[Помета: от Соколовой]

 

Секретно.

В Комиссию Партийного Контроля при ЦК ВКП(б).

тов. ШКИРЯТОВУ М.Ф.

 

В Правительственной библиотеке начала работать с 19-го февраля 1931 г. Меня сразу поразила беспризорность этого учреждения и недисциплинированность аппарата.

Руководителем числился ответственный секретарь библиотеки беспартийный гр<ажданин> Презент, который совмещал эту работу с другой – секретаря в журнале “Советское строительство”. Бывал в библиотеке на короткое время. Из 13 человек сотрудников было 4 комсомольца и не было ни одного партийца. Аппарат был предоставлен сам себе и работал плохо. Почти не прекращались склоки. К этому необходимо добавить организационную неразбериху, оставшуюся после Рязанова, которая усугублялась еще вследствие слияния в конце 1930 г. трех библиотек в одну – СНК, ВЦИК, ЦИК.

Значительное время понадобилось для того, чтобы разобраться во всей сложности работы и взаимоотношений. Помочь мне в этом из руководителей никто не мог, т.к. настоящего производственного положения никто не знал.

В перестройке работы, которую пришлось проводить, постепенно начали выявляться и наличные силы сотрудников. Комсомольцы охотно воспринимали все указания и становились ударниками. Часть беспартийных работала добросовестно. Но постепенно начала выявляться группа (Розенфельд, Бураго, отчасти Нелидова), которая старалась приспособляться, но отдельными моментами своего поведения внушала недоверие и поселяла по отношению к ним настороженность. При нажиме на них или взысканиях к ним с моей стороны эти лица всегда находили поддержку у гр<ажданки> Минервиной, иногда проникая через нее и к тов. Енукидзе А.С.

О состоянии и всех явлениях в аппарате библиотеки я неоднократно сообщала т. Терихову С.П. Ставила вопрос и о необходимости снятия Розенфельд и др<угих> с работы. Но добиться согласия на увольнение этих лиц мне не удалось.

В период чистки (ноябрь 1933 г.) естественно встал вопрос об этих лицах. Но, к сожалению, он встал не в момент моей собственной чистки, а в связи с чисткой В.К. Сотскова на последнем заседании. Сама я проходила чистку значительно раньше, т.к. работала в комиссии по чистке и на это заседание зашла случайно. 

Материал, обнаружившийся в этот последний день чистки, я тотчас же передала тов. А.С. Енукидзе и Терихову С.П. (материал прилагаю). Последнему я также представила свои объяснения по поводу этого материала (который тоже прилагаю № 1).

Одновременно я ставила вопрос об увольнении наравне с другими и Бурковой как человека обывательского толка, лживой, неумной, плохого работника и занятого исключительно болтовней и собиранием различных информаций. Согласия на это я также не получила.

1 февраля 1934 г. на собрании партколлектива Секретариата ЦИК Союза ССР, когда заслушивалась моя информация о состоянии работы в библиотеке, я вновь выдвинула вопрос об увольнении ряда работников библиотеки. На собрании (присутствовали т.т. Терихов, Зайцев, Сотсков, Пупол, Короткин, Бабинцев, Пецукевич [1] и др<угие>) мне было сказало: “Вы хотите чуть ли не всех уволить”. Этого мы допустить не можем, а надо принять меры к тому, чтобы молодежь училась у специалистов работать (свои соображения к этому заседанию, поданные ранее т. Терихову № 2 и резолюцию бюро партколлектива по моему докладу № 3 также прилагаю).

Последний раз я говорила с т. Териховым С.П. уже в виде вопроса об аппарате библиотеки тотчас после убийства тов. Кирова С.М., но и в этот раз согласия или конкретного указания об увольнении я не получила.

Однако некоторые меры по отношению к этим сотрудникам внутри библиотеки мною были приняты. Розенфельд, Бураго, Муханова отстранены были от вечерних дежурств, запрещено было всем, помимо дежурных, оставаться в библиотеке, для дежурства были выделены наиболее проверенные сотрудники, запрещено было входить в библиотеку с чемоданами, брать что-либо без отметки на столе выдачи, при выносе из библиотеки печатного издания предъявлять его дежурному. В заключение считаю нелишним сказать, что из всех удаленных в данное время из библиотеки сотрудников мною были приняты гр<ажданки> Раевская по рекомендации покойного т. Акопова (председатель месткома) и Симак по настоянию месткома как выдвиженка из курьеров. Все остальные работали в библиотеке задолго до моего прихода. А некоторые прибыли с аппаратом Правительства еще из Смольного. Это последнее обстоятельство, а также трудность нахождения в Кремль работников со знанием 2-х-3-х иностранных языков являлись также немалым препятствием к снятию их с работы. Но само собой разумеется, что все эти трудности должны были быть своевременно преодолены.

