Совершенно секретно.
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. СТАЛИНУ.
Направляю Вам протоколы допросов арестованных Управлением НКВД Свердловской области участников контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации ПУЧКОВА В.И. от 31/Х, КРИВОНОСА С.Л. и МИХЕТКО Н.П. от 1 ноября с<его> г<ода>.
ПУЧКОВ и КРИВОНОС дали показания о конкретной диверсионно-вредительской деятельности контрреволюционной организации в системе треста “Уралмедьруда” и в шахтстрое “Кизелугля”.
МИХЕТКО дал дополнительные показания (см. наше сообщение № 58495 от 4/XI-с<его> г<ода>) о шпионско-диверсионной работе по заданию японской разведки.
По показаниям ПУЧКОВА проходит бывш<ий> управляющий трестов “Уралуголь” и “Кизелуголь” АБРАМОВ Я.К., член ВКП(б), в настоящее время управляющий “Гипрошахт” в Харькове.
Считаю необходимым АБРАМОВА арестовать, прошу санкции.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР: Ежов (ЕЖОВ)
11 ноября 1936 года.
№ 58558
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 254, Л. 1.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ПУЧКОВА, Василия Ивановича –
от 31 октября 1936 года
ПУЧКОВ, Василий Иванович, 1888 года рождения, уроженец с. Васильково, б<ывшего> Мышкинского уезда Ярославской губ<ернии>, б<ес>парт<ийный>, в 1915 г. закончил Екатеринославский горный институт, сын помещика, подпоручик царской и армии Колчака, мл<адший> столоначальник Горного департамента колчаковского правительства, затем эмигрировал в Японию, где жил до 1928 г.; до ареста – ст<арший> инженер-конструктор треста “Уралмедьруда”. –
Вопрос: В Вашей автобиографии Вы указываете, что возвратились в СССР из эмиграции в Японию в 1928 году.
При каких обстоятельствах Вы попали в эмиграцию?
Ответ: В СССР из Японии я прибыл впервые в 1928 г.
Всю гражданскую войну я пробыл на стороне белых, а затем, когда белое движение было разбито, – я эмигрировал в Японию.
Я имел полную возможность много раз остаться в Советской России, но эту возможность я не использовал, ибо, будучи враждебно настроен к Советской власти, – считал для себя невозможным остаться в СССР и работать с Советской властью. Из этих побуждений я даже бросил в России жену с детьми и связал свою судьбу с белыми.
В 1918 году я, будучи в чине подпоручика, заведовал мастерской на Ижевском военном заводе и при отступлении белых бежал вместе с ними.
В Омске я был зачислен в резерв чинов Главного артиллерийского Управления колчаковского правительства и одновременно работал в Горном департаменте министерства торговли и промышленности.
В 1919 г. я был передан в распоряжение чешского командования и затем вместе с ними отступал до Владивостока.
В Владивостоке по рекомендации бывш<его> директора Горного департамента в Омске – АНЕРТА я был назначен Управляющим угольных шахт фирмы “Эриксон и Лильге” на о. Сахалине.
Впоследствии в 1922 г. я перешел в фирму ПЕТРОВСКОГО, заведывая до 1925 г. ее рудником, и одновременно преподавал в Александровском реальном училище.
В 1925 г. в связи с установлением на о. Сахалине Советской власти я имел полную возможность остаться в СССР, снова бежал от Сов<етской> власти и эмигрировал в Японию.
Вопрос: Что Вас в таком случае побудило возвратиться в 1928 г. в СССР?
Ответ: К этому времени наладилась нормальная связь с Советским Союзом. Я стал получать письма от семьи, которая звала меня вернуться домой.
Я возбудил ходатайство о приеме меня в гражданство СССР, был принят и возвратился в 1928 г. в Советский Союз. Только эти семейные мотивы и были причиной моего возвращения в СССР.
Вопрос: Чем Вы занимались, возвратившись в СССР?
Ответ: Возвратившись в Советский Союз, я приехал в Москву, где у меня живут сестра и брат.
Здесь я решил поступить в угольную промышленность.
В телефонной книжке я разыскал адрес Главтопа. Явившись туда, я был дежурным по справочному столу направлен к инженеру НАЗАРОВУ Григорию Васильевичу, которому предложил свои услуги по работе.
НАЗАРОВ Г.В., узнав от меня, что я приехал из Японии и ищу работу, тщательно расспросил меня о моем прошлом, работе у Колчака и на Сахалине, – принял в моем устройстве на работу горячее участие. Он предложил мне зайти через несколько дней, обещав переговорить с кем следует.
