[Штамп: Размножено 13.I.1937 г.
30 экз. (подпись) нрзб]
[Штамп: Разосланы 13.I.19 6 г.
№ П3393]
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам протокол допроса ЛИВШИЦА Я.А. от 7-го января 1937 года.
ЛИВШИЦ показал, что:
1) Он по директиве ПЯТАКОВА, переданной ему через ЛОГИНОВА, вошел в руководящую четверку троцкистской террористической диверсионной организации на Украине.
2) ЛИВШИЦ по заданию ПЯТАКОВА руководил вредительской диверсионной работой сначала на Южной жел<езной> дороге, а затем на Северо-Кавказской жел<езной> дороге.
3) С момента работы ЛИВШИЦА в должности зам<естителя> Наркома по решению троцкистского параллельного центра он (ЛИВШИЦ) и СЕРЕБРЯКОВ практически руководили всей вредительской, диверсионной работой на железнодорожном транспорте Союза.
4) ЛИВШИЦ называет следующих участников контрреволюционной организации, проводивших разрушительную работу на транспорте:
ЗОРИН – Юго-Западная жел<езная> дорога (арестован);
КОЛОКОЛКИН – Северо-Кавказская жел<езная> дорога (арестован);
МИРОНОВ – Томская жел<езная> дорога (арестован);
МИРСКИЙ – Красноярская жел<езная> дорога (арестован);
КНЯЗЕВ – Южно-Уральская жел<езная> дорога (арестован);
ЛЬВОВ – на железной дороге Москва–Донбасс (арестован);
ЕМШАНОВ – железн<ая> дорога Москва–Донбасс;
АРНОЛЬДОВ – Юго-Восточная жел<езная> дорога;
ФУФРЯНСКИЙ – Омская жел<езная> дорога;
РОЗЕНЦВЕЙГ – Закавказская жел<езная> дорога;
НАУМОВ – жел<езная> дорога им. тов. Кагановича;
ПЕТРОВ – Куйбышевская жел<езная> дорога;
РОКОС – нач<альник> Южного отдела Управления пути НКПС.
Считаю необходимым арестовать ЕМШАНОВА, АРНОЛЬДОВА, ФУФРЯНСКОГО, РОЗЕНЦВЕЙГА, НАУМОВА, ПЕТРОВА и РОКОС<А>.
Прошу Вашей санкции.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Ежов (ЕЖОВ)
11 января 1937 г.
№ 55214
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 269, Л. 72-73.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ЛИВШИЦА, Якова Абрамовича от 7-10 января 1937 года
Вопрос: Вы заявили, что решили дать следствию откровенные показания о вашей контрреволюционной работе и выдать всех ваших сообщников.
Приступаем к допросу. Что вы имеете показать?
Ответ: Я решил рассказать следствию всю правду и хочу объяснить, почему я до сих пор упорствовал.
На очной ставке в ЦК между мной, ЛОГИНОВЫМ и ГОЛУБЕНКО я отрицал свое участие в контрреволюционной троцкистской организации. Мое категорическое отрицание было вызвано тем, что несмотря на то, что ЦК сделал все для того, чтобы я покончил со своей контрреволюционной работой, я ее продолжал.
Отношения ко мне руководителей партии и правительства и лично Сталина и Кагановича были настолько хороши, что мне было стыдно признать свое участие в контрреволюционной работе.
С момента очной ставки прошло более 3-х месяцев.
Желая окончательно очиститься и покончить со своей контрреволюционной работой, которую я проводил до момента моего ареста, я хочу подробно и правдиво рассказать вам о той активной борьбе с партией и советским государством, которую я проводил до последнего времени.
Вопрос: С какого времени вы начали вести контрреволюционную троцкистскую работу?
Ответ: Моя контрреволюционная троцкистская работа началась с 1923 года. В это время я работал в Харькове в ГПУ УССР нач<альником> Секретно-Оперативного Управления и принимал активное участие в борьбе с партией на стороне троцкистов.
Когда по указанию Троцкого, переданному нам в Харьков через МРАЧКОВСКОГО, о необходимости создания троцкистской организации на Украине был создан украинский центр, в состав которого вошли: АУСЕМ, который им руководил, ГОЛУБЕНКО, ЛОГИНОВ, я (ЛИВШИЦ), КОЦЮБИНСКИЙ и С. ШРЕЙДЕР, – Украинским центром были созданы во всех бывш<их> губерниях Украины губернские троцкистские центры.
За участие в подпольной троцкистской организации меня в первой половине 1935 года сняли с работы в органах ГПУ и направили на хозяйственную работу.
В апреле 1927 года я был командирован в Берлин как представитель Донугля по закупке оборудования и получению иностранной технической помощи.
В апреле 1927 года я приехал в Берлин и вскоре связался в Берлине с находящимися там троцкистами ПЕРЕВЕРЗЕВЫМ Петром, КАПЛИНСКИМ, БИТКЕРОМ и ГЕРЦБЕРГОМ [1].
В скором времени КАПЛИНСКИЙ и ГЕРЦБЕРГ познакомили меня с ЛУРЬЕ, который вел тогда активную троцкистскую работу в германской коммунистической партии.
Тогда же ЛУРЬЕ и КАПЛИНСКИЙ меня познакомили с некоторыми немецкими троцкистами, проводившими троцкистскую работу в Веддингском р<айо>не гор. Берлина.
Вопрос: Какую троцкистскую работу вы проводили, находясь в Берлине?
Ответ: Наша работа в Берлине заключалась в том, что через встречи с отдельными троцкистами из германской компартии <мы> разъясняли немецким троцкистам положение дела в ВКП(б) и высказывались за необходимость дальнейшей организации троцкистских групп и развертывание активной троцкистской работы в германской компартии.
В августе или сентябре 1927 г. в Москву из Рима через Берлин проезжал КАМЕНЕВ. В это время из Москвы нами была получена троцкистская платформа, и по директиве ТРОЦКОГО мы организовали ряд троцкистских совещаний в Берлине с участием наших сторонников из иностранных компартий для обсуждения платформы ТРОЦКОГО; вербовки сторонников и сколачивания троцкистских групп в иностранных секциях Коминтерна. В Берлине состоялось несколько организационных совещаний или, как их называли, – конференций. У меня на квартире состоялось совещание, в котором участвовали: я, КАМЕНЕВ, МАСЛОВ, РУТ ФИШЕР, ПЕРЕВЕРЗЕВ, КАПЛИНСКИЙ, ГЕРЦБЕРГ и ЛУРЬЕ. Фамилии других участников не помню.
На этом троцкистском совещании мы обсуждали вопрос о необходимости более широкого развертывания подпольной работы в германской партии на основе троцкистской платформы.
КАМЕНЕВ на совещании все время активно высказывался за необходимость разъяснения иностранным партиям, и в первую очередь германской партии, что нужна активная борьба со сталинским руководством ВКП(б). КАМЕНЕВ доказывал, что изменение политики в СССР и проведение всего того, что намечено в троцкистской платформе, может быть только после свержения троцкистами сталинского руководства. Это должно быть основой в нашей пропаганде троцкистских идей в иностранных партиях.
На этом же совещании было решено, что троцкистская платформа должна быть переведена на иностранные языки и напечатана для пропагандирования ее в иностранных партиях, в первую очередь в германской.
В этом же году состоялось в Берлине второе совещание, на которое приезжал из Москвы САФАРОВ, но так как я на этом совещании не был, то о содержании этого совещания и участниках совещания не знаю. Со слов КАПЛИНСКОГО мне только известно, что на этом совещании помимо троцкистов из немецкой компартии участвовали французы, но фамилий не помню.
Я помню такой факт: за время нашей работы в Берлине мы купили два ротатора для печатания нелегальных троцкистских документов и отправили их в Москву: один ротатор привез, пользуясь дипломатическим паспортом, – КАМЕНЕВ, а другой, точно не помню, РАКОВСКИЙ или ПЯТАКОВ.
Вопрос: Когда вы возвратились из Германии в Союз?
Ответ: В декабре 1927 года меня вызвали в Харьков, и Харьковская КК поставила передо мной вопрос, признаю ли я решения 15 съезда партии, отказываюсь ли я от своих троцкистских взглядов и признаю ли я правильным решение партии о применении репрессий к тем троцкистам, которые не признают 15 съезда и не отказываются от своих взглядов.
Я подал заявление с признанием решений 15 съезда с отказом от своих взглядов, но категорически отказался вписать в это заявление свое согласие с применением репрессий к троцкистам, поскольку я с этим совершенно не был согласен. После этого Харьковская КК меня исключила из партии.
В январе 1928 года были направлены: я, ГОЛУБЕНКО и ЛОГИНОВ в ссылку на Дальний Восток.
