СТЕНОГРАММА

УТРЕННЕГО ЗАСЕДАНИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

19 августа 1936 года.

 

КОМЕНДАНТ СУДА ОБЪЯВЛЯЕТ: Верховный суд идет, прошу встать.

УЛЬРИХ (Председательствующий): Заседание Военной Коллегии Верховного суда Союза ССР объявляю открытым. Слушается судебное дело Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова и других по обвинению по ст. 58-8 УК. Подсудимые и свидетели все налицо?

СЕКРЕТАРЬ: Подсудимые налицо, свидетели в свидетельской комнате.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Каменев, обвинительное заключение получили?

КАМЕНЕВ: Да, получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Зиновьев Григорий Евсеевич, обвинительное заключение получили?

ЗИНОВЬЕВ: Да, получил. После получения я дал следствию ряд дополнительных показаний, которые прошу передать суду.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ваше заявление получено. Подсудимый Евдокимов Григорий Еремеевич, обвинительное заключение получили?

ЕВДОКИМОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Бакаев Иван Петрович, обвинительное заключение получили?

БАКАЕВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Мрачковский Сергей Витальевич, обвинительное заключение получили?

МРАЧКОВСКИЙ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Тер-Ваганян Вагаршак Арутюнович, обвинительное заключение получили?

ТЕР-ВАГАНЯН: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый СМИРНОВ Иван Никитович, обвинительное заключение получили?

СМИРНОВ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Дрейцер Ефим Александрович, обвинительное заключение получили?

ДРЕЙЦЕР: Да, получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рейнгольд Исаак Исаевич, обвинительное заключение получили?

РЕЙНГОЛЬД: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ГОЛЬЦМАН Эдуард Соломонович, обвинительное заключение получили?

ГОЛЬЦМАН: Да, получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Фриц ДАВИД-КРУГЛЯНСКИЙ. Ваша настоящая фамилия Круглянский?

ФРИЦ-ДАВИД: Да, моя фамилия Круглянский.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Обвинительное заключение получили?

КРУГЛЯНСКИЙ: Получил. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Ольберг Валентин Павлович, обвинительное заключение получили?

ОЛЬБЕРГ: Да, получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Берман-Юрин Конон Борисович, он же Александр Фомич, обвинительное заключение получили?

БЕРМАН-ЮРИН: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Лурье Моисей Ильич, он же ЭМЕЛЬ Александр, обвинительное заключение получили?

МОИСЕЙ ЛУРЬЕ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимой Лурье Натан Лазаревич, обвинительное заключение получили?

НАТАН ЛУРЬЕ: Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объявляю состав суда: Председатель – армвоенюрист Ульрих В.В., члена суда корвоенюрист Матулевич И.О., диввоенюрист Никитченко И.Т. и запасный судья Голяков И.Т. Обвинение поддерживается прокурором Союза ССР Вышинским А.Я., секретарь Костюшко А.Ф. Отводов нет? Ввиду того, что подсудимые отказались от защитников и взяли на себя защиту, разъясняю, что они имеют все права защитников и получают право заключительной речи по ст. ст. 65 и 304 УПК. Имеется ходатайство у Прокуратуры?

ВЫШИНСКИЙ: Нет ходатайств.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: (к обвиняемым) У вас нет ходатайств о вызове дополнительных свидетелей, приобщения материалов? (Ходатайств заявлено не было).

ВЫШИНСКИЙ: Я не слышал ответа подсудимых на вопрос об отводе.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Отводов не было.

КАМЕНЕВ: Я имею заявление. Я после получения обвинительного заключения написал на имя суда заявление, прошу на него ответа. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Заявление получено.

КАМЕНЕВ: Я ходатайствую об удовлетворении.

ВЫШИНСКИЙ: В этом заявлении обвиняемый Каменев ходатайствует о том, чтобы свидетель Яковлев был допрошен после него. С моей стороны возражений нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Суд удовлетворяет ходатайство подсудимого. Больше ходатайств нет? (ходатайств нет). Свидетелей я вызову в том момент, когда придется их допрашивать. Тов. секретарь, огласите обвинительное заключение.

Секретарь оглашает обвинительное заключение.

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 381, Л. 4-7 машинопись.

---

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПО ДЕЛУ

ЗИНОВЬЕВА Г.Е., КАМЕНЕВА Л.Б., ЕВДОКИМОВА Г.Е., СМИРНОВА И.Н., БАКАЕВА И.П., ТЕР-ВАГАНЯНА В.А., МРАЧКОВСКОГО С.В., ДРЕЙЦЕРА Е.А., ГОЛЬЦМАНА Э.С., РЕЙНГОЛЬДА И.И., ПИКЕЛЯ Р.В., ОЛЬБЕРГА В.П., БЕРМАНА-ЮРИНА К.Б., Фрица ДАВИДА (КРУГЛЯНСКОГО И.И.), М. ЛУРЬЕ и Н. ЛУРЬЕ, обвиняемых в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-8,19-58-8 и 58-11 УК РСФСР

 

МОСКВА ‒ 1936

 

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПО ДЕЛУ

ЗИНОВЬЕВА Г.Е., КАМЕНЕВА Л.Б., ЕВДОКИМОВА Г.Е., СМИРНОВА И.Н., БАКАЕВА И.П., ТЕР-ВАГАНЯНА В.А., МРАЧКОВСКОГО С.В., ДРЕЙЦЕРА А.Е., ГОЛЬЦМАНА Э.С., РЕЙНГОЛЬДА И.И., ПИКЕЛЯ Р.В., ОЛЬБЕРГА В.П., БЕРМАНА-ЮРИНА К.Б., Фрица ДАВИДА (КРУГЛЯНСКОГО И.И.), М. ЛУРЬЕ и Н. ЛУРЬЕ,

обвиняемых в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58‒8, 19‒58‒8 и 58‒11 УК РСФСР.

 

15‒16 января 1935 года выездной сессией Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР в гор. Ленинграде было рассмотрено дело о подпольной контрреволюционной группе зиновьевцев, именовавшей себя «Московским центром», главными руководителями которой наряду с другими, осужденными по этому делу, были Зиновьев Г.Е., Каменев Л.Б., Евдокимов Г.Е. и Бакаев И.П.

Предварительным и судебным следствием по этому делу было установлено, что так называемый «Московский центр» в течение ряда лет руководил контрреволюционной деятельностью различных подпольных групп зиновьевцев и в том числе контрреволюционной деятельностью ленинградской группы Николаева-Котолынова, злодейски убившей 1-го декабря 1934 года тов. С. М. Кирова.

Судом установлено, что так называемый «Московский центр», являясь идейным и политическим руководителем ленинградской группы зиновьевцев, знал о террористических настроениях этой группы и всемерно, эти настроения разжигал.

Это должны были признать и отрицавшие какое бы то ни было свое участие в убийстве тов. С. М. Кирова, обвиняемые Зиновьев и Каменев, лицемерно заявившие на суде, что за убийство тов. Кирова они несут лишь моральную и политическую ответственность.

Как теперь выяснилось, полтора года тому назад при расследовании дела об убийстве тов. С. М. Кирова в руках следственных и судебных органов не было всех данных, вскрывающих действительную роль в белогвардейской террористической подпольной деятельности зиновьевцев руководителей так называемого «Московского Центра», с одной стороны, и руководителей троцкистского подполья, с другой.

На основании вновь открывшихся обстоятельств, выясненных следственными органами в 1936 году в связи с раскрытием ряда террористических групп троцкистов и зиновьевцев, следствием установлено, что осужденные по делу «Московского центра» Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев в действительности не только знали о террористических настроениях своих приверженцев в Ленинграде, но и были прямыми организаторами убийства тов. С. М. Кирова.

Следствием также установлено, что Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев и ряд других обвиняемых по настоящему делу, о которых будет сказано ниже, были инициаторами и организаторами готовившихся покушений на жизнь и других руководителей ВКП(б) и советского правительства.

Следствием равным образом установлено, что свою преступную террористическую практику зиновьевцы проводили в прямом блоке с троцкистами и находящимся за границей Л. Троцким.

Эти вновь открывшиеся обстоятельства с несомненностью устанавливают:

1) что в конце 1932 года произошло объединение троцкистской и зиновьевской групп, организовавших объединенный центр в составе привлеченных в качестве обвиняемых по настоящему делу Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева (от зиновьевцев) и Смирнова И.Н, Тер-Ваганяна и Мрачковского (от троцкистов);

2) что основным условием объединения этих контрреволюционных групп явилось взаимное признание индивидуального террора в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства;

3) что именно с этого времени (конец 1932 года) троцкисты зиновьевцы по прямым указаниям Л. Троцкого, полученным объединенным Центром через специальных агентов, сосредоточили всю свою враждебную деятельность против ВКП(б) и советского правительства, главным образом, на организации террора в отношении виднейших руководителей;

4) что в этих целях объединенным центром были организованы специальные террористические группы, подготовившие ряд практических мероприятий по убийству т.т. Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева и др.;

5) что одной из этих террористических групп, в составе Николаева, Румянцева, Мандельштама, Левина, Котолынова и других осужденных Военной коллегией Верховного Суда Союза ССР 28 декабря 1934 года, было осуществлено 1-го декабря 1934 года по прямому указанию Зиновьева и Л. Троцкого и под непосредственным руководством объединенного центра, злодейское убийство тов. С.М. Кирова.

 

I. ТРОЦКИСТСКО-ЗИНОВЬЕВСКИЙ ОБЪЕДИНЕННЫЙ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ ЦЕНТР.

 

Показаниями Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Мрачковского, Бакаева и ряда других обвиняемых по настоящему делу с несомненностью установлено, что единственным мотивом организации троцкистско-зиновьевского блока явилось стремление во что бы то ни стало захватить власть и что единственным и решающим средством для этого была избрана организация террористических актов против виднейших руководителей партии и правительства.

Лишенные всякой опоры в рабочем классе и трудящихся народных массах СССР, растерявшие весь свой идейный багаж, не имевшие в руках никакой политической программы, проникнутые злобной ненавистью к социалистическим победам нашей родины, вожди троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока ‒ Троцкий, Зиновьев и Каменев окончательно скатились в болото белогвардейщины, сомкнулись и слились с самыми отъявленными врагами советской власти, превратились в организующую силу последышей разгромленных в СССР эксплуататорских классов. В отчаянии и ненависти они прибегли к подлейшему средству борьбы с советским правительством и руководителями ВКП(б) ‒ к политическим убийствам. Сначала перед лицом первых успехов социализма в СССР они не теряли надежды на возникновение трудностей, с которыми, по их расчетам, советская власть не сможет справиться. Но видя затем, что эти трудности с успехом преодолеваются, и наша страна выходит из трудностей победительницей, они откровенно поставили ставку на осложнение международных отношений, на войну и поражение советской власти.

Не видя для себя благоприятных перспектив, они берутся за оружие, организуют подпольные террористические группы и пускают в ход наиболее гнусное средство борьбы ‒ террор.

Сейчас троцкистско-зиновьевские заговорщики свою борьбу против ВКП(б) и советской власти мотивируют уже не, якобы, неправильной политикой партии и советского правительства, не тем, что, якобы, ВКП(б) и советская власть ведут страну к гибели, как лживо и клеветнически они утверждали раньше. Главным мотивом применения террора теперь они считают успехи строительства социализма в СССР, успехи в деле культурного и экономического подъема страны, каковые успехи, демонстрируя идейное и политическое банкротство троцкистов-зиновьевцев, еще более озлобляют их против советской власти и усиливают у них стремление отомстить советской власти за свой политический провал путем применения террора.

Несмотря на упорное запирательство, обвиняемый Зиновьев должен был под тяжестью предъявленных ему следственными органами улик признать, что:

 

«… Троцкистско-зиновьевский центр ставил главной своей задачей убийство руководителей ВКП(б) и, в первую очередь, убийство Сталина и Кирова».

(т. XII, л. д. 16).

 

Другой участник этого центра, обвиняемый Рейнгольд, на допросе от 3-го июля 1936 года показал:

 

«… Главное, на чем сходились все участники блока, было… признание необходимости консолидации всех сил для овладения партийным руководством. Я должен признать, что основной задачей троцкистско-зиновьевского блока было насильственное устранение руководства ВКП(б) и советского правительства и, прежде всего, Сталина. В конце 1932 года центр принял решение об организации террористической борьбы против руководства ВКП(б) и правительства. Мне известно, что троцкистская часть блока получила директиву от Л.Д. Троцкого о переходе на путь террора и подготовки покушений против Сталина».

(т. XXVII, л. д. 52).

 

Об этом же с исчерпывающей полнотой дал показание на допросе 23 июля 1936 года и обвиняемый Каменев. Обвиняемый Каменев показал:

 

«… Выход из трудностей, победа политики ЦК ВКП(б) вызвали в нас новый прилив озлобления и ненависти к руководству партии и, в первую очередь, к Сталину».

«… Мы, т. е. зиновьевский центр контрреволюционной организации, состав которого мною назван выше, и троцкистская контрреволюционная организация в лице Смирнова, Мрачковского и Тер-Ваганяна договаривались в 1932 году об объединении обоих, т. е. зиновьевской и троцкистской к.-р, организаций для совместной подготовки совершения террористических акте против руководителей ЦК, в первую очередь, против Сталина и Кирова».

«… Главное заключается в том, что и Зиновьев и мы, ‒ Каменев, Евдокимов, Бакаев и троцкистские руководители, ‒ Смирнов, Мрачковский, Тер-Ваганян в 1932 году решили, что единственным средством, с помощью которого мы можем надеяться на приход к власти, является организация совершения террористических актов против руководителей ВКП(б), в первую очередь, против Сталина. На этой именно базе террористической борьбы против руководителей ВКП(б) и велись переговоры между нами и троцкистами об объединении».

(т. XV, л. д. {9}*10*, 12, 13).

 

Обвиняемый Каменев далее показал:

 

«… Ставка же наша на непреодолимость трудностей, которые переживала страна, на кризисное состояние хозяйства, и крах хозяйственной политики партийного руководства ко второй половине 1932 года уже была явно бита.

Страна под руководством ЦК ВКП(б), преодолевая трудности, успешно шла по пути хозяйственного роста. Мы этого не видеть не могли.

Казалось бы, что мы должны были прекратить борьбу. Однако, логика контрреволюционной борьбы, голое безыдейное посягательство на власть повели нас в другом направлении. Выход из трудностей, победа политики ЦК ВКП(б) вызвали у нас новый прилив озлобления и ненависти к руководству партии и, в первую очередь, к Сталину».

*(т. XV, л. д. 20)*

 

Это подтвердил и обв<иняемый> Евдокимов, давший 10 августа с. г. подробные показания об организации объединенного центра и его террористических установках. На вопрос следствия о гом, на какой основе возник троцкистско-зиновьевский блок, обв<иняемый> Евдокимов показал:

 

«… Мрачковский заявил: «Надежды на крах политики партии надо считать обреченными. До сих пор применявшиеся средства борьбы не дали положительных результатов. Остался единственный путь борьбы ‒ это путь насильственного устранения руководства партии и правительства… Видя, что я согласен ним, Мрачковский уже без всяких опасений, что во мне он не найдет поддержки, продолжал: «Надо убрать Сталина и других руководителей партии и правительства. В этом главная задача».

Тут же Мрачковский сообщил мне, что троцкисты получил директиву от Троцкого о необходимости организации террористических покушений на руководителей партии и правительства, что Троцкий, находясь за пределами Союза, правильно определяет задачи борьбы с руководством ВКП(б). Наряду с этим логикой борьбы он сам и другие троцкисты пришли к выводу, что путь террора есть единственно остающийся путь борьбы.

Смирнов развивал те же взгляды, как и Мрачковский… В заключение Мрачковский и Смирнов предложили объединить силы троцкистов и зиновьевцев и приступить к созданию законспирированных террористических групп для совершения террористических актов против руководителей партии и правительства».

(т. 36, л. д. 10).

 

Аналогичные показания дал и член Московского террористического центра Рейнгольд И.И., показавший следующее:

 

«… С Каменевым я встречался во второй половине 1933 года, а также в 1934 году, у него на квартире в Карманицком переулке в Москве. Каменев оценивал положение, примерно, так же, как и Зиновьев, причем подкреплял эти свои выводы анализом экономической и политической обстановки в стране. Каменев приходил к выводу, что дело все-таки идет не к катастрофе, а к подъему; поэтому все ожидания автоматического краха беспочвенны, а сложившееся руководство слишком твердый гранит, чтобы рассчитывать на то, что руководство это само расколется». Отсюда Каменев делал вывод, что «придется руководство раскалывать».

Каменев неоднократно цитировал Троцкого о том, что «все дело в верхушке, и что поэтому надо снять верхушку».

Каменев доказывал необходимость террористической борьбы и, прежде всего, убийства Сталина, указывая, что этот путь есть единственный для прихода к власти. Помню особенно его циничное заявление о том, что «головы отличаются тем, что они не отрастают».

Каменев предлагал готовить боевиков-террористов. Он говорил, что, отличительной особенностью нового блока по сравнению с прежним оппозиционным блоком является переход к активным террористическим действиям».

(т. XXVII, л. д. 61).

Он говорил далее:

 

«… Я уже показывал выше, что никакой новой политической программы у троцкистско-зиновьевского объединенного блока не было. Исходили из старой обветшалой платформы, причем никто из лидеров блока не занимался и не интересовался вопросом разработки какой-либо и сколько-нибудь цельной, и связной политической программы. Единственно, что объединяло весь этот разношерстный блок, ‒ была идея террористической борьбы против руководителей партии и правительства.

На деле блок являлся контрреволюционной террористической бандой убийц, стремившихся любыми средствами захватить в свои руки власть в стране».

(т. XXVII, л. д. 72‒73).

 

Обвиняемый Смирнов И.Н. на допросе от 5 августа 1936 года также признал, что еще в 193{0}*1* году во время пребывания своего в Берлине он имел встречу с сыном Л. Троцкого ‒ Седовым.

Смирнов И.Н. показал:

 

«… В процессе нашей беседы Л. Седов, анализируя положение в Советском Союзе, высказал свое мнение, что в данных условиях только путь насильственного устранения руководящих лиц в ВКП(б) и советском правительстве может привести к изменению общего положения в стране…».

«… Я признаю, что установка на террор, как на единственную меру, могущую изменить положение в Советском Союзе, мне была известна из разговора с Седовым в 1930 году в Берлине как его личная установка. Я признаю, что эта установка о терроре была подтверждена Л. Троцким в 1932 году в его личной директиве, переданной мне через Ю. Гавена.

Я признаю, что Тер-Ваганян, ведший с моего ведома от имени {Троцкого} *троцкистской группировки* переговоры с леваками и зиновьевцами, в 1932 году заключил с Каменевым, Зиновьевым и группой Ломинадзе блок для совместной борьбы с ВКП(б) и советским правительством и что в основу этого блока была положена директива Л. Троцкого о терроре против руководителей ВКП(б) и советского государства».

(т. XXIX, л. д. 93, 104).

 

Обв<иняемый> Тер-Ваганян В.А. подтвердил эти показания обв<иняемого> Смирнова, признав свое участие в объединенном центре, так же как и участие в нем обвиняемых Смирнова И.Н., Мрачковского, Зиновьева и Каменева.

Обв<иняемый> Тер-Ваганян признал, что ‒

 

«троцкистская организация, возглавлявшаяся И.Н. Смирновым, в своей контрреволюционной деятельности особенно культивировала ненависть и озлобление к руководству ВКП(б)… На этой ненависти и основался блок…».

(т. 38, л. д. 11).

 

Обв. Тер-Ваганян также признал, что еще в 193{0}*1* г. ‒

 

«от Троцкого Седовым была получена для И.Н. Смирнова и для троцкистского подполья в СССР специальная директива о переходе на самые активные и острые методы борьбы с партией и ее руководством».

(т. 38, л. д. 27).

 

Подтверждая показания обв<иняемого> Мрачковского, по этому вопросу, обв<иняемый> Тер-Ваганян показал:

 

«Мрачковский прав в том, что сам троцкистско-зиновьевский блок был организован действительно на признании необходимости борьбы с руководством партии и правительства методами террора».

(т. 38, л. д. 37).