Вопрос: Знали Вы инженера НАЗАРОВА раньше?
Ответ: Нет, не знал.
Вопрос: Чем же вызвано, что НАЗАРОВ, как Вы указываете, принял в Вашем устройстве на работу горячее участие?
Ответ: Не знаю.
Вопрос: Вы не можете этого не знать. Вы, участник белогвардейского движения, прибыв из эмиграции, сразу же явились в Главтоп к НАЗАРОВУ, а он непонятно почему принял в Вашем устройстве на работу такое деятельное участие?
Ответ: Повторяю, что причины такого отношения НАЗАРОВА мне неизвестны. Я предполагал, что нуждались в инженерах-горняках и поэтому так ко мне отнеслись.
Вопрос: Устроил ли Вас НАЗАРОВ на работу?
Ответ: После указанного мною разговора – я был НАЗАРОВЫМ приглашен в кабинет ст<аршего> директора Главтопа ФИНКЕЛЬШТЕЙНА, который, очевидно, уже был НАЗАРОВЫМ обо мне проинформирован, т.к. начал со мной разговор, будучи вполне осведомлен о моем прошлом пребывании на Сахалине и в Японии.
Он переспросил меня о роде [1] деталей работы на Сахалинских шахтах и предложил поехать на работу в Уралкузбассуголь.
Я согласие дал.
При этой встрече ФИНКЕЛЬШТЕЙН отнесся ко мне подчеркнуто любезно, характер его отношений тогда мне показался очень странным, ибо, бесспорно, выходил из рамки обычно-принятых официальных отношений.
Вопрос: Вы знали ФИНКЕЛЬШТЕЙНА раньше?
Ответ: Нет, не знал.
Вопрос: Приводимая Вами версия Вашего поступления на работу в Главтоп не соответствует действительности.
Вы явились в Главтоп к НАЗАРОВУ и ФИНКЕЛЬШТЕЙН<У>, которых видели впервые, рассказали им о том, что Вы белогвардеец и эмигрант, а они по совершенно непонятным причинам отнеслись к Вам подчеркнуто любезно и приняли деятельное участие в устройстве Вас на работу в Кузбассуголь.
Это неправда.
Бесспорно, либо Вы их знали раньше, либо имели к ним соответствующие рекомендации.
Отвечайте правду.
Ответ: Я снова утверждаю, что НАЗАРОВА и ФИНКЕЛЬШТЕЙНА раньше не знал, и истинные мотивы, побудившие их принять во мне деятельное участие, мне неизвестны.
Вопрос: Когда и в качестве кого Вы поступили на работу в Кузбассуголь?
Ответ: В июне 1928 г. я приехал в Кемерово и был назначен инженером по капитальному строительству треста “Кузбассуголь”.
Моим непосредственным начальником был технический директор треста – инженер ЛЕОНТЬЕВ Сергей Николаевич.
В тресте “Кузбассуголь” я пробыл недолго, ибо в конце 1928 года в Новосибирске было организовано новое угольное объединение “Сибуголь”, куда я перешел вместе с ЛЕОНТЬЕВЫМ.
ЛЕОНТЬЕВ был назначен начальником отдела капитального строительства “Сибугля” и взял меня с собой в качестве заведывающего горной частью этого отдела.
Вопрос: Известно ли было ЛЕОНТЬЕВУ Ваше прошлое?
Ответ: Да, ЛЕОНТЬЕВУ мое прошлое было хорошо известно. У меня создались с ним дружеские отношения, я от него ничего не скрывал. Неоднократно беседуя, мы говорили об Японии, ее роли на Востоке, о возможной войне и проч<ем>. Особо часто эти беседы мы вели в период имевшихся в 1929 году военных осложнений СССР с Манчжурией.
Вопрос: Выше Вы показывали, что причиной эмиграции в Японию было Ваше враждебное отношение к Советской власти, изменилось ли оно у Вас по возвращении в СССР?
Ответ: Я никогда не был в Советской России и, возвратившись из Японии на родину, – я застал ее коренным образом изменившейся. Я хорошо знал царскую Россию, здесь же все было иначе, и многое с чем я примириться не мог.
Я не верил в возможность строительства промышленности в таких размерах, как об этом писалось, я считал, что Россия не сумеет обойтись без иностранных капиталовложений и концессий, что поднимать такое огромное дело, как строительство большого Кузбасса – это неоправдываемое безумие.
