Спецсообщение Я.С. Агранова Н.И. Ежову с приложением протокола допроса А.Я. Свердлова

 

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –

тов. ЕЖОВУ.

 

Направляю Вам следующие протоколы допросов:

 

1. СВЕРДЛОВА, Андрея Яковлевича, от 23.III-1935 г.;

2. МУХАНОВОЙ, Марии Константиновны, от 23.III-1935 г.

 

ЗАМ. НАРОДНОГО КОМИССАРА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР            (АГРАНОВ)

 

25 марта 1935 г.

 

55718

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 109, Л. 164.


ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

СВЕРДЛОВА, Андрея Яковлевича, от 23-го марта 35 г.

 

СВЕРДЛОВ А.Я., 1911 г<ода> рождения. урож<енец> г. Свердловска, чл<ен> ВЛКСМ с 1931 г. и кандид<ат> ВКП(б) с 1932 г., русский, до ареста слушатель Военной Академии моторизации и механизации РККА имени тов. СТАЛИНА, мать СВЕРДЛОВА – НОВГОРОДЦЕВА, Клавдия Тимофеевна, чл<ен> ВКП(б) с 1904 г. [1], жена – ПОДВОЙСКАЯ, Нина Николаевна.

 

Вопрос: Обыском у Вас обнаружена троцкистская контрреволюционная платформа. Когда и от кого Вы ее получили?

Ответ: Получил я ее в 1927 г. от Вадима (Димы) ОСИНСКОГО. Я, как и ОСИНСКИЙ, в то время были троцкистами.

Вопрос: С какой целью Вы хранили этот контрреволюционный доку­мент?

Ответ: Хранил я его без всякой цели. До 1928 г. платформа хра­нилась у меня. С 1928 г. платформа находилась у моей матери – Клавдии Тимофеевны СВЕРДЛОВОЙ, у которой я ее взял в 1933 г., когда у нас в Академии прорабатывался вопрос о борьбе партии с троцкизмом.

Вопрос: Вы знали, что хранение к.-р. документов является пре­ступлением?

Ответ: Да, знал.

Вопрос: Для чего же Вы все же хранили контрреволюционный доку­мент?

Ответ: Я хранил этот документ несмотря на то, что знал, что этот документ контрреволюционный, что хранение его является преступлением, – потому, что считал, что мне как сыну Я.М. СВЕРДЛОВА это пройдет безнаказанно.   

Вопрос: Кого Вы познакомили с этим документом?

Ответ: В 1933 г. я принес этот документ на очередное занятие по истории партии в Военную академию моторизации и механизации имени Сталина, где его у меня видели и просматривали, насколько помнится, КАСПЛЕР, Мендель Ильич, – сейчас секретарь парторганизации факуль­тета; СЫЧЕВ, Павел Андреевич, командир нашей группы, КАРЛИК, Пинхус Моисеевич, ныне зам<еститель> секретаря нашей парт<ийной> организации; кроме того, возможно, видел его у меня КУЗНЕЦОВ, Павел Васильевич (слушатель);

Вопрос: Признаете ли вы, что, ознакамливая слушателей академии с этим документом, вы, по существу, вели пропаганду к.-р. идей троцкиз­ма?

Ответ: Признаю, что мои действия явились антипартийными. Однако это делалось мною не с целью пропаганды, а для разоблачения троцкиз­ма.

Вопрос: Разве для того, чтобы разоблачить троцкизм, нужно поль­зоваться нелегальными контрреволюционными документами, а не соответствующей партийной литературой?

Ответ: Я это расцениваю как антипартийное поведение.

Вопрос: Признаете ли Вы, что Ваше антипартийное поведение выте­кает из сохранившихся у Вас к.-р. троцкистских взглядов?

Ответ: Я это отрицаю.

Вопрос: Знаете ли Вы АЗБЕЛЯ Давида и БЕЛОВА Виктора и каковы их политические настроения?

Ответ: АЗБЕЛЯ я знаю с 1930 года, познакомил меня с ним БЕЛОВ, которого знаю с 1920 г. И АЗБЕЛЬ, и БЕЛОВ бывш<ие> троцкисты. В период, когда я считал себя троцкистом, я обменивался с БЕЛОВЫМ своими троц­кистскими взглядами и с его слов знал, что АЗБЕЛЬ также является троцкистом. Потерял я связь с БЕЛОВЫМ с 1928 года. С конца 1929 г. я считал себя сторонником генеральной линии партии. Снова встретился с БЕЛОВЫМ в 1930 г., уже будучи комсомольцем.