 

Таким образом, не оставляет никакого сомнения, что Троцкистско-зиновьевский блок превратился в группу беспринципных политических авантюристов ‒ убийц, стремящихся к одному ‒ пробраться к власти, хотя бы путем террора.

Такова единственная и исчерпывающая «программа» этого общества политических убийц.

О терроре, как единственной основе, на которой произошло 1932 г. объединение троцкистов и зиновьевцев, на предварительно следствии дал показание и обв<иняемый> Пикель Р.В. На допросе 23 июня Пикель показал:

 

«… По информации, которую нам сделал Рейнгольд в начале 1934 года, объединенный всесоюзный контрреволюционный центр троцкистско-зиновьевского блока решил усилиями троцкистов и зиновьевцев нанести ВКП(б) сокрушительный удар путем ряда террористических актов, задачей которых было обезглавить руководство и захватить власть в свои руки.

Всесоюзным центром троцкистско-зиновьевского блока тогда был прямо поставлен вопрос о необходимости «хирургического вмешательства» (подразумевался террор) для того, чтобы решительным образом изменить положение в стране. Для этой цели центр дал директиву приступить к подбору людей, крайне озлобленных против партийного руководства, обладающих огромной силой воли, способных на совершение террористических покушений против вождей ВКП(б)».

(т. XXV, л. д. 65).

 

В соответствии с линией троцкистско-зиновьевского подпольного блока на захват власти любыми средствами, участники этого блока широко практиковали двурушничество как особый и основной метод своих отношений с партией и правительством, доведя это двурушничество до чудовищных размеров и превратив его в систему, которой могли бы позавидовать любые Азефы и Малиновские, любая охранка со всеми ее шпионами, провокаторами и диверсантами.

Одной из важнейших задач троцкистско-зиновьевского блока было всячески скрыть, замаскировать свою контрреволюционную деятельность и организацию террористических актов.

По этому поводу обвиняемый Рейнгольд показал:

 

«… В 1933-1934 году Зиновьев у себя на квартире с глазу на глаз говорил мне следующее: «… главная практическая задача построить террористическую работу настолько конспиративно, чтобы никоим образом себя не скомпрометировать…».

«… На следствии главное ‒ это упорно отрицать какую-либо связь с организацией. При обвинении в террористической деятельности категорическим образом отрицать это, аргументируя тем, что террор не совместим со взглядами большевиков-марксистов».

(т. XXVII, л. д. 110, 112).

 

Аналогичные указания давал и Л. Троцкий, рекомендуя в случае совершения террористических актов отмежевываться от них и «занять позицию, аналогичную занятой в свое время эсеровским ЦК по отношению к госпоже Каплан», стрелявшей в В.И. Ленина.

Объединенный центр прибегал к глубокой конспирации и тщательной маскировке своей террористической деятельности также еще и потому, что в его задачи входило обмануть бдительность рабочего класса и трудящихся масс. Объединенный центр, готовя убийство тов. Сталина и других руководителей ВКП(б), одновременно старался всеми средствами засвидетельствовать свою лояльность и даже преданность партии и советской власти, свое раскаяние в прежних ошибках и готовность честно служить пролетарской революции. Руководители объединенного центра рассчитывали на то, что, будучи «прощенными», они, совершив убийство тов. Сталина, смогут свое «прощение» использовать для прихода к власти. По этому поводу обвиняемый Рейнгольд показал:

 

«… Считали ‒ я говорю о руководителях троцкистско-зиновьевского центра, ‒ что тот факт, что еще при жизни Сталина мы были прощены, нам оказано было доверие, ‒ обеспечит приближение наше к руководству и власти, а вслед за тем после прихода к власти Зиновьева, Каменева и их единомышленников, они обеспечат возвращение к руководству и власти Троцкого».

(т. XXVII, л. д. 168 об.).

 

Об этом же на следствии показал и обвиняемый Каменев:

 

«… Этот вопрос нами обсуждался неоднократно. Нами был намечены и предопределены два варианта прихода лидеров троцкистско-зиновьевского блока к власти.

Первый, и казавшийся нам наиболее реальным, вариант заключался в том, что после совершения террористического акт над Сталиным в руководстве партии и правительства произойдет замешательство, и с нами, лидерами зиновьевского блока, первую очередь, с Зиновьевым, Каменевым и Троцким вступят переговоры.

Мы исходили из того, что в этих переговорах я и Зиновьев займем в партии и стране главенствующее положение, т. к. при Сталине мы своей двурушнической политикой добились все же того, что партия простила нам наши ошибки и вернула нас в свои ряды, а участие наше ‒ меня, Зиновьева и Троцкого террористических актах останется тайной для партии и страны.

Второй вариант захвата власти, казавшийся нам менее надежным, заключался в том, что после совершения террористического акта над Сталиным создастся неуверенность и дезорганизованность в руководстве партии и страны.

Руководителям троцкистско-зиновьевского блока удастся воспользоваться замешательством и принудить оставшихся руководителей партии допустить нас к власти или же заставить их уступить нам свое место.

Появление Троцкого и активное его участие в борьбе за захват власти предполагалось, как само собой разумеющееся».

(т. XV, л. д. 33‒34).

 

На путь террора объединенный троцкистско-зиновьевский центр стал под непосредственным влиянием Л.Д. Троцкого, который лично дал членам объединенного центра ряд соответствующих устных и письменных директив.

На допросе 20 июля 1936 г. обвиняемый Мрачковский С.В. показал:

 

«… Линия на террор нами, троцкистами, была взята еще задолго до создания блока с Зиновьевым, Каменевым. В 1930 году, когда И.Н. Смирнов был в Берлине и связался с Троцким Л., от последнего были получены директивы приступить к организации боевых групп троцкистов».

(т. XVIII, л. д. 40, 41).

 

Тот же Мрачковский показал:

 

«… По директиве Л. Троцкого, полученной в 193{0}*1* году И.Н. Смирновым, мы должны были убить Сталина, Ворошилова, Кагановича. В первую очередь намечался Сталин».

(т. XVIII, л. д. 42).

 

Об отношении Троцкого к созданию объединённого троцкистско-зиновьевского блока и переходу к террористическим методам борьбы обвиняемый Мрачковский показал следующее:

 

«… В середине 1932 года И.Н. Смирнов поставил перед нашей руководящей тройкой вопрос о необходимости объединения нашей организации с группами Зиновьева-Каменева и Шацкина-Ломинадзе… Тогда же было решено запросить по этому делу Троцкого Л. и получить от него указания. Троцкий Л. ответил согласием на создание блока при условии принятия объединяющимися в блок группами вопроса о необходимости насильственного устранения вождей ВКП(б) и, в первую очередь, Сталина».

(т. XVIII, л. д. 44, 45).

 

Эти показания Мрачковского полностью подтвердил обвиняемый Дрейцер, показавший на допросе:

 

«… По прямой директиве Л. Троцкого наш всесоюзный Центр троцкистско-зиновьевского блока должен был подготовить и совершить убийство Сталина и Ворошилова с целью обезглавить руководство ВКП(б) и Красной армии». 

(т .X, л. д. 99).

 

Обвиняемый Дрейцер лично в 1934 году получил письменную директиву Троцкого через сына Л. Троцкого ‒ Седова о подготовке и совершении террористического акта против товарища Сталина. Это письмо было написано лично Троцким. По показаниям Дрейцера, письмо было следующего содержания:

 

«Дорогой друг. Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие основные задачи:

1) убрать Сталина и Ворошилова;

2) развернуть работу по организации ячеек в армии;

3) в случае войны использовать всякие неудачи и замешательство для захвата руководства».

«Письмо заканчивалось указанием ‒ показал обвиняемый Дрейцер ‒ информировать Троцкого о ходе работы по выполнению указанных директив. Должен добавить, что эти указания Троцкого полностью подтверждали директивы, полученные мною в мае 1934 г. от Мрачковского».

(т. X, л. д. 102, 103).

 

Это письмо было адресовано Троцким лично Дрейцеру, как одному из наиболее преданных ему людей, выполнявшему одно время обязанности начальника его личной охраны.

Это письмо Дрейцер передал Мрачковскому, которым, по показаниям Дрейцера и самого Мрачковского, оно и было впоследствии в конспиративных целях уничтожено.

Помимо указанного выше письма Троцкий передал троцкистско-зиновьевскому центру еще ряд устных и письменных директив о терроре. В частности, одну из таких директив он передал при личной встрече обвиняемому Гольцману, который являлся связистом между Троцким и троцкистско-зиновьевским центром.

Следствием установлено, что после разгрома в связи с убийством тов. Кирова троцкистско-зиновьевского центра Л. Троцкий, взяв лично на себя руководство террористической деятельностью в СССР, стал усиленно форсировать организацию убийства товарищей Сталина и Ворошилова. В этих целях он принимает ряд мер по восстановлению террористических групп в СССР и активизации их деятельности, перебрасывая для этого из-за границы в СССР своих проверенных агентов и используя, кроме того, в этих же целях приезжающих из СССР за границу, под видом служебных командировок, членов подпольных троцкистских организаций.

Следствием установлено, что в качестве таких агентов из Берлина в Москву в разное время были переброшены обвиняемые В. Ольберг, Берман-Юрин, Фриц Давид (Круглянский), М. Лурье, Н. Лурье и некоторые другие, получившие непосредственно от Л. Д. Троцкого и его сына Седова (Л. Л. Троцкого) задания во что бы то ни стало организовать убийство т.т. Сталина, Ворошилова, Кагановича и других руководителей партии.

Один из троцкистских агентов, ‒ В. Ольберг, прибывший в СССР по паспорту подданного республики Гондурас, будучи арестован и привлечен к следствию показал:

 

«… Активной троцкистской деятельностью, как я уже показал, я начал заниматься с начала 1930 года. Кроме перечисленных мною лиц, я был лично связан с Троцким и его сыном Львом Седовым, выполнял ряд персональных поручений Троцкого по линии троцкистской организации и являлся его эмиссаром в Германии. Как эмиссар Троцкого в Германии я вел работу как внутри троцкистской организации в Берлине, так и по нелегальной связи с Советским Союзом. Связь с Советским Союзом я осуществлял по адресам и явкам, которые мне давал Лев Седов».

(т. XXI, л. д. 24).

 

В. Ольберг признал, что он нелегально приехал в СССР с целью ведения троцкистской контрреволюционной работы и организации террористического акта над тов. Сталиным.

На допросе 21 февраля с. г. В. Ольберг показал, что во время одного из свиданий с сыном Л. Троцкого – Седовым, последний показал ему письмо Троцкого, в котором Троцкий предложил командировать Ольберга с группой немецких троцкистов в Советский Союз для подготовки и организации убийства Сталина.

 

«…В этом письме ‒ показал далее В. Ольберг ‒ Троцкий писал Седову, что он полностью согласен с выдвинутой им моей кандидатурой на поездку в Советский Союз. Троцкий писал, что он считает меня абсолютно подходящим человеком, на которого можно вполне положиться в таком остром деле».

 

К этому Ольберг прибавил:

 

«Седов мне заявил, что я обязан любыми путями скрыть роль Троцкого в организации террористического акта над Сталиным и, что, даже если я буду арестован при обстановке, где моя роль как террориста будет совершенно очевидна, я должен скрыть что я троцкист и выполняю террористический акт по заданию Троцкого».

(т. XXI, л. д. 77, 78).

 

Как установлено следствием, В. Ольберг прибыл в СССР по паспорту подданного республики Гондурас, полученному при помощи немецкой тайной полиции (ГЕСТАПО).

По этому поводу на допросе В. Ольберга в Прокуратуре Союза последний показал:

 

«… Седов обещал помочь достать паспорт, чтобы вновь вернуться в СССР. Но мне удалось достать паспорт через своего младшего брата Пауля Ольберга. Благодаря своим связям с германской полицией и ее агентом в Праге Тукалевским В. я получил паспорт гражданина республики Гондурас за взятку. Деньги за паспорт ‒ 13.000 чехословацких крон я получил от Седова, вернее, от троцкистской организации по поручению Седова».

(т. XXI, л. д. 262).

 

Будучи передопрошен по поводу своей связи с ГЕСТАПО В. Ольберг 31 июля с<его> г<ода> показал:

 

«Подтверждая также показания от 9 мая с. г., подчеркиваю, что моя связь с ГЕСТАПО вовсе не была исключением, чтобы об этой связи можно было говорить как о каком-то грехопадении отдельного троцкиста. Эта была линия троцкистов в соответствии с директивой Л. Троцкого, данной через Седова. Связь шла по линии организации в СССР террора против руководителей ВКП(б) и советского правительства». 

«… Я несколько раз встречался с видным чиновником ГЕСТАПО, фамилия которого мне названа не была, а я не считал удобным этим интересоваться. С этим чиновником я беседовал о своем первом путешествии в Москву и о своих планах по подготовке теракта. Этот чиновник знал о моем брате как об агенте ГЕСТАПО, к которому он и рекомендовал в случае необходимости обращаться за содействием».

(т. XXI, л. д. 263‒об, 264).

 

Это показание В. Ольберга полностью подтвердил и арестованный по другому делу его брат Пауль Ольберг, также являющийся агентом германской тайной полиции. Именно он, Пауль Ольберг, связал своего брата В. Ольберга, как они оба об этом показывают, с ГЕСТАПО и оказал В. Ольбергу содействие в получении из ГЕСТАПО паспорта гражданина республики Гондурас, каковой паспорт и приобщен к настоящему делу в качестве вещественного доказательства. Пауль Ольберг также подтвердил, что поездка в СССР В. Ольберга была организована с террористическими целями.

«… Валентин Ольберг мне сообщил ‒ заявил Пауль Ольберг на допросе 16-го мая с<его> г<ода>, ‒ что сотрудником германской тайной полиции ему было заявлено, что, всем лицам, участвующим в подготовке и совершении террористического акта, будет предоставлено убежище в Германии».

(т. XXIV, л. д. 231).

Другой троцкистский агент, переброшенный в СССР с террористическими заданиями, ‒ Берман-Юрин показал:

 

«…Моя личная роль заключалась в том, что я прибыл в СССР как особо доверенное лицо Льва Давыдовича Троцкого со специальными заданиями и директивами от него».

(т. IV, л. д. 30).

 

Как установлено следствием, эти «специальные задания и директивы» заключались в организации убийства тов. Сталина. Это признал обвиняемый Берман-Юрин, показавший, что, встретившись в Копенгагене с Л. Троцким, он получил от Троцкого указание о необходимости убийства тов. Сталина.

 

«…В этой беседе, ‒ показал обвиняемый Берман-Юрин, ‒ Троцкий открыто заявил мне, что в борьбе против Сталина нельзя останавливаться перед крайними мерами, и что Сталин должен быть физически уничтожен».

(т. IV, л. д. 36).

 

«… Троцкий подчеркнул, что покушение должно быть подготовлено чрезвычайно тщательно и осмотрительно, приурочено к какому-нибудь большому политическому событию международного значения; предпочтительнее всего, если представится случай, приурочить покушение к какому-нибудь пленуму Коминтерна или конгрессу. Троцкий указал, что такой террористический акт на конгрессе или на пленуме сразу придаст этому акту характер международного политического события, всколыхнет массы далеко за пределами СССР и вызовет мощное движение.

Троцкий сказал мне, что этот террористический акт против Сталина не должен быть совершен конспиративно, в тиши, что его убийство должно быть совершено публично, пред международным форумом».

(т. IV, л. д. 38, 39). 

 

Одновременно с Берманом-Юриным Л. Троцким был переброшен в СССР для подготовки террористических актов и обвиняемый Фриц Давид (Круглянский И. И.).

Фриц Давид (Круглянский И. И.) осенью 1932 года также имел встречу с Л. Троцким, устроенную ему Седовым. В беседе с ним Троцкий предложил Фрицу Давиду (Круглянскому И. И.) взять на себя, как он выразился, «историческую миссию» ‒ убить Сталина.

Фриц Давид (Круглянский И. И.) показал:

 

«… Предложив мне поехать в СССР для убийства Сталина, Троцкий рекомендовал в целях конспирации не поддерживать открытых связей с троцкистами и оставаться внешне на позициях ЦК КПГ.

Этот разговор с Троцким происходил в ноябре 1932 года, и я принял его предложение убить Сталина».

(т. VIII, л. д. 73).

 

{Фриц Давид (Круглянский И. И.)} *Берман-Юрин*, прибыв в СССР, нашел {Бермана-Юрина} *Фрица Давида* по явке, данной ему Седовым. Фриц Давид (Круглянский И. И.) и Берман-Юрин решили осуществить убийство тов. Сталина на VII-м Конгрессе Коминтерна. Однако, это им привести в исполнение не удалось вследствие того, что Берман-Юрин не смог проникнуть на конгресс, а Фриц Давид (Круглянский И. И.), хотя и проник на конгресс, не смог осуществить своего преступного намерения, так как далеко сидел от Президиума и не имел никакой возможности приблизиться к тов. Сталину.

Как признали на следствии оба обвиняемые, на VII-м конгрессе Фриц Давид (Круглянский И. И.) должен был стрелять в тов. Сталина из браунинга, который он получил от Бермана-Юрина (т. VIII, л. д. 77).

Следствием также установлено, что террористическая группа, возглавлявшаяся переброшенным Л. Троцким из-за границы его агентом Моисеем Лурье, была фактически организована активным германским фашистом Францем Вайцем, представителем Гимлера, являвшегося в то время руководителем {штурмовых} *охранных* фашистских отрядов {в Берлине}, а сейчас являющегося руководителем германской охранки (ГЕСТАПО).

По этому поводу М. Лурье на допросе от 21 июля с<его> г<ода> показал:

 

«Натан Лурье ответил, что он, как и прежде, так и сейчас является убежденным троцкистом, и сообщил, что с апреля 1932 года здесь в Москве организована количественно небольшая, но выдержанная по своему составу террористическая группа…»

«… На мой вопрос, по чьей директиве и по чьей инициативе организована эта боевая группа, Н. Лурье ответил, что боевая группа была создана неким Францем Вайцем…»

«…На мой вопрос, кто такой Франц Вайц, Н. Лурье, сначала весьма неохотно, дал мне следующий ответ: Франц Вайц является активным членом национал-социалистической партии в Германии и доверенным лицом Гимлера (нынешний руководитель ГЕСТАПО в Германии), Гимлер тогда являлся руководителем «СС» ‒ черных охранников…»

«… Основной задачей группы ‒ по словам Вайца ‒ являлась подготовка террористических актов против Сталина, Кагановича, Ворошилова и Орджоникидзе…»

(т. XXXII, л. д. 243, 244).

 

Об этом сообщении Н. Лурье обв<иняемый> М. Лурье подробно информировал Зиновьева, желая выяснить отношение Зиновьева к связи с фашистами и немецкой охранкой.

Выслушав сообщение М. Лурье, Зиновьев ответил:

 

«Что же здесь вас смущает? Вы же историк, Моисей Ильич, вы знаете дело Лассаля с Бисмарком, когда Лассаль хотел использовать Бисмарка в интересах революции».

«… Этой исторической параллелью ‒ добавил М. Лурье ‒ Зиновьев хотел убедить в возможности и необходимости использования союза с социал-националистами в борьбе против ВКП(б) и советского правительства».

(т. XXXII, л. д. 252).

 

Показания М. Лурье полностью подтвердил Н. Лурье, показав на допросе от 21 июля:

 

«Я должен признать, что возглавлявшаяся мною боевая террористическая группа с осени 1932 года и до конца 1933 года активно подготовляла террористический акт над Наркомом Обороны Ворошиловым…»

«…Это задание я получил от германского инженера-архитектора, члена национал-социалистической партии Германии Вайца Франца, представителя Гимлера, нынешнего руководителя ГЕСТАПО».

«…В августе 1932 года, уезжая в отпуск в Германию, Франц Вайц возложил на меня руководство боевой террористической группой и поставил передо мной задачу подготовить и совершить террористические акты над Сталиным, Кагановичем и Ворошиловым».

(т. XXXIII, л. д. 141‒142).

 

Таким образом, обвиняемые М. Лурье и Н. Лурье, вступив в непосредственную организационную связь с немецкими фашистами и немецкой охранкой, предали интересы советского государства и изменили родине.