 

Соколова

 

1-4-35

 

Отп<ечатано> 3 экз<емпляра>

 

1.IV-35 г. нх.              

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 103, Л. 11-13.

---

Секретно.

В КОМИССИЮ ПО ЧИСТКЕ ЯЧЕЙКИ ВКП(б) ЦИК СССР

 

В то время, когда с обострением классовой борьбы на пороге вступления в социал<истическое> общество идет проверка не только рядов партии, но и состава служащих, которыми руководят проходящие чистку партийцы (Ком<мунистическая> Академия, 1 МГУ и др<угие>), причем лица дворянского, купеческого и духовного происхождения увольнялись из данных учреждений (даже не скрывавшие) в порядке освежения госаппарата, скрывавшие же лишались паспорта. У нас, в Правительственной библиотеке, в сердце Рабоче-Кр<естьянского> Правительства до сих пор т. СОКОЛОВОЙ недостаточно проверяется соц<иальное> лицо служащих. Есть случай приема и дачи парт<ийных> рекомендаций самой Соколовой без всякой проверки БАРУТУ. Соколова не знала его идеологической физиономии, и когда БАРУТ не мог представить ни одной парт<ийной> рекомендации несмотря на его долголетний служебный стаж, дала свою рекомендацию. БАРУТ работал в 1920-21 г.г. в Реввоенсовете с Троцким и, по словам самого барута, вначале занимает там ответственный пост (говорил с ЖУРАВЛЕВОЙ – я мог бы в один день прекратить на транспорте движение) и имел непосредственное сношение с Троцким. Факт службы в РВС с Троцким впоследствии он скрывает (Институт Маркса-Энгельса, Ленинская б<иблиоте>ка. В последнем учреждении он создает себе репутацию общественника, замазывая ею свое прошлое. Вторая рекомендация Барута от лица, которое Барут не знает, и которую он получил от поклонника сестры своей жены. Вторую, повторяю, дала Соколова, иначе бы Барут не смог работать в Правительственной библиотеке, а его усиленно рекомендовали ей РОЗЕНФЕЛЬД и МУХАНОВА как специалиста.

БАРУТ указал в своей анкете, что его дядя (родной брат его отца) живет за границей и адрес его ему неизвестен и связи он с ним не имеет, но при этом БАРУТ скрыл, что дядя его был выслан ГПУ за границу как нэпман (немецкий подданный). БАРУТ (по словам ЖУРАВЛЕВОЙ) рвал на себе волосы, что его отец сделал такую глупость (по его словам), во время империал<истической> войны перешел в русское подданство, иначе БАРУТ мог легальным образом быть за границей. Его мечта (если бы он не имел семьи), то перешел сейчас нелегально через границу.

Отец БАРУТА – врач, имел громадную практику в Москве и оставил сыну много ценностей.

БАРУТ как нумизматик имеет чрезвычайно ценные коллекции золотых и серебряных монет (и после отца – бриллианты, золото).

Разговор БАРУТА с МУХАНОВОЙ при ЖУРАВЛЕВОЙ – мать МУХАНОВОЙ собирается продавать бриллианты. БАРУТ просит МУХАНОВУ найти способ продажи и его ценностей.

Все нумизматики по декрету Правительства были обязаны сдать эти коллекции государству. БАРУТ не сделал этого. МУХАНОВА предлагала БАРУТУ на случай обыска спрятать ценные вещи у нее самой или ее сестры и брата. У БАРУТА много знакомых выслано. Три года назад в Ленинской б<иблиоте>ке в кассе взаимопомощи он брал деньги для того, чтобы послать их сосланному. Со слов ЖУРАВЛЕВОЙ, он помогает ряду политических высланных лиц, для получения средств стараясь набирать работу где только возможно. 

БАРУТ покрывал всячески все служебные промахи МУХАНОВОЙ и часто исполнял которую она не могла выполнить работу за нее. БАРУТ знал МУХАНОВУ до поступления в Правит<ельственную> б<иблиоте>ку (личное знакомство). У БАРУТА с МУХАНОВОЙ были неслужебные отношения, перенесенные в служебную обстановку.

МУХАНОВА – дворянка, имеет собственную родословную книгу – “Род дворян МУХАНОВЫХ”, где занесены последние она и ее семья.

