Valentin Olberg
Chausseestr. 4
Berlin N
Дорогой Лев Давыдович!
Невозможность уяснить себе взгляды оппозиции по некоторым важным вопросам побуждает меня обратиться к Вам с этими строками. Вплоть до недавнего времени политическая линия Урбанса казалась мне линией всей оппозиции. Из Вашей брошюры я узнал, что это не так. Не для меня одного было новостью сообщение о наличии двух учений в оппозиции. Несомненно, что только из этой брошюры тысячи рабочих узнали, что Урбанс и Троцкий “не едино суть”.
Вся установка Урбанса, его подход к отдельным явлениям, его практика – некоммунистична. У ленинцев спор с Урбансом касается не отдельных проблем, а всего их комплекта. Надо искать, с кем в ленинизме согласен Урбанс, – не наоборот.
Иначе у Грылевича. Он – ленинец. Но как далеко? На 10%, 20, 50, 100%? Ответить на этот вопрос, значит ответить на вопрос: “права ли оппозиция?”
Я не могу принять теории о возможности строительства социализма в одной стране. Мне непонятна китайская политика Сталина. Но, с другой стороны, по-моему, неправа была оппозиция, предлагавшая ВЦСПС взять на себя инициативу разрыва англо-русского комитета. Комитет надо было порвать, это ясно – не потому, что он был блоком с реформистами, а потому что данный блок ничего не давал революции, – но odium нечего было брать на себя. Если б английские рабочие массы действительно восприняли “4 августа Генсовета” как акт величайшего предательства, тогда, конечно, нужно было б действовать по рецепту оппозиции. Но, к несчастью, этого не произошло: английские рабочие в масса своей не почувствовали, не восприняли акт измены как таковой. Точно так же, как рабочие немецкие и французские в огромном большинстве своем не почувствовали в голосовании 4 авг. 1914 г. наступление нового духа. 4-ое авг. – ведь, кажется, измена так ясна! И все-таки миллионы не заметили ее, они прошли {вокруг} мимо нее, точно все было в порядке вещей! Ведь только немногие поняли истинное значение измены.
Вы м.б. скажете: “разорвав блок, ВЦСПС помог бы пролетариям Англии осознать истинное значение поступка Генсовета”. Я отвечаю: “нет!” “4 авг<уста> Генсовета” не первое его предательство; против каждого из них мы вели борьбу и клеймили измену позором. То же самое надо было сделать (и было сделано) после предательства забастовки. Никакого ускорения полевения масс от разрыва не последовало бы. Реформисты использовали б разрыв для крика: “Коммунисты – раскольники, да здравствует единство!” И многие рабочие безусловно подались бы на удочку “единства”…
Урбанс, как Вам известно, противник внешней политики ЦК. В Volkswille он метал гром и молнии против проектов Литвинова и подписания пакта Келлога. Мотив: сближение с Лигой Наций и мировым империализмом. Это даже не умно. Проекты разоружения, выдвинутые Литвиновым в Женеве, чрезвычайно облегчили разоблачение пацифистских иллюзий. Факт подписания СССР пакта Келлога, сам по себе, способен вызвать возражения. СССР, однако, не просто подписал пакт, а подписал с оговорками, расширяющими договор. Нота Литвинова о присоединении к пакту содержит превосходную критику пакта. Присоединяясь к пакту, Советский Союз нисколько не содействовал распространению пацифистских иллюзий.
Мне кажется, далее, что оппозиция неправа в оценке первомайской тактики германской компартии. То, что писал Урбанс по этому поводу, стоит приблизительно на той же высоте, что его откровения о “китайском империализме”, о “национал-фашизме” Сталина и о “проникновении американского капитала в СССР”. Меньшинство Ленинбунда кажется солидарным с ним по этому вопросу. Я разделяю взгляд партии.
Наконец, последнее – перспективы. Оппозиция не дает их. Как представляет себе оппозиция ее дальнейшие отношения с партией? Понимает она под лозунгом Wiedervereinigung создание такого положения в партии, что она будет блоком двух фракций? По Сталину выходит, что ВКП была в 1917-27 г.г. блоком ленинцев и “троцкистов”. На деле партия не была таким блоком. Так неужели к этому стремится оппозиция? Тут что-то не так.
Я надеюсь с Вашей помощью уяснить себе, как обстоит дело в действительности.
С искренним приветом
В. Ольберг.
Берлин, 10 января 1930 г.
Harvard, Houghton Library, Leon Trotsky Exile Papers, MS Russ 13.1, 3664.