Я не привык к контролю рабочих, а поэтому также не мог примириться с существованием и работой профсоюзов.
Эти взгляды в самых резких антисоветских тонах я неоднократно высказывал в своих беседах с ЛЕОНТЬЕВЫМ.
Он со мной соглашался и мои взгляды развивал дальше, утверждая, что дело не только в тех порядках, которые существуют в угольной промышленности, а дело в самом существовании Советской системы.
Но мои враждебные высказывания против Советской власти ограничивались только беседами с ЛЕОНТЬЕВЫМ.
Вопрос: Это неверно. Следствию известно, что Вы не только вели контрреволюционные разговоры с ЛЕОНТЬЕВЫМ, но и являлись участником контрреволюционной вредительской организации, раскрытой органами НКВД в угольной промышленности.
Подтверждаете ли это?
Ответ: Это не соответствует действительности, я не был членом контрреволюционной организации и о существовании таковой не знал.
Могу только подтвердить, что я вел с ЛЕОНТЬЕВЫМ контрреволюционные разговоры.
Вопрос: ЛЕОНТЬЕВ был членом контрреволюционной организации?
Ответ: Этого я также не знаю, Мне лишь известно, что он так же, как и я, был враждебно настроен против Советской власти и мне неоднократно об этом рассказывал.
Вопрос: Вы скрываете свое участие в контрреволюционной организации?
Следствию известно, что Вы вместе с ЛЕОНТЬЕВЫМ и рядом других работников являлись участниками контрреволюционной вредительской организации в угольной промышленности.
Требуем от Вас правдивых показаний.
Ответ: Я в этом признаться не могу, т.к. участником контрреволюционной вредительской организации не был.
Признаю себя виновным лишь в том, что я знал, что в “Сибугле” ведется вредительская работа, заключавшаяся в:
– умышленном торможении механизации шахт;
– распылении и омертвлении больших капиталовложений с целью задержки развития угольного бассейна;
– умышленной неправильной проходке шахт на плавунах и последующие завалы этих шахт, в частности, на Щегловской шахте;
– не сообщил об этом соответствующим властям.
Вопрос: Вы увиливаете от прямого ответа. Каким образом и от кого Вы узнали о вредительской работе, Вы это могли знать только как участник контрреволюционной вредительской организации в угольном промышленности.
Признаете ли Вы это?
Ответ: Я решил дать следствию правдивые показания.
Я действительно до сих пор скрывал, что я был участником контрреволюционной вредительской организации в угольной промышленности.
Вопрос: Кто, когда и при каких обстоятельствах вовлек Вас в контрреволюционную организацию?
Ответ: В контрреволюционную организацию меня завербовал весною 1929 года в Новосибирске ЛЕОНТЬЕВ.
Я уже показывал выше, что с ЛЕОНТЬЕВЫМ был в дружеских отношениях и неоднократно вел контрреволюционные разговоры.
Во время одной из таких бесед ЛЕОНТЬЕВ мне заявил, что политика власти неправильная, государство не крепкое, страну усиленно индустриализируют, а продуктов потребления недостаточно. Прав был Троцкий, выступивший против этого, <против> теперешних руководителей Советской власти.
Нам надо вести энергичную борьбу против этого, иначе Россия погибнет.
При этом ЛЕОНТЬЕВ заявлял, что наша задача – искусственно задержать темпы индустриализации страны, в частности, Кузнецкого угольного бассейна. Убеждая меня в этом, он сказал: “Вы такой же человек по духу, как и мы, и Вы должны нам помогать тормозить развитие Кузбасса”. Тут же он мне сообщил, что в угольной промышленности существует контрреволюционная организация, проводящая вредительскую работу, и предложил мне принять участие в работе этой организации.
Вопрос: Что это за организация?
Ответ: ЛЕОНТЬЕВ рассказал мне, что в угольной промышленности существует контрреволюционная организация, в состав которой преимущественно входят старые инженерно-технические кадры, придерживающиеся аналогичных с нами взглядов о бесцельности и невозможности индустриализации страны в таких размерах и в такие сроки, как это намечает Советское правительство, и что контрреволюционная организация ведет вредительскую работу в угольной промышленности.
Вопрос; Дали ли Вы свое согласие на участие в деятельности этой контрреволюционной вредительской организации?
Ответ: Да, я свое согласие дал.
Вопрос: Кто из участников контрреволюционной организации Вам был известен?