Род МУХАНОВЫХ записан в Шестую дворянскую книгу. Книга рода МУХАНОВЫХ находится в Ленинской б<иблиоте>ке, другая тщательно хранится у ее брата инж<енера> Константина МУХАНОВА. Сестры хотели эту книгу сжечь (боясь обысков), но брат отказался и спрятал ее, надеясь, видимо, на восстановление его дворянских привилегий, когда существовала подпольная Промпартия. МУХАНОВА, когда БАРУТ работал в Ленинской б<иблиоте>ке, просила его украсть эту книгу с выставки для уничтожения. Брат МУХАНОВОЙ ушел с одного завода и при поступлении на второй завод скрыл свое происхождение перед Завкомом и на вопрос: “из тех ли он МУХАНОВЫХ” ответил: “нет, нет”. Сестру МУХАНОВОЙ Наталью вычистили в Самаре с рабфака с последнего курса за происхождение. Мать МУХАНОВОЙ жила у Галины Марианновны (фамилии не знаю [2]), район Замоскворечье – Полянка или Пятницкая. Муж Галины Марианновны – инженер-вредитель, осужден на 10 лет конц<ентрационного> лагеря внутренней тюрьмы ОГПУ (по процессу Промпартии), причем при допросе он скрыл привоз долларов из заграничной командировки. МУХАНОВА говорила, что ему при обнаружении этого факта грозил расстрел. Эти доллары прятала МУХАНОВА у себя и у брата в квартире, в грязном белье. И, смеясь, говорила, что ни один чекист не подумает искать зашитые доллары в грязных тряпках. Мать МУХАНОВОЙ жила у Галины в продолжении ряда лет. Знакомства МУХАНОВОЙ – инженеры (через брата), артисты (через сестру). У Галины Марианновны до ареста ее мужа производились банкеты и вечера, где МУХАНОВА с сестрой и братом участвовали. Надо заметить, что ее брат там не пил и всегда привозил пьяную до потери сознания МУХАНОВУ домой. Также возил ее муж – доктор МИХАЙЛОВ М.М. – гинеколог, бывавший на этих банкетах. В то время МУХАНОВА нюхала кокаин, от чего потом лечилась.

МУХАНОВА боялась поступления в Кремль из-за анкеты, зная, что ОГПУ проверяет состав сотрудников. Затем она приходит сияющая к ЖУРАВЛЕВОЙ и говорит, что ПРЕЗЕНТ не обращает внимания на происхождение. Об этом она говорила ЖУРАВЛЕВОЙ, которая в то время еще не работает в Прав<ительственной> б<иблиотеке>ке. Знакома с ней ЖУРАВЛЕВА с 1924 г. по Институту Ленина, далее личное знакомство (т.е. МУХАНОВА бывала у нее на дому до 1931 г. апреля). Из Центросоюза, Кирпичстроя МУХАНОВА ушла, боясь чистки соваппарата (ее личная беседа с ЖУРАВЛЕВОЙ). Первая анкета, которая “затерялась” – в личном столе или другом месте (указано ЖУРАВЛЕВОЙ), говорит о скрытии МУХАНОВОЙ своего происхождения, о чем она хвасталась ЖУРАВЛЕВОЙ сама. (Отец почетный гражданин) вместо – потомственный дворянин. Далее она просто упоминает: б<ывшая> дворянка. До приезда в Москву семья МУХАНОВЫХ жила в Самаре, проводя лето в родовом поместье, д<еревне> “Мухановке”. Так было до ухода из Самары чехов. Отец МУХАНОВОЙ – агроном, служил у белых и ушел с чехами в Сибирь добровольно. Видя крах белого движения, через некоторое время он вернулся. МУХАНОВА говорила своим знакомым (в частности, Журавлевой), что она рада смерти отца, иначе бы живому ему пришлось бы подвергаться репрессиям от Советского Правительства, и навлекло бы эти репрессии на всю семью МУХАНОВЫХ.

Сама МУХАНОВА служила у чехов. ЖУРАВЛЕВА подозревает работу МУХАНОВОЙ в контрразведке, видимо, имеет какие-то данные, но точно не говорит. 

При последнем разговоре (28.9.33 г.) ЖУРАВЛЕВА сказала: “Если документально доказать, что МУХАНОВА работала в контрразведке, – ваша ячейка не поверит и ничего не сделает.

МУХАНОВА изучала (и изучает) усиленно персидский язык, чтобы бежать за границу в Персию (беседа ее с ЖУРАВЛЕВОЙ).

МУХАНОВА хотела уходить вместе с чехами, но ради семьи, дома и вещей осталась. До 1931-32 г. в Туапсе МУХАНОВЫ имеют собственную дачу на имя матери. (Также у МУХАНОВЫХ имеются старые снимки их имения и их самих.)                                    