Наконец, установленные следствием обстоятельства показывают, что руководители троцкистско-зиновьевского блока ‒ Л. Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие в своей борьбе против советского государства пали до того, что в своих нравах оказались более презренными, чем самые закоренелые банды уголовных преступников. Организуя террористические акты против руководителей ВКП(б) и советского государства, руководители объединенного центра одновременно подготовляли истребление своих собственных агентов ‒ террористов в целях окончательного уничтожения всяких следов совершенных ими преступлений.

По этому поводу обвиняемый Рейнгольд показал следующее:

 

«Зиновьев и Каменев не исключали того, что в распоряжении ОГПУ имеются нити подготовлявшегося ими государственного заговора. Поэтому они считали важнейшей задачей уничтожение каких бы то ни было следов совершенных преступлений. С этой целью предполагалось Бакаева назначить председателем ОГПУ. На него возлагалась задача физического уничтожения как непосредственных исполнителей террористических актов над Сталиным и Кировым, так и тех работников ОГПУ, которые могли бы держать в своих руках нити совершенных преступлений».

(т. XXVII, л. д. 163‒164).

 

II. ОБЪЕДИНЕННЫЙ ТРОЦКИСТСКО-ЗИНОВЬЕВСКИЙ ЦЕНТР И УБИЙСТВО ТОВ. С. М. КИРОВА.

 

Уже по делу Николаева, Румянцева, Котолынова и других, расстрелянных по приговору Военной коллегии Верховного суда Союза ССР по обвинению в убийстве 1-го декабря 1934 г. тов. С.М. Кирова, была установлена непосредственная связь совершившей это  убийство ленинградской группы зиновьевцев с обвиняемыми Зиновьевым, Каменевым и Бакаевым, осужденными ранее по делу так называемого «Московского центра».

В настоящее время следствие располагает данными, с несомненностью установившими, что убийство тов. С.М. Кирова было совершено по решению объединенного троцкистско-зиновьевского центра.

Это обстоятельство на предварительном следствии признали большинство активных участников различных террористических троцкистско-зиновьевских групп и в том числе обвиняемые Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский и другие.

Обв<иняемый> Евдокимов полностью это подтвердил, заявив на допросе 10 августа с<его> г<ода> следующее:

 

«… На судебном процессе по делу убийства Кирова, я ‒ Евдокимов, Зиновьев, Каменев, Бакаев, Гертик и другие обманули органы власти и суд, утаив, что убийство Кирова было подготовлено и осуществлено нами – участниками троцкистско-зиновьевского блока.

Убийство Кирова было осуществлено Ленинградским террористическим центром по прямой директиве объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока».

(т. {36}*XXXVI*, л. д. 6).

 

«… В 1934 году Зиновьев, действуя от имени троцкистско-зиновьевской организации, дал прямую директиву Бакаеву организовать убийство Кирова.

В принятии решения об убийстве Кирова участвовали помимо Зиновьева ‒ Каменев, я ‒ Евдокимов, Бакаев, а также представители троцкистов в лице Мрачковского и Тер-Ваганяна. Бакаев, с целью подготовки убийства, выехал осенью 1934 года в Ленинград, связался там с активными участниками нашей организации: Котолыновым, Левиным, Румянцевым, Мандельштамом и Мясниковым, составлявшими так называемый ленинградский террористический центр. При Ленинградском центре была активная группа террористов, которая непосредственно вела подготовку убийства Кирова».

(т. {36}*XXXVI*, л. д. 6).

 

После упорного запирательства обвиняемый Зиновьев, уличенный рядом показаний других обвиняемых, должен был признать, что еще в 1932 году объединенным троцкистско-зиновьевским центром было принято решение об организации террористических актов над тов. Сталиным в Москве и тов. Кировым в Ленинграде.

 

«Осенью 1932 года ‒ показал обвиняемый Зиновьев ‒ на моей даче в Ильинском, в присутствии Каменева, Бакаева, Евдокимова и Карева, мною поручено было Бакаеву подготовить террористический акт над Сталиным, а Кареву ‒ над Кировым».

(т. XII, л. д. 36).

 

Обвиняемый Зиновьев также показал:

 

«В 1934 году, месяца точно не помню, в середине года, мне Евдокимов рассказывал об одной из поездок Гертика в Ленинград, во время которой Гертик связался с Котолыновым, причем, в результате этой встречи, Котолынов заявил Гертику, что он принимает непосредственное участие в подготовке убийства Кирова».

(т. XII, л. д. 37, 38).

 

Об этом показал также обвиняемый Каменев, подтвердивший факт совещания в Ильинском, на котором было решено осуществить террористические акты против т.т. Сталина и Кирова. Обвиняемый Каменев показал:

 

«Вынужден признать, что до совещания в Ильинском Зиновьев сообщил мне о намечавшихся решениях центра троцкистско-зиновьевского блока о подготовке террористических актов против Сталина и Кирова, при этом он мне заявил, что на этом решении категорически настаивают представители троцкистов в центре блока ‒ Смирнов, Мрачковский и Ваганян, что у них имеется прямая директива по этому поводу от Троцкого и что они требуют практического перехода к этому мероприятию в осуществление тех начал, которые были положены в основу блока». 

(т. XV, л. д. 15‒16).

 

К этому обвиняемый Каменев добавил:

 

«Я к этому решению присоединился, так как целиком его разделял».

(т. XV, л. д. 16).

 

Как установлено следствием, практическое осуществление плана организации убийства тов. Кирова было возложено объединенным центром на члена этого центра И.П. Бакаева.

 

Об этом прямо показывает обвиняемый Зиновьев, признавший что именно Бакаеву от имени объединенного центра им, Зиновьевым, была поручена организация террористических актов над тов. Сталиным в Москве и тов. Кировым ‒ в Ленинграде. (т. XII, л. д, 36).

О роли Зиновьева, Бакаева и всего объединенного троцкистско-зиновьевского центра в деле убийства тов. С.М. Кирова подробно показал обвиняемый Рейнгольд, заявивший следующее:

 

«Лично от Зиновьева мне известно, что убийство Кирова в Ленинграде подготовлялось по его прямой директиве и директиве центра троцкистско-зиновьевского блока. При этом разговоре с Зиновьевым, имевшем место в августе 1934 года на его квартире, он, я уже показал, упрекнул московскую боевую организацию в медлительности и слабой активности.

Мотивируя необходимость совершения террористического акта против Кирова, Зиновьев говорил, что Кирова надо физически уничтожить как ближайшего помощника Сталина. Он добавил при этом, что «мало срубить дуб, надо срубить все молодые поддубки, которые около этого дуба растут». Необходимость убийства Кирова Зиновьев мотивировал также тем, что Киров является руководителем ленинградской организации и лично ответственен за разгром оппозиции в Ленинграде.

Как я уже показал, руководство ленинградской боевой организацией непосредственно осуществлялось Бакаевым. Организационную связь с этой организацией держал также Файвилович». 

(т. XXVII, л. д. 70).

 

Упорно запиравшийся в вопросе о своем участии в организации убийства тов. Кирова обвиняемый Бакаев, под тяжестью предъявленных ему улик, показал:

 

«Я признаю, что мне лично Зиновьев поручил организовать убийство Сталина в Москве, а Кареву убийство Кирова в Ленинграде. Я предложил Кареву для этой цели установить контакт в Ленинграде с участниками организации ‒ Владимиром Левиным и Анишевым, а Зиновьев в свою очередь предложил мне связать Карева в Ленинграде также с Румянцевым».

(т. I, л. д. 89).

 

О роли Бакаева как одного из главных организаторов убийства тов. Кирова показал также арестованный по другому делу Н.А. Карев. На допросе 5 июля 1936 года [34] Карев Н.А. заявил:

 

«Зиновьев сказал, что подготовка террористических актов над Сталиным и Кировым поручена Бакаеву, который должен использовать для этой цели свои связи с зиновьевскими группами в Ленинграде и Москве».

(т. III, л. д. 11).

 

К этому Карев добавил:

 

«При разговоре с Бакаевым я узнал, что последний намерен использовать для организации террористического акта над Кировым существующие в Ленинграде, связанные с ним, Бакаевым, зиновьевские группы Румянцева и Котолынова».

(т. III, л. д. 11).

 

Это полностью подтвердил на следствии и обв<иняемый> Евдокимов, показавший следующее:

 

«От Бакаева мне известно, что осенью 1934 г. он, Бакаев, совместно с одним троцкистом-террористом, фамилию которого я не знаю, выезжал в Ленинград для связи с ленинградским террористическим центром и организации убийства Кирова.

Во время этой поездки Бакаев и указанный выше троцкист-террорист виделись с Николаевым и договорились с ним о совершении им убийства Кирова».

(т. 36, л. д. 7, 8).

 

И далее:

 

«Бакаев передавал, что террористы выражали уверенность в успехе террористического акта; они считали, себя в безопасности. Исходили из того, что все они, в том числе и такие активные зиновьевцы, как: Румянцев, Левин, Мясников, Мандельштам и другие, пользуются доверием со стороны ряда руководящих работников партийных и советских организаций в Ленинграде. Это обеспечивало им полную возможность без всякого опасения провала вести подготовку террористического акта против Кирова».

(т. 36, л. д. 9),

 

Следствием установлено, что после принятия объединенным зиновьевско-троцкистским центром решения об убийстве тов. С.М. Кирова, Каменев в июне 1934 года специально выехал в Ленинград для проверки хода работы по организации террористического акта над тов. Кировым.

Зиновьев также всячески форсировал совершение убийства тов. Кирова, упрекая участников террористической группы, как об этом показал арестованный по другому делу Маторин Н.М., бывший личный секретарь Зиновьева, в медлительности и нерешительности.

Маторин показал:

 

«Зиновьев мне сказал, что подготовка террористического акта должна быть всемерно форсирована и что к зиме Киров должен быть убит. Зиновьев упрекал меня в недостаточной решительности и энергии. Он сказал, что в вопросе о террористических методах борьбы надо оказаться от предрассудков».

(т. XIV, л. д. 63, 64).

 

III. ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫМ ТРОЦКИСТСКО-ЗИНОВЬЕВСКИМ ЦЕНТРОМ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ АКТОВ ПРОТИВ ТОВАРИЩЕЙ ВОРОШИЛОВА, ЖДАНОВА, КАГАНОВИЧА, КОСИОРА, ОРДЖОНИКИДЗЕ И ПОСТЫШЕВА.

 

Материалами следствия установлено, что объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр, после того как убил тов. Кирова, не ограничивался организацией убийства одного лишь тов. Сталина. Террористический троцкистско-зиновьевский центр одновременно вел работу по организации убийства и других руководителей партии, а именно тт. Ворошилова, Жданова, Кагановича, Косиора, Орджоникидзе и Постышева.

Обвиняемый Рейнгольд показал, что Зиновьев, говоря о необходимости убийства тов. Кирова как ближайшего помощника тов. Сталина, добавил:

 

«Мало срубить дуб, надо срубить все молодые поддубки, которые около дуба растут».

(т. XXVII, л. д. 70).

 

По показаниям Рейнгольда:

 

«Основное указание Зиновьева сводилось к следующему: необходимо направить удар против Сталина, Кагановича и Кирова».

(т. XXVII, л. д. 63).

 

Обвиняемый Рейнгольд подтвердил, что:

 

«Расчет объединенного центра был построен на том, чтобы оглушительным одновременным ударом в Москве и Ленинграде вызвать полную растерянность в партии и стране».

(т. XXVII, л. д. 163).

 

Убийство тт. Ворошилова, Кагановича, Жданова, Косиора, Орджоникидзе и Постышева пытались осуществить различные, террористические группы, действовавшие под общим руководством объединенного центра.

Так, по организации террористического акта над тов. Ворошиловым работала группа Дрейцера, получившая задание об убийстве Ворошилова непосредственно от Троцкого, и группа, переброшенная из Германии для этих же целей, троцкиста М. Лурье.

По поводу подготовки убийства тов. Ворошилова один из членов объединенного центра, обвиняемый Мрачковский, показал:

 

«В середине 1934 года Дрейцер Е. мне докладывал, что им подготавливалось одновременно убийство Ворошилова, для чего должен был быть подготовлен Шмидт Дмитрий, бывший в армии на должности командира и не бывший на подозрении в партии. Предполагалось, что он убьет Ворошилова либо во время личного доклада Ворошилову по делам службы, либо во время очередных маневров, на которых будет присутствовать Ворошилов».

(т. XVIII, л. д. 49).

 

Обвиняемый Дрейцер на допросе в Прокуратуре Союза 31-го июля по этому поводу показал:

 

«Для совершения теракта я привлек Эстермана и Гаевского, а в 1935 г. Шмидта и Кузьмичева. Последние взялись убить Ворошилова».

(т. X, л. д. 195).

 

Показания Мрачковского и Дрейцера также подтвердил и обвиняемый Рейнгольд, показавший следующее:

 

«Мне известно от Мрачковского и от Дрейцера, что летом 1933 года была организована под руководством Дрейцера троцкистская группа из военных, куда вошли: Шмидт ‒ командир одной из бригад Красной армии, Кузьмичев ‒ начальник штаба одного из воинских соединений и ряд других лиц, фамилии которых я не знаю. От Дрейцера мне известно, что непосредственными исполнителями террористического акта против Ворошилова были намечены Шмидт и Кузьмичев, которые дали согласие на выполнение этого акта. Предполагалось, что они для этого либо воспользуются одним из приемов у Ворошилова, либо используют посещение Ворошиловым их войсковых частей».

(т. XXVII, л. д. 165, 166).

 

Следствием также установлено, что ряд террористических групп (Дрейцера, М. Лурье и др.) готовил в тот же период времени покушения на т.т. Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева.

 

ФОРМУЛА ОБВИНЕНИЯ.

 

Анализируя вышеизложенное, следствие считает установленным:

1) что в период 1932‒1936 г.г. организовался в гор. Москве объединенный троцкистско-зиновьевский центр, поставивший своей задачей в целях захвата власти совершение ряда террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства;

2) что в состав этого объединенного троцкистско-зиновьевского центра из числа привлеченных в качестве обвиняемых по настоящему делу вошли от зиновьевцев: Зиновьев Г.Е., Каменев Л.Б., Евдокимов Г.Е., Бакаев И.П. и от троцкистов: Смирнов И.Н., Тер-Ваганян В.А. и Мрачковский С.В.;

3) что в этот период времени объединенным троцкистско-зиновьевским центром был организован ряд террористических групп и был подготовлен ряд практических мероприятий по убийству т.т. Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Кирова, Косиора, Орджоникидзе и Постышева;

4) что одной из этих террористических групп, действовавших по прямым указаниям Зиновьева и Л. Троцкого и объединенного троцкистско-зиновьевского центра и под непосредственным руководством обвиняемого Бакаева, было осуществлено 1-го декабря 1934 года злодейское убийство тов. С.М. Кирова.

Привлеченные в качестве обвиняемых по настоящему делу Зиновьев Г.Е., Каменев Л.Б., Евдокимов Г.Е., Бакаев И.П., Тер-Ваганян В.А., Мрачковский С.В., Дрейцер Е.А., Ольберг В.П., Фриц Давид (Круглянский И.И.), Гольцман Э.С., Пикель Р.В., Рейнгольд И.И., Берман-Юрин К.Б., М. Лурье и Н. Лурье ‒ полностью признали себя виновными в предъявленном им обвинении.

Обвиняемый И.Н. Смирнов, признавая свое участие в объединенном центре троцкистско-зиновьевского блока, личную связь с Л. Троцким и встречи его с Л. Седовым во время своего пребывания в 193{0}*1* г. за границей, а также и то обстоятельство, что связь с Троцким он поддерживал вплоть до своего ареста в 1933 г., признал, что ему была передана в 193{0}*1* г. *Седовым* и подтверждена в 1932 году директива Л. Троцкого об организации террора против руководителей ВКП(б) и советского государства и что эта директива была положена в основу организации троцкистско-зиновьевского блока.

В то же время, обвиняемый И.Н. Смирнов категорически отрицает свое участие в террористической деятельности объединенного троцкистско-зиновьевского центра. Однако, обвиняемый И.Н. Смирнов изобличается в качестве участника террористической деятельности объединенного центра показаниями обвиняемых: С.В. Мрачковского (т. XXIX, л. д. 76‒84), Дрейцера (т. XXXI, л. д. 63), Сафоновой А.Н. (т. XXXI, л. д. 295), Рейнгольда И.И. (т. XXXI, л. д. 138), Зиновьева Г.Е. (т. XII, л. д. 35), Каменева Л.Б. (т. XV, л. д. 28), Евдокимова Г.Е. (т. 36, л. д. 9, 10) и Пикеля Р.В. (т. XXXI, л. д. 78). 

На основании изложенного, обвиняются:

1. Зиновьев Григорий Евсеевич, 1883 г. р., служащий, осужденный в 1935 г. по делу «Московского центра» зиновьевцев;

2. Каменев Лев Борисович, 1883 г. р., служащий, осужденный в 1935 г. по делу того же «Московского центра»;

3. Евдокимов Григорий Еремеевич, 1884 г. р., служащий, осужденный в 1935 г. по делу того же «Московского центра»;

4. Бакаев Иван Петрович, 1887 г. р., служащий, осужденный в 1935 г. по делу того же «Московского центра»;

5. Мрачковский Сергей Витальевич, 1888 г. р., служащий;

6. Тер-Ваганян Вагаршак Арутюнович, 1893 г. р., служащий;

7. Смирнов Иван Никитич, 1880 г. р., служащий ‒

в том, что первые шестеро обвиняемых в период времени с 1932 г. по 1936 г., а обвиняемый Смирнов И.Н. с 193{0}*1* г.:

а) организовали ряд террористических групп, подготовлявших убийство т.т. Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Кирова, Косиора, Орджоникидзе и Постышева;

б) организовали и осуществили через Ленинградскую подпольную террористическую группу Николаева ‒ Котолынова и других 1-го декабря 1934 года злодейское убийство тов. С.М. Кирова, ‒

т. е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР.

8. Дрейцер Ефим Александрович, 1894 г. р., служащий;

9. Рейнгольд Исаак Исаевич, 1897 г. р., служащий;

10. Пикель Ричард Витольдович, 1896 г. р., служащий;

11. Гольцман Эдуард Соломонович, 1882 г. р., служащий;

12. Фриц Давид, он же Круглянский Илья-Давид Израилевич, 1897 г. р., служащий;

13. Ольберг Валентин Павлович, 1907 г. р., служащий;

14. Берман-Юрин Конон Борисович (он же Александр Фомич), 1901 г. р., служащий;

15. Лурье Моисей Ильич (он же Эмель Александр), 1897 г. р., служащий;

16. Лурье Натан Лазаревич, 1901 г. р., служащий ‒

в том, что, будучи членами подпольной террористической троцкистско-зиновьевской организации, приняли участие в подготовке убийства т.т. Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Косиора, Орджоникидзе и Постышева;

т. е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 19‒58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Изобличенные материалами настоящего дела в непосредственной подготовке и личном руководстве организацией в СССР террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского государева, находящиеся за границей Л. Троцкий и его сын Седов Л.Л., в случае их обнаружения на территории Союза ССР, подлежат немедленному аресту и преданию суду Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР.

Дела в отношении Гертик, Гринберга, Гавена Ю., Карева, Кузьмичева, Константа, Маторина, Ольберга Пауля, Радина, Сафоновой, *Файвиловича [1],* Шмидта Д. и Эстермана в виду продолжающегося следствия выделены в особое производство.

Вследствие изложенного и в соответствии с постановлением Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР от 11 августа с.г. все указанные выше лица подлежат суду Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР в открытом судебном заседании.

Настоящее обвинительное заключение составлено в гор. Москве 14-го августа 1936 года.

 

Прокурор Союза ССР А. ВЫШИНСКИЙ.

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 381, Л. 8-19 типографская печать.

---

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Мрачковский, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

МРАЧКОВСКИЙ: Признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Евдокимов, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ЕВДОКИМОВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Дрейцер, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ДРЕЙЦЕР: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рейнгольд, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

РЕЙНГОЛЬД: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Бакаев, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

БАКАЕВ: Да, признаю;

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Пикель, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ПИКЕЛЬ: Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Каменев, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

КАМЕНЕВ: Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Зиновьев, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ЗИНОВЬЕВ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Смирнов, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

СМИРНОВ: Я признаю себя политически и морально ответственным за это дело.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но вы не отрицаете того факта, что вы были членом объединенного троцкистско-зиновьевского центра и как член этого центра готовили вместе с другими членами этого центра покушение на вождей партии и правительства?

