[Резолюция И. Сталина: Членам ПБ, Литвинову, Потемкину, Межлауку В., Рухимовичу. Ст.]
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) –
тов. СТАЛИНУ.
Направляю протокол допроса РЫКОВА А.И. от 19-го июля с<его> г<ода>.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР – Ежов (Н. ЕЖОВ)
19 июля 1937 г.
№ 58581
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 314, Л. 211.
[Штамп: Размножено 20.VII 1937 г.
30 экз. (подпись) Мишустина]
[Штамп: Разосланы 20.VII 1937 г.
№ П3840]
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
РЫКОВА, Алексея Ивановича
От 19 июля 1937 года.
Вопрос: На предыдущем допросе вы показали, что объединенный (контактный) центр, в состав которого вы входили, вел активную работу по подготовке поражения СССР в войне с империалистическими государствами. В этой связи вы показали о переговорах с германскими фашистами, которые велись КАРАХАНОМ по поручению центра.
В этом вопросе вы всего не сказали. Вы скрыли от следствия, что некоторые участники вашей организации по директивам вашего центра установили связь еще с одним иностранным государством. Говорите прямо, о каком государстве идет речь?
Ответ: Я должен признать, что группа участников организации правых в соответствии с указаниями центра правых и моими личными указаниями в целях осуществления наших заговорщических, изменнических планов установила связь с фашистской Польшей, с польскими разведывательными органами в частности.
Вопрос: Как эта связь с Польшей была установлена? Через кого? В каких практических целях?
Ответ: Начну с последнего вопроса. Целесообразность установления связи с польскими правительственными кругами окончательно была решена тогда, когда центр нашей организации не только принципиально встал на позицию пораженчества, но развил в этом направлении практическую деятельность. Частично я об этом говорил на предыдущем допросе, когда показывал о широком заговорщическом плане, который возглавлялся объединенным или так называемым контактным центром. Должен, однако, сказать, что вопрос об ориентации на Польшу с той точки зрения, чтобы заручиться ее поддержкой на случай нашего прихода к власти, возник значительно раньше, а именно в 1930-31 г.г.
В тот период этот вопрос был несколько раз предметом обсуждения между мною, БУХАРИНЫМ, ТОМСКИМ, с одной стороны, и б<ывшим> председателем ЦИК Белоруссии ЧЕРВЯКОВЫМ – с другой. ЧЕРВЯКОВ является скрытым, но чрезвычайно активным участником нашей организации с 1928 года. В организацию правых он был привлечен лично мною.
Общая формула, на которой мы тогда сошлись, сводилась к тому, что в переговорах с поляками (связь с которым через ЧЕРВЯКОВА уже к тому времени была установлена) мы пойдем на отторжение от СССР Белорусской советской республики, на создание “независимой” Белоруссии под протекторатом Польши. Были некоторые варианты, некоторые оттенки мнений, но существо состояло именно в этом. Эту компенсацию Польше мыслилось реализовать, в частности, в условиях нашего прихода к власти во время войны. Факторы, вызывающие войну, вызывающие нападение на СССР империалистических государств (Польши, Германии), войну, с которой мы связывали наш приход к власти, – эти факторы мы во всей своей практической деятельности всячески обостряли и стимулировали.
На основе этой общей директивы ЧЕРВЯКОВ развернул в Белоруссии чрезвычайно активную деятельность. В своих взаимоотношениях с поляками он и связанные с ним по нелегальной деятельности люди сделали все практические выводы из этой нашей директивы. В результате организация правых в Белоруссии, возглавляемая ЧЕРВЯКОВЫМ и другими, фактически стала экспозитурой польского генштаба.
Вопрос: Вам, конечно, известен состав этой организации, по крайней мере ее руководящая часть?