В июне 1931 года, когда МУХАНОВА работала под ведением ЖУРАВЛЕВОЙ (руковод<итель> группы), и вследствие плохой по качеству и недобросовестной работы МУХАНОВОЙ и ее систематических прогулов ЖУРАВЛЕВА как ответственный руководитель по группе представила эти факты СОКОЛОВОЙ, чтобы последняя воздействовала на МУХАНОВУ. К этому времени МУХАНОВА нашла себе полную поддержку со стороны другого дворянского элемента РОЗЕНФЕЛЬД (по матери б<ывшая> княжна БЕБУТОВА, одна из громких тифлисских кн<яжеских> фамилий в прошлом), сын которой Борис Николаевич РОЗЕНФЕЛЬД – троцкист. В 1927 г. в день выступления СМИЛГИ, КАМЕНЕВА и ТРОЦКОГО – выступал (будучи комсомольцем) активно с троцкистскими взглядами, был чуть не разорван рабочими и спасся благодаря тому, что один из троцкистов, чтоб его не узнали, надвинул ему на глаза фуражку и вывел из толпы. Свидетельницей рассказал Б.Н. РОЗЕНФЕЛЬД после его выступления, в день совершенного, была я сама, находясь у РОЗЕНФЕЛЬД, в присутствии ШАРАПОВОЙ. [3] Вся компания выражала полное сочувствие оппозиции (тогда я была новой сотрудницей, только что поступившей на работу). Впоследствии сын РОЗЕНФЕЛЬД был вычищен из комсомола и остался учиться в б<ывшем> Ломоносовском ин<ститу>те только благодаря хлопотам матери и связям.

Муж Н.А. РОЗЕНФЕЛЬД – Николай РОЗЕНФЕЛЬД – брат Л.Б. КАМЕНЕВА – меньшевик. С женой разведен, но держит тесную связь до сих пор и материально ей помогает. Работал в Ин<ститу>те Маркса и Энгельса у РЯЗАНОВА.

БУРАГО – дворянка (по последним сведениям от сотрудницы Финотдела ЕФАНОВОЙ, которой БУРАГО говорила в 1930 г. перед предполагавшейся чисткой госаппарата, что она боится чистки, т.к. ее отец б<ывший> князь (или патриарх) – ЕФАНОВА не помнит, о последнем БУРАГО скрыла. Поступила БУРАГО, пройдя через приемный кабинет РЯЗАНОВА. Местком Ин<ститу>та Маркса и Энгельса, где БУРАГО начинала работать, уволил ее за происхождение (1926 или начало 1927 г.).

Муж БУРАГО – б<ывший> председатель ЦК строителей – вычищен из партии по делу “Кабуки”. Брат вычищен из партии в 1921 г. Сама БУРАГО до 1931 г. антиобщественница, активно защищавшая на заседании месткома “букет дворянский” Вебера – сына фабр<иканта> – кадета, ШАРАПОВУ и др<угих>. После увольнения последних она надевает маску общественника, что ей и удается сделать.

Итак, МУХАНОВА находит поддержку со стороны РОЗЕНФЕЛЬД, БАРУТА и БУРАГО. Последняя ухаживает за МУХАНОВОЙ во время ее истерик и обмороков. Вся эта компания, видя, что ЖУРАВЛЕВА не примыкает к их группе и будет всячески тормозить их антисоветскую работу и может раскрыть их карты, начала общими усилиями травить ее, мешать ей в работе и восстанавливать против нее СОКОЛОВУ. Беспокойство их углубилось, когда ЖУРАВЛЕВА, не желая разговаривать с МУХАНОВОЙ, лично написала записку “от такой дворянки и белогвардейки ничего другого ожидать нельзя”. До этого у МУХАНОВОЙ была истерика вследствие разговора с СОКОЛОВОЙ. Записка была оставлена на столе у МУХАНОВОЙ под прессом. После прочтения этой записки у МУХАНОВОЙ была вторая истерика. (Причины ее от др<угих> сотрудников скрыли). Она ушла со службы и на другой день совсем не явилась. Она говорила своей заместительнице в Кирпичстрое (Женя), что, если комсомол прочел эту записку и узнает, кто она, то грозит опасность не только ей, но и ее брату и семье, может быть ей не следует совсем являться на работу. (Исчезнуть – по ее словам). После отпуска МУХАНОВА решила не возвращаться на работу совсем. Прогуляла 10 лишних дней. (Взяла записку у знакомого врача). ЖУРАВЛЕВУ общими усилиями эта компания заставляет уйти. Перед уходом ЖУРАВЛЕВА подавала письменное заявление в ячейку ВКП(б) и местком, осветив факты своего ухода. ЗАЙЦЕВУ посылалось с вышеизложенным материалом письмо через Троицкую будку. Об этом же говорилось АКОПОВУ.