Проездом черва Москву мы зашли к ПЯТАКОВУ для того, чтобы от него получить директиву, как нам быть дальше, и получить от него информацию как от одного из руководителей троцкистского контрреволюционного подполья и оценку положения дел.
Во время этой беседы были: ПЯТАКОВ, я, ГОЛУБЕНКО, ЛОГИНОВ, жена ПЯТАКОВА – ДИТЯТЕВА и ИЦКОВСКИЙ.
Вопрос: Какую не директиву дал вам ПЯТАКОВ Ю.Л.?
Ответ: ПЯТАКОВ нам сказал: “Поражение, которое мы потерпели, является временным. В скором времени мы все равно придем к власти. Поэтому наша задача сейчас состоит в том, чтобы максимально сохранить свои кадры и обязательно в ближайшее время возвратиться обратно в партию путем подачи двурушнического заявления”.
Тогда же мы обсудили характер заявления, которое должно было быть подано в ЦК, и предлагали ПЯТАКОВУ здесь же в Москве это заявление подать за совместными подписями. ПЯТАКОВ считал ненужным немедленную подачу заявления. Он заявил, что он должен целый ряд вопросов еще обдумать, ориентироваться в обстановке, и поэтому рекомендовал нам ехать на Восток, устроиться там на работу и тогда, когда он найдет нужным подать заявление, он такое заявление подаст, и мы должны будем все к этому заявлению присоединиться.
В марте 1928 года было опубликовано в печати заявление ПЯТАКОВА. После опубликования в печати мы все присоединились к его заявлению.
В апреле месяце я написал письмо зам<естителю> председателя ВСНХ РУХИМОВИЧУ <и> просил его помочь мне переехать обратно к семье, которая оставалась в Берлине. В июне этого же 1928 года я был отозван в распоряжение Донугля и направлен на прежнюю работу в Берлин. В Берлине я проработал до июля или августа 1929 года и был отозван в Москву в распоряжение ВСНХ СССР и назначен пред<седателем> правления Шах<т>строя.
Вопрос: Какую троцкистскую работу вы проводили в этот раз в Берлине?
Ответ: Во второй период моего пребывания в Берлине троцкистскую работу я не вел, так как, ожидая своего восстановления в партии, я боялся навести на себя подозрение.
Вопрос: Вы встречались с ПЯТАКОВЫМ в 1928-29 г.г.?
Ответ: Нет, в этот период я с ПЯТАКОВЫМ не встречался. С ним я встретился в марте 1930 года в Харькове, когда я работал зам<естителем> нач<альника> Харьковского тракторостроя.
ПЯТАКОВ тогда приезжал в Харьков по делам Госбанка. Встреча у меня с ним состоялась в гостинице “Красная” у него в номере.
Кроме меня тогда в гостинице у ПЯТАКОВА были троцкисты: ГОЛУБЕНКО, ЛОГИНОВ и КОЦЮБИНСКИЙ.
Во время нашей беседы ПЯТАКОВ дал нам директиву, заключавшуюся в том, что мы в интересах работы троцкистской организации должны маскироваться, заслуживать доверие в партии и в то же время приступить к собиранию растерянных троцкистских кадров и начать развертывать троцкистскую работу.
ПЯТАКОВ нам сказал: “Мой прогноз о приходе троцкистов к власти, как видите, не оправдался. Авторитет Сталина в массах чрезвычайно велик. Нам предстоит длительная серьезная борьба. Продуманная и тщательная подготовка к этой борьбе – наша первоочередная задача. Вам, товарищи, возвратившимся в партию, нужно всеми средствами завоевывать доверие, получить возможность выдвигаться на руководящую работу и собирать наши кадры для дальнейшей борьбы со сталинским руководством”.
Эта директива ПЯТАКОВА впоследствии, как это будет видно из моих дальнейших показаний, легла в основу воссоздания нами на Украине троцкистского центра в составе КОЦЮБИНСКОГО, ЛОГИНОВА и ГОЛУБЕНКО.
Следующая моя встреча с Юрием ПЯТАКОВЫМ состоялась в июле или в начале августа 1931 года в Москве. К этому времени я уже работал нач<альником> Южной жел<езной> дороги. Я приехал тогда в Москву в командировку и пригласил к себе в вагон (на Курском вокзале) обедать ПЯТАКОВА, МАРЬЯСИНА из Госбанка, АРКУСА и ПЕВЗНЕРА (б<ывший> управляющий Госбанком).
Кроме ПЯТАКОВА, МАРЬЯСИНА, АРКУСА и ПЕВЗНЕРА ко мне в вагон приехали МОСКАЛЕВ, секретарь ПЯТАКОВА, и ДИТЯТЕВА.
Во время этой встречи никаких директив и указаний я от ПЯТАКОВА получить не смог, так как было много людей, и разговоры велись на общие темы, не имевшие отношения к нашей троцкистской работе.
ПЯТАКОВ тогда интересовался положением дел на транспорте, и я ему дал подробную информацию по этому вопросу.
Директивы по троцкистской работе я получил от ПЯТАКОВА при следующей встрече с ним, состоявшейся во второй половине 1932 года в Москве в его служебном кабинете в ВСНХ.
До этой встречи у меня были разговоры с ЛОГИНОВЫМ. Он явился ко мне и заявил, что по поручению ПЯТАКОВА он имеет передать мне следующее: ПЯТАКОВ виделся с СЕДОВЫМ в Берлине, который передал ему директиву ТРОЦКОГО об активизации троцкистской работы в Союзе и переходе к террору и диверсии, на Украине должен быть создан троцкистский центр в составе: ЛОГИНОВА, ГОЛУБЕНКО, КОЦЮБИНСКОГО и меня, и что центр этот должен возглавить всю троцкистскую работу на Украине. Обо всем этом я хотел услышать из уст ПЯТАКОВА, поэтому я просил ПЯТАКОВА подробно мне рассказать о его встречах в Берлине с СЕДОВЫМ и о тех директивах, которые он получил через СЕДОВА от ТРОЦКОГО.
Вопрос: Что же вам рассказал ПЯТАКОВ?
Ответ: ПЯТАКОВ мне рассказал, что когда он ездил в 1931 году в Берлин по размещению заказов по трехсотмиллионному кредиту, он встречался там с СЕДОВЫМ, который передал ему новую директиву ТРОЦКОГО о переходе троцкистов к террору в борьбе со Сталиным и необходимости организации троцкистами разрушительной работы в хозяйстве страны.
ПЯТАКОВ также сообщил мне, что во время его пребывания в Берлине состоялось троцкистское совещание с участием СМИРНОВА, его, ПЯТАКОВА, и СЕДОВА, на котором был выработан подобный план действий троцкистской организации в соответствии с директивой ТРОЦКОГО.
Когда я попросил ПЯТАКОВА подробно объяснить мне сущность полученных им директив ТРОЦКОГО, ПЯТАКОВ мне сказал: “Мы начиная с 1923 года вели большую подпольную работу против Сталина и его руководства. Сам знаешь, что эта работа свелась к нулю и никаких ощутительных результатов в свержении сталинского руководства не дала. Наоборот, за эти годы Сталин своей политикой создал себе огромный авторитет в стране, и просто теперь его не возьмешь. Поэтому только тот путь, который сейчас избрал ТРОЦКИЙ, т.е. путь террора и разрушительной работы, безусловно обеспечит нам быстрейший приход к власти. Этот путь является для нас единственном. Раз хотим быть у власти – мы не должны останавливаться ни перед чем, даже если для этого потребуются тысячи человеческих жертв”.
Я согласился с ПЯТАКОВЫМ.
ПЯТАКОВ мне заявил, что поскольку я работаю на одном из важнейших участках железнодорожного транспорта, что сейчас я являюсь начальником одной из важнейших и крупных дорог – Южной, поэтому моя задача состоит в том, чтобы в соответствии с директивой ТРОЦКОГО путем вредительского руководства всячески тормозить осуществление намеченных партией и правительством планов. ПЯТАКОВ предложил мне срывать в первую очередь погрузку угля, кокса, флюсов и металлов.
Я эту директиву от ПЯТАКОВА принял к исполнению. Возвратившись в Харьков, я постепенно начал ее проводить в жизнь. Многих людей я в эту работу не втягивал, а рассказал об этом моему заместителю ЗОРИНУ. Осуществлять вредительскую работу мы с ЗОРИНЫМ начали с начала зимы 1933 года.