Ответ: Прежде чем ответить на этот ваш вопрос, я позволю себе сделать одно общее замечание: во все детали, во все стороны практической деятельности нашей организации в Белоруссии я посвящен не был. Да и надобности не было мне входить во все подробности. Некоторые наиболее существенные вещи я знал относительно детально, другие – менее подробно, третьи – я мог позабыть. Далее я буду приводить факты, почерпнутые мною в беседах с отдельными участниками белорусской организации. Тут могут быть неточности в отношении хронологии: относится ли этот факт именно к данной беседе или к беседе, состоявшейся раньше или позже. Все это неизбежно наложит известный отпечаток на мое изложение.
Перехожу к ответу на ваш вопрос о составе организации. Прежде всего я назову тех участников белорусской организации, с которым я лично был связан: 1) ЧЕРВЯКОВ – его я уже упомянул. Вплоть до 1936 года я был с ним связан и встречался с ним во время его приездов в Москву. 2) ГОЛОДЕД – связь со мною он установил почти одновременно с ЧЕРВЯКОВЫМ. Но по вопросам, относящимся к “ориентации” на Польшу, я стал сноситься с ним не то с 1930, не то с 1931 г. 3) БЕНЕК – бывший Наркомзем БССР – в 1930 году посетил меня по поручению ЧЕРВЯКОВА или ГОЛОДЕДА. После этого я его ни разу не встречал, но знал, конечно, о его активной роли в организации во все последующие годы. 4) ДУБЫНА – нарком связи Белоруссии до 1934 г. 5) ВОЛОДЗЬКО – назначен наркомом связи БССР после ухода ДУБЫНИ. ДУБЫНА до 1934 года, а ВОЛОДЗЬКО после 1934 года играли роль своего рода связистов между белорусской организацией и центром правых в моем лице.
В соответствии с установками центра, переданными мною в разное время ЧЕРВЯКОВУ и особенно ГОЛОДЕДУ (я говорю – особенно ГОЛОДЕДУ, потому что в последние годы основные связи нашего центра шли через него), последние развернули довольно широкую и успешную вербовочную работу среди нацдемовского и национал-фашистского элемента. Из этих кругов наши люди в Белоруссии главным образом рекрутировали членов организации. Эти элементы явились в Белоруссии нашими надежнейшими союзниками и опорой. Выполняя директиву центра, руководители Белорусской организации добились того, что на ряде решающих участков советской и партийной работы были расставлены наши сторонники. Я назову тех, кого сейчас вспоминаю (кроме уже перечисленных выше): ЧЕРНУШЕВИЧ – Наркомпрос Белоруссии, УЛЬЯНОВ – работал по линии Наркоминдела, ГРИСЕВИЧ – работал в Совнаркоме, ПЛАТУН – возглавлял один из наркоматов Белоруссии, какой именно – не помню, ПЕТРОВИЧ работал в Госплане.
Других участников организации я постараюсь вспомнить в процессе дальнейшего изложения в связи с тем или иным конкретным эпизодом из деятельности организации.
При большом авторитете и значительных связях в Белоруссии у ГОЛОДЕДА и ЧЕРВЯКОВА слабым местом в нашей белорусской организации являлось то обстоятельство, что ЦК КП(б)Б возглавлялся не нашим человеком, а ГЕЕМ. Поэтому в одну из бесед с ГОЛОДЕДОМ в 1931 году (в этой беседе участвовал также БУХАРИН) перед ним была поставлена задача добиться во что бы то ни стало возглавления партийной организации кем-либо из наших людей, причем в качестве наиболее подходящей мы рекомендовали кандидатуру самого ГОЛОДЕДА.
Не помню подробностей, но знаю, что все было пущено в ход для того, чтобы добиться ухода, снятия ГЕЯ. В 1932 году ГЕЙ был снят. Выдвинутая нашими людьми кандидатура ГОЛОДЕДА была ВКП(б) отвергнута, а секретарем был избран ГИКАЛО.
Вопрос: Вы так и не добились своего человека на пост секретаря ЦК КП(б)Б?
