды БУДЕННЫЙ пришел к ТОМСКОМУ на квартиру крайне расстроенный какими-то неприятностями по Реввоенсовету. В чем эта неприятность заключалась, не помню. ТОМСКИЙ тогда повел такой разговор: “Вот видишь, и нас (правых) оттирают, и тебя, Семен Михайлович, начинают обижать, да вообще у нас перестают ценить всех заслуженных людей, такое время настало!” Как на это БУДЕННЫЙ реагировал – у меня стерлось в памяти. Имела ли эта обработка какие-либо дальнейшие результаты, не знаю. Знаю только, что и после этого БУДЕННЫЙ несколько раз заходил к ТОМСКОМУ, но о характере и содержании их разговоров я ничего не знаю.

Что касается УБОРЕВИЧА, то о нем ТОМСКИЙ мне тогда же (1929 г.) говорил как о человеке, считающем себя обиженным, человеке колеблющемся, которого он давно и хорошо знает. ТОМСКИЙ собирался с ним откровенно поговорить, но состоялся ли у них разговор – я не знаю.

В 1933 году, как я уже показывал, я уехал на Дальний Восток. Связь с центром организации в последующие годы я осуществлял при своих поездках в Москву с ТОМСКИМ, ЕНУКИДЗЕ, частично РЫКОВЫМ.

В частности, с ЕНУКИДЗЕ в последний раз виделся в начале 1935 года. Я посетил его в его кремлевской квартире. Из беседы о ним я запомнил его информацию о том, что убийство КИРОВА на некоторое время расстроило остальные планы. ЕНУКИДЗЕ с сожалением говорил о том, что к убийству КИРОВА не удалось приурочить остальные элементы заговорщического плана организации. В связи с этим он высказал некоторое недовольство центром организации, который, по его мнению, недостаточно умело координирует действия отдельных групп, составных частей организации.

Что касается плана вооруженного переворота в Кремле, то, хотя на пути реализации этого плана появились большие трудности (произошли некоторые аресты), он не теряет надежд и работу продолжает вести, ибо благодаря ЯГОДЕ главные фигуры, главные организаторы готовящегося в Кремле переворота остались вне подозрений.

Вот в основном те дополнительные факты, о которых я хотел сообщить органам следствия.

 

В. ШМИДТ.

 

22/V-1937 года.

 

Верно:

 

КАПИТАН ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: Г. Лулов (ЛУЛОВ)

 

 

РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 175, Л. 5-16.