Заявление Е.В. Цетлина И.В. Сталину

 

Тов. ГОРОЖАНИНУ.

комн. 162

 

Ув<ажаемый> т. Горожанин

Очень прошу послать по всем адресам.

 

Привет.

 

Е. ЦЕТЛИН.


Убедительно прошу прочитать.

Копия т. АГРАНОВУ.

            т. ЯГОДЕ.

 

МК ВКП(б)

Генеральному Секретарю ЦК – тов. СТАЛИНУ.

7/IV-1933 г.

От Е. ЦЕТЛИНА

 

Уважаемый тов. СТАЛИН.

 

Зная Вашу строгость и щепетильность в отношении партийных решений и по их существу, и по форме, обращаюсь к Вам с единственной и последней просьбой, в которой Вы мне по всему этому не можете отказать.

Так как решение ОГПУ но этому делу, и в частности в отношении меня, будет в той или иной мере согласовываться или утверждаться партийными инстанциями, а это особо требует предварительной самой тщательной проверки фактов и данных, так как следствие идет к концу и вторично начинать его будет невозможно, так как я настаиваю на том, что в отношении меня совершена грубейшая ошибка, то я прошу Вас поддержать перед ОГПУ и следствием следующую мою просьбу.

Следствие ведется по поручению ЦКК, на основе его решения от 7 марта (внесено в протокол от 20/II-33 г.). В этом решении я обвиняюсь в том, что “поддерживал связь с к.-р. организацией УГЛАНОВАСЛЕПКОВА“. В подтверждение этого приведены показания СЛЕПКОВА и ИДЕЛЬСОНА.

На следствии мне эти показания были зачитаны: показания СЛЕПКОВА от 13 февраля были мне зачитаны 13 марта тов. РУТКОВСКИМ. Но из показаний СЛЕПКОВА ни в коей степени не следует, что я знал о существовании его и УГЛАНОВА организации. Из показаний ИДЕЛЬСОНА, зачитанных мне тоже 13 марта, следует, что он (ИДЕЛЬСОН) сообщил СЛЕПКОВУ о пленуме ИККИ, а мне об этом рассказал, но тоже совершенно не видно, чтобы я мог сделать вывод хотя бы о самом существовании этой организации.

На следствии больше никаких показаний, свидетельствующих о том, что я “поддерживал связь с к.-р. организацией УГЛАНОВАСЛЕПКОВАне было приведено. Так как такое обвинение нельзя строить на догадках, на предубеждении, и оно хоть в какой-нибудь степени правдоподобно только в том случае, если я вообще знал о существовании такой организации, я просил тов. АГРАНОВА в письме к нему от 27 марта, пользуясь его же обещанием об объективности и т.д., зафиксировать письменно у СЛЕПКОВА, УГЛАНОВА и др<угих> следующее:

У СЛЕПКОВА:

1) Был ли я с ним связан, прямо или косвенно, он ведь был вне Москвы за последние 2-2½ года и в 1932 году, и делал ли я попытки какую-нибудь связь завязать (в том числе летом 1932 года)?

2) Знал ли я о том, что он находится в Москве в сентябре 1932 г. (узнавал ли через родных, знакомых, по телефону, что ему об этом известно?)

3) Уславливался ли я с ним о встрече (через родных, знакомых, по телефону) и ожидал ли он моего прихода, о котором он показывает.

4) Сообщал ли он в том разговоре, о котором он показывает, мне что-нибудь о своих связях, работе, организации и носил ли этот разговор, о котором он показывает, характер установления фракционной связи.

5) Знал ли я вообще от него или от кого-нибудь о его связях с УГЛАНОВЫМ. Думаю, что и для следствия все это крайне существенно, так как разговор, фигурирующий в показаниях СЛЕПКОВА, это единственный факт “поддержания связи”, и характер этой “встречи” имеет огромное значение. Так как показаниям СЛЕПКОВА ЦКК и ОГПУ несмотря на то, что в течение 2-х лет <он> неоднократно нарушал доверие, дали полную веру, то проверка у него же этих вопросов достаточна. Я обвиняюсь в связи с группой УГЛАНОВАСЛЕПКОВА, поэтому я прошу установить письменно у УГЛАНОВА, который находился в Москве и сейчас во всем сознался.

1) Поддерживал ли он со мной хоть какую-нибудь прямую или косвенную связь за последние три года и особенно в 1932 г.

2) Точно когда, где он со мной встречался или связывался и в чем это выражалось.

Так как арестованы и другие люди по этому делу, я прошу установить письменно у каждого из них, когда, что, где <он> мне сообщал, особенно в 1932 г., о своих связях, работе и т.д. и если не сообщал, то почему.

Наконец, для точности, у ИДЕЛЬСОНА, точнее, что он мне сообщал – о разговоре со СЛЕПКОВЫМ и мог ли я из его передачи мне судить о существовании организации УГЛАНОВАСЛЕПКОВА.

Так как я в своих объяснениях ЦК буду ссылаться на эти вопросы, очень прошу мою просьбу поддержать. Неужели в этом можно мне отказать, тов. СТАЛИН?

Пользуясь случаем, чтобы в связи с письмом тов. БУХАРИНУ, которое было взято у меня при обыске несмотря на мой протест – БУХАРИН письма еще не читал, и которое я просил приобщить к делу, объяснить одно место о нем, которое м<ожет> б<ыть> неправильно истолковано. В одном месте, там, где я прошу Н.И. меня отпустить, я говорю, что иначе мне придется это делать против него, и мне неприятно иметь дело с аппаратом ЦК. Чтобы не быть криво и ложно истолкованным: речь шла в устном разговоре при свидетелях, продолжением которого было письмо, о том, что мне трудно дальше работать также из-за плохого отношения ко мне Техпропа ЦК. Я намеревался пойти после ухода работать по линии НКТП, и отказ отпустить меня заставлял меня обратиться к Техпропу ЦК, по номенклатуре <которого> я числюсь и где рассчитывать получить ту работу, какую хотел бы, – не мог. Я все это следователям говорил и просил, если мое письмо пошло в ход, это разъяснить.

Еще и еще раз убедительно прощу поддержать мою просьбу перед ОГПУ, который ведет следствие с ведома ЦК.

 

7/IV-33 г. С приветом Е. ЦЕТЛИН.

 

Верно: В. Агас

 

Хочу еще, в частности, сказать, что на январском пленуме ЦК-ЦКК в выступлении тов. ВОРОШИЛОВА мне была дана оценка в связи со “школой”, которая противоречит всем фактам за последние 2 года и 1932 г., и если она не была тут же исправлена – это не моя вина. Моя вина только в том, что я сейчас же, как узнал, не написал по этому поводу в ЦК. Сделаю это поздновато, после решения ОГПУ, в обоих объяснениях, где докажу свою полную непричастность к этому делу.

 

Е. ЦЕТЛИН.

 

Верно: В. Агас

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 190, Л. 31-34.