Ответ: В разное время 1929 г. мне ЛЕОНТЬЕВ назвал как участников контрреволюционной вредительской организации в угольной промышленности: ЕРЕМЕЕВА В.М. – пом<ощника> начальника отдела капитального строительства треста, МИХАЙЛОВА – зав<едующего> механизацией горных работ, МАРКЕРА – зав<едующего> плановым отделом, главного инженера Анжеро-Судженских копей СТРОИЛОВА М.С.
Кроме того, ЛЕОНТЬЕВ мне сказал,что все эти лица пользуются покровительством управляющего треста “Сибугля” АБРАМОВА, который покрывает их вредительскую работу, а это оберегает их от разоблачения.
Вопрос: Какие конкретно вредительские действия Вы совершили в “Сибугле”?
Ответ: Как я уже показывал, я в “Сибугле” пробыл недолго, поэтому круг совершенных мною лично там вредительских актов был очень ограничен.
Я ведал горной частью капитального строительства и в мои функции входило составление титульных списков по распределению кредитов на капитальные работы по постройке новых и реконструкции старых шахт.
От ЛЕОНТЬЕВА я получил задание:
умышленно распределять средства таким образом, чтобы омертвлялся капитал и тормозилось развитие бассейна.
Это поручение ЛЕОНТЬЕВА я проводил в жизнь, в результате:
а) новые шахты почти не строились;
б) старые шахты в значительной мере не реконструировались.
Около 11 миллионов рублей кредитов в течение 1929 года были мною умышленно распылены на огромное количество мелких объектов, и в результате стройка основных шахт была задержана, и вместе с этим задерживалось развитие Кузбасса.
Наряду с этим умышленно строились мелкие шахты на мощных месторождениях (например шахты №№ 2 и 2-бис в Прокопьевске). Больше я ничего не успел в Сибири сделать, так как 1 декабря 1929 года уволился из “Сибугля” и переехал в Свердловск, где поступил на работу в “Уралуголь”.
Рекомендацию для поступления в “Уралуголь” я получил от СТОЙЛОВА Бориса Александровича, теперь преподавателя Горного института в Свердловске, к которому меня направил ЕРЕМЕЕВ – член контрреволюционной организации по “Сибуглю’ в Новосибирске.
Вопрос: СТОЙЛОВ В.А. был участником контрреволюционной вредительской организации в угольной промышленности Сибири?
Ответ: Этого я не знаю.
Вопрос: Продолжали ли Вы вести контрреволюционную вредительскую работу в “Уралугле”?
Ответ: До 1932 г. я контрреволюционной вредительской работы в “Уралугле” не вел. Возобновил я ее при следующих обстоятельствах:
В 1932 г. в “Уралуголь” прибыл в качестве Управляющего АБРАМОВ, которого я уже хорошо знал по Сибири.
В июне 1933 г. АБРАМОВ меня назначил главным инженером шахты “Усьва” в Кизеле.
АБРАМОВ относился ко мне очень доверительно, вел со мной дружеские беседы, однако до назначения меня главным инженером шахты “Усьва” со мной никаких разговоров на контрреволюционна темы не вел.
В конце 1933 г. АБРАМОВ уже в бытность его управляющим трестом “Кизелуголь” неоднократно в служебной обстановке вел со мной разговоры о необходимости подорвать развитие Кизеловского угольного бассейна путем консервации шахт, не считаясь уже с вложенными затратами на восстановление отдельных шахт.
По прямому поручению АБРАМОВА я в конце мая 1934 года законсервировал и затопил шахту № 7 – “Натон”, на восстановление которой уже при АБРАМОВЕ было затрачено 1½ миллиона рублей.
С этой шахтой происходили интересные превращения. Ее начал восстанавливать в 1931 г. ФИНКЕЛЬШТЕЙН, который отлично знал, что она не имеет нужных пластов угля. В нее вкладывали как ФИНКЕЛЬШТЕЙН, так и впоследствии АБРАМОВ огромные суммы денег с вредительской целью отвлечения основных капиталовложений от решающих шахт.
Когда для всех стало бесспорным, что вложение крупных денежных средств в шахту “Натон” есть вредительство, АБРАМОВ под официальным предлогом концентрации оборудования на шахту Каменки предложил мне ее затопить, что я и сделал.
Кроме того, мною были совершены следующие диверсионные акты в Кизеле:
На шахте “Усьва” в 1933 г. работало много спецпереселенцев, способных на диверсионные действия.