ЖУРАВЛЕВА поступила в Правит<ельственную> б<иблиоте>ку из Института библиотековедения. Была приглашена СОКОЛОВОЙ как хороший библиотечный специалист. СОКОЛОВА знала ЖУРАВЛЕВУ с 1920 г. по Сибирскому ревкому. Вначале (в Правит<ельственной> б<иблиоте>ке) она относится к ЖУРАВЛЕВОЙ хорошо. Предупреждает ее, что в библиотеке существуют две партии – комсомол и беспартийные – между ними антагонизм, вследствие чего возник этот антагонизм, СОКОЛОВА не сказала, но просила ЖУРАВЛЕВУ не примыкать ни к одной из партий. При воздействии дворянской группы СОКОЛОВА переменила образ действий. Так, ЖУРАВЛЕВОЙ она говорила, что уволит МУХАНОВУ, а последней наоборот. Эта компания применила на службе метод бойкота. РОЗЕНФЕЛЬД, МУХАНОВА, БАРУТ не разговаривают с ЖУРАВЛЕВОЙ даже по служебным обязанностям. До сведения СОКОЛОВОЙ об этом было доведено.

После ухода ЖУРАВЛЕВОЙ БАРУТ (испугавшись, видимо, разоблачений, грозящих ему чреватыми последствиями) приходит к ЖУРАВЛЕВОЙ на квартиру, говоря, что он в травле не участвовал.

После ухода ЖУРАВЛЕВОЙ компания остается спокойно работать. (Все, что я знала про этих лиц, – было рассказано мною СОКОЛОВОЙ). Работали они чаще вечерами, объясняя задержки незаконченной за день работой. При этом, когда приходилось подойти к столу МУХАНОВОЙ или БАРУТ<А> с РОЗЕНФЕЛЬД (чаще они сидели втроем), написанное незаметно прикрывалось рукой, бумагой. Читались ими “__________________”, “___________________”, “__________________”, Розенфельд “___________________” (знает хорошо французский язык). Так, газету “____________________” [4], потребовавшуюся однажды для т. Енукидзе и не найденную на месте, БАРУТ вынул из портфеля.  

Систематически эта тройка работала вечерами до 9-10 вечера, делая иностранные переводы для повышения своей квалификации, иногда с иностранных газет или под видом ударных работ. Днем они устраивали свои совещания в уборных, причем писались записочки: “Выйдите сначала вы, а потом я”. (Такую записку нашла ГОРДЕЕВА БУРАГО к РОЗЕНФЕЛЬД). На производственных совещаниях эта компания старалась проводить свою линию. МУХАНОВА интересуется, какие материалы требовались Молотовым для работы накануне (два раза обращалась ко мне, а ПЕТРОВА и др<угие>, видимо, информировали ее всегда).

В январе 1933 г., когда БУРАГО и РОЗЕНФЕЛЬД через ДАВЫДОВУ рекомендуются МИНЕРВИНОЙ МОЛОТОВУ для приведения его библиотеки в порядок, и интерес МУХАНОВОЙ к читаемой секретариатом Молотова литературе ослабевает. Но работать она и РОЗЕНФЕЛЬД несмотря на распоряжение СОКОЛОВОЙ, запрещающее сотрудникам оставаться после ок<ончания> сл<ужебного> дня, продолжают. МУХАНОВА приобретает знакомства среди ответ<ственных> работников, посещающих библиотеку. По ее словам, сказанным мне, за нею подъезжают такие шикарные автомобили. что ей стыдно войти со своими свертками. Получает сухие пайки из закр<ытой> столовой и, пользуясь кремлевским пропуском как маркой проверенного работника, входит в доверие некоторых крупных членов партии (БЕЙКА, ВВЕДЕНСКИЙ). МУХАНОВА знает секр<етную> сигнализацию Кремля, о чем она говорила ЖУРАВЛЕВОЙ. Знает много тайн (вернее, сплетен) из личной жизни работников политбюро, о которых говорит в своей среде.

После увольнения МЕДВЕДЕВА из аппарата ЦИКС (причины которого она знает от ПОНТОВИЧА, а с ним у нее чрезвычайно хорошие отношения) МУХАНОВА интересуется причиной его увольнения и попутно, каким образом могли разоблачить КАЗАДАНОВА [5].