СМИРНОВ: Я входил в этот центр, но в подготовке террористических актов я {как член этого центра} участия не принимал.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы не отрицаете, что знали, что объединенный троцкистско-зиновьевский центр организовался на базе организации террористических актов против вождей партии и правительства?

СМИРНОВ: Да, я знал.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы не отрицаете, что получили директиву от Троцкого о подготовке террористических актов против вождей партии и правительства?

СМИРНОВ: Я это признаю [2].

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Ольберг, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении? 

ОЛЬБЕРГ: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Берман-Юрин, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

БЕРМАН-ЮРИН: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый ГОЛЬЦМАН, признаете ли вы себя виновным в предъявленном нам обвинении?

ГОЛЬЦМАН: Да, я признаю себя виновным, за исключением того, что я принимал какое-либо участие в подготовке теракта. 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Признаете ли вы себя виновным в том, что получили директиву от Троцкого о подготовке терактов?

ГОЛЬЦМАН: Это – да. Я отрицаю личное участие… 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: В практическом осуществлении теракта, но не отрицаете того, что лично от Троцкого получили директиву о подготовке терактов?

ГОЛЬЦМАН: Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Лурье Натан, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

НАТАН ЛУРЬЕ: Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Лурье Моисей, признаете ли вы себя виновным…

МОИСЕЙ ЛУРЬЕ: Целиком и полностью.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Тер-Ваганян, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ТЕР-ВАГАНЯН: Да, я признаю себя виновным в тех пределах, в каких я давал показания на предварительном следствии.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы не отрицаете того факта, что входили в состав объединенного троцкистско-зиновьевского центра, который был организован на базе организации терактов против вождей партии и правительства?

ТЕР-ВАГАНЯН: Не отрицаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Фриц Давид, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

ФРИЦ ДАВИД: Да, признаю.

УЛЬРИХ: Заседание продолжается. Тов. Вышинский, какое будет предложение о порядке ведения заседания?

ВЫШИНСКИЙ: Я полагаю наиболее целесообразным порядок ведения следствия в отношении допроса обвиняемых установить в соответствии с порядком проведения судом опроса, т.е. начать допрос с Мрачковского, потом допросить Евдокимова, Дрейцера, Пикеля, Каменева, Зиновьева, Смирнова, Ольберга Валентина, Берман-Юрина, Гольцмана, Рейнгольда, Лурье Натана, Лурье Моисея, Тер-Ваганяна и Фрица Давида.

Что касается свидетелей, то я бы просил свидетеля Яковлева допросить после Каменева, свидетельницу Сафонову допросить до Смирнова, и, наконец, свидетеля Карева буду просить допросить после Бакаева.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Возражений нет против порядка, предложенного товарищем прокурором?

ТЕР-ВАГАНЯН: Я хочу не говорить, а только спросить. У меня имеется несколько замечаний по поведу цитированных в обвинительном заключении обвинений. Когда это нужно сделать?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Во время Вашего допроса вы можете делать поправки и замечания и вообще ставить отдельные вопросы.

ВЫШИНСКИЙ: Я хочу сказать обвиняемому ТЕР-ВАГАНЯНУ, что в течение всего допроса и обвиняемые, и свидетели, если они сочтут необходимым сделать какие-либо замечания или поправки, по нашему Процессуально-Уголовному Кодексу имеют полное право сделать это в любой момент.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Обвиняемый МРАЧКОВСКИЙ. Поскольку вы, признали себя виновным, у нас вопросов к вам нет. (к Вышинскому).

ВЫШИНСКИЙ: Обвиняемый МРАЧКОВСКИЙ, вы признали себя виновным в участии в троцкистско-зиновьевском объединенном террористическое центре. Скажите, пожалуйста, когда этот центр организовался, на какой основе, какими он действовал методами, какие он преследовал цели, какие ставил себе задачи, кто были главными организаторами и участками этого объединенного центра и как практически действовал этот террористические объединенный центр?

МРАЧКОВСКИЙ: Разрешите задать вопрос. Интересуется ли суд периодом 1928-27 г. или последним периодом 1930-36 г.?

ВЫШИНСКИЙ: Меня интересует все то, что связано с контрреволюционной террористической деятельностью той организации, в которую вы входили.

МРАЧКОВСКИЙ: Есть. Возвращаясь из ссылки в 1929 году, я, думаю, и другие члены нашей контрреволюционной организации, не считали для себя возможным внутренне признать правильность генеральной линии партии. Мы возвращались из ссылки с определенной целью ведения дальнейшей борьбы. Хотя для многих из нас было очевидно, что та платформа, которая была составлена в прежний период 1925-27 г., была опрокинута правильностью генеральной линии партии, мы остались беспочвенны, мы представляли собой политически выпотрошенную, разгромленную организацию и все-таки мы решили, что надо перестроить нашу организацию.

ВЫШИНСКИЙ: Мы решили. Кто это мы?

МРАЧКОВСКИЙ: Я – Мрачковский, Смирнов Иван Никитич, Тер-Ваганян.

ВЫШИНСКИЙ: Т.е. три лица, которые были в троцкистском центре. 

МРАЧКОВСКИЙ: Да. 

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, вы утверждаете, что после 1929 г. Смирнов и Тер-Ваганян вместе с вами приняли твердое решение, которое вы сейчас сформулировали?

МРАЧКОВСКИЙ: Точно так.

ТЕР-ВАГАНЯН: Разрешите вопрос.

ВЫШИНСКИЙ: Потом. Дайте ему кончить. Это относится к какому году?

МРАЧКОВСКИЙ: К периоду 1929-30 г.

ВЫШИНСКИЙ: Как формулировали вы тогда задачи вашего троцкистского подполья?

МРАЧКОВСКИЙ: Мы считали, что надо часть надежных людей отобрать для ведения дальнейшей борьбы, людей, которые деморализованы, ослаблены в борьбе, надо отделить от себя.

ВЫШИНСКИЙ: От них освободиться?

МРАЧКОВСКИЙ: Да. Какие задачи тогда перед нами стояли? Мы считали, что в этот период не следует поднимать вопроса о терроре как о таковом.

ВЫШИНСКИЙ: Когда вы впервые подняли вопрос о терроре?

МРАЧКОВСКИЙ: Разрешите докончить свою мысль. В это время СМИРНОВ ездил в Берлин и привез от ТРОЦКОГО директиву.

ВЫШИНСКИЙ: Откуда Вам это известно?

МРАЧКОВСКИЙ: Об этом он говорил мне в присутствии Тер-Ваганяна и САФОНОВОЙ.

ВЫШИНСКИЙ: О чем эта директива?

МРАЧКОВСКИЙ: В этой директиве говорилось о методах борьбы. СМИРНОВ через Л. СЕДОВА связался о ТРОЦКИМ и информировал его о состоянии нашей страны и получил от ТРОЦКОГО указание, что других путей борьбы, которые мы вели на протяжении нескольких лет, не осталось, надо переходить к более острым вопросам борьбы, и он прямо поставил вопрос о терроре, т.е. до тех пор пока мы не {убрали} уберем СТАЛИНА, ‒ мы не можем вернуться к власти. Это было в 1931 году.

ВЫШИНСКИЙ: Что означает Ваше выражение «до тех пор, пока не уберем Сталина»?

МРАЧКОВСКИЙ: Пока не убьем Сталина. На этом же заседании в 1931 г. в присутствии СМИРНОВА, меня, ТЕР-ВАГАНЯНА и САФОНОВОЙ на меня была возложена задача организовать тергруппу, т.е. отобрать надежных людей [3]. Вместе со мной это дело было поручено ДРЕЙЦЕРУ [4].

Этот период 1931 г. и период 1932 г., он шел на обработку и подготовку людей для терактов. Я подработал для этой цели ЯЦЕКА, ЮДИНА [5], ДРЕЙЦЕР подобрал еще группу людей, в том числе ШМИДТА, КУЗЬМИЧЕВА и не помню еще кого-то. Как я уже говорил, период 1931 и 32 г.г. шел на подготовку людей для организации терактов в отношении СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА и КАГАНОВИЧА.

В 1932 г. перед отъездом на Байкало-Амурскую магистраль, т.е. во вторую половину лета этого года СМИРНОВ поставил перед нами вопрос о необходимости объединения с зиновьевцами. Эту задачу он формулировал таким образом, что наших сил слишком мало, задачи, поставленные перед нами, слишком тяжелые и ответственные, а поэтому необходимо объединить все разбитые порознь группы.

Мы тут же сочли нужным запросить Троцкого о том, как он смотрит на объединение этих групп.

В том же, 1932 г., во второй половине лета СМИРНОВ направил письмо ТРОЦКОМУ с ГОЛЬЦМАНОМ, где информировал его опять-таки о состоянии нашей страны, нашей организации и поставил перед ним вопрос об объединении нашей организации с зиновьевцами.

Осенью 1932 года, кажется, ГАВЕНОМ было привезено ответное письмо от Троцкого, в котором он одобрял наше решение объединения, но указывал, что это объединение должно быть на той самой базе, т.е. на базе террора, если согласится эта группа, и подтвердил, что необходимо убить Сталина, Ворошилова и Кирова.

ВЫШИНСКИЙ: Откуда вам это известно?

МРАЧКОВСКИЙ: Это известно мне от Смирнова.

ВЫШИНСКИЙ: Обвиняемый Смирнов. Сейчас МРАЧКОВСКИЙ рассказывал, как вы послали письмо Троцкому.

СМИРНОВ: Да, послал.

ВЫШИНСКИЙ: Послали через Гольцмана. Гольцман, подтверждаете это?

ГОЛЬЦМАН: Я получил…

ВЫШИНСКИЙ: Подтверждаете?

ГОЛЬЦМАН: Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Отдали?

ГОЛЬЦМАН: Отдал.

ВЫШИНСКИЙ: Садитесь. Еще вопрос к Смирнову. Вы подтверждаете показание МРАЧКОВСКОГО, что в 1932 году вы получили ответ от Троцкого через Гавена?

СМИРНОВ: Я получил ответ через Гавена от Троцкого.

ВЫШИНСКИЙ: Вы подтверждаете, что вами получено письмо от Троцкого через Юрия Гавена в 1932 году?

СМИРНОВ: Получил в ноябре 1932 года.

ВЫШИНСКИЙ: И кроме <того> получен еще устный разговор Троцкого.

СМИРНОВ: Еще устный разговор.

ВЫШИНСКИЙ: Вы, Смирнов, подтверждаете перед Верховным Судом, что в 1932 году получили от Гавена установку от Троцкого устную или письменную на совершение террора?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: <На> кого?

СМИРНОВ: На руководителей.

ВЫШИНСКИЙ: На каких?

СМИРНОВ: Сталина и других [6].

ВЫШИНСКИЙ: Продолжайте, Мрачковский.

МРАЧКОВСКИЙ: После получения директивы Троцкого с одобрением нашей позиции Смирнов поручил ТЕР-ВАГАНЯНУ сговориться с зиновьевцами или троцкистами [7]. На этой же основе был заключен троцкистами блок в конце 1932 года. Но так как я в 1932 г. должен был уехать на Урал-Амур [8], <то,> посоветовавшись со Смирновым, как быть с группой, которую я организовал, он мне предложил сходить к РЕЙНГОЛЬДУ договориться с ним, который руководил Московской террористической группой, об объединении наших сил.

ВЫШИНСКИЙ: На какой основе?

МРАЧКОВСКИЙ: На основе организации убийства Сталина.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов сказал, пойдите к Рейнгольду и договоритесь с ним по поводу…

МРАЧКОВСКИЙ: …объединения наших террористических сил с целью убийства Сталина, Ворошилова, Кагановича. Это было в конце 1932 года.

{ВЫШИНСКИЙ: Вы слышите, Рейнгольд, показание Мрачковского? 

РЕЙНГОЛЬД: Слышал.}

ВЫШИНСКИЙ: Вы не спрашивали, для чего МРАЧКОВСКИЙ говорил о таких острых методах борьбы?

РЕЙНГОЛЬД: МРАЧКОВСКИЙ, не дожидаясь вопросов, прямо сказал, что он имеет указания от СМИРНОВА, что есть договоренность между руководителями троцкистской организации и зиновьевской организации об объединении сил на основе террористической борьбы против руководителей партии и правительства.

ВЫШИНСКИЙ: МРАЧКОВСКИЙ, вы слышали показание Рейнгольда?

МРАЧКОВСКИЙ: Слышал, подтверждаю, что у меня был Рейнгольд [9] для переговоров о террористическом акте в отношении СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА, КАГАНОВИЧА. Договорившись с РЕЙНГОЛЬДОМ, я ему сказал, что за моим отъездом он должен связаться с ДРЕЙЦЕРОМ, который будет руководить террором.

ВЫШИНСКИЙ: Террором против кого?

МРАЧКОВСКИЙ: Против вождей партии. После этого я уехал на Байкало-Амурскую магистраль.

ВЫШИНСКИЙ: Это было когда?

МРАЧКОВСКИЙ: Это было в конце 1932 г.

ВЫШИНСКИЙ: Ноябрь-декабрь?

МРАЧКОВСКИЙ: Точно месяца не помню, кажется, в декабре. Затем я приехал в Москву летом 1934 г. СМИРНОВ и часть других людей уже были в это время арестованы. Я встретил ДРЕЙЦЕРА, который меня информировал о ходе работы. Он мне сказал, что им созданы на некоторых предприятиях группы, в частности, на МОГЭС – группа, которой руководил <ГАЕВСКИЙ> [10], на одном из авиационных заводов (название или номера я не помню), которой руководил ФЛАКС [11], и была небольшая группа на «Парижской коммуне»; сказал, что им же подготовила уже квартира на Можайском шоссе у Дорогомиловской заставы, в которой должен был поселиться или уже поселился ХРУСТАЛЕВ, работник Центросоюза.

ВЫШИНСКИЙ: Это вам сказал кто?

МРАЧКОВСКИЙ: Это мне доложил ДРЕЙЦЕР.

ВЫШИНСКИЙ: А зачем он вам это доложил, для какой цели?

МРАЧКОВСКИЙ: Он вместе со мною должен был организовывать эти группы.

ВЫШИНСКИЙ:  По чьему поручению?

МРАЧКОВСКИЙ: По поручению нашего центра, по поручению СМИРНОВА, меня – МРАЧКОВСКОГО и ТЕР-ВАГАНЯНА.

ВЫШИНСКИЙ: ДРЕЙЦЕР, вы эту часть показаний МРАЧКОВСКОГО подтверждаете?

ДРЕЙЦЕР: В основном – верно, только есть некоторые неточности.

ВЫШИНСКИЙ: Вы, ДРЕЙЦЕР, действительно разговаривали с МРАЧКОВСКИМ и сообщили о том, что Вы подготовили целый ряд террористических групп в 1934 г.?

ДРЕЙЦЕР: Это верно.

ВЫШИНСКИЙ: И задача ваша была в подготовке этих террористических групп?

ДРЕЙЦЕР: Задача – выполнение террористических актов против руководства партии и правительства.

ВЫШИНСКИЙ: Вы действовали так по чьему поручению?

ДРЕЙЦЕР: Я действовал по прямому поручению МРАЧКОВСКОГО как представителя центра.

ВЫШИНСКИЙ: МРАЧКОВСКИЙ, вы это не отрицаете?

МРАЧКОВСКИЙ: Не отрицаю.

ВЫШИНСКИЙ: (обращаясь к ДРЕЙЦЕРУ) Вы действовали по личной инициативе или по установке центра?

ДРЕЙЦЕР: По установке центра.

ВЫШИНСКИЙ: В центр кто входил? 

ДРЕЙЦЕР: Все те лица, которых вы назвали.

МРАЧКОВСКИЙ: Там же мне Дрейцер сообщил о том, что организован и московский центр в который вошел он…

ВЫШИНСКИЙ: Московский центр в каком составе?

МРАЧКОВСКИЙ: Он, Дрейцер, Рейнгольд и Пикель.

ВЫШИНСКИЙ: Позвольте спросить тех же. Рейнгольд, вы были членом московского центра?

РЕЙНГОЛЬД: Был членом, но московский центр не ограничивался тем списком, который привел Мрачковский.

ВЫШИНСКИЙ: Пикель, вы были членом московского центра?

ПИКЕЛЬ: Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Чем вы в это время занимались?

ПИКЕЛЬ: В каком смысле?

ВЫШИНСКИЙ: В смысле куска хлеба, заработка.

ПИКЕЛЬ: В смысле заработка, в 1932-33 году я был директором камерного театра.

ВЫШИНСКИЙ: Так что по совместительству занимались подготовкой террористических актов и искусством?

ПИКЕЛЬ: Это было мое официальное положение.

ВЫШИНСКИЙ: А то было по совместительству. Вы себя признаете в этом виновным и подтверждаете то, что говорили Рейнгольд и Мрачковский?

ПИКЕЛЬ: Совершенно верно.

ВЫШИНСКИЙ: Лично вы тоже готовили акт?

ПИКЕЛЬ: Лично я не готовил, но подготовлял людей, которых я должен был передать в распоряжение Бакаева.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, московский центр был в составе Рейнгольда, Пикеля и Дрейцера. Дрейцер, вы были в составе центра?

ДРЕЙЦЕР: Был.

МРАЧКОВСКИЙ: Когда мне Дрейцер сообщал о том, что организован московский центр уже без моего участия, я решил вызвать кого-нибудь из блока центра. Я решил, зная где живет Каменев, поймать Каменева и расспросить его, на какой основе и почему организован московский центр, в который входят два зиновьевца и один троцкист. Зачем? [12] Хотел информироваться о ходе работ. Каменева я встретил около манежа. Мы с ним пошли…

ВЫШИНСКИЙ: Это когда было?

МРАЧКОВСКИЙ: Это было в 1934 году летом. Мы пошли с ним в Александровский сад, сели на лавочку, и он же подтвердил, что организован московский центр, с перечислением тех лиц, о которых я вам говорил. Проявлял недовольство медлительностью работы в смысле подготовки терактов. Тут же в разговоре сказал о том, что Бакаев организует в Ленинграде, и как будто довольно успешно, хотя медленно, теракт против Кирова. Я не помню в какой связи упоминался Федоров. То ли он привлекался к активному участию в московском центре, но помню, что упоминалась фамилия Федорова.

Вот, проинформировавшись у Каменева, я вскоре же уехал в Казахстан на строительство железной дороги. Затем, в декабре месяце 1934 же года я получил от Дрейцера телеграмму, телеграмму довольно тревожную, в которой он меня просил встретить Эстермана, который должен был проезжать в Петропавловск. … [13] который должен был проехать через Петрозаводск, а я в то время был в Петрозаводске [14]. Мне прислали телеграмму, я встретил Эстермана, который мне передал письмо от Дрейцера. Я тут же при Эстермане его разорвал. Оказалось, что на оборотной стороне какого-то иностранного журнала или книжки какой-то немецкой химическим способом было написано письмо Троцкого – обращение, приблизительно такого порядка: «Дорогой друг, на сегодняшний день стоит перед нами задача (я дословно не могу передать сейчас) форсировать убийство Сталина и Ворошилова. На случай войны надо занять пораженческую позицию и воспользоваться замешательством. Необходимо организовать ячейки в Красной Армии». Подписано «старик».

Я знаю хорошо руку Троцкого. Ни в какой степени ничто на меня не наводило сомнение, что это письмо от Троцкого.

ВЫШИНСКИЙ: Почему вы хорошо знаете руку Троцкого?

МРАЧКОВСКИЙ: Я в периоде ряда лет стоял очень близко к Троцкому.

ВЫШИНСКИЙ: Расскажите, когда, в какие годы и как близко. Вы были командующим войсками?

МРАЧКОВСКИЙ: Я был раньше командующим войсками, но Троцкого стал хорошо знать с момента оппозиции, с 1923 года. Кто знает Троцкого, должен знать, что <я> ближе всех стоял к Троцкому.

ВЫШИНСКИЙ: В чем выражалась ваша близость?

МРАЧКОВСКИЙ: Непосредственные задания передавались через меня.