Так как объединенная Южная дорога грузила большое количество угля, кокса, металла, флюсов и всегда у нее не хватко вагонов, я и ЗОРИН сознательно давали районам и Службе Движения такие распоряжения, которые обеспечивали погрузку второстепенных грузов за счет угля, кокса и металла. На шахте таким образом скоплялось большое количество угля. Таким образом мы наносили чувствительные удары по тем отраслям промышленности, которые больше всего нуждались в угле, коксе и металле. Время от времени приходилось под нажимом приезжих комиссий из Москвы вывозить уголь, кокс и металл, а потом после отъезда этих комиссий мы опять продолжали срывать погрузку.
Вопрос: К вашей практической диверсионной работе на транспорте мы еще вернемся.
Скажите, какие директивы вы еще получили от ПЯТАКОВА?
Ответ: В 1933 году осенью, точно месяц не помню, я еще раз встретился с ПЯТАКОВЫМ. В этот раз ПЯТАКОВ сообщил что в Москве действует объединенный троцкистско-зиновьевский центр, в состав которого входят: СМИРНОВ, ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ. Центр этот приступил к практическому осуществлению директив ТРОЦКОГО и занялся практической подготовкой террористических актов против Сталина и членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Здесь же ПЯТАКОВ рассказал мне, что по указанию ТРОЦКОГО создан другой центр в составе: его – ПЯТАКОВА, СОКОЛЬНИКОВА, РАДЕКА и СЕРЕБРЯКОВА, который независимо от объединенного центра самостоятельно развертывает троцкистскую деятельность в Москве и на местах. На мой вопрос ПЯТАКОВУ – чем было вызвано создание второго такого центра – он объяснил мне, что второй центр создан на случай провала объединенного троцкистско-зиновьевского центра.
В дальнейшей беседе ПЯТАКОВ начал расспрашивать меня, как идет выполнение его задания по вредительству на Южной дороге. Выслушав мою информацию, ПЯТАКОВ сказал мне, что по решению троцкистского, или как он его называл, – запасного центра всей вредительской работой троцкистов на железнодорожном транспорте будет руководить СЕРЕБРЯКОВ, который в курсе моей работы на Южной дороге.
ПЯТАКОВ предложил мне немедленно связаться с СЕРЕБРЯКОВЫМ.
Вопрос: Вы связались с СЕРЕБРЯКОВЫМ?
Ответ: В конце 1933 года, приехав в Москву, я связался с СЕРЕБРЯКОВЫМ. Встретился я с ним у него на квартире. Я подробно рассказал СЕРЕБРЯКОВУ о той вредительской работе, которую я и ЗОРИН проводим на Южной дороге в соответствии с указаниями, полученными от ПЯТАКОВА.
СЕРЕБРЯКОВ также сообщил мне, что он и ПЯТАКОВ организуют троцкистов на проведение разрушительной, диверсионной работы в промышленности и на транспорте. СЕРЕБРЯКОВ уже приступил к созданию троцкистской организации на железнодорожном транспорте, которая займется вредительской разрушительной работой на железных дорогах.
“Железнодорожный транспорт, – сказал мне СЕРЕБРЯКОВ, – главный государственный нерв. Мы должны подрезать этот нерв. Сталин никакими мероприятиями тогда не сумеет выправить создавшееся положение в стране. Это замешательство будет использовано нами. Наши боевики окончательно разделаются со Сталиным и его штабом, и мы у власти. Вот и весь наш генеральный план”, – закончил СЕРЕБРЯКОВ.
СЕРЕБРЯКОВ изложил мне практические задачи троцкистов на транспорте. Он сказал, что основной работой троцкистов должно быть: разрушение паровозного парка; организация крушений; разложение дисциплины.
СЕРЕБРЯКОВ мне рассказал, что он уже приступил к восстановлению связей с троцкистами, работающими на дорогах, что он уже связался с МИРСКИМ, РОЗЕНЦВЕЙГОМ и АРНОЛЬДОВЫМ, которые так же, как и я развернули подрывную, вредительскую работу.
Мы условились с СЕРЕБРЯКОВЫМ, что по возвращении в Харьков я вместе с ЗОРИНЫМ приступлю к созданию троцкистских групп на Южной дороге и разверну подрывную работу.
Вопрос: Какие группы вами были созданы на Южной дороге?
Ответ: Я должен сказать, что за время работы на Южной дороге я особенно большую работу по восстановлению связей и созданию троцкистских групп развернуть не смог. У меня были большие связи с троцкистами на Украине, но троцкистов, непосредственно работающих на транспорте, я не знал. Я завязывал связи и привлекал к работе таких лиц только по мере их выявления.
Вопрос: Кто же конкретно вами был привлечен к работе на Южной дороге?
Ответ: Начальник Белгородского эксплуатационного района – ДЗЕДЗИЕВСКИЙ. Вербовал его ЗОРИН, а впоследствии я связался с ним лично.
ДЗЕДЗИЕВСКИЙ выполнял наши задания по срыву плана погрузки; крепко путал с передачей порожняка.
Такую вредительскую работу проводил и АВЕРБАХ – нач<альник> Дебальцевского, а потом Основянского эксплуатационных отделений.
АВЕРБАХА я ранее знал как троцкиста, поэтому я с ним имел откровенные разговоры и давал ему директивы по вредительству.
Одно время АВЕРБАХА за плохую работу хотели исключить из партии и привлекать к ответственности. Я его взял под свою защиту, объяснив его работу (фактически подрывную) и объективными причинами.
Я сейчас не помню фамилии ряда лиц, которые были завербованы ЗОРИНЫМ. Вспомню и покажу о них отдельно.
Мне несомненно в дальнейшем удалось бы развернуть на Южной дороге белее широкую вредительскую работу, но вскоре я был назначен начальником Северо-Кавказской дороги и дальнейшее выполнение указаний СЕРЕБРЯКОВА по Южной дороге взял на себя ЗОРИН.
Вопрос: А в чем выразилось Ваше участие в работе украинского троцкистского центра?
Ответ: Всей троцкистской работой на Украине руководили ЛОГИНОВ, ГОЛУБЕНКО и КОЦЮБИНСКИЙ. Мы договорились, что в моих руках будет сосредоточена транспортная линия. При встречах с ЛОГИНОВЫМ, ГОЛУБЕНКО и КОЦЮБИНСКИМ мне было известно, что они начали создавать троцкистские террористические диверсионные группы на ряде предприятий и в сов<етских> учреждениях Украины. Всех лиц, привлеченных ими к работе, я сейчас не помню.
Вопрос: Когда Вы были назначены начальником Северо-Кавказской ж<елезной> д<ороги>?
Ответ: В декабре месяце 1933 г.
Вопрос: Как Вы выполняли директивы ПЯТАКОВА и СЕРЕБРЯКОВА на Северо-Кавказской дороге?
Ответ: Приехав в Ростов, я начал знакомиться с людьми и работой дороги. Так как местная парторганизация меня не знала, то задача моя состояла в том, чтобы на первый период времени начать работать так, чтобы не вызвать со стороны парторганизации никаких подозрений. Выполнение директивы СЕРЕБРЯКОВА на Северо-Кавказской дороге я начал проводить сам, поскольку к этой работе я еще не мог привлечь кого-либо из троцкистов. Подрывная работа заключалась в следующем: снабжение порожними вагонами Донецкой и Юго-Восточной дорог под погрузку угля во многом зависело от подачи порожняка Северо-Кавказской дорогой. Я использовал местнические настроения, грузил второстепенные грузы и под различными предлогами не выполнял приказов НКПС по передаче порожних вагонов и этим самым систематически срывал погрузку угля на Донецкой и Юго-Восточной дорогах. НКПС приходилось несколько раз присылать уполномоченных для продвижения порожних вагонов на Донецкую и Юго-Восточную дороги. Когда же эти уполномоченные уезжали, я опять создавал пробки и подачу вагонов срывал.
В дальнейшем к вредительской работе по Северо-Кавказкой ж<елезной> д<ороге> я привлек скрытых троцкистов КОЛОКОЛКИНА – начальника Политотдела Ростовского Отделения, БРЕЙМАНА – начальника финотдела дороги, и АЛЕКСАНДРОВА – инспектора по кадрам.
Вопрос: Как Вам стадо известно, что КОЛОКОЛКИН, БРЕЙМАН и АЛЕКСАНДРОВ –скрытые троцкисты?
Ответ: КОЛОКОЛКИН приехал работать в Ростов несколько позднее меня. Во время встречи в крайисполкоме с троцкистом КАПЛИНСКИМ последний сказал мне, что в Ростов приехал свой человек – КОЛОКОЛКИН. В одном из разговоров я сказал КОЛОКОЛКИНУ, что мне известно от КАПЛИНСКОГО о том, что он троцкист. КОЛОКОЛКИН вначале растерялся, я его успокоил к предложил ему разговаривать со мной откровенно. Я сказал ему, что раз он троцкист, то он должен работать, а не ограничиваться только вынашиванием в себе злобы против СТАЛИНА. КОЛОКОЛКИН согласился работать под моим руководством и спросил, что он конкретно должен делать.
