В УПРАВЛЕНИЕ НКВД по ЛЕНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ.
Целиком и полностью признаю свою вину, а также и ту суровую меру наказания, которую я должен понести. Моя вина усугубляется еще тем, что, взяв на себя добровольно обязательства секретного сотрудника, я из квартиры КОНДРАТЬЕВОЙ позвонил в ГПУ, тем самым расконспирировав себя перед рядом оппозиционеров, которых я должен был освещать перед органами ГПУ (СУРОВ, ЦЕЙТЛИН и КОНДРАТЬЕВА). В связи с указанным обстоятельством моя дальнейшая работа в качестве секретного сотрудника оказалась чрезвычайно затруднена, и я в силу этого не смог о ряде лиц из зиновьевской оппозиции получить необходимых сведений. Начав в 1932 г. работать секретным сотрудником, я тогда заявил работникам 1-го Отд<еления>, что сообщу ряд интересных фактов из деятельности троцкистско-зиновьевского подполья, и несмотря на это свое обязательство я скрыл от органов ГПУ ряд известных мне фактов, в частности, о своих беседах с ЧАРНЫМ, во время которых он высказывал<ся> за организацию общества старых рабочих, а также о контррев<олюционном> разговоре в 1931 г. о построении соц<иализма> в одной стране, во время которого я защищал старые оппозиционные взгляды. Также я не сообщил, что в 1931 г. мне БРАВО предлагал читать книгу Троцкого “Моя жизнь”. Вина моя чрезвычайно велика, особенно в свете всех последних событий, связанных с деятельностью контррев<олюционной> зиновьевской организации. Я заверяю органы НКВД, что всей своей дальнейшей работой в любых условиях буду завоевывать доверие партии и правительства.
23/1-35 г.
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 142, Л. 30.