ВЫШИНСКИЙ: Официально какое положение вы и Троцкий тогда занимали?

МРАЧКОВСКИЙ: В 1923 году он был в Реввоенсовете, а я был командующим войсками округа, первое время Московского округа, потом Западно-Сибирского и Приволжского.

ВЫШИНСКИЙ: В чем выражались ваша близость к Троцкому?

МРАЧКОВСКИЙ: Без меня к Троцкому никто не проходил в последние годы, в 1923-27 г.г., до моего ареста в 1927 году, и вся переписка, которая шла, она тоже проходила через меня. 

ВЫШИНСКИЙ: На демонстрации 7-го ноября вы были?

МРАЧКОВСКИЙ: Нет, меня там не было.

ВЫШИНСКИЙ: Кто был тогда с Троцким?

МРАЧКОВСКИЙ: Тогда был Смирнов.

ВЫШИНСКИЙ: Кто с ним был в автомобиле?

МРАЧКОВСКИЙ: Был Зиновьев или Каменев.

ВЫШИНСКИЙ: Кто играл тогда роль начальника личной охраны?

МРАЧКОВСКИЙ: Дрейцер.

ВЫШИНСКИЙ: Правильно, Дрейцер?

ДРЕЙЦЕР: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Кто же был в автомобиле?

ДРЕЙЦЕР: Был Каменев, и Мрачковский

ВЫШИНСКИЙ: Зиновьев не был?

МРАЧКОВСКИЙ: Не был.

ВЫШИНСКИЙ: Каменев вы это подтверждаете?

КАМЕНЕВ: Да.

МРАЧКОВСКИЙ: Когда я получал это письмо, я для себя счел необходимым, как страшную улику, уничтожить это письмо. Я пришел к себе в вагон и уничтожил письмо.

Я спросил Эстермана, каким образом получено это письмо. Эстерман мне ответил, что письмо получено Дрейцером через какую-то родственницу, не то сестру, не то какого-то из ближайших родственников, которая переслала это письмо Дрейцеру. Письмо ко мне пришло в декабре. Я спросил, когда это письмо пришло. Он мне сообщил, что оно пришло в сентябре или октябре месяце. Тут же я со съезда, не дождавшись конца, уехал в Москву. Это было во второй половине декабря м<есяц>а. Так как я уже видел, что за мной следят, и часть из зиновьевских людей была арестована, я не счел возможным по конспиративным соображениям с кем-нибудь связываться. После этого вскоре я был арестован [15]. Я все рассказал.

ВЫШИНСКИЙ: Вы лично в какой мере участвовали в организации террористической группы?

МРАЧКОВСКИЙ: На меня была возложена задача по отбору и подготовке людей. Я уже говорил, что за этот период времени смог подобрать только троих.

ВЫШИНСКИЙ: Так, подобрали людей. Вы их ставили в известность о задачах и целях?

МРАЧКОВСКИЙ: Да. Они готовились для терактов.

ВЫШИНСКИЙ: Вы действовали, как вы уже сказали, по поручению центра?

МРАЧКОВСКИЙ: Да, по поручению центра.

ВЫШИНСКИЙ: Роль Смирнова в этом центре как организатора террора была сколько-нибудь заметной?

МРАЧКОВСКИЙ: Я это делал с его ведома, и он знал людей, которых я подготовлял.

ВЫШИНСКИЙ: Можно Смирнова спросить? Вы слышали показания, вы согласны с ними?

СМИРНОВ: Я отрицаю.

ВЫШИНСКИЙ: Что же, МРАЧКОВСКИЙ не прав?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Почему?

СМИРНОВ: Почему, я не знаю.

ВЫШИНСКИЙ: Вы МРАЧКОВСКОГО знаете давно?

СМИРНОВ: Я знаю его с гражданской войны.

ВЫШИНСКИЙ: Т.е. чуть ли не два десятилетия?

СМИРНОВ: Немного меньше.

ВЫШИНСКИЙ: Он сколько-нибудь в ваших глазах рисовался человеком неправдивым или вы считали, что это человек правдивый?

СМИРНОВ: Мрачковского я ближе стал знать примерно с 1925 г.

ВЫШИНСКИЙ: Тоже срок порядочный. Я хотел вас спросить об одном – как вы доверяли Мрачковскому, считали его болтуном или серьезным человеком?

СМИРНОВ: Серьезным человеком.

ВЫШИНСКИЙ: Считали его честным человеком по вашим понятиям?

СМИРНОВ: Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ: Что же, он лгун?

СМИРНОВ: Не думаю этого.

ВЫШИНСКИЙ: Считали его способным оговорить?

СМИРНОВ: Такие мысли не приходили тогда.

ВЫШИНСКИЙ: Одним словом, правдивый человек в ваших внутренних отношениях?

СМИРНОВ: В то время, да.

ВЫШИНСКИЙ: А теперь?

СМИРНОВ: Я на очной ставке сказал свое мнение по этому поводу [16].

ВЫШИНСКИЙ: Мне хотелось, чтобы вы здесь сказали.

СМИРНОВ: Я был удивлен показаниями Мрачковского, которые во многом не соответствуют действительности.

ВЫШИНСКИЙ: В чем они соответствуют действительности?

СМИРНОВ: Они соответствуют действительности в том, что блок с Зиновьевым и Каменевым был организован, это верно. Что я получил через Гавена установку Троцкого о терроре, это правильно [17].

ВЫШИНСКИЙ: Вы эту установку передали Мрачковскому?

СМИРНОВ: Я это передал Ваганяну.

ВЫШИНСКИЙ: Тер-Ваганян, вы слышали эту установку от Смирнова?

ТЕР-ВАГАНЯН: Нет. Я слышал это, но не от Смирнова [18].

ВЫШИНСКИЙ: Так что, Смирнов врет?

ТВР-ВАГАНЯН: Логика обязывает.

ВЫШИНСКИЙ: (обращаясь к Смирнову) Видите, Тер-Ваганян обвиняет вас в неправде, а вы обвиняете Мрачковского в неправде. Логика одна и та же.

СМИРНОВ: Я говорю то, что я знаю.

ВЫШИНСКИЙ: Вы были членом троцкистско-зиновьевского центра. Это факт, это соответствует истине. Тут Мрачковский не погрешает против истины. Это первое. Второе – центр был организован на основе террора против руководителей партии и правительства. Это правильно?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы лично получили от Троцкого директиву о терроре как средстве борьбы?

СМИРНОВ: Правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Вы передали эту директиву кому?

СМИРНОВ. Я передал ВАГАНЯНУ.

ВЫШИНСКИЙ: А Мрачковскому?

СМИРНОВ. Мрачковскому я не передавал ничего.

ВЫШИНСКИЙ: Откуда он узнал?

СМИРНОВ. Очевидно, только от Ваганяна.

МРАЧКОВСКИЙ: Я узнал это от Смирнова.

ВЫШИНСКИЙ: Ваганян говорит, что вы ему не передавали этого, и он узнал не от вас, а от других лиц.

ТЕР-ВАГАНЯН: Я узнал от Сафоновой.

ВЫШИНСКИЙ: Мрачковский, вас обвиняет Смирнов в том, что вы его оговариваете по поводу практических шагов по террору.

МРАЧКОВСКИЙ: Я отказался от защитника вовсе не потому, что рассчитывал на защиту Смирнова. (Шум в зале)

ВЫШИНСКИЙ: Что же, СМИРНОВ говорит неправду? 

МРАЧКОВСКИЙ: Да, СМИРНОВ говорит неправду.

ВЫШИНСКИЙ: Обвиняемый СМИРНОВ, чем вы объясняете то, что о вас говорит МРАЧКОВСКИЙ, и почему вы это отрицаете? Прошу вас коротко объяснить.

СМИРНОВ: Коротко об этом сказать нельзя.

ВЫШИНСКИЙ: Почему же это вдруг МРАЧКОВСКИЙ из правдивых сделался лгуном? 

СМИРНОВ: Вообще неправду легче говорить.

ВЫШИНСКИЙ: Вы утверждаете, что в этой части показание Мрачковского неправильно.

СМИРНОВ: Да, неправильно.

ВЫШИНСКИЙ: Мрачковский, вы что скажете на это?

МРАЧКОВСКИЙ: Легче пакость сделать, чем сознаться.

ВЫШИНСКИЙ: Обвиняемый СМИРНОВ, Вы были руководителем организации?

СМИРНОВ: Я входил в тройку.

ВЫШИНСКИЙ: Для чего была организована тройка?

СМИРНОВ: Для руководства.

ВЫШИНСКИЙ: А вы были одним из руководителей?

СМИРНОВ: Я был одним из трех руководителей.

ВЫШИНСКИЙ: Мрачковский заявляет, что вы были руководителем подпольного террористического центра – это правда?

СМИРНОВ: Это был не террористический центр, а это была тройка, которая в ноябре месяце 1932 г., получивши директиву Троцкого, положила ее в основу своей деятельности.

ВЫШИНСКИЙ: Вы, МРАЧКОВСКИЙ и ТЕР-ВАГАНЯН входили в этот центр?

СМИРНОВ: И был членом тройки.

ВЫШИНСКИЙ: Вы входили в объединенный центр?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Центр был организован на основе террора?

СМИРНОВ: Установка ТРОЦКОГО была принята.

ВЫШИНСКИЙ: Я спрашиваю Вас не о установке Троцкого, а я спрашиваю – вы организовали центр на основе террора?

СМИРНОВ: Тогда позвольте мне более подробно остановиться на этом вопросе.

ВЫШИНСКИЙ: Вы ответьте на мой вопрос – центр был организован на основе террора?

СМИРНОВ: В начале ноября 1932 года центр был организован не на основе террора, а потом перешел на путь террора.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, центр действовал на основе террора?

СМИРНОВ: Он не успел действовать.

ВЫШИНСКИЙ: Мы знаем об этом – что он успел и что не успел. 1-го декабря 1934 года был убит Сергей Миронович КИРОВ, а, следовательно, организация этого убийства была подготовлена центром.

СМИРНОВ: Я в центр вошел в ноябре месяце и вскоре после этого был арестован.

ВЫШИНСКИЙ: Об этом мы знаем. В ноябре месяце объединенный центр имел своей основой директиву о терроре?

СМИРНОВ: Да, имел.

ВЫШИНСКИЙ: Следовательно, вы как руководитель этого центра уже руководили деятельностью, которая строилась на этой основе?

СМИРНОВ: Я должен сказать, что никакой деятельности в то время не было и руководить было нечем.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы не действовали?

СМИРНОВ: Позвольте объяснить,

ВЫШИНСКИЙ: Спросим Мрачковского. Была договоренность как будто в период 1933-1934 г.г.?

МРАЧКОВСКИЙ: Да, подготовка людей к террористической организации этой группы.

ВЫШИНСКИЙ: Этой организацией руководил кто?

МРАЧКОВСКИЙ: Мрачковский, Тер-Ваганян.

ВЫШИНСКИЙ: Как члены?

МРАЧКОВСКИЙ: Как члены объединенного центра. В него входили: Зиновьев, Каменев, Ломинадзе.

ВЫШИНСКИЙ: Зиновьев, когда организовался объединенный центр? 

ЗИНОВЬЕВ: Летом 1932 года.

ВЫШИНСКИЙ: Действовал он в течение какого времени?

ЗИНОВЬЕВ: Фактически до 1936 г.

ВЫШИНСКИЙ: Этот центр развивал свою деятельность или действовал?

ЗИНОВЬЕВ: Действовал.

ВЫШИНСКИЙ: В чем выражалось его действие?

ЗИНОВЬЕВ: Главное его действие была подготовка к террористической деятельности.

ВЫШИНСКИЙ: Против кого?

ЗИНОВЬЕВ: Против руководителей.

ВЫШИНСКИЙ: Т.е. Сталина, Ворошилова и Кагановича. Этот центр организовал убийство Кирова. Было ли организовано убийство Сергея Мироновича Кирова этим центром или какой-нибудь другой организацией?

ЗИНОВЬЕВ: Да. Этим центром.

ВЫШИНСКИЙ: В этом центре были вы, Каменев, Смирнов, Мрачковский, Тер-Ваганян?

ЗИНОВЬЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, все организовали убийство Кирова?

ЗИНОВЬЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, все вы убили Кирова?

ЗИНОВЬЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Садитесь. К Мрачковскому нет вопросов?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Обвиняемый Мрачковский, у меня несколько дополнительных вопросов. Вы сказали, что занимались вербовкой членов в террористическую группу. Вам удалось завербовать Бермана, Юдина, Яцека и Шмидта [19]. Откуда вам известно, что был завербован Шмидт?

МРАЧКОВСКИЙ: Это мне говорил <Дрейцер>.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: В 1934 году у вас была встреча с Каменевым и подготовка к террористическому акту?

МРАЧКОВСКИЙ: Я уже говорил – летом 1934 года я видел Каменева, разговаривал с ним, он мне это cказал.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Впоследствии у вас был разговор с Федоровым?

МРАЧКОВСКИЙ: Этот разговор был в <Челябинском изоляторе>.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Какую цель ставила эта группа Гаевского?

МРАЧКОВСКИЙ: Гаевский, по информации Дрейцера, должен был убить Сталина.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Один или как руководитель одной из групп? 

МРАЧКОВСКИЙ: У него была группа от МОГЭС.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Охотников, Юдин и Яцек выразили желание принять участие в террористическом акте?

МРАЧКОВСКИЙ: Эстерман<а> завербовал Дрейцер.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Для меня было ясно, что Эстерман завербован. В одном из показаний вы указывали, что те, кто завербованы – это группа обреченных. Эту терминологию вы дали или кто-либо другой?

МРАЧКОВСКИЙ: Это название было дано в центре в 1931 или 1932 г. Точно не помню.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У подсудимого есть вопросы к Мрачковскому?

ТЕР-ВАГАНЯН: Не вспомните ли вы, когда вы разговаривали относительно получения директивы Смирнова, привезенной из-за границы?

МРАЧКОВСКИЙ: Я был в 1931 г. летом на квартире у СМИРНОВА. Присутствовали: я, СМИРНОВ, ТЕР-ВАГАНЯН и Александра Николаевна САФОНОВА.

ТЕР-ВАГАНЯН: Не вспомнит ли МРАЧКОВСКИЙ, когда именно я познакомился с ним? 

МРАЧКОВСКИЙ: ТЕР-ВАГАНЯНА я узнал с 1929 г. Было подписано заявление СМИРНОВЫМ, ТЕР-ВАГАНЯНОМ и БОГУСЛАВСКИМ, – это известно, так что он – один из руководителей нашего отхода из оппозиции.

ТЕР-ВАГАНЯН: Мой вопрос неправильно понят. Я говорю о личном знакомстве.

МРАЧКОВСКИЙ: Я узнал ТЕР-ВАГАНЯНА с 1929 г.

ТЕР-ВАГАНЯН: Лично я познакомился с МРАЧКОВСКИМ после 1931 г. у меня на квартире, когда он пришел ко мне со СМИРНОВЫМ и с САФОНОВОЙ. Это было осенью 1931 г. До этого я лично МРАЧКОВСКОГО не знал.

ВЫШИНСКИЙ: Вы в 1931 г. познакомились с МРАЧКОВСКИМ, когда он пришел к вам на квартиру?

ТЕР-ВАГАНЯН: Да, когда ко мне на квартиру пришли СМИРНОВ, МРАЧКОВСКИЙ и САФОНОВА.

ВЫШИНСКИЙ: Когда к Вам пришли на квартиру СМИРНОВ, САФОНОВА и МРАЧКОВСКИЙ, вы знали, что это – МРАЧКОВСКИЙ?

ТЕР-ВАГАНЯН: СМИРНОВ мне сказал, что МРАЧКОВСКИЙ хочет познакомиться со мною лично, что он должен прийти.

ВЫШИНСКИЙ: А почему для вас представляло интерес знакомство с МРАЧКОВСКИМ?

ТЕР-ВАГАНЯН: Интерес…

ВЫШИНСКИЙ: Интерес несомненно знакомство это для вас представляло, поскольку вы хотели познакомиться.

ТЕР-ВАГАНЯН: Я знал, что МРАЧКОВСКИЙ стоит на этих же позициях, на каких стоит СМИРНОВ и я, т.е. на двурушнических, троцкистских позициях.

ВЫШИНСКИЙ: Это было до приезда СМИРНОВА из-за границы?

ТЕР-ВАГАНЯН: Да, это было до приезда СМИРНОВА из-за границы.

ВЫШИНСКИЙ: До этой встречи о терроре не было речи? 

ТЕР-ВАГАНЯН: Не было. О терроре речь шла тогда, когда приехал СМИРНОВ. 

ВЫШИНСКИЙ: Вы знали о МРАЧКОВСКОМ как об активном организаторе троцкистского подполья, знали о нем как о двурушнике?

ТЕР-ВАГАНЯН: Безусловно, потому что в 1929 г. мы с ним на одних основах отходили. Лично я с МРАЧКОВСКИМ познакомился только на этом совещании…

ВЫШИНСКИЙ: Какое имеет значение личное знакомство, если идет речь о фракционных делах?

ТЕР-ВАГАНЯН: Это имеет значение в том смысле, когда и от кого я получил сведения в связи с приездом СМИРНОВА из-за границы.

ВЫШИНСКИЙ: Это несущественно. От кого вы получили сведения? 

ТЕР-ВАГАНЯН: Я получил эти сведения от САФОНОВОЙ.

ВЫШИНСКИЙ: А МРАЧКОВСКИЙ что помнит?

МРАЧКОВСКИЙ: ТЕР-ВАГАНЯН, мы с вами восстановлены в партии в 1930 г. Не вместе ли мы были на восстановлении у СОЛЬЦА?

ТЕР-ВАГАНЯН: Мы были у ЯРОСЛАВСКОГО не во время восстановления, а во время получения партдокументов.

МРАЧКОВСКИЙ: Мы с вами вместе восстанавливались в 1930 г. у СОЛЬЦА, когда он сказал, что МРАЧКОВСКИЙ – хороший парень, и тебя тоже восстановят.

ТЕР-ВАГАНЯН: Восстанавливался я не у СОЛЬЦА, а у ЯРОСЛАВСКОГО, восстанавливался я в 1930 г., один, вовсе не с МРАЧКОВСКИМ. Партдокументы мы получали с МРАЧКОВСКИМ у ЛИХАЧЕВА.

ВЫШИНСКИЙ: Все-таки факт остается фактом: в 1931 г. вы вместе с МРАЧКОВСКИМ участвовали в руководящей тройке троцкистского подполья, которая перешла на рельсы террора.

ТЕР-ВАГАНЯН: В своем показания я сказал, что образовалась эта четверка с самого начала с самим Мрачковским, Сафоновой и Смирновым. Участие…

ВЫШИНСКИЙ: И приняла террористическую основу. Правильно? 

ТЕР-ВАГАНЯН: Теперь у меня следующий вопрос… 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Тер-Ваганян, вам задан был вопрос: эта четверка приняла террористические установки?

ТЕР-ВАГАНЯН: Совершенно ясно.

ВЫШИНСКИЙ: Вы не возражаете против этого?

ТЕР-ВАГАНЯН: Я возражаю против того, что информация, о которой говорит Мрачковский, происходила на совместном совещании вчетвером.

ВЫШИНСКИЙ: Это не меняет основного вопроса, который мы сейчас выясняем: усвоил ли себе этот центр террористическую программу действий?

ТЕР-ВАГАНЯН: Я уже докладывал на предварительном следствии, что да. Следующий вопрос к Мрачковскому. Вот вы сказали, что после получения одобрительного ответа Троцкого в ноябре, поручено было Ваганяну заключить блок с зиновьевцами. Это, по-моему, неточно, потому что блок с зиновьевцами, переговоры о блоке начались с июня 1932 года. На этой стадии переговоров между Ломинадзе и Смирновым я играл роль посредника между Ломинадзе и Каменевым и между Смирновым и Зиновьевым. Все это происходило в течение июня-июля. Следовательно, после получения ответа от Троцкого в ноябре, после ареста и высылки Зиновьева и Каменева, после того как Ломинадзе с Каменевым договорился, мне не могла быть поручала подобная вещь, потому что это был уже факт. Следовательно, ответ Троцкого и инструкция Гавена не имели для заключения блока уже никакого значения.