Я ему ответил, что сейчас основной задачей является выявление наших людей в Ростовском отделении и в первую очередь выявление скрытых и бывших троцкистов среди работников, которых мы могли бы впоследствии использовать и вовлечь в организацию.
КОЛОКОЛКИН оказался хорошим подпольным организатором и впоследствии был одним из руководителей троцкистской организации на Северо-Кавказской дороге.
В скором времени уехал нач<альник> политотдела дороги РОЗЕНТАЛЬ. Назначили нового начальника политотдела. Этот новый начальник политотдела стал подбирать себе заместителя из начальников политотдела отделений. Я порекомендовал ему КОЛОКОЛКИНА, что дало мне возможность его шире использовать по троцкистской работе на дороге.
КОЛОКОЛКИНА в Москве долго не утверждали и только после моего нажима и по моему настоянию он был назначен заместителем начальника политотдела дороги.
Уже во время работы КОЛОКОЛКИНА в политотделе дороги я в одной из бесед рассказал ему о существовании в Москве троцкистского центра, который руководит всей подпольной работой по Союзу, что задача этого центра – борьба со СТАЛИНЫМ методами террора и диверсий. КОЛОКОЛКИН был настроен воинственно и воспринял мою информацию положительно. Он сказал мне, что если бы ему лично предложили убить СТАЛИНА, он ценою собственной жизни выполнил бы это поручение организации.
КОЛОКОЛКИН очень активно занялся выявлением троцкистов на дороге и приступил к сколачиванию троцкистских групп.
Однако вскоре был разрешен вопрос о разделении Северо-Кавказской дороги, и при моем активном участии КОЛОКОЛКИН был назначен нач<альником> политотдела Северо-Кавказской дороги.
Мы условились с КОЛОКОЛКИНЫМ, что он возглавит и будет руководить троцкистской работой на Новой Северо-Кавказской дороге.
Вопрос: А как Вами был привлечен к работе БРЕЙМАН?
Ответ: Однажды я ехал из Ростова в Москву с БРЕЙМАНОМ. Мы с ним разговорились, и я спросил у него, имеет ли он парт<ийные> взыскания. Он мне ответил, что он имеет выговор. Я поинтересовался, за что он имеет выговор. БРЕЙМАН мне ответил, что в 1927 г. на ячейке он воздержался от голосования при исключении троцкистов из партии, так как сам сочувствовал троцкистам. Я снова его спросил, сочувствовал ли он только или был троцкистом. Он мне сказал, что его знали как сочувствующего, а по существу он был троцкистом. “Да ведь Вы тоже троцкист”, – сказал мне БРЕЙМАН. В этом разговоре я выявил его как сохранившегося троцкиста.
После возвращения в Ростов я решил привлечь БРЕЙМАНА к троцкистской работе; так как он был нач<альником> финотдела дороги, я поручил ему прижимать финансами хозяйство дороги. На его вопрос, чем вызвано такое поручение, я ему ответил, что это так необходимо. “Вы ведь воздержались от голосования, значит Вы остались троцкистом”. БРЕЙМАН мне подтвердил, что он действительно остался троцкистом. “Вот поэтому, –сказал я ему, – Вам и нужно проводить такую работу”.
Тут же я БРЕЙМАНУ рассказал в общих чертах о тех задачах, которые стоят перед троцкистами, БРЕЙМАН согласился принять участие в подпольной работе и выполнять мои задания.
БРЕЙМАНУ удалось под различными предлогами запутать финансы дороги, целый ряд депо своевременно не получали денег, несвоевременно переводилась зарплата рабочим, сокращались люди там, где они нужны были, все это било по дороге в целом.
Когда я был переброшен на Курскую дорогу, я забрал г собою БРЕЙМАНА. На Курской дороге он по моему поручению активно вел вредительскую работу также в области финансов. Переезжая на работу в НКПС, я БРЕЙМАНА направил на Юго-Западную дорогу к ЗОРИНУ, которому нужен был свой человек. Специальных установок БРЕЙМАНУ при отъезде к ЗОРИНУ я не давал, но сказал, что ЗОРИН человек свой, и под его руководством нужно проводить троцкистскую работу. БРЕЙМАН согласился и поехал. Впоследствии ЗОРИН информировал меня, что БРЕЙМАН добросовестно выполняет троцкистские поручения.
Нужно здесь добавить, что во время партпроверки всплыл вопрос о прошлой причастности к троцкистам БРЕЙМАНА. Его хотели исключить из партии. Его вызвали в политотдел. Он два раза заходил ко мне и просил посоветовать, что ему делать. Я порекомендовал БРЕЙМАНУ пойти и сказать, что такой случай, когда он воздержался от голосования, действительно был, что он его не скрыл, а просто считал незначительным
фактом и поэтому упустил из виду. Я звонил несколько раз нач<альнику> политотдела Курской дороги, и БРЕЙМАНА оставили в партии.
Вопрос: Работая на Северо-Кавказской ж<елезной> д<ороге>, Вы встречались с СЕРЕБРЯКОВЫМ?
Ответ: Да, встречался в 1934 г. Встреча произошла на квартире у СЕРЕБРЯКОВА. Я его информировал о том, что мне удалось проделать на Северо-Кавказской дороге. СЕРЕБРЯКОВ предложил мне добиться срыва налива нефтепродуктов – керосина и масла для сельскохозяйственных работ. Это задание СЕРЕБРЯКОВА я выполнить не смог, потому что налив нефтепродуктов для сельскохозяйственных работ находился под очень строгим наблюдением ЦК, и на местах были уполномоченные СТО, в частности по наливу на Северо-Кавказской дороге уполномоченным СТО был нач<альник> ГПУ Северо-Кавказского края, который установил через органы ГПУ соответствующий контроль за своевременной подачей цистерн и полным наливом их этими продуктами. Я спросил СЕРЕБРЯКОВА, как идут дела на других дорогах. СЕРЕБРЯКОВ рассказал мне, что за это время ему удалось привлечь для работы на транспорте МИРОНОВА и ФУФРЯНСКОГО, которые по его заданию активно проводят разрушительную работу – МИРОНОВ на дороге, а ФУФРЯНСКИЙ в НКПС по линии паровозного хозяйства. “На новую дорогу Москва–Донбасс, – сказал мне СЕРЕБРЯКОВ, – назначен ЕМШАНОВ, который является участником организации. ЕМШАНОВУ дано задание развернуть вредительскую работу на магистрали Москва–Донбасс”.
Вопрос: С БЕЛОБОРОДОВЫМ в Ростове Вы были связаны?
Ответ: Нет, не был связан. БЕЛОБОРОДОВА я знал как видного троцкиста, но лично с ним не был знаком. Я, конечно, мог с ним связаться, но в условиях Ростова (поскольку БЕЛОБОРОДОВ был слишком приметной фигурой) это делать было опасно.
Вопрос: А с ГЛЕБОВЫМ-АВИЛОВЫМ Вы были связаны?
Ответ: Он со мной связался в Ростове в конце 1935 г., как он сказал, по заданию ПЯТАКОВА. ГЛЕБОВ-АВИЛОВ был полностью в курсе как моей работы, так и работы троцкистского центра. Он мне рассказал, что в Ростове существует троцкистская организация, возглавляют ее БЕЛОБОРОДОВ и он – ГЛЕБОВ, причем БЕЛОБОРОДОВ ведет работу по созданию террористических групп, а он – ГЛЕБОВ, по директиве ПЯТАКОВА проводит вредительскую работу на “Сельмаше”.
Мы условились встретиться и более подробно поговорить. Встреча эта не состоялась, так как через непродолжительное время я был переведен в Москву. Проработав два месяца нач<альником> Курской дороги, я был назначен зам<естителем> Наркомпути и здесь, установив связь с ПЯТАКОВЫМ и СЕРЕБРЯКОВЫМ, я по их директивам развернул более активную вредительскую работу на железнодорожном транспорте.
Вопрос: Какие директивы Вы получали от ПЯТАКОВА и СЕРЕБРЯКОВА, работая в НКПС?
Ответ: После моего переезда в 1935 г. в Москву время одной из встреч с ПЯТАКОВЫМ в его кабинете в Наркомтяжпроме ПЯТАКОВ передо мной поставил новую задачу. Он мне сказал: “В связи с тем, что на транспорт назначен КАГАНОВИЧ, работа железнодорожного транспорта начинает улучшаться. Бесспорно, КАГАНОВИЧ доберется до самых мелочей, мешающих работе транспорта. Смотри – уже первые месяцы работы КАГАНОВИЧА показали, что работа ж<елезно>д<орожного> транспорта идет вверх. Центр решил, что ты вместе с СЕРЕБРЯКОВЫМ возглавишь работу всех троцкистских групп на транспорте”.