С отдельными из них я имел беседы, в которых они высказывали свои враждебные настроения к сов<етской> власти.
Их положению я сочувствовал, так как сам был настроен против сов<етской> власти.
В частности, я вел такие беседы со спецпереселенцами проходчиком КРАСИЛЬНИКОВЫМ и крепильщиком МУЗЫЧЕНКО, которые, в свою очередь, имели большие связи среди контрреволюционно настроенных спецпереселенцев.
Мне было известно, что ряд спецпереселенцев, связанных с МУЗЫЧЕНКО и КРАСИЛЬНИКОВЫМ, занимались умышленным выводом из строя оборудования шахты.
Это мне было известно со слов МУЗЫЧЕНКО и КРАСИЛЬНИКОВА.
С диверсионной целью, я умышленно способствовал дальнейшей подрывной работе этих спецпереселенцев.
В результате этими спецпереселенцами были совершены следующие диверсионные акты:
В 1933-34 г.г. три раза ими были выведены из строя врубовые электромашины путем создания короткого замыкания;
подожгли надшахтную постройку “Усьва” – под видом случайного пролива бензина;
включили рубильник у скреперной лебедки на 26-й лаве (тогда, когда никого не было около лебедки), – в результате сгорел мотор 14½ квт.
Вопрос: Вы продолжаете скрывать еще ряд участников контрреволюционной троцкистской вредительской организации в угольной промышленности Урала и скрыли еще много лично Вами совершенных вредительских актов?
Ответ: Я прошу мне верить, что я назвал всех известных мне участников контрреволюционной троцкистской вредительской организации в угольной промышленности Урала.
Дело в том, что в октябре 1934 г., когда начались аресты участников контрреволюционной вредительской организации и ряда спецпереселенцев, – я решил скрыть следы своей вредительской работы в угле и перешел из Кизеловского бассейна на работу в Уралмедьруду.
Этим вызвано было прекращение мною контрреволюционной вредительской работы в угольной промышленности.
Вопрос: Продолжали Вы контрреволюционную вредительскую работу в медной промышленности?
Ответ: Я решил от следствия ничего не скрывать. Да, я продолжал свою контрреволюционную вредительскую и диверсионную работу и в медной промышленности Урала до своего ареста, и об этом дам исчерпывающие показания.
Вопрос: Когда и при посредстве кого Вы устроились на работу в “Уралмедьруду”?
Ответ: В тресте “Уралмедьруда” меня близко знали еще с 1930 года по моей работе в “Уралугле” – инженер СТРЯПУНИН Андрей Иванович и ТАУБЕ Николай Николаевич, когда я к ним в октябре 1934 г. обратился, они с радостью согласились меня рекомендовать начальнику конструкторского бюро АНДРЕЕВУ Александру Герасимовичу.
АНДРЕЕВ согласился меня принять и направил для окончательного оформления к главному инженеру “Уралмедьруда” АРИСТОВУ Алексею Ивановичу.
Так как АРИСТОВ в это время был болен, я пошел к нему на квартиру. Расспросив меня подробно о моем прошлом, АРИСТОВ задал мне вопрос: “ТАУБЕ Вы хорошо знаете?”
Когда я ответил утвердительно, АРИСТОВ незамедлительно согласился меня принять на должность инженера-конструктора треста с окладом в 1000 рублей в месяц.
Вопрос: С какого времени Вы начали проводить вредительскую работу в медной промышленности?
Ответ: В медную промышленность Урала я пришел в октябре 1934 г. Активное же участие в работе контрреволюционной вредительской организации в медной промышленности Урала я начал принимать с середины 1935 года.
Вопрос: Кто, когда и при каких обстоятельствах Вас привлек к контрреволюционной вредительской работе в медной промышленности?
Ответ: Меня привлек к работе контрреволюционной вредительской организации в медной промышленности б<ывший> барон ТАУБЕ – начальник конструкторского бюро “Уралмедьруда”.
Я уже показывал, что ТАУБЕ Н.Н. я знал по совместной работе в системе “Уралугля” с 1930 года.
Ближе я сошелся с ним в “Уралмедьруде”.
ТАУБЕ с моих слов подробно знал, что я бывший белый офицер, эмигрировал в Японию и враждебно отношусь к сов<етской> власти.
Наряду с этим я знал ТАУБЕ как участника шахтинского дела, высланного на Урал вместе с известным мне членом контрреволюционной троцкистской вредительской организации проф<ессором> ШЕВЯКОВЫМ.