ВЫШИНСКИЙ: Но ответ был?

ТЕР-ВАГАНЯН: Я не знаю, был ли ответ.

ВЫШИНСКИЙ: Но директива от Гавена передавалась?

ТЕР-ВАГАНЯН: Передавалась.

ВЫШИНСКИЙ: Итак, в 1932 году организовался блок на основе директивы Троцкого, переданной Гавеном?

ТЕР-ВАГАНЯН: Нет, на основе директивы, привезенной Смирновым, потому что директива Гавена пришла позднее [20].

ВЫШИНСКИЙ: Еще правильнее: на основе директивы Троцкого, подтвержденной в 1933 году Гавеном?

ТЕР-ВАГАНЯН: Гавену не было нужды в подтверждении. 

ВЫШИНСКИЙ: Но факт был?

ТЕР-ВАГАНЯН: Факт был.

ВЫШИНСКИЙ: И вы участвовали вместе с Мрачковским в этой организации, вы согласны?

ТЕР-ВАГАНЯН: Согласен.

ВЫШИНСКИЙ: У меня больше вопросов нет.

(Слово предоставляется обвиняемому Смирнову)

СМИРНОВ: Когда я приехал из-за границы в 1932 году и когда было совещание центра, когда я давал террористические установки?

МРАЧКОВСКИЙ: Это было в 1931 г. Как вы число хотите, месяц чтобы я назвал?

СМИРНОВ: Нет, скажите, осенью, летом, зимой?

МРАЧКОВСКИЙ: Я помню, что это было летом.

СМИРНОВ: Вы в это время работали в Москве?

МРАЧКОВСКИЙ: Я не работал в Москве с 1930 года, но очень часто бывал в Москве, и в момент приезда Смирнова из-за границы я был в Москве. Это было в 1931 году летом.

СМИРНОВ: Я вернулся в августе месяце 1931 года.

ВЫШИНСКИЙ: А август – это не зима?

СМИРНОВ: Мрачковский был в это время на железной дороге.

ВЫШИНСКИЙ: Это дела не меняет.

СМИРНОВ: Я хотел бы задать Мрачковскому еще один вопрос. (Обращается к Мрачковскому) Вы привлекли к террористической организации трех человек. Охотникова, Ю<дина> и Я<цека>. Вы говорите, что все это время, полтора года, прошло на подготовку людей. В чем заключалась эта подготовка?

МРАЧКОВСКИЙ: Я отвечу. Для того, чтобы подготовить людей к теракту, надо знать человека, его внутреннее состояние. Я этих людей знал меньше, чем должен был знать для проведения теракта. Я их знал как людей, подготовленных для борьбы словесной, а тут они должны были быть подготовленными для физической борьбы. Для этого надо быть мужественными и решительными. Я раньше их за таких не знал. 

СМИРНОВ: Для этого вам потребовалось полтора года? 

МРАЧКОВСКИЙ: Для этого потребовалось бы меньше, если бы я раньше был в Москве.

СМИРНОВ: Вы сказали, что в конце 1932 года, в конце ноября, по моему поручению… (не слышно). А когда вы уехали на Амур?

МРАЧКОВСКИЙ: Это было в декабре.

СМИРНОВ: Ваш память изменила. Это было в ноябре.

ВЫШИНСКИЙ: Почему вы знаете лучше чем он, когда он уехал? Он говорит в декабре, а вы говорите в ноябре. Почему вы лучше его это знаете?

СМИРНОВ: Я это хорошо знаю, потому что я был у Мрачковского. Я указываю на то, что не было никакого смысла связывать Мрачковского с Рейнгольдом. Такой связи я не передавал. Это выдумка.

ВЫШИНСКИЙ: В связи с вопросом, который задал Смирнов – в 1931 году вы получили установку от Седова…

СМИРНОВ: Установки я не получал.

ВЫШИНСКИЙ: Когда вы были в Берлине, вы виделись с Седовым?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Говорил он с вами о наших советских делах?

СМИРНОВ: Говорил.

ВЫШИНСКИЙ: Говорил он, что нужно перейти к террору?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы, приехавши в Москву, говорили об этом с Сафоновой?

СМИРНОВ: Я это воспринял как личное мнение Седова, а не как установку.

ВЫШИНСКИЙ: Когда Седов будет сидеть на скамье подсудных, мы этот вопрос разберем. Вы Сафоновой передали об этом разговоре с Седовым?

СМИРНОВ. Я говорил о терроре, но не как о директиве.

ВЫШИНСКИЙ: Я оглашу (том дела XXIX) протокол допроса Смирнова от 13-го августа следователем по важнейшим делам Шейниным, где он на странице 115 говорит о том, что в 1931 году Седов давал террористическую установку: «…Я сообщил это, вернувшись в Москву, Сафоновой и Мрачковскому». Ну, как теперь?

СМИРНОВ: Ничего. (оживление в зале, смех)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Смирнов, вы находитесь на суде, поэтому прошу вас не прибегать к подобным репликам.

СМИРНОВ: Я только ответил. Я ничего не сказал.

ВЫШИНСКИЙ: Ну, как теперь, это соответствует тому, что вы говорили 5 минут назад?

(Смирнов молчит) 

ВЫШИНСКИЙ: Вы Мрачковскому передали об этом разговоре с Седовым? 

СМИРНОВ: Я не помню, мне кажется, что Мрачковского в то время не было в Москве.

ВЫШИНСКИЙ: Меня не интересует то, что вам кажется. Я вам предъявляю документ. Вы 13 августа были допрошены.

СМИРНОВ: 13 августа не было допроса.

ВЫШИНСКИЙ: 13 августа вы были допрошены, вот документы, В чем же дело? Протокол был составлен?

СМИРНОВ: Был.

ВЫШИНСКИЙ: Вы подписали его?

СМИРНОВ: Да, подписал.

ВЫШИНСКИЙ: На 116 странице этого протокола, вы сказали о том, что в 1931 году Седов дал террористическую установку, и я сообщил ее, вернувшись в Москву, Сафоновой и Мрачковскому. Вы это говорили?

СМИРНОВ: Как личное мнение Седова.

ВЫШИНСКИЙ: Прошу проверить подпись Смирнова на протоколе допроса, а то потом окажется, что он и протокола не подписывал. Я не я, и лошадь не моя.

(Смирнову показывают протокол допроса).

СМИРНОВ: Я не нашел здесь того самого места, о котором вы говорите.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Не признаете, что это ваша подпись на этой странице? Три строчки посвящены этому вопросу.

СМИРНОВ: Я не нашел еще.

ВЫШИНСКИЙ: Я прошу вывести Смирнова к столу, я сам ткну пальцем эти строчки, чтобы он удостоверил, что это его подпись. (Смирнова выводят к столу)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вот здесь отмечено синим карандашом. Вы этого не сможете отрицать.

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Прошу разрешить Смирнову самому прочитать это место из протокола. Так как Смирнов упорно запирается, пытается уйти от ответственности, я прошу, чтобы он прочитал это место из протокола перед всеми здесь присутствовавшими.

СМИРНОВ: (читает) В 1930 году Седов давал террористическую установку, которую я сообщил, вернувшись в Москву, Сафоновой и Мрачковскому. Я здесь хочу сказать об одной неточности. Здесь написано в 1930 году, а это было в 1931 году. Таким образом, ошибка на целый год.

ВЫШИНСКИЙ: Я спрашиваю, вы Мрачковскому говорили об этом?

СМИРНОВ: Я точно не помню этого. Говорил об этом совершенно откровенно.

ВЫШИНСКИЙ: Что вы подписали?

СМИРНОВ: Я прочитал это сейчас.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы говорили.

СМИРНОВ: Я говорю искренне, я точно не помню был ли Мрачковский пять лет назад в августе месяце в Москве.

ВЫШИНСКИЙ: Здесь ничего не говорится об августе месяце. Меня интересует, передавали ли вы разговор с Седовым Мрачковскому?

СМИРНОВ: Я хорошо помню, что передавал этот разговор Сафоновой, а Мрачковскому не помню.

ВЫШИНСКИЙ: Но подпись на протоколе ваша. Вы утверждаете, что 13 августа дали показания?

СМИРНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ: (обращаясь к Мрачковскому). Мрачковский, вы от Смирнова знали об этой установке Седова на террор?

МРАЧКОВСКИЙ: Да, знал.

ВЫШИНСКИЙ: После возвращения Смирнова из Берлина вы виделись с ним?

МРАЧКОВСКИЙ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Разговаривали?

МРАЧКОВСКИЙ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вместе с Сафоновой?

МРАЧКОВСКИЙ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: И вы знали об этой установке Седова?

МРАЧКОВСКИЙ: Да, я это утверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов, вы слышали?

СМИРНОВ молчит.

ВЫШИНСКИЙ: Как же прикажете теперь понимать?

СМИРНОВ: Позвольте мне объяснить.

ВЫШИНСКИЙ: По этому вопросу – пожалуйста. Я спрашиваю, Вы Мрачковскому говорили о разговорах, которые у вас были с Седовым, или нет? 

СМИРНОВ: Я передал это не как директиву, а как простой разговор. 

ВЫШИНСКИЙ: А вы об этом Мрачковскому говорили или нет?

СМИРНОВ: Если он был в то время, то, конечно, я говорил, но я сейчас не помню точно, потому что это было пять лет тому назад, присутствовал при этом разговоре Мрачковский или нет.

ВЫШИНСКИЙ: Позвольте сформулировать это таким образом: «Я не могу отрицать того, что я не передал этого разговора Мрачковскому, поскольку Мрачковский утверждает, что он разговор этот от меня слышал. Вероятнее всего, это так и было».

СМИРНОВ: Опять повторяю, что не помню, был ли в это время Мрачковский или нет, но я должен сказать, что то, что я слышал за границей, – я передал Сафоновой.

ВЫШИНСКИЙ: И Ваганяну.

СМИРНОВ: Я не помню, видел ли я в это время Ваганяна или нет.

ВЫШИНСКИЙ: Вы несколько минут назад говорили, что видели Ваганяна.

СМИРНОВ: Я должен сказать о том, что если при этом разговоре присутствовали Мрачковский и Ваганян, то, конечно, они об этом знали, и я им все рассказал, но у меня нет уверенности сейчас в том, видел <ли> я в то время Мрачковского и Ваганяна.

ВЫШИНСКИЙ: Мрачковский показывает, что это обсуждалось в центре. 

СМИРНОВ: Обсуждения в центре этого вопроса не было, о чем подтверждает Ваганян.

ВЫШИНСКИЙ: В Берлине вы были?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: С Седовым виделись?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: С ним разговаривали?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Приехали в Москву – передали этот разговор САФОНОВОЙ и ВАГАНЯНУ?

СМИРНОВ: Приехал в Москву – передал об этом Сафоновой, но не помню, присутствовал <ли> при этом Ваганян. Я не знаю, почему вы так заостряете на этом вопрос. Я еще раз повторяю о том, что я не уверен и не помню, говорил ли я об этом Мрачковскому и Ваганяну, но должен сказать, что если я их в то время встречал, то я им все рассказал.

ВЫШИНСКИЙ: А вы уверены в том, что об этом разговоре вы рассказали Ваганяну?

СМИРНОВ: Я говорю, что я рассказал об этом Сафоновой, и это я ясно помню.

ВЫШИНСКИЙ: А вы говорили и о Ваганяне.

СМИРНОВ: Я говорил о нем, связывая этот разговор с 1932 г., а не 1931 г., т.е. когда я получил директиву Троцкого, – я о ней сообщил Ваганяну.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы о седовском разговоре говорили только Сафоновой, а Мрачковский говорит, что вы говорили и ему. Значит вы разговаривали только с Седовым. Мрачковский, вы не припомните, при каких обстоятельствах вам говорил Смирнов?

МРАЧКОВСКИЙ: Я помню, на квартире Смирнова он <нам> говорил, что Смирнов связался с Троцким, котор<ого> информировал о состоянии нашей страны, и от него получил установку на террористический акт. По существу, Смирнов не отрицает, но говорит, что он говорил с Седовым. 

<СМИРНОВ>: Я не был согласен о Седовым.

ВЫШИНСКИЙ: О чем была установка?

СМИРНОВ: В разговоре Седов сказал, что, по его мнению, в тех условиях, в которых находится страна, средствами борьбы могут являться террористические акты. Это было мнение Седова. Я с этим не согласился.

ВЫШИНСКИЙ: Что вы сказали Седову? Что несогласны с этим?

СМИРНОВ: Я разговор прекратил. Приехав в Москву, я между тем сообщил о том, что это мнение Седова, а не как директива.

ВЫШИНСКИЙ: Мнение Седова очень авторитетно?

СМИРНОВ: Абсолютно.

ВЫШИНСКИЙ: Зачем же вы передали?

СМИРНОВ: Я могу отвечать за свое мнение. Мрачковский неизвестный, а то, что говорит Троцкий, то, что говорит Седов, есть директива Троцкого.

ВЫШИНСКИЙ: Когда он передавал директиву Седова, он высказал отрицательное отношение?

<МРАЧКОВСКИЙ>: Никакого отрицательного отношения. 

ВЫШИНСКИЙ: Вы приняли как директиву.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы показали 5 августа на (стр. дела 95 т. <2>9) [21]. Там говорится: «Рассказали вы кому-нибудь по приезде в Союз разговор с ним?» Ваш ответ: «Приехав в дом, я, Смирнов, Тер-Ваганян, Мрачковский разговаривали об установках».

Подтверждаете вы показание в этой части или нет? В деле есть ваша подпись. Соответствует это действительности или не соответствует? 

СМИРНОВ: Я уже ответил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Потрудитесь отвечать.

СМИРНОВ: Я точно не помню, говорил я Тер-Ваганяну или Мрачковскому.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: О чем это?

СМИРНОВ: О разговоре с Мрачковским.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Когда вы беседовали в Берлине с Седовым, вы знали, кто такой Седов? Когда приехали в Москву, кому сообщили об этом разговоре?

СМИРНОВ: Сафоновой.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Еще кому-нибудь?

СМИРНОВ: Я сейчас хорошо не помню.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: В ваших показаниях от 5 августа сказано – Тер-Ваганян, Мрачковский, Сафонова. На допросе т. Вышинского вы примерно то же самое сказали. Это самое показание соответствует действительности или нет? (Что ответили, я не слышал, потому вы отвечаете три раза в одну минуту разное).

СМИРНОВ: Можно было ошибиться…

УЛЬРИХ: Хорошо. Подсудимый МРАЧКОВСКИЙ, вы лично слышали о директиве ТРОЦКОГО-СЕДОВА от СМИРНОВА?

МРАЧКОВСКИЙ: Слышал.

УЛЬРИХ: Подсудимый ТЕР-ВАГАНЯН, вы от кого об этой директиве слышали?

ТЕР-ВАГАНЯН: Я слышал от САФОНОВОЙ.

УЛЬРИХ: В какое время?

ТЕР-ВАГАНЯН: Это было осенью 1931 г.

УЛЬРИХ: Подсудимый МРАЧКОВСКИЙ, от кого Вы услышали о директиве 1932 г.?

МРАЧКОВСКИЙ: Лично от СМИРНОВА.

УЛЬРИХ: Подсудимый СМИРНОВ, вы передали МРАЧКОВСКОМУ о директиве ТРОЦКОГО?

СМИРНОВ: То, что я от ГАВЕНА получил, я МРАЧКОВСКОМУ не передал.

УЛЬРИХ: От кого же он узнал, если вы один получили и разорвали?

СМИРНОВ: Было устное сообщение… Я показывал уже, что я сообщил об этой директиве ТЕР-ВАГАНЯНУ.

УЛЬРИХ: Устная директива, привезенная ГАВЕНОМ от ТРОЦКОГО, вами сообщалась кому?

СМИРНОВ: ТЕР-ВАГАНЯНУ.

УЛЬРИХ: ТЕР-ВАГАНЯН, вы получали эту директиву?

ТЕР-ВАГАНЯН: Нет. Этого разговора у меня со СМИРНОВЫМ не было. В ноябре 1932 г. СМИРНОВ вместе с САФОНОВОЙ пришли ко мне. СМИРНОВ сказал мне, что он получил от одного очень ответственного большевика какую-то директиву ТРОЦКОГО, которую он хочет при этом огласить. Тут возникла какая-то неприятность между мной и СМИРНОВЫМ. САФОНОВА, желая предотвратить между нами крупный разговор, предложила: «Иван Никитич, дай я сожгу эту директиву», она взяла и сожгла ее. Это все, что я знаю.

УЛЬРИХ: Подсудимый СМИРНОВ, ГАВЕН привез письменную директиву и устную, так?

СМИРНОВ: ГАВЕН привез информацию в письменном виде, – об этом говорил сейчас ТЕР-ВАГАНЯН. А кроме этого письма он сообщил мне на словах установку ТРОЦКОГО относительно террора.

УЛЬРИХ: Кому вы об этом говорили?

СМИРНОВ: Я сказал только ТЕР-ВАГАНЯНУ и больше никому не говорил, и когда САФОНОВА уезжала, – я передал ей.

УЛЬРИХ: Сколько вы всего получили директив ТРОЦКОГО о терроре? Насколько я помню из ваших показаний, письменных и устных, первая директива была привезена СМИРНОВЫМ в 1931 г., вторая директива – привезена через ГАВЕНА. Следующая директива каким способом была подучена?

МРАЧКОВСКИЙ: В 1934 г. мне переслал письменную директиву ТРОЦКОГО – ЭСТЕРМАН; письмо получено было ДРЕЙЦЕРОМ.

ВЫШИНСКИЙ: Вопрос к ТЕР-ВАГАНЯНУ: Известно ли Вам было, что СМИРНОВ, ведя переговоры с КАМЕНЕВЫМ и ЗИНОВЬЕВЫМ об объединении этих двух групп, и ЗИНОВЬЕВУ, и КАМЕНЕВУ передавал о троцкистских установках на террор, об установках на организацию террористических групп?

ТЕР-ВАГАНЯН: Мне известно со слов самого Смирнова, что он в совнаркомовской столовой имел несколько бесед с Каменевым и Зиновьевым и что он Зиновьеву передал свои собственные соображения и установки, которые он получил по этому делу. Это мне говорил сам Смирнов.

ВЫШИНСКИЙ: Когда это было?

ТЕР-ВАГАНЯН: Это было осенью 1932 года.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов, вот Ваганян сейчас показал, что вы сами говорили, что ведя переговоры с Каменевым и Зиновьевым, вы говорили об организации террористических актов, верно это или нет?

СМИРНОВ: Сейчас отвечу…

ВЫШИНСКИЙ: Вы говорили, верно или не верно?

СМИРНОВ: Разрешите ответить подробно.

ВЫШИНСКИЙ: Подробно ответите потом, отвечайте сейчас – верно или не верно?

СМИРНОВ: Не верно.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, Ваганян врет?

СМИРНОВ: Говорит неправду. Мрачковский и Ваганян говорят неправду.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, Мрачковский и Ваганян говорят неправду, а вы говорите правду?

СМИРНОВ: Никогда с Зиновьевым и Каменевым никаких личных переговоров я не вел, ни на квартире, ни в столовой. Всякий знает, что в столовой вести такие переговоры совершенно невозможно. 

ВЫШИНСКИЙ: Позвольте нам спросить обвиняемого Каменева. Ведя с вами переговоры об организации объединенного блока троцкистов и зиновьевцев, Смирнов вам сообщил о переданной установке на теракты? Подтверждаете это?

КАМЕНЕВ: В этой форме подтвердить не могу. Переговоры велись на совещании, но личных переговоров со Смирновым не было.

ВЫШИНСКИЙ: Лично со Смирновым я и не предлагаю вопроса. Не припомните ли, что в это время, на которое ссылаются, что в это время Смирнов передал директиву? 

КАМЕНЕВ: Я абсолютно точно помню, что со слов Смирнова передавались и играли решающую роль в организации указания, лично полученные им от Троцкого – установки о терроре.

ВЫШИНСКИЙ: Откуда вам это известно?

КАМЕНЕВ: Известно получение самой директивы, источник ее от Смирнова. Важность этой директивы неоднократно обсуждалась.

ВЫШИНСКИЙ: Кто вам говорил, что эту директиву привез Смирнов? 

КАМЕНЕВ: Зиновьев.