МУХАНОВА и РОЗЕНФЕЛЬД в прекрасных взаимоотношениях с консультантом СНК СССР ЛЕВИНСОНОМ, который прорабатывает немецкие и англ<ийские> газеты для ВИЗНЕРА. За советами МУХАНОВА ходит к ПОНТОВИЧУ. За деловыми (МУХАНОВУ собирались выселить из дома) обращается к КАРАССУ, СКОЛОЗУБОВУ – консульт<ант> ВЦИК. Во время паспортизации интересовалась порядком выдачи паспортов. Начала всем говорить, что ее сестра – артистка, тяжело болеет и вынуждена врачами выехать на юг совсем. После выдачи паспорта ее сестра внезапно выздоровела.

Зимой 1932 г. на столе МУХАНОВОЙ был забыт “Придворный календарь”, выкраденный ею из книг, хранящихся в ГУМе [6], б<иблиоте>ки б<ывшего> вел<икого> князя Сергея с его гербом на обложке, где указаны родственники МУХАНОВОЙ – фрейлины при дворе, камергеры, с именами, переходящими из рода в род (Константин, Екатерина). Больше этой книги я не видела.

Благодаря запрещению СОКОЛОВОЙ – посещать без ее разрешения б<иблиоте>ку в вечерние часы, – эта компания половина пятого, забирая свои вещи, уходит и половина шестого, иногда в семь, когда зав<едующей> нет, возвращается, работая в закрытой шкафами части зала. Спрашивается, почему, имея все данные для спокойной работы дома (РОЗЕНФЕЛЬД, МУХАНОВА, БАРУТ – детей маленьких не имеют, квартирные условия хорошие), им требуется работать в вечерние часы для повышения квалификации или для подготовки отправки книг в обмен за границу в одно из фашистских учреждений (Рейхстаг Германия и др.). Для чего требуется скрывать МУХАНОВОЙ и РОЗЕНФЕЛЬД факт своих вечерних работ от СОКОЛОВОЙ и не брать разрешения. ПЕТРОВА, НЕЛИДОВА, КОЛОСОВА не сообщали об остающихся в библиотеке сотрудниках. До мая месяца этого года они старались работать в часы их дежурств. В 1932 г. работала вечерней сотр<удник> Бердичевская, которая не обращала на них внимания. Даже после замечаний СОКОЛОВОЙ и настойчивого требования ее не оставаться в б<иблиоте>ке, обе гр<ажданки> продолжают свою линию. Но уже начинают апеллировать к читателям (преимущ<ественно> ответ<ственным> работникам), спрашивая – имеют ли они разрешение на работу, говорят, что зав<едующая> б<иблиоте>кой СОКОЛОВА дура и никуда не годный руководитель, запрещает им повышать свою квалификацию.                 

Интересно отметить, как только РОЗЕНФЕЛЬД, МУХАНОВА стали расписывать статьи из фаш<истских> нем<ецких> газет, а БАРУТ из журналов, посещение б<иблиоте>ки ими в вечерние часы сразу резко падает. Зато деж<урный> библиотекарь во время веч<ерних> дежурств часто не может найти требующуюся фаш<истскую> газету для читателя. МУХАНОВА брала домой “_____________________”, держала эти газеты около двух недель. РОЗЕНФЕЛЬД “______________________”.

Вот истинные “ударники” Прав<ительственной> б<иблиоте>ки, исполняющие служебную работу даже на дому. Ударники, которых признает в своем ответном письме т. СОКОЛОВА (газ<ета> “Самокритика” 29.IХ в зале зас<еданий> ГУМа, посвящ<енная> чистке партии) и от которых тут же отмежевывается местком ЦИКС, говоря, что он их не признавал.

Если добавить к этой группе еще гр<ажданку> ПЕЛИПЕЙКО, которая имеет связь с персидским посольством (факт, сказанный ею самой, приноса посылки ей на дом приехавшим из Владикавказа и остановившимися в Персидском посольстве). Звонок из этого посольства по гор<одскому> телефону б<иблиоте>ки, видимо, принятому за домаш<ний> телефон гр<ажданки> ПЕЛИПЕЙКО. Вначале мужской голос, спрашивающий ее, затем сказавший “с Вами сейчас будут говорить” и ломаный с иностранным акцентом голос женщины, говорящий, видимо, пароль: “Я приехала из Владикавказа”, и приглашение ПЕЛИПЕЙКО зайти в Персидское посольство. Этот разговор слушала я, принятая за кого-то из ее друзей. Об этом было мною сказано СОКОЛОВОЙ с просьбой передать в Секр<етную> часть ЦИКСа. Через неделю я спрашивала консультанта Секретной части ПУПОЛ, она не знала об этом факте и записала мое сообщение, СОКОЛОВА им ничего не говорила.