Будучи сыном барона, впоследствии репрессированным по шахтинскому делу, ТАУБЕ был очень озлоблен, и это скользило во всех моих беседах с ним.
Во время этих неоднократных бесед с ТАУБЕ (в здании треста, на улице, на дому у меня) для меня стало бесспорно, что ТАУБЕ настроен резко контрреволюционно.
Особо характерным является его симпатия к троцкизму. Привожу один факт в качестве иллюстрации:
Как-то на Свердловском ипподроме ТАУБЕ заявил мне, что он не верит всему тому, что приписывают троцкистам и зиновьевцам, ибо все здесь построено на личных счетах со СТАЛИНЫМ.
Начало моего привлечения к контрреволюционной вредительской работе в медной промышленности послужило то обстоятельство, что я в беседах с ним рассказал ему о своем участии в вредительской организации в угольной промышленности и о ряде проведенных мною вредительских актов.
Когда мы полностью убедились друг в друге, ТАУБЕ посвятил в том, что в медной промышленности существует контрреволюционная организация, ведущая активную вредительскую и диверсионную работу.
Вопрос: Назвал ли ТАУБЕ Вам участников контрреволюционной организации?
Ответ: Да, назвал.
Руководящими участниками контрреволюционной организации он назвал главного инженера “Уралмедьруда” – АРИСТОВА А.И., себя и конструктора АКСЕНОВА Н.В. и участниками организации – ГАЙДЕРОВА Ф.В. – б<ывшего> пом<ощника> главного инженера Красногвардейского медного рудника, и БЕРМАНА А.А., бывш<его> гл<авного> инженера этого же рудника, АЛДОНОВА А.И., нач<альника> ОЭТ [2] треста, и ГОРЦЕВА П.А. – гл<авного> инженера Северо-Карабашского Рудоуправления.
Кроме этого, он мне сказал, что есть еще ряд лиц, являющихся участниками контрреволюционной организации, о которых в интересах конспирации не следует пока говорить.
Вопрос: В каком направлении шла контрреволюционная вредительская деятельность организации в медной промышленности Урала?
Ответ: Контрреволюционная вредительская деятельность контрреволюционной организации в медной промышленности проводилась в направлении:
во-первых, умышленного создания на рудниках подземных пожаров;
во-вторых, торможения, развития добычи руды путем умышленной задержки капитального строительства (при вполне достаточных ассигнованиях) и задержки проектирования.
в-третьих – в применении заведомо непригодных проектов.
Вопрос: Какие практические вредительские акты Вам известны и какие Вы лично выполнили?
Ответ: Мне известно как от самого АРИСТОВА, так и от члена контрреволюционной организации ТАУБЕ, что член контрреволюционной организации главный инженер Красногвардейского медного рудника БЕРМАН по заданию АРИСТОВА с диверсионной целью создавал на руднике условия для возникновения подземного пожара.
АРИСТОВ и БЕРМАН и связанный с последним его заместитель по руднику ГАЙДЕРОВ заведомо знали, что в местах старых работ остался лес и серный колчедан, что неизбежно должно привести к воспламенению леса и возникновению пожара.
Неоднократно бывавшие на руднике АРИСТОВ и БЕРМАН также знали, что в местах старых работ наблюдается согревание (повышение температуры), но мер к охлаждению этого участка умышленно не принимали.
В результате от самовозгорания серного колчедана 25/VI-1935 г. на руднике возник крупный подземный пожар.
Умышленное непринятие БЕРМАНОМ каких-либо предупредительных мер (перемычек, затворов) сразу же привело к тому, что от горения серного колчедана газы быстро распространились по всем забоям не только шахты Компанейской, но и шахтам Центральной и Коминтерн, приостановив добычные и подготовительные работы по всем шахтам с 25-го июня по 26 сентября 1935 года.
Пожаром причинен убыток государству свыше 1.500.000 руб., недодано руды медеплавильным заводам свыше 80.000 тонн.
Вывод из строя шахт настолько тяжело отразился на производственно-экономическом состоянии рудоуправления, что оно оказалось не в состоянии ликвидировать пожар своими средствами. Наркомтяжпромом для ликвидации пожара ассигновано Красногвардейскому руднику один миллион рублей.
<В> тех же диверсионных целях и по прямому указанию АРИСТОВА БЕРМАН и ГАЙДЕРОВ не только умышленно не приняли мер к предотвращению пожара, но и не составили даже плана противопожарных мероприятий.