Вопрос: Где и когда Вы встречались с АЗБЕЛЕМ и БЕЛОВЫМ?

Ответ: С БЕЛОВЫМ я встречался в 1930 г. у себя на квартире в Кремле один раз; затем на даче у ОСИНСКИХ и несколько раз у него на квартире. АЗБЕЛЯ впервые я встретил на квартире БЕЛОВА, где был также Вадим ОСИНСКИЙ, с которым мы пришли вместе, один раз он был у меня на квартире и один или два раза я был у него.

Вопрос: С какой целью Вы и названные Вами лица собирались на квартире БЕЛОВА?

Ответ: Собирались мы по приглашению БЕЛОВА для того, чтобы по­говорить с Александром СЛЕПКОВЫМ и услышать от него в развернутом виде установки так называемой правой оппозиции, так как у меня были колебания по вопросам, связанным с генеральной линией партии.

Вопрос: Вы показали, что с 1929 г. являлись сторонником генеральной линии партии. Сейчас Вы признали, что у Вас были сомнения в правильности генеральной линии партии. Признаете ли Вы, что в 1930 г. Вы были двурушником и врагом партии?

Ответ: Да, признаю это.

Вопрос: Считали ли Вы необходимым вести борьбу с партией и какие формы борьбы Вы намечали?

Ответ: Я был двурушником, но конкретных форм борьбы с партией не намечал.

Вопрос: Вы не только были двурушником, но и злейшим врагом партии и считали необходимым убить тов. СТАЛИНА?

Ответ: Да, признаю, что разговоры СЛЕПКОВА и БУХАРИНА, не убедившие меня в их правоте, в то же время вызвали рецидив троцкистской ненависти к СТАЛИНУ и привели меня к мысли о необходимости убийства СТАЛИНА.

Вопрос: Когда, с кем и где Вы обсуждали вопрос о необходимости убийства тов. СТАЛИНА?

Ответ: В 1930 г., придя к БЕЛОВУ вместе с Вадимом ОСИНСКИМ, я там встретил АЗБЕЛЯ Давида, и мы вчетвером, вначале в комнате БЕЛОВА, а затем в комнате СЛЕПКОВА, – обсуждали вопросы т<ак> н<азываемой> правой оппозиции; СЛЕПКОВ, а затем и пришедший БУХАРИН, доказывая неправильность генеральной линии партии, в злобно-враждебном тоне отзывались о СТАЛИНЕ. После того, как мы – я – СВЕРДЛОВАЗБЕЛЬ Давид, ОСИНСКИЙ Вадим и БЕЛОВ Виктор, – вышли из квартиры БЕЛОВА, я – под прямым впечатлением разговоров БУХАРИНА и СЛЕПКОВА о СТАЛИНЕ – заявил, что СТАЛИНА надо убить. БЕЛОВАЗБЕЛЬ и ОСИНСКИЙ к этому заявлению отнеслись одобрительно.

Вопрос: Что Вами практически предпринималось для осуществления Ваших террористических замыслов?

Ответ: Ничего.

Вопрос: Вы уклоняетесь от правдивого ответа?

Ответ: Я допускаю, что в последующих разговорах с БЕЛОВЫМ и, возможно, с ОСИНСКИМ я возвращался к этой теме и даже говорил о месте, где можно совершить теракт, но никаких организационных шагов по практическому осуществлению убийства СТАЛИНА я не предпринимал. 

Вопрос: Встречались ли Вы после 1930 г. с Вашими сообщниками? 

Ответ: С БЕЛОВЫМ я встречался один раз осенью 1931 г., несколько раз весной 1932 г., один раз в 1933 г. и один раз в 1934 г.

С АЗБЕЛЕМ я встречался два или три раза в 1931 г. и, возможно, что один раз встретил в 1933 г. случайно.

С ОСИНСКИМ встречался ежедневно, так как учились в одной группе и жили в одной квартире.

Вопрос: Обсуждали ли Вы с этими лицами вопрос о необходимости убийства тов. СТАЛИНА после 1930 года?

Ответ: Нет, не обсуждал.