Меня удивляет, почему старый член партии, подпольный работник мало делал шагов к проверке этих сотрудников, говоря, что один приехал из Смольного (РОЗЕНФЕЛЬД). Правда, Троцкий помогал брать Смольный и оказался изменником партии, и ряд других разоблачений говорит о чужих людях, вначале примкнувших к нам, а потом вредивших нам. СОКОЛОВА затребовала дело БАРУТА из личного стола только 29.IX.33 г. для просмотра, когда он уже ушел из б<иблиоте>ки, и что надо было с делать, принимая его в аппарат.

И только после чистки самой СОКОЛОВОЙ мне становится ясно это явление. Сама СОКОЛОВА имеет выговор 24 или 25 г., не снятый МК ВКП(б) и данный им за покрытие чуждого, контрреволюционного элемента. Если т. СОКОЛОВУ утешает, что в то время прокурор, поручившийся вместе с нею, получил не только выговор, но и снят с работы, а ее не сняли. Слабое утешение для члена партии с 1903 г., снятого из Института библиотековедения (по слухам) Невским. Почему поступивший на место БАРУТА специалист БЕРГЕР встречается вначале в штыки РОЗЕНФЕЛЬД и МУХАНОВОЙ, БУРАГО, ДАВЫДОВОЙ, о котором они распространяют всюду слухи как о плохом работнике и человеке, и который уходит, проработав недолгое время, боясь нести ответственность вместо БАРУТА. Почему ушел из Правительственной библиотеки БАРУТ и появился на ее горизонте вновь? Для чего БАРУТ прячет в старые газеты под столом какие-то свертки и, как говорят, пойманный с поличным (застала его за этим занятием врасплох) имеет смущенный вид и, положив сверток в портфель, тотчас уходит.

Почему при вечерних занятиях этих лиц, когда они “повышают свою квалификацию” (1932-1933 г.г.) раздаются непрестанные звонки по телефону, вызывают мужские голоса, иногда женские, затем говорит мужской, что мне приходилось наблюдать в свое дежурство.

Почему в библиотеке исчезают книги. Еще в 1931 г. МУХАНОВА взяла не записанную и не внесенную в биб<лиотечный> инвентарь ценную книгу из-за границы “Берлин” по строительству городов, о чем ЖУРАВЛЕВА поставила в известность СОКОЛОВУ, и был скандал и истерика МУХАНОВОЙ. Факт повторившийся, т.к. еще в Институте Ленина МУХАНОВА взяла без спроса ценную англ<ийскую> книгу и забыла ее на вешалке под своим пальто. Швейцар обнаружил ату книгу и заявил библ<ионтечному> начальству. Выяснили, почему эту книгу взяла МУХАНОВА, но до признания МУХАНОВА сваливала вину на других сотрудников. Не случайно в 1933 г. пропадают в Правит<ельственной> б<иблиоте>ке книги с полок (словари иностр<анные> и др<угие>), и СОКОЛОВА ставит вопрос о защите соц<иалистической> собственности. И как проверить секретность материала, приходящего из-за границы, которую, по словам МУХАНОВОЙ, она определяет сама.

Как может работать в библиотеке работник высокой квалификации, не знающий, что такое промфинплан. Для чего растила СОКОЛОВА в библиотеке чуждого по идеологии человека, который занимался в служебные часы рисованием женских ног, головок и писал стихи, работу которого делали РОЗЕНФЕЛЬД и БАРУТ.

Только последний 1933 год с перестройкой работы групп и переходом частью на обработку русских книг МУХАНОВА работает по норме. Долголетняя мечта БАТУТА исполнилась – он ушел работать в Оружейную палату, рекомендованный КЛЕЙНОМ, старым своим учителем по гимназии.                      

РОЗЕНФЕЛЬД не потеряла связь с ВЕБЕРОМ, вычищенным из нашего аппарата. Факт – когда ПЕТРОВУ как руководителя (бессменную) стоила выдачи СОКОЛОВА хотела привлечь за разбазаривание книг, у ВЕБЕРА лежала ценнейшая немецкая книга, она появилась после разговора ПЕТРОВОЙ с СОКОЛОВОЙ на следующий день. Ее передала мне РОЗЕНФЕЛЬД, говоря, что ей передали книгу из Троицкой будки. (В Троицкую будку РОЗЕНФЕЛЬД незачем ходить). Также у нее бывает ШАРАПОВА. С ними же не теряет связь БУРАГО. (Разговоры по телефону). Свою связь с ними они скрывали.