Через несколько дней я встретился с СЕРЕБРЯКОВЫМ у меня в вагоне. Мы обсудили с ним, как нужно практически усилить диверсионную работу троцкистских организаций на транспорте.
Мы решили, что сейчас главная задача состоит в том, чтобы организовать саботаж выполнения приказа КАГАНОВИЧА по паровозному хозяйству. “Когда паровозы будут работать плохо, тогда и энергия КАГАНОВИЧА нам не страшна”, – сказал СЕРЕБРЯКОВ.
Мы условились с СЕРЕБРЯКОВЫМ, что, поскольку я работаю в аппарате НКПС, я буду практически руководить работой троцкистских групп на железнодорожном транспорте.
Вопрос: Какой состав троцкистской организации на транспорте был к моменту Вашего перехода на работу в НКПС?
Ответ: Я могу только здесь назвать основных руководителей троцкистских групп по дорогам:
1) На Юго-Западной дороге – ЗОРИН. Как я показывал выше, он был завербован в организацию мною в 1932 году.
2) На Северо-Кавказской дороге – КОЛОКОЛКИН – завербован мною в конце 1934 года.
3) На Закавказской дороге – РОЗЕНЦВЕЙГ, он был завербован СЕРЕБРЯКОВЫМ в 1933 г.
4) На Юго-Восточной дороге – АРНОЛЬДОВ – завербован СЕРЕБРЯКОВЫМ в 1933 г.
5) На Томской дороге – МИРОНОВ, завербован СЕРЕБРЯКОВЫМ, если не ошибаюсь, в 1934 г., возможно и раньше.
6) На дороге Москва–Донбасс – ЕМШАНОВ, завербован СЕРЕБРЯКОВЫМ в 1934 г.
7) На Омской дороге ФУФРЯНСКИЙ. До этого он был заместителем начальника паровозного управления НКПС – завербован СЕРЕБРЯКОВЫМ в 1934 г.
8) МИРСКИЙ в 1935 г. работал в НКПС начальником Восточного отдела Управления эксплуатации, в 1936 г. он был назначен начальником Красноярской дороги. МИРСКИЙ был завербован СЕРЕБРЯКОВЫМ в 1933 г.
Когда я впоследствии лично связался с МИРСКИМ, он при выезде с Сибирь имел от меня задание привлечь в организацию ДРЕЙЗЕНШТОКА – помощника начальника Восточно-Сибирской дороги, и БУРОВА – заместителя начальника Забайкальской дороги. О них я покажу ниже.
9) На дороге им. Кагановича – заместитель начальника дороги НАУМОВ, его вовлек в организацию МИРОНОВ. Об этом он мне рассказывал в 1935 г.
10) На Куйбышевской дороге ПЕТРОВ, до этого он работал начальником Восточно-Азиатского отдела паровозного управления НКПС, его вовлек в организацию ФУФРЯНСКИЙ.
11) На Южно-Уральской дороге – КНЯЗЕВ. Кем персонально КНЯЗЕВ был завербован в троцкистскую организацию, я не знаю. О его принадлежности к организации я узнал со слов СЕРЕБРЯКОВА в 1934 г. Связался же со мной КНЯЗЕВ в 1935 г.
12) ЛЬВОВ – начальник паровозной службы дороги Москва–Донбасс, был вовлечен в организацию ЕМШАНОВЫМ.
13) Начальник Планового Отдела дороги Москва-Донбасс, фамилию я не помню, тоже был вовлечен в организацию ЕМШАНОВЫМ.
14) Лично мною в НКПС был завербован в начале 1935 г. РОКОС – начальник Южного Отдела Управлении пути НКПС.
15) Начальник паровозной службы Томской дороги, фамилии сейчас не помню, был правой рукой у МИРОНОВА. О нем мне говорил МИРОНОВ.
Вопрос: С кем из перечисленных участников организации Вы лично были связаны?
Ответ: Лично я связался в разное время: с РОЗЕНЦВЕЙГОМ, АРНОЛЬДОВЫМ, КОЛОКОЛКИНЫМ, МИРОНОВЫМ, ФУФРЯНСКИМ, ЕМШАНОВЫМ, ЗОРИНЫМ, КНЯЗЕВЫМ, МИРСКИМ и РОКОСОМ.
Вопрос: Каким образом Вы связалась с названными Вами участниками организации?
Ответ: О КОЛОКОЛКИНЕ, ЗОРИНЕ и РОКОСЕ я уже говорил. Что же касается РОЗЕНЦВЕЙГА, АРНОЛЬДОВА, МИРОНОВА, ФУФРЯНСКОГО, ЕМШАНОВА и КНЯЗЕВА, то они, за исключением ФУФРЯНСКОГО (с которым я связался лично), связались со мною в разное время по директиве СЕРЕБРЯКОВА.
Вопрос: Прежде чем перейти к выяснению обстоятельств, при которых Вы связались с участниками троцкистской организации на транспорте, – скажите, какие директивы Вами и СЕРЕБРЯКОВЫМ были даны этим участникам организации в 1935 г.?
Ответ: Общая директива – это была – усиление вредительской и диверсионной работы на транспорте. Конкретно она должна была выражаться: в разрушении паровозного хозяйства, организации крушений и аварий; срыве плана погрузки и организации в первую очередь саботажа и прямого срыва выполнения приказа КАГАНОВИЧА № 183, поскольку выполнение его должно было улучшить работу дорог.
Вопрос: Кому персонально из участников организации Вы лично дали такую директиву?
Ответ: Такую директиву я лично дал в 1935 г. ФУФРЯНСКОМУ, МИРОНОВУ, ЗОРИНУ, МИРСКОМУ, ЕМШАНОВУ и РОКОСУ, а через МИРСКОГО – ДРЕЙЗЕНШТОКУ и БУРОВУ.
Вопрос: Расскажите, при каких обстоятельствах Вами передавались эти директивы, и какая конкретная вредительско-диверсионная работа каждым из участников организации была проведена на дорогах?
Ответ: Начну с ФУФРЯНСКОГО. О том, что ФУФРЯНСКИЙ – скрытый троцкист и принимал участие во фракционной работе в 1925-26 г.г., мне сказал во время беседы в 1932 г. ДРОБНИС. О привлечении его в троцкистскую организацию мне сообщил СЕРЕБРЯКОВ в 1935 г.
В сентябре или октябре 1935 г, в один из выходных дней в доме отдыха НКПС я сказал ФУФРЯНСКОМУ, что я знаю о том, что он троцкист. ФУФРЯНСКИЙ смутился и спросил, откуда я это знаю, я ему ответил, что знаю это от ДРОБНИСА. После этого ФУФРЯНСКИЙ, придя ко мне в НКПС, начал расспрашивать, что я знаю про него еще.
Здесь, после предварительной беседы, <я> прямо ему сказал, что мне известно от СЕРЕБРЯКОВА о его участии в троцкистской организации и что имею задание от СЕРЕБРЯКОВА лично им, ФУФРЯНСКИМ, руководить.
Дальнейшая беседа пошла по линии разговора, что нужно делать.
Прежде всего я предупредил ФУФРЯНСКОГО, что он находится на подозрении у КАГАНОВИЧА как старый работник НКПС, предельщик, поэтому он должен проявить в работе максимальную осторожность. Я предложил ФУФРЯНСКОМУ самому и троцкистам, организационно с ним связанным, срывать график работы паровозов, ремонт паровозов производить недоброкачественно, постоянный запас запасных частей, который требовалось создать в каждом депо по приказу № 183, – задерживать, заказ запасных частей производить максимум в децентрализованном порядке, что создавало неразбериху и задержку в выполнении заказов.
Я также предложил ФУФРЯНСКОМУ связаться с теми начальниками заводов, которых он знает как троцкистов, дать им задания задерживать выпуск паровозов из ремонта и особенно указать им на необходимость организации недоброкачественного ремонта.
Когда ФУФРЯНСКИЙ дал согласие на эту работу, я спросил его, кого он в аппарате паровозного управления НКПС может привлечь к вредительской работе. ФУФРЯНСКИЙ мне ответил, что для этой работы совершенно свободно можно привлечь скрытого троцкиста ПЕТРОВА – начальника Восточно-Азиатского отдела паровозного управления НКПС, который очень обижен и резко настроен против всех намечаемых КАГАНОВИЧЕМ мероприятий.