ВЫШИНСКИЙ: В своих показаниях па предварительном следствии 24 июля вы говорили то же самое.

КАМЕНЕВ: Ничего другого и не мог говорить.

ВЫШИНСКИЙ: Разрешите спросить Зиновьева. Зиновьев, слышали объяснения Каменева?

ЗИНОВЬЕВ: Слышал.

ВЫШИНСКИЙ: Подтверждаете?

ЗИНОВЬЕВ: Подтверждаю. 

ВЫШИНСКИЙ: Правильно говорит Каменев, что он от вас слышал, что Смирнов передал директиву Троцкого о терроре?

ЗИНОВЬЕВ: Правильно.

ВЫШИНСКИЙ: Откуда вы это знаете?

ЗИНОВЬЕВ: От Ивана Никитича Смирнова.

ВЫШИНСКИЙ: Он сам говорил это?

ЗИНОВЬЕВ: Сам.

ВЫШИНСКИЙ: Как, он отрицательно относился к этой установке?

ЗИНОВЬЕВ: Он горячо и убедительно отстаивал ее.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов, вы слышите эти показания Зиновьева и Каменева? Вы подтверждаете их?

СМИРНОВ: Я подтверждаю то, что сказал Каменев, и отрицаю то, что сказал Зиновьев.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, Зиновьев говорит неправду, значит, Тер-Ваганян говорит неправду, Мрачковский говорит неправду. Почему?

ТЕР-ВАГАНЯН: Позвольте напомнить Смирнову конкретный разговор.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пожалуйста. 

ТЕР-ВАГАНЯН: Этот разговор происходил у вас, и вы мне сказали следующее, что в совнаркомовской столовке имеется утолок тихонький, имеется диван, и всякий, кому хочется позубоскалить, садится на этот диван, к тебе прискачут и непременно пристанут. Сказал, что таких людей, которые пристанут, несколько, но не назвал, и я их не знаю. Что однажды к вам на диван присел Зиновьев, и вы с ним вели дискуссию. Этот разговор был у меня с вами у вас на квартире.

ВЫШИНСКИЙ: Именно о терроре говорил?

ТЕР-ВАГАНЯН: Обо всем говорил. В июне 1932 рода на совещании после моего сообщения о том, что Л<оминадзе> предлагает установить взаимную связь по три человека, с кем бы можно было вести переговоры, центр троцкистский выдвинул Мрачковского, Смирнова и Ваганяна и поручил Ваганяну вести переговоры с Ломинадзе, Мрачковскому вести переговоры с Евдокимовым, а Смирнову, по его собственному желанию, т.к. это было ему удобнее, вести переговоры с Каменевым и Зиновьевым, а иногда и Ломинадзе. Они встречались в весьма нейтральном месте, в столовой Совнаркома.

ВЫШИНСКИЙ: Подтверждаете, Смирнов, «тихие беседы»…?

СМИРНОВ: Я это подтвердить не могу. Верить невозможно, чтобы в столовой СНК можно было вести такие разговоры. Это вещь немыслимая. Это так не делается.

ВЫШИНСКИЙ: А как это делается?

СМИРНОВ: Это делается на собственных квартирах.

ВЫШИНСКИЙ: А вы делали это на собственной квартире? 

СМИРНОВ: То, что я делал, я показал.

ВЫШИНСКИЙ: Вы вели террористические разговоры? 

СМИРНОВ: Нет, террористических разговоров я не вел. Одно дело, что я передал соображения Сафоновой, а другое дело – организовать людей.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов на странице 101, том XXV, на допросе сказал буквально следующее: «Повторяю, я установку {Смирнова} о терроре против вождей ВКП(б) и правительства как директиву для нас, троцкистов, не принял… Я рассказал Тер-Ваганяну и Мрачковскому о моем разговоре с Седовым… Видимо, Мрачковский мой пересказ беседы с Седовым ошибочно понял как директиву с моей стороны». Вы подтверждаете это?

СМИРНОВ: Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Полностью?

СМИРНОВ: Полностью.

ВЫШИНСКИЙ: Во всех частях?

СМИРНОВ: С той оговоркой…

ВЫШИНСКИЙ: Сейчас вы сказали «полностью», а теперь выходит полностью, но с оговоркой.

СМИРНОВ: Я должен повторить, не придавая решающего значения этому, что я не могу утверждать на сто процентов… Верно, что Мрачковский мог воспринять мой пересказ беседы с Седовым как директиву с моей стороны.

ВЫШИНСКИЙ: Вы сказали: «мой пересказ». Как будто бы запутались маленько.

СМИРНОВ: Я не вижу тут никакой путаницы.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, Зиновьев говорит, что вы Мрачковскому…

ЗИНОВЬЕВ: Летом 1932 года.

ВЫШИНСКИЙ: Горячо и убежденно доказывали необходимость террора.

ЗИНОВЬЕВ: Был разговор, переговоры о заключении нового блока, и условием этого блока было выполнение директивы, полученной от Троцкого, каковую директиву горячо и убедительно защищал Смирнов.

ВЫШИНСКИЙ: Вы говорите, что Смирнов не только не относился отрицательно, но, наоборот, горячо и убедительно эту директиву отстаивал. А вы с ним соглашались?

ЗИНОВЬЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов, Зиновьев с вами соглашался?

СМИРНОВ: Я с ним не разговаривал на эту тему (общий смех).

ВЫШИНСКИЙ: Зиновьев, где вы разговаривали с ним?

ЗИНОВЬЕВ: Это было в столовой Совнаркома.

ВЫШИНСКИЙ: Вы бывали в столовой Совнаркома?

ЗИНОВЬЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: А вы, Смирнов?

СМИРНОВ: Да, бывал.

ЗИНОВЬЕВ: Мы с ним вели не меньше двух-трех разговоров на эту тему.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов, вы с ним разговаривали?

СМИРНОВ: В столовой совнаркома – нет.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы принципиально не разговаривали?

СМИРНОВ: Почему принципиально? Во-первых, мы с ним не разговаривали потому, что там не встречались. Столовая совнаркома, как вам известно, делится на две части: диэтная и общая. Зиновьев был в диэтной, а я в общей.

ВЫШИНСКИЙ: А вот Зиновьев смеется (оживление в зале). А где Бакаев был, в диэтной или в общей?

СМИРНОВ: Это меня не касается, где был Бакаев.

ВЫШИНСКИЙ: А вы с ним там не встречались?

СМИРНОВ: Я вообще там ни с кем не встречался.

ВЫШИНСКИЙ: Почему? Потому, что диэтная и общая столовая так разделены? 

СМИРНОВ: Вообще, в столовой совнаркома, в публичном месте, где нельзя двух слов сказать, чтобы к вам не подошли два-три человека, беседовать на эти темы было в высшей степени легкомысленно. Я вообще не знаю, почему Зиновьев выбрал такое неудобное место для разговоров.

ВЫШИНСКИЙ: Вы выбирали более удобные места?

СМИРНОВ: Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ: Таким образом, факт остается фактом. Этот ваш разговор с Седовым о терроре и ваше сообщение об этом, по крайней мере, по вашему признанию, Сафоновой. Это вы безусловно подтверждаете?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Что вы действительно говорили Сафоновой по этому поводу – мы спросим об этом Сафонову. А то, что она скажет, вы подтвердите?

СМИРНОВ: Это смотря по тому, что она будет говорить. На очной ставке я согласился не со всем, что она говорила.

ВЫШИНСКИЙ: Вы заранее говорите, что Сафонова не всегда говорит все, что соответствует действительности?

СМИРНОВ: Вы заранее меня об этом спрашиваете. На последней очной ставке в августе я говорил, что возможно не все будет мною подтверждено.

ВЫШИНСКИЙ: Во всяком случае, проверим через Сафонову. Придется только констатировать, что единодушно подтверждают Тер-Ваганян, Зиновьев и Мрачковский, о том, что вы отстаивали идею террора, привезя эту мысль или директиву, или личное мнение Седова, которое было воспринято безусловно как установка Троцкого, из Берлина. Этому можно подвести итог?

СМИРНОВ: Это не я должен подводить итоги. Итоги подведут другие.

ВЫШИНСКИЙ: Конечно, итоги подведет суд. Но на этом этапе нашего процесса вы считаете установленным этот факт? Вы говорите, что такие разговоры вели с одной Сафоновой и вы их восприняли не как директиву. 

СМИРНОВ: Да, не как директиву.

ВЫШИНСКИЙ: Хотя Зиновьев уличает вас в обратном.

СМИРНОВ: Зиновьев меня уличить не может. У меня с ним связи никакой не было.

ВЫШИНСКИЙ: Он подтверждает, что вы горячо отстаивали необходимость террора.

СМИРНОВ: Зиновьев может очень многое утверждать.

ВЫШИНСКИЙ: Почему?

СМИРНОВ: Потому что он Зиновьев, потому что он часто говорит неправду.

ВЫШИНСКИЙ: А вы?

СМИРНОВ: О себе я говорить не хочу.

ВЫШИНСКИЙ: Хорошо, спросим других. У меня больше вопросов нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Смирнов, в ваших показаниях от 5 августа на последней странице, лист 104, 29 том, говорится следующее: «Я признаю, что Тер-Ваганян с моего ведома от имени троцкистской группы вел переговори с леваками и (не слышно) заключил с Каменевым и Зиновьевым и группой левых блок для совместной борьбы с ВКП(б), и в основу этого блока была положена директива Троцкого о терроре против руководства ВКП(б) и советского правительства». Вы подтверждаете это?

СМИРНОВ: Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы подтверждаете, что Тер-Ваганян от вашего имени вел переговоры с Зиновьевым и Каменевым, заключив с ними блок на безе признания террора, и что в основу этого была положена директива Троцкого?

СМИРНОВ: Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Подтверждаете ли вы свое показание от 13 августа о том, что именно за организацию этого центра (блока) на основе террора вы несете полную ответственность?

СМИРНОВ: Я несу ответственность за участие в этом блоке.

ВЫШИНСКИЙ: Несете ли вы полную ответственность за организацию блока на основе директивы Троцкого о терроре?

СМИРНОВ: Разрешите мне тогда подробно ответить.

ВЫШИНСКИЙ: Ответьте коротко – да или нет. 

СМИРНОВ: Полностью – нет.

ВЫШИНСКИЙ: На допросе 13 августа Вы сказали, что несете полную ответственность, а теперь говорите, что не полную.

СМИРНОВ: Директива Троцкого была передана Зиновьеву и была положена в основу нашей деятельности.

ВЫШИНСКИЙ: Вы подтверждаете, что была получена директива?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, уже не личное мнение, как вы говорите, а директива? 

СМИРНОВ: Я говорил о своем мнении в 1931 г., а эта директива 1932 <года> [22].

ВЫШИНСКИЙ: Я тоже говорю о 1932 г. Эта директива была принята? 

СМИРНОВ: Да, была принята.

ВЫШИНСКИЙ: Была принята центром?

СМИРНОВ: Она была принята блоком.

ВЫШИНСКИЙ: А центр ее обсуждал?

СМИРНОВ: Центр как таковой ее не обсуждал.

ВЫШИНСКИЙ: Но она была известна центру?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, и была принята центром?

СМИРНОВ: Это не совсем верно.

ВЫШИНСКИЙ: Вы были членом центра?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, была эта директива принята и вами?

СМИРНОВ: Я передал ее, но сам с ней был не согласен.

ВЫШИНСКИЙ: За центр вы отвечаете?

СМИРНОВ: За центр я несу ответственность до момента своего ареста.

ВЫШИНСКИЙ: Центр был организован на основе террора?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, несете полную ответственность?

СМИРНОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Больше у меня вопросов нет.

УЛЬРИХ: У кого есть вопросы?

БАКАЕВ: У меня есть вопрос к Мрачковскому.

УЛЬРИХ: Пожалуйста.

БАКАЕВ: Вы сказали, что при разговоре с КАМЕНЕВЫМ – он вам сообщил, что организация теракта против Кирова была поручена Бакаеву.

МРАЧКОВСКИЙ: Каменев мне передал о том, что Бакаев ведет работу по организации теракта в Ленинграде.

БАКАЕВ: Когда это было?

МРАЧКОВСКИЙ: Это было летом 1934 г.

БАКАЕВ: Вы можете сказать месяц?

ВЫШИНСКИЙ: А Вы когда ездили в Ленинград?

БАКАЕВ: Осенью.

ВЫШИНСКИЙ: Для какой цели?

БАКАЕВ: Для проверки готовности организации убийства Кирова.

ВЫШИНСКИЙ: Значит – ездили и проверяли. Так в чем же дело?

БАКАЕВ: Это было осенью, а Мрачковский здесь говорил о разговоре с Каменевым, который происходил летом, когда никто никакого предложения мне не делал.

МРАЧКОВСКИЙ: Я еще раз повторяю, что мне Каменев говорил о том, что Бакаев ведет работу по подготовке террористического акта. Это было летом. Ездил ли Бакаев туда, он мне не говорил.

ВЫШИНСКИЙ: Вы, Бакаев, летом вели подготовку к убийству Кирова? Когда вам было дано поручение?

БАКАЕВ: Осенью.

ВЫШИНСКИЙ: До этого не вели разговора?

БАКАЕВ: Нет.

ВЫШИНСКИЙ: А Мрачковский заявляет, что вы разговаривали. (Обращается к Каменеву) Вы дали поручение по подготовке к убийству Кирова?

КАМЕНЕВ: Осенью.

ВЫШИНСКИЙ: Осенью в лице Бакаева дали поручение вместе с Евдокимовым отправиться в Ленинград и проверить, насколько успешно идет подготовка троцкистско-зиновьевской группы в связи с убийством Кирова? Правильно, вы подтверждаете?

КАМЕНЕВ: Да, правильно.

ГОЛЬЦМАН: Мрачковский говорил, что мною был написан запрос Троцкому насчет террора (не слышно).

МРАЧКОВСКИЙ: Вы путаете, Смирнов писал письмо.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Об этом идет речь, что вы привезли письмо Троцкому, а обратно директиву.

ГОЛЬЦМАН: Это был доклад Смирнова.

ВЫШИНСКИЙ: Открытый доклад?

ГОЛЬЦМАН: Доклад в открытом конверте.

ВЫШИНСКИЙ: Что значит открытый доклад?

ГОЛЬЦМАН: Письмо, закрытое в конверте, я не могу этого знать. 

ВЫШИНСКИЙ: Вы знали или не знали содержания? Вы письмо перевезли?

ГОЛЬЦМАН: Перевез.

ВЫШИНСКИЙ: Вот в этом деле мы вас обвиняем.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вопросов больше нет. Подсудимый Евдокимов, показания 10 августа вы подтверждаете? 

ЕВДОКИМОВ: Я подтверждаю полностью все показания, которые дал на предварительном следствии. Часть показаний не вошло в предварительное следствие, и я сообщу их дополнительно.

ВЫШИНСКИЙ: Вы были членом центра?

ЕВДОКИМОВ: Да, был.

ВЫШИНСКИЙ: Вы знали, что центр подготовляет убийство руководителей партии?

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Что готовили убийство Орджоникидзе, Жданова, Кагановича?

ЕВДОКИМОВ: Жданова не знаю, а Орджоникидзе, Кагановича – да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы лично одобряли подготовку этих убийств?

ЕВДОКИМОВ: Я согласен был с ними.

ВЫШИНСКИЙ: Вы принимали участие и считали, что нужно пойти на путь убийств?

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы признаете, что при вашем содействии было подготовлено убийство Кирова?

ЕВДОКИМОВ: Да, признаю.

ВЫШИНСКИЙ: На суде в Ленинграде 15-16 января 1935 г. вы, так же стоя перед судом, как сейчас, категорически утверждали, что никакого отношения к этому убийству не имели. Вы говорили неправду тогда?

ЕВДОКИМОВ: Да, я обманул суд.

ВЫШИНСКИЙ: Думали, что обманули. В действительности обман не удался, сейчас он вскрыт.

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Что вам известно конкретно об организации убийства С.М. КИРОВА? Скажите конкретно – по пунктам (когда решение было принято и т.д.).

ЕВДОКИМОВ: Участники процесса так называемого Ленинградского центра контрреволюционной подпольной зиновьевской организации скрыли от суда, что убийство С.М. КИРОВА произведено Ленинградским террористическим центром троцкистско-зиновьевской организации (о троцкистах, как вы знаете, тогда не говорили) по прямой директиве объединенного террористического центра троцкистско-зиновьевской организации.

ВЫШИНСКИЙ: Какое отношение к этому делу имел ТРОЦКИЙ?

ЕВДОКИМОВ: Мне было известно из сообщений МРАЧКОВСКОГО и других членов центра, что установки на террор исходили от ТРОЦКОГО, что чем дальше, тем настойчивее ТРОЦКИЙ требовал форсирования уже принятых троцкистами и нами установок на террор против руководителей партии и правительства. В 1932 г.  приблизительно в середине лета мне САФОНОВА предложила повидаться с И.Н. СМИРНОВЫМ, и до этого сам СМИРНОВ, с которым мы часто встречались в совнаркомовской столовой, говорил…

ВЫШИНСКИЙ: Вы в столовой встречались со СМИРНОВЫМ?

ЕВДОКИМОВ: Встречался.

ВЫШИНСКИЙ: И разговаривали?

ЕВДОКИМОВ: Мы там встречались, но не в тихом уголке, о котором говорили.

ВЫШИНСКИЙ: Вы, значит, разговаривали без тихого уголка. Но разговаривали?

ЕВДОКИМОВ: Мы с ним встречались, уславливались, где говорить. По существу, в столовой мы не разговаривали. СМИРНОВ несколько раз говорил, что пора бы нам поговорить.

ВЫШИНСКИЙ: О чем вы со СМИРНОВЫМ разговаривали?

ЕВДОКИМОВ: После того, как мы условились с ним увидеться, и после того, как Шура САФОНОВА однажды передала мне приглашение с указанием точного места и времени, где мы могли увидеться, я поехал туда. Я точно не помню, одновременно или не одновременно с САФОНОВОЙ мы приехали, – тут это неважно. Я приехал на квартиру к СМИРНОВУ. Мы с ним условились поехать для переговоров к МРАЧКОВСКОМУ в вагон.

ВЫШИНСКИЙ: Когда это было?

ЕВДОКИМОВ: Это было в середине 1932 г. (июль-август). Приехав в вагон к МРАЧКОВСКОМУ, я там застал ТЕР-ВАГАНЯНА. Сначала разговоры шли на несколько посторонние темы, затем перешли на разговоры о положении в стране. Я не буду подробно останавливаться на том, как шло прощупывание взаимонастроений, но выяснилось, что мы одинаково оцениваем и положение в стране, и перспективы нашей будущности, т.е. оппозиционеры, к этому времени скатившиеся на контрреволюционные позиции. Мрачковский заявил, что все надежды, которые мы возлагали…

ВЫШИНСКИЙ: О том, что заявил Мрачковский, мы слышали, вот что Смирнов заявил?

ЕВДОКИМОВ: Он был там, Смирнов, когда Мрачковский мне сообщил о том, что от Троцкого получена директива об организации терактов против руководителей партии и правительства. Смирнов подтвердил, что такая директива получена.

ВЫШИНСКИЙ: Как он отнесся к ней?

ЕВДОКИМОВ: Против аргументов, которые раздавал в защиту террора Мрачковский, Смирнов не возражал, а напротив поддерживал.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, был за террор?

ЕВДОКИМОВ: За террор.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов, было так, или нет?

СМИРНОВ: Могу сказать, как было. Было не так. Действительно, мы с Евдокимовым условились встретиться в вагоне у Мрачковского, и мы вместе в одной машине уехали к Сергею Витальевичу. Это было в середине лета 1932 года. Но мы там встретили в вагоне не Тер-Ваганяна, как было условлено, а встретили Сафарова, в присутствии которого Евдокимов от разговора уклонился. Это обстоятельство было известно на ленинградском процессе 13 января 1935 года. Разговора такого, о котором говорит Мрачковский, не было и Ваганяна в вагоне не было, а был Сафаров.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, вы отрицаете разговор о терроре в вагоне Мрачковского?

СМИРНОВ: Да, отрицаю.

ВЫШИНСКИЙ: Мрачковский, как?