У меня последний вопрос к СОКОЛОВОЙ. Зная все про сотрудников иностранного отдела, как она проверяла их заграничный обмен с фашистскими учреждениями. Учитывала ли она вытекающие отсюда последствия.

Подтверждение сказанного ЖУРАВЛЕВОЙ можно проверить у нее самой. Арбат, Б. Афанасьевский пер., д. 43, кв. 6 – Анна Васильевна Журавлева, тел. Г-1-17-68. Данный товарищ может дать еще ряд дополнительных фактов о МУХАНОВОЙ (вся семья контрреволюционеры – по ее словам), БАРУТЕ и о тактике в этом вопросе СОКОЛОВОЙ.

Мой тел. Кремль-1-56.

Комиссия Областная сочла т. СОКОЛОВУ проверенной. Считаю это неправильным.

 

БУРКОВА.

 

29.IX.1933 г.

 

перепечатано с подлинного верно – Н. Голубева.

отп<ечатано> 2 экз<емпляра>

НГ.

Снята одна копия 1.IV.1935 г.

ТЕ.

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 103, Л. 14-23.

---

 

№ 1

 

Экз<емпляр> № 2

Секретно.

Зав<едующему> Секретариатом Президиума

ЦИК Союза ССР – т. Терихову С.П.

 

По существу материалов т. Бурковой, касающихся отдельных сотрудников Правительственной Библиотеки, могу сказать следующее:

Гр<ажданин> Барут не работает в Правительственной библиотеке с июля месяца 1933 года. Рекомендации ему при поступлении его к нам мною не давалось. Троцкистских взглядов от него не слышала и вообще сомневаюсь в наличии каких-либо у него политических убеждений.

По моему мнению, это человек неумной и обывательского толка.

Гр<ажданка> Муханова не работает в Правительственной библиотеке с декабря месяца 1933 года. Больной и расслабленный человек, типичный осколок отжившей буржуазной семьи и также недостаточно умный. Перевоспитанию не поддается.

Гр<ажданка> Розенфельд. Лживый и изворотливый человек. Старается всегда противодействовать и к этому же склоняет своих сторонников (Барут, Муханова, Нелидова, Бураго). Ко всем этим людям у меня инстинктивное недоверие. Все меры мною принимались к тому, чтобы держать их всегда на глазах: Розенфельд и Муханова отстранены были от вечерних дежурств, дано было распоряжение не оставаться им в библиотеке после скончания работ, распределены были по разным производственным группам и т.д. Но все это на основания инстинктивного недоверия, фактов же за ними мне подметить не удалось, за исключением того, что они держались сплоченно. Ставился перед администрацией мною вопрос об увольнении Розенфельд и Мухановой, но так как у меня не было фактов, мне не удалось довести это дело до конца.

Могли ли эти люди использовать в каких-либо целях иностранную прессу? Особого интереса у них, помимо служебного, к иностранной прессе я не замечала. Не значится иностранных газет и книг и в записях стола выдачи. Если бы подтвердилось сказанное Бурковой, то можно лишь предположить, что они брали нужное им самовольно или получали от дежурных без записи. 

Считаю необходимым сказать и о Бурковой. Ничего из изложенного в материалах, кроме того, что Розенфельд – бывшая кавказская княжна Бебутова, Буркова мне не заявляла. Ничего не говорила и Журавлева, недолго работавшая у нас в Библиотеке, которая все время очень хорошо относилась к Баруту. Плохо она относилась к Мухановой якобы на почве ревности к ней Барута. Что произошло в дальнейшем ходе их взаимоотношений, я не знаю. Непонятно также для меня и то, откуда получилась бы осведомленность у Бурковой, если бы она не поддерживала знакомства с теми лицами, о которых она пишет.

У меня возникает предположение, что, по-видимому, это когда-то была одна компания, впоследствии чего-то не поделившая и поссорившаяся. Так ли это, конечно, сказать трудно, так как все эти лица во внеслужебной обстановке мне неизвестны.

Сама Буркова – малоразвитой человек и слабый работник. Но это не значит, конечно, что можно оставить без внимания ее заявление. Необходимо тщательно проверить все ею сообщаемое для того, чтобы пресечь вредную деятельность этих лиц, в каких бы учреждениях они ни находились. Тем самым, конечно, будет произведена проверка и Бурковой, которая также в полной мере должна отвечать за свои слова, находясь на ответственном участке работы.

В силу всех этих соображений считаю необходимым произвести проверку лиц, упоминаемых в заявлении Бурковой.

Зав<едующая> библиотекой –

 

(Соколова)

 

3-НГ.

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 103, Л. 24.

---