Вопрос.: Вы говорите неправду. Если бы Вы не являлись террорис­том до последнего времени, Вы не скрывали бы от партии и органов власти заведомых террористов, находившихся на свободе, один из которых проживал в Кремле?

Ответ: Никогда я после 1930 г. ни с кем о необходимости убийства СТАЛИНА не говорил.

Вопрос: Когда Вы вступили в ВКП(б)?

Ответ: В 1932 году.

Вопрос: Вы при вступлении в партию скрыли, что Вы являлись террористом?

Ответ: Да, признаю, что при вступлении в ВКП(б) я скрыл, что являлся врагом партии, намеревавшимся в 1930 г. убить СТАЛИНА.

Вопрос: А во время чистки ВКП(б) в 1933 году Вы тоже скрыли это?

Ответ: Да, признаю, что и тогда я скрыл все это от партии. 

Вопрос: Значит, Вы двурушничали и обманывали партию не только в 1930 году, как Вы показали, но и до последнего времени?

Ответ: Да, признаю это.

Вопрос: Знакомы ли вы с письмом ЦК ВКП(б) по поводу злодейского убийства тов. КИРОВА?

Ответ: Да, я с ним знаком.

Вопрос: Значит, Вы являлись двурушником и после письма, скрывая заведомых террористов?

Ответ: Да, это так. Но после 1930 г. никогда никаких мыслей об убийстве СТАЛИНА у меня не было. Не сообщил я после письма ЦК ВКП(б) в связи с убийством КИРОВА о террористических настроениях АЗБЕЛЯБЕЛОВА и ОСИНСКОГО потому, что забыл о них.

Вопрос: Ссылаясь на память, Вы говорите явную ложь. Вы остава­лись троцкистом и обманывали партию до последнего времени. Аресто­ванные по Вашему делу БЕЛОВ и АЗБЕЛЬ показали, что и после 1930 г. террористические замыслы у них оставались. Вы скрывали этих заве­домых террористов от партии и органов власти потому, что сами были террористически настроены. Еще раз предлагаем правдиво рас­сказать все, что Вам известно о подготовке убийства тов. СТАЛИНА, о всех соучастниках и Вашей роли в этом?

Ответ: Я все сказал и добавить мне больше нечего. Признаю, что высказывал террористические намерения в отношении СТАЛИНА и, скрыв их, а также и лиц, разделявших эти намерения, я совершил тягчайшее преступление перед партией.

 

Записано с моих слов верно и мною прочитано.

 

СВЕРДЛОВ.

 

ДОПРОСИЛИ:

 

НАЧ. СЕКР. ПОЛИТ. ОТДЕЛА ГУГБ – Г. МОЛЧАНОВ.

ЗАМ. НАЧ. СПО ГУГБ – ЛЮШКОВ

ДЛЯ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ при НАЧ. СПО ГУГБ – ГОРБУНОВ.

 

Верно: Уполн. Уемов

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 109, Л. 165-170.


[1] В связи с арестом сына К.Т. Новгородцева-Свердлова 22 марта 1935 г. написала Н.И. Ежову следующее письмо: “Уважаемый т. Ежов, в ночь на 20/III с<его> г<ода> арестован мой сын Андрей Свердлов, канд<идат> ВКП(б). Я живу в одной кв<артире> с сыном, он мне близок. Я чл<ен> парт<ии> с 1904 г., член ВОСБ с 1922 г. – все время активно работаю и выступаю. Моя основная работа: уполномоченный Главлита в издат<ельстве> ЦК ВЛКСМ “Молодая Гвардия”. Я засекречена. От ВОСБ я выделена для участия в заседаниях троек КПК при ЦК ВКП(б). В настоящий момент, т.к. ведется следствие по делу, я не могу сообщать об аресте сына всем тем организациям, с которыми я связана по производственной и партийной работе, потому настоящим письмом через вас довожу до сведения КПК о факте ареста. С коммун<истическим> приветом, К. Новгородцева-Свердлова. P.S. Моя дочь Вера Свердлова, чл<ен> ВЛКСМ, состоит на учете в организации зав<ода> № 32, где и ведет пропаганд<истскую> раб<оту>. Жена сына Н.Н. Подвойская, чл<ен> ВЛКСМ, на учете на зав<оде> им. Фрунзе. Обе они не информировали об аресте свои организации. К.С.” (см. РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 256, Л. 61-62.)