Подземный пожар на Красногвардейском руднике продолжается до сих пор.
Уже после возникновения пожара АРИСТОВ умышленно проваливал действенные мероприятия по ликвидации пожара.
Когда в мае т<екущего> г<ода> после приезда с Красногвардейского рудника у него в кабинете я сообщил ему, что пожар не прекращается и гибнет руда и что саботируются мероприятия по тушению, он заявил мне, чтобы я в это дело не вмешивался.
Повторяю, подземный пожар на Красногвардейском руднике – наиболее яркий акт вредительства АРИСТОВА, и что это им сделано через БЕРМАН<А> и ГАЙДЕРОВА, я точно знаю.
Хочу заявить следствию, что в угрожающем пожарном положении находится и ряд других рудников также в результате умышленных действий АРИСТОВА.
Я имею в виду имевшие место подземные пожары на Н<ово>-Левинском руднике и руднике III Интернационала.
Под угрозой пожарной опасности находится и Дегтярский рудник.
Вопрос; Какие вредительские действия контрреволюционной организации Вам еще известны?
Ответ: В августе с<его> г<ода> я совместно с пом<ощником> главного инженера “Уралмедьруды” – ЗАСТЕНКЕР<ОМ> и гл<авным> маркшейдером ХОДОВЫМ был командирован ФЕДОРАЕВЫМ в Северо-Карабашское рудоуправление для выявления максимально-возможной добычи руды на 1937 г.
Перед отъездом нач<альник> капитального строительства и зам<еститель> главного инженера “Уралмедьруда” – ЛИБЕРМАН В.А. заявил, мне, что я должен в Северном Карабаше наметить такие мероприятия, которые обеспечили бы ежесуточную добычу в 1937 году: 3000 тонн в сутки по Северному руднику и 700 тонн по Первомайскому руднику.
Как я понял, имелось правительственное задание. Сразу после этого меня вызвал к себе АРИСТОВ по тому же вопросу. Туда же был вызван ЗАСТЕНКЕР и ХОДОВ.
Я сообщил АРИСТОВУ об установке, полученной от ЛИБЕРМАНА. Аристов заявил мне:
“Вы, конечно, понимаете, что Северный Карабаш не может дать 3000 тонн в сутки”.
И прямо предложил ориентироваться на значительно меньшую добычу.
По приезде мы доложили ФЕДОРАЕВУ в его кабинете в присутствии АРИСТОВА, что рудник в 1937 году максимально может дать 2350 тонн руды в сутки.
Когда мы категорически заявили, что 3000 тонн Северный Карабаш дать не может, ФЕДОРАЕВ и АРИСТОВ с удовлетворением отнеслись к этому, и на этом вопрос закончился.
ФЕДОРАЕВ и АРИСТОВ послали меня исключительно с целью того, чтобы заручиться формальным документом о том, что повысить добычу руды невозможно.
Вопрос: Какие Вы лично совершили вредительские действия?
Ответ: Моя контрреволюционная вредительская деятельность в области проектирования, которая осуществлялась по прямому заданию участника контрреволюционной вредительской организации ТАУБЕ Н.Н., заключалась в следующем:
Вредительская деятельность выразилась в умышленной посылке на места непригодных проектов, что вызывало задержку капитального строительства и затрату средств на переделку этих проектов.
Данный вопрос я разбиваю на две части:
– утверждение и умышленная засылка на рудники заведомо непригодных проектов, составленных различными проектировщиками; и
– прямое изготовление непригодных проектов участниками контрреволюционной вредительской организации.
По первой части: в течение особенно осени 1935 г. я систематически по прямому указанию члена контрреволюционной организации ТАУБЕ Н.Н. принимал от различных проектировщиков непригодные проекты, умышленно не переделывал их и засылал на места.
Таким путем, с контрреволюционной целью подрыва капитального строительства, засылались на места непригодные проекты.
Лично я эту вредительскую работу проводил особенно активно по Северо-Карабашскому и Южно-Карабашскому Рудоуправлениям “Уралмедьруды”.
Этим рудоуправлениям я умышленно заслал целый ряд заведомо непригодных проектов по подземным бункерам, насосным камерам, поверхностным мелким сооружениям и т.д.
В результате строительство этих объектов задерживалось, своевременное финансирование срывалось (на 1½-2 мес<яца>) и проекты переделывались.