Вскоре ФУФРЯНСКИЙ уехал на дороги по проведению приказа № 183.
По возвращении его из поездки он мне рассказал, что установил связь и вовлек в работу целый ряд ранее известных ему троцкистов, которые приступили к выполнению моей директивы.
При этой встрече и в дальнейших беседах ФУФРЯНСКИЙ меня информировал, что особенно большую разрушительную работу удалось провести в депо дорог Томской, Омской, Восточно-Сибирской и дороги Москва–Донбасс.
Вскоре ФУФРЯНСКИЙ был назначен начальником Омской дороги и уехал туда на работу.
Во время пребывания ФУФРЯНСКОГО в Москве на заседании совета в 1936 году у меня с ним была короткая беседа. На вопрос, как у него идут дела, ФУФРЯНСКИЙ мне ответил, что хорошо. На мой вопрос, как же хорошо, если общие показатели работы дорог повысились, ФУФРЯНСКИЙ мне ответил, что это явление временное, смущаться этим не нужно, так как он считал необходимым после смены руководства в НКПС завоевать хоть кое-какое доверие у КАГАНОВИЧА.
В этой же беседе я ФУФРЯНСКОМУ сказал, что он должен продолжать работу по саботированию и срыву приказа № 183. ФУФРЯНСКИЙ мне ответил, что эту работу он проводит, и как новый объект вредительской работы он себе наметил невыполнение предусмотренных в плане капиталовложений по водоумягчителям. Больше встреч у меня с ФУФРЯНСКИМ до момента моего ареста не было.
Я упустил из вида сказать, что ФУФРЯНСКОМУ было известно о том, что МИРОНОВ ведет аналогичную вредительскую работу на Томской дороге.
Перед отъездом ФУФРЯНСКОГО на Омскую дорогу я сказал ему следующее: “Имей в виду, что твой сосед по Томской дороге – МИРОНОВ будет с тобой ругаться из-за неприема нагонов. Ругаться с ним для вида надо, но учти, что МИРОНОВ тоже
член нашей организации, так что здесь у Вас должен быть контакт”.
Вопрос: А какие директивы Вы давали МИРОНОВУ и какую вредительско-диверсионную работу он провел на Томской дороге?
Ответ: В начале августа 1935 г. перед отъездом в Новосибирск после совещания в НКПС МИРОНОВ в беседе со мной заявил, что он имеет задание от СЕРЕБРЯКОВА связаться лично со мною. Так как я раньше знал от СЕРЕБРЯКОВА, что МИРОНОВ с ним связан, я не стесняясь МИРОНОВА сказал, что его вредительская работа на дороге должна заключаться в том, чтобы организовать саботаж и сорвать выполнение приказа № 183. МИРОНОВ эту директиву принял, и приказ № 183 на Томской дороге действительно выполнялся хуже, чем на любой другой дороге. В этой же беседе я спросил у МИРОНОВА, кто из троцкистов у него имеется на Пермской дороге. МИРОНОВ заявил, что на Пермской дороге в свое время им был привлечен к вредительской работе его заместитель НАУМОВ. НАУМОВ, по словам МИРОНОВА, в последнее время связан с уральскими троцкистами. Я предложил МИРОНОВУ связаться с НАУМОВЫМ, проинформировать последнего о директивах по вредительству и активизировать работу. Лично с НАУМОВЫМ мне связаться не удалось. Нужно отдать должное МИРОНОВУ. Он провел такую больную вредительскую работу, что фактически Томскую дорогу развалил.
Во время своего пребывания на Томской дороге КАГАНОВИЧ снял много людей и назначил новых. МИРОНОВА КАГАНОВИЧ хотел сохранить на работе и поэтому его не снял. Я же для маскировки в разговорах с КАГАНОВИЧЕМ настаивал на снятии МИРОНОВА. Когда МИРОНОВ прямо нарушил приказ КАГАНОВИЧА по приему вагонов от Омской дороги, он был все же снят и переведен в Москву в НКПС на должность начальника отдела электрификации. Когда МИРОНОВ приехал в Москву, у меня с ним в моем кабинете был разговор. Он был очень расстроен тем, что его сняли, но я его успокоил, говоря, что он будет работать в Москве и помогать мне в троцкистской роботе по аппарату НКПС и по дорогам. При этом я спросил МИРОНОВА, кто остался у него на Томской дороге. Он мне заявил, что так как там много новых людей, часть арестованы и часть сняты, то сейчас связь у него с троцкистами – руководящими работниками порвана. Главной же опорой его на Томской дороге был троцкист – быв<ший> нач<альник> паровозной службы, фамилию которого сейчас не помню.
Мы с МИРОНОВЫМ условились, что, когда он войдет в курс работы отдела, по возвращении моем из отпуска мы с ним наметим дальнейший план действий.
Однако после отпуска я с МИРОНОВЫМ уже никаких бесед не имел, так как к тому времени стало известно о моем участии в троцкистской организации.
Вопрос: Теперь о вредительской работе МИРСКОГО?
Ответ: МИРСКОГО я знаю как троцкиста еще с 1928 г. О нем как о троцкисте хорошо отзывались ДРОБНИС (когда мы в 1928 г. ехали на Дальний Восток), а затем позднее мне о нем рассказывал ГОЛУБЕНКО.
Когда я с МИРСКИМ встречался, он был заместителем начальника Октябрьской дороги. Это было, кажется, в 1933 г.
С МИРСКИМ я встречался еще в 1935 г., когда он учился в Академии.
Когда встал вопрос о переброске МИРСКОГО из Академии на должность начальника Восточного Отдела Управления Эксплуатации НКПС, я его кандидатуру на эту работу поддержал, и вскоре он был туда назначен. На эту должность его выдвигал также и АРНОЛЬДОВ, с которым он работал на Октябрьской дороге.
Так как мне раньше о МИРСКОМ говорил СЕРЕБРЯКОВ, в одну из бесед, которая была у меня с МИРСКИМ в 1935 году, я задал ему вопрос – в курсе ли он последних установок троцкистского центра. Он мне ответил, что он хорошо в курсе всех дел и все знает, так как был связан с СЕРЕБРЯКОВЫМ. Я спросил его, что он конкретно сейчас делает. МИРСКИЙ мне ответил буквально следующее: “Ты видишь, как грузят дороги Востока и как они работают. Так они и будут продолжать работать и дальше”.
После июльского совещания в ЦК МИРСКИЙ должен был поехать в командировку на дороги Востока. Перед своей поездкой в конце 1935 г. он был у меня, и я дал ему директиву связаться на Восточно-Сибирской дороге с ДРЕЙЗЕНШТОКОМ и на Забайкальской дороге – с БУРОВЫМ и дать им задания по разрушительной работе, главным образом по срыву выполнения приказа № 183 и по организации крушений. МИРСКИЙ принял эту директиву к исполнению.
Вопрос: Как он выполнял Вашу директиву?
Ответ: Когда МИРСКИЙ возвратился из командировки в начале 1936 г. в Москву, он мне рассказал, что связался с ДРЕЙЗЕНШТОКОМ и передал ему мою директиву.
В дальнейшем, когда МИРСКИЙ поехал начальником дороги в Красноярск, он ДРЕЙЗЕНШТОКА взял к себе на работу на Красноярскую дорогу.
Связался ли МИРСКИЙ с БУРОВЫМ – утвердительно ответить я сейчас не могу. По-моему, он с ним связался.
Вопрос: Как Вы установили организационную связь с РОЗЕНЦВЕЙГОМ, и какую вредительскую работу провел он на Закавказской дороге?
Ответ: В 1934 г. СЕРЕБРЯКОВ рассказывал мне, что РОЗЕНЦВЕЙГ в период 26-27 г.г. сочувствовал троцкистам, все время поддерживал с ним связь и информировался им – СЕРЕБРЯКОВЫМ о положении дел. В 1932-33 г.г. СЕРЕБРЯКОВ вовлек его в троцкистскую организацию. С СЕРЕБРЯКОВЫМ он был связан до 1935 года, а с начала 1936 г. он уже был связан со мной.
Связался я с ним так: в апреле 1936 г. после заседания совета он пришел ко мне в кабинет. РОЗЕНЦВЕЙГ заявил мне, что по указанию СЕРЕБРЯКОВА он должен связаться со мной и получить от меня дальнейшие директивы по подрывной работе. Он рассказал мне, что приказ НКПС № 183 у него по дороге выполняется очень плохо, и спросил, что ему делать в дальнейшем.