МРАЧКОВСКИЙ: Я хочу внести одну деталь. Уже, по существу, после разговора Евдокимова ко мне пришел Сафаров и, т.к. Евдокимов и Сафаров личные враги или неприятели, то разговор об этом не окончился. Евдокимов и Смирнов уехали, а Сафаров остался.

ВЫШИНСКИЙ: А до Сафарова, когда в вагоне были Евдокимов и Смирнов, был разговор о терроре?

МРАЧКОВСКИЙ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов поддерживал разговор?

МРАЧКОВСКИЙ: Целиком и полностью. Ваганян не помню – был или нет.

ВЫШИНСКИЙ: Ваганян, вы не помните?

ТЕР-ВАГАНЯН: Я был в нагоне у Мрачковского всего один раз, когда он уезжал, в самый последний день. Никаких абсолютно Евдокимовых там не было. 

ВЫШИНСКИЙ: Вероятнее всего, вас не было, а был Сафаров. Евдокимов со Смирновым до прихода Сафарова вели разговор с Мрачковским о терроре, как показывают Евдокимов и вы, Мрачковский.

МРАЧКОВСКИЙ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: А Смирнов отрицает?

СМИРНОВ: Отрицаю. Мы в вагоне захватили Сафарова, он поздно приехал [23].

ЕВДОКИМОВ: Времени прошло так много, что действительно в деталях можно напутать. Я великолепно помню содержание разговора и великолепно помню, что Ваганян был. Вот пример того, как можно забыть детали. Сафонова с нами по дороге ехала, но, несмотря на уговоры, по дороге сошла, а кто-то из участников говорит, что она была. 

ВЫШИНСКИЙ: А Мрачковский был?

ЕВДОКИМОВ: Был.

ВЫШИНСКИЙ: Смирнов был?

ЕВДОКИМОВ: Был.

ВЫШИНСКИЙ: Вели переговоры о терроре, и Смирнов поддерживал террор?

ЕВДОКИМОВ: Да. Самое наличие предварительного разговора со Смирновым относительно необходимости сговориться говорит о том, что у той и другой группы к этому времени была взаимная тяга соединить силы. Мне Зиновьев не раз говорил относительно того, что троцкисты, по-видимому, действуют гораздо энергичнее, чем мы, что у них, по-видимому, если не больше сил, то, во всяком случае, больше инициативы и скорости. После одного разговора со Смирновым о необходимости переговорить, я сказал Зиновьеву, что Смирнов предлагает поговорить, и что вы понимаете, что это будет не разговор Евдокимова и Смирнова, а разговор двух организаций, и как вы это понимаете. Зиновьев, который говорил относительно того, что троцкисты действуют инициативнее и энергичнее, чем мы, тут немного поколебался. Правда, что он, как он говорил на процессе, человек не твердых решений, но человеку не твердых решений нельзя было стоять во главе борьбы против правительства и партии. Слишком большая это была смелость. Но после обмена мнениями он решил, что переговорить надо.

Надо сказать, что к тому времени настроение у троцкистов было уже не только на грани признания необходимости перехода к террористическим методам борьбы против партии, – это слово только не выговаривалось, говорили о дворцовом перевороте, о невозможности изменения нашего положения, о невозможности прихода к власти до тех пор, пока жив Сталин, не выговаривали только слово – индивидуальный террор.

ВЫШИНСКИЙ: Когда это было?

ЕВДОКИМОВ: Перед свиданием со Смирновым. Но мы уже ходили не на грани этого, а обеими ногами стояли на необходимости перехода к террористическим методам борьбы. Перед самым свиданием со Смирновым, собственно говоря, настроения эти были настолько ясны, что в нашей среде уже молчаливо это признавали, даже не молчаливо, а переход к террору был общим настроением.

Когда Мрачковский передал мне относительно того, что они имеют директиву от Троцкого, мало того, что они стоят на точке зрения этой директивы Троцкого, еще приблизительно с 1930-31 года, когда я ему сообщил о наших настроениях, мы тут же решили объединить силы и приступить к организации законспирированных террористических групп. Так как я один не мог принять таких решений, хотя я был уверен в том, что наши настроения совпадают с настроениями тогдашнего зиновьевского центра, я на другой день сообщил об этом Зиновьеву.

После разговоров с Каменевым, который тоже согласился с этим, состоялось совещание в Ильинском на даче, где Каменев и Зиновьев жили в то время вместе. На этом совещании присутствовали: Карев, Зиновьев, Каменев, я – Евдокимов, Бакаев [24]. Зиновьев на этом совещании информировал присутствующих о положении дел, заметив, что собственно говоря, что блок уже является фактом. Развивал аргументацию, опять-таки до этого нам известную, относительно неизбежности перехода к этим методам. Почему и как мы докатились до этого, я скажу далее в своей защитительной речи, если ее можно будет назвать защитительной.

На этом совещании решено было объединить силы в Москве и Ленинграде, приступить к созданию законспирированных террористических групп. На этом на совещании решено было, а потом проведено в жизнь образование московского и ленинградского центров, для объединения групп. На этом же заседании в Ильинском в 1932 году прямо говорилось о необходимости террора, в первую очередь, против Сталина и Кирова.

ВЫШИНСКИЙ: Где происходило это совещание?

ЕВДОКИМОВ: На даче у Зиновьева и Каменева. Так что когда в 1934 году происходило то, о чем рассказывал здесь Бакаев, дело шло не о новом террористическом акте, заново решенном, а дело шло о вопросе, давно уже решенном и только временными обстоятельствами отсроченным своим выполнением. Этими временными обстоятельствами были: провал Зиновьева и Каменева с рютинской историей и их ссылка. Необходимо было некоторое время по возвращении их подождать, чтобы хоть немножко реабилитировать себя, потому что в этой обстановке террористический акт, по нашему мнению, таил в себе опасность того, что нити приведут сразу к нам. Но даже в том случае, если этого не будет, тех результатов, которых мы ожидали от террористических актов вообще, а я буду говорить об этом потом, т.е. прихода нашего к власти, этих результатов в той обстановке нельзя было ожидать, ибо Зиновьев и Каменев были серьезнейшим образом скомпрометированы и прямо объявлены врагами партии и рабочего класса.

Итак, на этом совещании в Ильинском были приняты те решения, о которых я говорил. После этого в Москве был создан московский центр. Был намечен еще состав всесоюзного объединенного центра. В этот состав должны были войти и потом вошли – Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Сокольников. От троцкистов – Смирнов, Мрачковский, Тер-Ваганян. В московский центр по объединению групп вошли: Бакаев, Гертик, Рейнгольд, Дрейцер, Тер-Ваганян [25].

ВЫШИНСКИЙ: А Пикель?

ЕВДОКИМОВ: Это особо. Я сейчас скажу.

ВЫШИНСКИЙ: Это был особый центр?

ЕВДОКИМОВ: В этом московском центре, который должен был вести работу по объединению сил, по созданию террористического центра, состояли: Бакаев, Рейнгольд, Пикель, Дрейцер.

ВЫШИНСКИЙ: Позвольте спросить Бакаева. Обвиняемый Бакаев, вы подтверждаете это?

БАКАЕВ: Многое из того, что говорит Евдокимов – не подтверждаю. 

ВЫШИНСКИЙ: А что подтверждаете?

БАКАЕВ: Во время этого совещания Зиновьев сказал, что троцкисты по предложению Троцкого приступили к организации убийства Сталина, что мы должны считать для себя делом чести взять инициативу дела убийства Сталина в свои руки.

ВЫШИНСКИЙ: Это говорил Зиновьев?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Зиновьев говорил, что Вы должны были взять инициативу?

БАКАЕВ: На этом совещании было поручено мне организовать в Москве террористический акт против Сталина.

ВЫШИНСКИЙ: А вы это на себя взяли?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Продолжайте дальше, обвиняемый Евдокимов.

ЕВДОКИМОВ: Вот этим объединенным всесоюзным террористическим троцкистско-зиновьевским блоком и было организовано и проведено убийство С.М. Кирова.

ВЫШИНСКИЙ: Вы расскажите об обстоятельствах, которые предшествовали этому убийству.

ЕВДОКИМОВ: Вы интересуетесь только фактической стороной?

ВЫШИНСКИЙ: Желательно знать фактическую сторону.

ЕВДОКИМОВ: Я повторяю, что решение это было принято в 1932 году на даче в Ильинском.

ВЫШИНСКИЙ; Кому это было поручено?

ЕВДОКИМОВ: Летом 1934 г. на квартире у Каменева.

ВЫШИНСКИЙ: Где?

ЕВДОКИМОВ: Карманицкий пер<еулок>. Состоялось совещание, на котором присутствовали Каменев, Зиновьев, Евдокимов, Сокольников, Тер-Ваганян, Рейнгольд и Бакаев, на этом совещании было принято решение форсировать убийство С.М. Кирова [26].

ВЫШИНСКИЙ: Так прямо и говорилось: «форсировать убийство С.М. Кирова»?

ЕВДОКИМОВ: Да, так говорилось.

ВЫШИНСКИЙ: Я этот вопрос поставил потому, что в 1932 году собственными именами свои преступления ваша группа не называла.

ЕВДОКИМОВ: А вот в это время, о котором я сейчас говорю, наша группа перешла на откровенный язык. Вот на этом совещании на квартире Каменева мы определенно решили осуществить намеченный нами план, т.е. убить Кирова. <…> [27] моменты самого совещания. Мы поддержали эти настроения и после совещания в вагоне Мрачковского. Мы эти сообщения поддержали. Они пали на почву вполне подготовленную.

ВЫШИНСКИЙ: Вы собирались на квартире у Каменева в Карманицком переулке, и что же там говорилось? 

ЕВДОКИМОВ: На этом совещании говорилось, что нужно форсировать проведение решений ранних [28] актов против Сталина и Кирова. Мотивировалось это тем, что обстановка создается такая, что снова усиливается недоверие к зиновьевцам. Это недоверие выразилось десятки раз. Это выразил Зиновьев (из редакции «Большевика» [29]), где указывалось на то, что зиновьевцы правы, когда они нажимают на необходимость форсирования совершения убийств. Говорилось о том, если мы будем медлить, то, во-первых, такая история не может длиться без конца, грозит провалом, разоблачением нас еще до того, как будет нанесен решительный удар; наконец, оценка положения в стране. В противном случае картина сводилась к тому, что тут всякая надежда на то, что мы можем прийти другими какими-нибудь путями к власти, что с этими надеждами нужно покончить. Поскольку дело идет только о фактической стороне, я ограничусь указанием решения этого совещания. На этом совещании решено было форсировать проведение террористических актов против Сергея Мироновича Кирова и Сталина. Бакаев прав, когда он говорит относительно того, что решение это было относительно организации убийства Сталина в Москве, принятое еще в Ильинском. Тут разногласия нет. Я только повторяю, что это решение 1934 г. не было новым решением. Это было форсирование проведения террористических актов, которые были намечены заранее. Это было летом 1934 года, точно месяца не помню. Бакаеву тогда было поручено организовать проведение террористических актов против Сталина в Москве и Кирова в Ленинграде.

Я покаместь буду говорить, как мне предлагал прокурор, только относительно дела об убийстве Сергея Мироновича Кирова.

ВЫШИНСКИЙ: Да, я прошу вас.

ЕВДОКИМОВ: Мне известно со слов Бакаева, что он осенью 1934 г. ездил с целью проверить, как идет подготовка террористического акта против Сергея Мироновича Кирова в Ленинграде с кем-то, т.е. троцкистских боевиков. Фамилию он или не назвал, или я не помню. 

О том, как идет подготовка, я узнал в конце октября или в начале ноября. Чтобы суду не показалось странным, почему решение принято летом, а я интересуюсь этим вопросом только в октябре, я должен сообщить, что в сентябре и первой половине октября я был в отпуску. Когда я приехал из отпуска, БАКАЕВ при одной встрече со мною (а встречались мы с ним каждый день в совнаркомовской столовой, и когда нам надо было поговорить, мы шли в Александровский сквер, выбирали там уединенное место и беседовали) сообщил следующее о ходе подготовки к террористическому акту против С.М. КИРОВА: в Ленинграде, как я уже говорил, был организован ленинградский террористический центр. В этот центр входили: КОТОЛЫНОВ, МАНДЕЛЬШТАМ, РУМЯНЦЕВ, ТОЛМАЗОВ, СОСИЦКИЙ, МЯСНИКОВ, НИКОЛАЕВ, ЛЕВИН и ряд других лиц, которые проходили по процессу ленинградского центра. Надо еще упомянуть, что в этот центр входил от троцкистов активнейший троцкист – Николай ШАТСКИЙ [30], который тоже проходил по процессу. При этом центре было организовано несколько террористических групп, которые вели наблюдение за С.М. КИРОВЫМ. Я знаю из них только группы ХАНИКА, НИКОЛАЕВА и СОКОЛОВА. Группа ХАНИКА вела наблюдение за квартирой КИРОВА; она была вооружена револьверами, другого оружия (бомб и т.п.) у них не было; боевики-террористы все время тренировались в стрельбе. СОКОЛОВ и НИКОЛАЕВ вели наблюдение за проездами КИРОВА мимо трамвайной остановки, которая недалеко от квартиры С.М. КИРОВА. Тем, кто знает этот район, известно, что эта остановка – довольно оживленная, там постоянно много народа на остановке, машины часто вынуждены замедлять ход при проезде в этом месте. Этим обстоятельством и хотели воспользоваться террористы-боевики. Кроме того, НИКОЛАЕВ и СОКОЛОВ вели наблюдение за КИРОВЫМ из квартиры, расположенной недалеко от Смольного [31]. Они наблюдали за временем приезда КИРОВА и выжидали удобный момент для того, чтобы совершить террористический акт, воспользовавшись случаем, когда КИРОВ приезжает или уезжает, останавливается, с кем-нибудь разговаривает, выходит из машины и т.д.

Кроме этого, Николаев искал и других возможностей для совершения теракта. Он пробовал проникнуть на партийной актив, на котором Сергей Миронович делал доклад, он до этого пробовал добиться, чтобы его принял Сергей Миронович. Одним словом, террористы были готовы и искали использовать любой повод, любую, хоть сколько-нибудь благоприятную обстановку для совершения теракта. В самом Смольном слежка за Сергеем Мироновичем Кировым велась Мясниковым, тоже, как я назвал, участником ленинградского центра. Это ему облегчало то обстоятельство, что Мясников был в это время заведующим административно-хозяйственным отделом ленинградского совета или облисполкома, скорое всего совета. Работал он в здании самого Смольного.

Ленинградский центр, как мне сообщил Бакаев, был уверен в том, что теракт не только удастся, но им удастся и замести следы, что подозрение на них не падет, ибо такие члены Ленинградского центра, как Левин, Румянцев, Мясников, Мандельштам, занимали довольно ответственные посты и были вне подозрений со стороны партийного руководства. То же самое и по отношению к остальным. Они считали, что и остальные находятся, такие как Котолынов, который в это время учился, Сосицкий, Толмазов, что они также находятся вне подозрений.

Вот, что Бакаев сообщил мне в конце октября или начало ноября о ходе подготовки покушения на Сергея Мироновича Кирова. Больше об обстоятельствах совершения самого теракта я сообщить ничего не могу. Если будут дополнительные вопросы…

ВЫШИНСКИЙ: Мне интересно вот что знать: убийство Сергея Мироновича Кирова было подготовлено центром?

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы лично принимали участие в этой подготовке? 

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вместе с вами принимали участие в подготовке, по вашим словам, Зиновьев и Каменев?

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: По поручению центра Бакаев ездил в Ленинград проверять ход подготовки там на месте?

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вернувшись из Ленинграда, он сообщил о своих впечатлениях по этому вопросу?

ЕВДОКИМОВ: Это было во время моего отпуска, но из того, что мне передавал Бакаев, и затем из разговоров, которые я имел с Каменевым и Зиновьевым, мне ясно было, что Бакаев информировал.

ВЫШИНСКИЙ: Говорил ли тогда Бакаев о своей встрече с Николаевым, убийцей С.М. Кирова?

ЕВДОКИМОВ: Да, он сказал, что во время поездки он связался с членами центра и, в частности, с Николаевым. Николаева я раньше знал. Мне на следствии предъявлена была его карточка, и по карточке я его узнал. Я знал его по периоду 1925-1926 г.г.

ВЫШИНСКИЙ: Вы рассказали Бакаеву о встрече с Николаевым?

ЕВДОКИМОВ: Он говорил относительно того, что в распоряжении Ленинградского центра имеется группа боевиков-террористов, которые ведут слежку, что среди этих групп есть группа Николаева.

ВЫШИНСКИЙ: А говорил ли Бакаев, что он договорился с Николаевым об убийстве С.М. Кирова?

ЕВДОКИМОВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: (обращается к Бакаеву) Вы в Ленинграде виделись с Николаевым?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: По поводу убийства С.М. Кирова договаривались?

БАКАЕВ: Мне не нужно было договариваться, потому что директива об убийстве была дана Зиновьевым и Каменевым.

ВЫШИНСКИЙ: Но Вам говорил Николаев, что он решил совершить убийство С.М. Кирова?

БАКАЕВ: Он и другие террористы – Левин, Мандельштам, Котолынов.

ВЫШИНСКИЙ: Румянцев, Сосицкий? 

БАКАЕВ: Румянцев, Сосицкий.

ВЫШИНСКИЙ:  Николай Шатский [32]?

БАКАЕВ: Нет. Леонидов [33]. 

ВЫШИНСКИЙ: Леонидов?

БАКАЕВ: Его отдельно пригласили.

ВЫШИНСКИЙ: Значит, у вас была не одна бригада, а несколько?

БАКАЕВ: По-моему, в Ленинградский центр Николаев не входил, он был приглашен потом. Когда я спросил Левина, кому непосредственно было поручено выполнение убийства С.М. Кирова, он назвал фамилию Николаева.

ВЫШИНСКИЙ: Вас связали с Николаевым?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Разговор был об убийстве {Кирова} Сталина?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Он изъявил свою решимость? А вы как относились к этому?

БАКАЕВ: Положительно.

ВЫШИНСКИЙ: Вы предложили ускорить?

БАКАЕВ: В мою задачу входило выяснить степень подготовленности, характер, настроение людей. Так как мне же было поручено организовать убийство Сталина, а все говорили относительно того, что убийство Сталина и Кирова должно быть проведено единовременно, убийство Кирова или какого-нибудь второстепенного работника не имело смысла, если Сталин остается, нужно было убрать сразу Сталина и Кирова. Такая установка была и Зиновьева, и Каменева, и Евдокимова, и всего троцкистско-зиновьевского центра, насколько я знаю с их слов.

ВЫШИНСКИЙ: Вы это проверили?

БАКАЕВ: Я обязан был проверить настроение, готовность и затем я же должен был знать степень подготовленности террористического акта против Сталина. Я должен был сообщить, что они могут приступить к исполнению теракта.

ВЫШИНСКИЙ: Вы это выполнили?

БАКАЕВ: Нет.

ВЫШИНСКИЙ: Вы сообщили?

БАКАЕВ. Нет, не успел, сорвалось.

ВЫШИНСКИЙ: Но вы проверку в Ленинграде произвели?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: По вашему впечатлению все было в порядке с точки зрения подготовки?

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Подготовка была организована достаточно внушительно? 

БАКАЕВ: Да.

ВЫШИНСКИЙ: Вы об этом говорили?

БАКАЕВ: Говорил Евдокимову и Каменеву.

ВЫШИНСКИЙ: Обвиняемый Каменев, скажите, пожалуйста, вы подтверждаете этот разговор?

КАМЕНЕВ: Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ: Возвратясь из Ленинграда, Бакаев передал вам свои впечатления о подготовке к убийству т. Кирова?

КАМЕНЕВ: Передал.

ВЫШИНСКИЙ: Что он вам передал?

КАМЕНЕВ: Он сказал, что организация подготовлена к совершению удара, и что удар этот последует.

ВЫШИНСКИЙ: А вы как к этому отнеслись?

КАМЕНЕВ: Удар был задуман и подготовлен по постановлению центра, членом которого я был, и я это рассматривал как выполнение той задачи, которую мы себе ставили.

ВЫШИНСКИЙ: Вопросов к Евдокимову нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Перерыв на 2 часа.

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 381, Л. 20-98 машинопись.

---