Аналогичную вредительскую деятельность осуществлял и участник вредительской организации инженер АКСЕНОВ Н.В., по указанию ТАУБЕ, по другим рудоуправлениям, которые он обслуживал.
По второй части: в апреле 1936 г. по указанию члена контрреволюционной организации ТАУБЕ я умышленно изготовил заведомо неправильный проект шахты Кушайка Красногвардейского рудника, производительностью 50.000 тонн в год.
В этом проекте мною умышленно неправильно был запроектирован копер шахты (не соответствующий правилам техники безопасности по высоте).
По этим правилам полагается высота переподъемника 6 метров, в моем проекте – 4 метра.
Такая высота копра, в случае переподъема, угрожает обрывом клети и гибелью рабочих.
Запроектирование такого копра было заведомо известно ФЕДОРАЕВУ и АРИСТОВУ, которые этот проект утвердили.
Этот проект был послан на место в Красногвардейским рудник.
В июне 1936 г., будучи в командировке в Москве, я из переписки со сметчиком НИКОЛАЕВЫМ Е.Т., узнал, что ТАУБЕ лично вновь переделал проект шахты Кушайка и умышленно внес дополнительную путаницу.
В переделанном виде проект послан в Москву и Красногвардейскому руднику.
Мне известно, что машинное здание (рудоподъемка) было ТАУБЕ в этом переданном проекте запроектировано заведомо непригодное (недостаточных размеров).
Красногвардейское рудоуправление не приняло проект такой рудоподъемки, в связи с чем эта рудоподъемка вновь запроектирована.
Я хочу особенно оттенить открытый характер наглого вредительства ТАУБЕ в этом вопросе:
ТАУБЕ искусственно подтасовал проект рудоподъемки Ольховской шахты (рудник III Интернационала), непригодный для шахты Кушайки.
На этом типовом проекте Ольховской шахты было рукой неизвестного лица (когда я был в командировке в Москве) надписано: “Принять для Кушайки”.
Автора этой надписи я не мог установить, но ТАУБЕ знает это лицо, так как этот проект он утвердил.
О том, что запроектирование недостаточной высоты копра шахты Кушайки опасно для жизни рабочих, я хочу указать на последствия проектировки такого же копра по шахте № 2 Левихинского Рудоуправления.
В апреле м<еся>це 1936 г. на этой шахте оборвалась клеть именно вследствие переподъема клети при недостаточной высоте копра. При этой аварии убило 2-х рабочих.
Кроме этого, мною проведен следующий вредительским акт:
В первых числах января 1936 г. Наркомтяжпром дал указание пересмотреть мощности действующих шахт на основе стахановских методов работы, с этой целью, чтобы в 1938 г. действующие шахты Урала выдали бы 6 миллионов тонн руды (140,000 тонн меди).
В первых числах февраля с<его> г<ода> участником контрреволюционной вредительской организации АРИСТОВЫМ мне было поручено объединить собранные по этому вопросу все материалы, представленные разными инженерами “Уралмедьруды” по отдельным рудникам.
Моя работа заключалась в том, чтобы все эти материалы систематизировались (расчеты по мощностям) и дать итоговые данные. Перед началом работы я получил от АРИСТОВА установку “не пересаливать”.
В результате проделанной работы я установил, что 6 миллионов тонн медной руды Урал может дать (даже исключая крупный Дегтярский рудник). Эти итоговые данные мною были представлены АРИСТОВУ.
С ним я вместе пошел к ФЕДОРАЕВУ.
ФЕДОРАЕВ выявленные возможности добычи руды уменьшил на 300.000 тон (примерно) путем прямого сокрытия – вычеркивания ряда шахт (Арамильское месторождение, Ивановская шахта (Пышма) и другие шахты).
Ответы записаны с моих слов правильно, мною прочитано –
ДОПРОСИЛИ:
НАЧ. УНКВД по СВЕРДЛ. ОБЛ. –
КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСН. 3 РАНГА – ДМИТРИЕВ.
ПОМ. НАЧ. УНКВД – НАЧ. ЭКО УГБ УНКВД –
КАПИТАН ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ – ВЕЙЗАГЕР.
НАЧ. IV ОТД. ЭКО УГБ УНКВД –
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ – ЕРМАН.
Верно:
СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР УАО ГУГБ: Голанский (ГОЛАНСКИЙ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 254, Л. 2-25.
[1] Так в тексте. По-видимому, изначально было “ряде”.
[2] Отдел экономики и труда.