Я сказал РОЗЕНЦВЕЙГУ, что надо продолжать саботаж приказа № 183 и так организовать свою вредительскую работу на дороге, чтобы срывать план погрузки и нефтеналива. РОЗЕНЦВЕЙГ начал доказывать мне, что срывать план погрузки и нефтеналива опасно, так как на дороге много вагонов, своевременно подаются в цистерны, и за выполнением плана погрузки, особенно нефтеналива, очень строго следят все организации.
Я предложил тогда РОЗЕНЦВЕЙГУ организовать вредительскую работу так, чтобы сосредоточить главное внимание на паровозном хозяйстве и организовать крушения. РОЗЕНЦВЕЙГ обещал все это выполнить.
После этого я с РОЗЕНЦВЕЙГОМ больше не встречался, и как он конкретно выполнил мою директиву, мне неизвестно.
Вопрос: Какую вредительскую работу провел ЕМШАНОВ на дороге Москва–Донбасс?
Ответ: С ЕМШАНОВЫМ я связался в конце 1935 г. во время его приезда в НКПС. ЕМШАНОВ мне рассказал, что он виделся с СЕРЕБРЯКОВЫМ, который просил его зайти ко мне и получить соответствующие указания по вредительской работе на дороге Москва–Донбасс. Я ЕМШАНОВУ дал директиву проводить работу по срыву выполнения приказа № 183, где это легче всего было сделать с ссылкой на то, что дорога еще не закончена. Я предложил сну всячески вести сутяжничество со строителями, организовывать крушения на дороге и тормозить освоение паровозов “ФД”.
Эту директиву ЕМШАНОВ все время полностью выполнял, пока его не сняли.
Из информации ЕМШАНОВА я знал, что во вредительской работе ему помогает начальник планового отдела, фамилии его не помню, и начальник паровозной службы – ЛЬВОВ. Последний настолько развалил паровозное хозяйство дороги, и все это было настолько явно, что я сам вынужден был снять его, отдать по суд, чтобы избежать провала организации.
Вопрос: Когда Вы связались с АРНОЛЬДОВЫМ и какую вредительскую работу он проводил?
Ответ: Как я уже показывал раньше, от СЕРЕБРЯКОВА я знал, что АРНОЛЬДОВ – скрытый троцкист и уже привлечен к вредительской работе.
АРНОЛЬДОВ работал сначала начальником вагонного управления НКПС. От СЕРЕБРЯКОВА же я знал, что он в 1934 г. дал АРНОЛЬДОВУ задание проводить подрывную работу по линии вагонного хозяйства, по линии затягивания перехода на неразрезные буксы, торможения перехода на автосцепку и полное автоторможение, а такие затяжку создания вагонно-ремонтной базы.
Во время одного из моих приездов в Москву АРНОЛЬДОВ у меня в вагоне хвастался тем, что ему удалось втереть очки и запутать проекты и сметы на 4-х вновь строящихся вагоноремонтных заводах, показав сначала, что они будут стоить не дороже 15-20 миллионов рублей каждый, а после утверждения проектов и смет выяснится, что каждый завод должен будет стоить 40-50 миллионов рублей, и что строительство будет тянуться несколько лет. Таким образом, говорил АРНОЛЬДОВ, вагоноремонтная база для капитального ремонта вагонов не будет своевременно введена в эксплуатацию.
Снабжение запасными частями по вагонному хозяйству АРНОЛЬДОВ организовал таким образом, что дороги всегда испытывали большую нужду в них, и поэтому ремонт вагонов проводился исключительно плохо. Скопление больных вагонов на дорогах было все время значительно больше всяких норм. Когда управление эксплуатации НКПС ставило вопрос о необходимости усиления ремонта вагонов, АРНОЛЬДОВУ всегда удавалось выкручиваться и доказывать, что дело не в слабом ремонте вагонов, а в неправильном их распределении по дорогам.
У АРНОЛЬДОВА сидела специальная группа инженеров, привлеченных им к вредительской работе, которые по его заданиям составляли ему специальные расчеты, на основе которых АРНОЛЬДОВ и вступал со своими “доводами”. Вредительская работа этой группы молодых инженеров после прихода КАГАНОВИЧА на транспорт была расшифрована, и все они были арестованы.
Когда АРНОЛЬДОВА назначили заместителем начальника эксплуатационного управления НКПС, он вместе с МИРСКИМ и той группой молодых инженеров, которые, как я показал выше, были арестованы, проводил вредительскую работу по линии эксплуатации.
После ареста этой группы молодых инженеров АРНОЛЬДОВ был снят КАГАНОВИЧЕМ и назначен начальником Юго-Восточной дороги.
Перед своим отъездом АРНОЛЬДОВ заходил ко мне и от меня получил директиву об организации вредительской работы на Юго-Восточной дороге по линии паровозного хозяйства, пути и по крушениям. Эту работу АРНОЛЬДОВ выполнял на Юго-Восточной дороге. Троцкистами по указанию АРНОЛЬДОВА было организовано несколько взрывов паровозных котлов и произведена порча рельсов путем пропуска паровозов с большим прокатом. АРНОЛЬДОВ под маркой борьбы за выполнение плана погрузки захватывал вагоны, которые должны были идти на Донецкую дорогу, и грузил всякие второстепенные грузы, чем срывал план погрузки по Донецкой дороге. АРНОЛЬДОВУ удалось организовать ряд крушений на Юго-Восточной дороге.
СЕРЕБРЯКОВ и я считали, что диверсионная работа АРНОЛЬДОВА и его троцкистской организации на Юго-Восточной дороге проводится достаточно активно.
Вопрос: А ЗОРИНУ вы давали дополнительные директивы по вредительской работе?
Ответ: Да. ЗОРИНУ я давал аналогичную директиву о саботировании проведения в жизнь приказа № 183.Эту директиву я ему дал после августовского совещания 1935 года.
В одной из бесед во время заседания совета я ЗОРИНУ сказал, чтобы он осторожнее проводил свою работу на дороге, так как Нарком в беседе со мной высказывал недовольство ЗОРИНЫМ и говорил, что ЗОРИН работу дороги проваливает. ЗОРИНУ и его группе все же удалось так организовать саботаж выполнения приказа № 183, что к весне 1936 года дорога начала работать еще хуже.
Вопрос: А как вы связались с КНЯЗЕВЫМ и какие задания вы ему давали?
Ответ: КНЯЗЕВА И.А. как активного троцкиста я знал еще до 1933 года.
КНЯЗЕВ еще в период его работы в НКПС, кажется, в 1932-33 г.г. приезжал ко мне на Южную дорогу по вопросам погрузки угля. Я не помню сейчас, кто именно из украинских троцкистов рассказывал мне тогда, что КНЯЗЕВ – свой человек, троцкист.
В 1934 году СЕРЕБРЯКОВ мне сообщил, что КНЯЗЕВ – участник троцкистской организации на Урале, связан с рядом троцкистов и ведет Южно-Уральской дороге активную троцкистскую работу. Кажется, о КНЯЗЕВЕ мне говорил и ПЯТАКОВ.
Осенью 1935 года я встретился с КНЯЗЕВЫМ в Москве на совещании начальников дорог.
После совещания я попросил КНЯЗЕВА зайти ко мне в кабинет.
Я прямо тогда поставил перед КНЯЗЕВЫМ вопрос о том, что мне известно от СЕРЕБРЯКОВА, что он троцкист и что он ведет активную троцкистскую работу на дороге. КНЯЗЕВ нисколько не был удивлен моим “признанием” и сказал, что ему о моей троцкистской работе также известно. Я сказал КНЯЗЕВУ, что дальнейшую связь он будет поддерживать со мной и будет получать от меня указания по диверсионной работе на Южно-Уральской дороге.
Вторая встреча у меня с ним состоялась в начале 1936 года.
На Совете в 1936 году КАГАНОВИЧ назвал КНЯЗЕВА “заклинателем змей”. КНЯЗЕВ по этому поводу несколько был обеспокоен, но после моих с ним разговоров его беспокойство рассеялось. КНЯЗЕВ получил от меня директиву по саботажу приказа КАГАНОВИЧА № 183 и, уезжая, сказал: “Ничего, ничего, скоро он (КАГАНОВИЧ) почувствует “заклинателя змей”.
КНЯЗЕВ уехал на дорогу в боевом настроении.
Вопрос: Вы не все рассказали следствию о характере своей преступной связи с КНЯЗЕВЫМ. КНЯЗЕВ показывает, что он по вашему заданию организовал целый ряд крупных крушений на дороге с человеческими жертвами. Вам было известно, что КНЯЗЕВ связан с японской разведкой и с вашего согласия передал японской разведке целый ряд совершенно секретных, государственной важности сведений.
Ответ: Директивы об организации крушений на дороге я действительно КНЯЗЕВУ давал. Что же касается моей осведомленности о связях КНЯЗЕВА с японской разведкой и передаче этой разведке сведений с моего согласия – я отрицаю. КНЯЗЕВ мог быть связан с японской разведкой, но я об этом не знал. Мне он об этом не говорил.
Вопрос: Следствие предупреждает вас, что вам будет дана очная ставка с КНЯЗЕВЫМ, и поэтому предлагает сейчас дать по этому вопросу правдивые показания?
Ответ: Я еще раз заявляю, что о своей связи с японской разведкой КНЯЗЕВ мне не говорил.
Вопрос: При каких обстоятельствах вы привлекли к троцкистской работе РОКОСА – начальника Южного отдела Управления пути НКПС?
Ответ: В разговорах со мной парторг НКПС ПОГРЕБИНСКИЙ несколько раз высказывал свое недовольство тем, что в управлении пути работает, как он говорил, чужой человек, наверное, троцкист – РОКОС. На парткоме о РОКОС<Е> также несколько раз обсуждали вопрос.
Когда РОКОС в конце 1935 г. зашел ко мне, то между нами возник разговор о нападках на него парткома. РОКОС мне сказал, что он не знает, что ему делать. Это было один раз. Второй раз – ПОГРЕБИНСКИЙ крепко взял его в работу, и РОКОС зашел ко мне и просил у меня защиты. Я его спросил, почему я его должен защищать, на что он мне ответил: “Ну, вы знаете, я не такой, о ком говорит ПОГРЕБИНСКИЙ, я сижу и работаю с пользой” и т.д. Я тогда ему сказал: раз он не такой, почему он тогда ко мне приходит. Я обещал ему поговорить с ПОГРЕБИНСКИМ. С ПОГРЕБИНСКИМ я говорил и просил РОКОСА не трогать. РОКОСА я успокоил и сказал, что его трогать не будут. Насколько я помню, стоял вопрос даже об его исключении из партии. Меры были приняты, и ему, кажется, объявили выговор за его одно неудачное выступление.
В 1936 году, когда награждали работников управления, РОКОС был также включен в список на значок почетного железнодорожника. ПОГРЕБИНСКИЙ все время настаивал на том, чтобы ему значка не давать, я же РОКОСА в список вставил, и он этот значок получил. Я его позвал к себе в кабинет, не помню, специально ли за этим делом, и сказал ему, что он получает знак почетного железнодорожника, что ПОГРЕШНСКИЙ был против, но ему этот значок дали, и при этом задал ему вопрос: был ли он троцкистом или нет? “Вы же знаете, – сказал я, – что я бывший троцкист”. – “Да, знаю” – ответил РОКОС. – “Так скажите мне, троцкист ли вы и скрыли ли вы это?” РОКОС мне сказал, что он является троцкистом и это скрыл, после чего я ему сказал, что у меня с ним будет разговор, только об этом, понятно, он никому не должен говорить. Вскоре я его вызвал и сказал, что ему как троцкисту у меня имеется задание, которое состоит в том, чтобы он взял на себя обязанность выявить скрытых троцкистов на дороге, связаться с ними для того, чтобы организовать невыполнение плана путейских работ. Он на меня посмотрел и спросил: “В чем дело?” Я ему ответил, что имеется такое задание от наших людей, и его нужно выполнять. РОКОС обещал над этим подумать. Через день или два он пришел ко мне и сказал, что он согласен и что задание мое он принимает. Это было уже весной 1936 года. Я ориентировал РОКОСА о задачах троцкистской организации, не рассказав ему, конечно, деталей о существующем центре и т.д.
РОКОС хорошо выполнял мои вредительские директивы. Он начал связываться с теми людьми, которых он знал раньше как троцкистов и привлекать их к работе. РОКОС мне говорил, что у него налаживаются связи на Сталинской, Юго-Восточной, Москва–Донбасс, Кагановича, Южно-Уральской и Куйбышевской дорогах. РОКОС очень активно работал, и в дальнейшем план путейских работ стал выполняться настолько плохо, что это грозило большим провалом.
Когда КАГАНОВИЧ был в отпуску, то мне управление пути и контроль давали данные о выполнении плана работ Южным отделом управления пути, из которых я видел результаты большой вредительской работы РОКОСА. Я начал предупреждать РОКОСА, чтобы он особенно не зарывался, так как на этом мы можем все провалиться.
Когда возвратился КАГАНОВИЧ из отпуска, он посмотрел на ход выполнения путейской программы, собрал совещание путейцев, дал соответствующие директивы, заставил составить план по декадам, организовал строгое наблюдение за этим, и это затруднило нам возможность в дальнейшем срывать выполнение плана путейских работ.
Через некоторое время я уехал в отпуск и, когда вернулся – мне КАГАНОВИЧ сказал, что имеются показания о моей причастности к троцкистской организации, поэтому я всякую связь с РОКОСОМ и другими участниками прекратил.
Вопрос: Сколько встреч у вас было с ПЯТАКОВЫМ за время Вашей работы Замнаркомпути?
Ответ: У меня с ПЯТАКОВЫМ был целый ряд встреч, но по делам организации я с ним говорил два раза. Обе встречи, если я не запамятовал, у меня с ним были в начале 1936 года. ПЯТАКОВ выражал недовольство, почему так мало сделано в смысле организации вредительской работы на железнодорожном транспорте. Он говорил, что рост погрузки и улучшение работы железнодорожного транспорта требуют усиления нашей вредительской работы. Единственно он признал, что работа по организации диверсионных актов – крушений выполняется. ПЯТАКОВ требовал от меня увеличения связей и большого вовлечения в организацию ответственных людей на дорогах и в самом аппарате НКПС.
Я в своих ответах говорил ПЯТАКОВУ, что я нахожусь в затруднительном положении в связи с тем, что очень недолгое время работаю в центральном аппарате НКПС, что после прихода КАГАНОВИЧА в НКПС аппарат перестроен, туда влито много новых людей, что проверка и партийный надзор установлены таким образом, что требуют чрезвычайно осторожного конспиративного подхода, благодаря чему вредительская работа и развивается очень медленно.
Я доказывал ПЯТАКОВУ, что как только мне удасться больше познакомиться с людьми, узнать, кто из начальников дороги и их заместителей – бывшие или скрытые троцкисты, я расширю работу по организации вредительства, но сейчас я вынужден подходить к этому вопросу очень осторожно, так как назначение и перемещение таких людей, как начальники дорог, заместители и начальники служб, – делает сам КАГАНОВИЧ.
ПЯТАКОВ дал мне директиву во что бы то ни стало усилить и расширить вредительскую работу, сказав, что по линии промышленности он принял соответствующие меры по невыполнению заказов для транспорта.
Далее ПЯТАКОВ сказал также, что он потребует от СЕРЕБРЯКОВА, чтобы тот, как человек, знающий кадры транспорта, принял меры к большему вовлечению людей к нашей вредительской работе.
Вопрос: Какое участие вы принимали в подготовке террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б) и правительства?
Ответ: Участия в подготовке террористических актов я не принимал.
Вопрос: Директивы ТРОЦКОГО о переходе к террору в борьбе с руководством ВКП(б) и правительством вам были известны?
Ответ: Были известны от ЛОГИНОВА, ПЯТАКОВА, СЕРЕБРЯКОВА и других.
Вопрос: Разве вам ПЯТАКОВ и СЕРЕБРЯКОВ не давали задания готовить террористические группы на транспорте?
Ответ: Как ПЯТАКОВ, так и СЕРЕБРЯКОВ, информируя меня о директивах ТРОЦКОГО, говорили, что в мою задачу входит организация и руководство диверсионной работой на транспорте. Передо мною они не ставили задачу организации на транспорте террористических групп.
Вопрос: Следствию известно, что ваши сообщники разрабатывали планы организации крушений поездов, с которыми следовали правительственные вагоны. Вы не могли не знать об этих диверсионно-террористических планах?
Ответ: Мне было известно от ПЯТАКОВА, СЕРЕБРЯКОВА, ЛОГИНОВА, ГЛЕБОВА-АВИЛОВА, что террористические группы созданы, что ими подготавливаются теракты против СТАЛИНА и членов правительства, ноя лично участия в подготовке террористических групп не принимал.
Протокол с моих слов записан правильно, мною прочитан.
Допросили:
НАЧ. 4-го ОТДЕЛА ГУГБ НКВД СССР –
КОМИССАР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСН. 3 РАНГА – КУРСКИЙ.
Вр. НАЧ. 4-го ОТДЕЛА УНКВД по Западно-Сибирскому краю –
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – ПОПОВ.
Верно:
СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР 8 ОТДЕЛА ГУГБ
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – Голанский (Голанский)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 269, Л. 74-114.
[1] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Герсбергом”.