Ответ: Из бесед с ЧЕРВЯКОВЫМ и ГОЛОДЕДОМ, относящихся уже к 1936 году, я знаю, что они всячески добивались возвращения в Белоруссию на пост секретаря ЦК ШАРАНГОВИЧА. Это обстоятельство дает мне основание предполагать, что в лице ШАРАНГОВИЧА они (ЧЕРВЯКОВ, ГОЛОДЕД) видели человека, на которого они сумеют опереться в своей контрреволюционной работе.
Однако прямых данных о принадлежности ШАРАНГОВИЧА к организации правых у меня нет.
Надо ли говорить о том, что расстановка наших людей на основных руководящих постах Белоруссии не была самоцелью. Она, эта расстановка, определялась основной задачей, поставленной перед белорусской организацией центром правых, а именно: превратить Белоруссию в плацдарм для захватнических вожделений польского фашизма, накопить в Белоруссии все необходимые предпосылки для реализации в нужный момент ее отторжения от СССР и создания “независимого” белорусского государства под протекторатом Польши. Эта наша директива полностью совпадала с идентичными директивами на этот счет, полученными и получаемыми руководителями белорусской организации от польского генштаба. В 1932 году ГОЛОДЕД мне рассказал, что все сколь-нибудь крупные назначения людей на руководящие посты в Белоруссии координируются с поляками. ГОЛОДЕД, помню, в частности, рассказал мне, что поляки полностью были в курсе нашей комбинации с проведением его (ГОЛОДЕДА) секретарем ЦК Белоруссии и всячески на это дело нажимали.
В числе заданий, полученных руководителями нашей организации в Белоруссии от поляков, была директива развернуть подрывную, вредительскую работу с целью реального подрыва обороноспособности СССР.
Вопрос: Вам известны подробности, связанные с получением и реализацией этих директив?
Ответ: В 1932 или в 1933 г. ГОЛОДЕД во время одного из своих приездов в Москву меня об этом информировал. Подробностей я не знаю. Насколько я могу сейчас вспомнить, содержание этой его информации сводилось к следующему: по настоянию поляков организация развернула широкую вредительско-подрывную работу в сельском хозяйстве, в строительстве и других областях. Помню такую деталь из информации ГОЛОДЕДА: поляки придавали особое значение уничтожению конского поголовья. В осуществление этой директивы люди БЕНЕКА (которого я упомянул выше), завербованные им в земельных органах, не останавливались перед уничтожением конского поголовья путем распространения инфекционных болезней. Знаю также, что организация получала от поляков вредительские задания в части строительства дорог. Как эти задания были реализованы – мне неизвестно. Кроме ГОЛОДЕДА, меня об этой стороне деятельности белорусской организации время от времени информировали приезжавшие в Москву участники организации ДУБЫНА и ВОЛОДЗЬКО, которых я назвал выше.
Вопрос: Вы сказали в начале допроса, что об активной деятельности БЕНЕКА в белорусской организации правых вы были информированы все время. Чем объясняется ваша специальная осведомленность о ней?
Ответ: БЕНЕКА я хорошо запомнил, потому что на основании информации, которую я получал от ГОЛОДЕДА, – через него (БЕНЕКА) осуществлялась одна из линий непосредственной связи с польскими разведывательными органами. Я забыл указать, что во время моей встречи с БЕНЕКОМ в 1930 году (я об этой встрече упомянул выше) он (БЕНЕК), который связался со мною тогда по поручению ЧЕРВЯКОВА, сообщил мне, что связан с польскими разведывательными органами. В дальнейшем, как я уже сказал, я БЕНЕКА лично не встречал, но знал, что он по поручению ГОЛОДЕДА осуществляет связь между руководством белорусской организации и польской резидентурой в Минске. В частности, мне известно, что польские директивы по подрывной и вредительской работе в народном хозяйстве Белоруссии, о которых я говорил выше, получались через БЕНЕКА. Он же (БЕНЕК) передавал полякам некоторые секретные документы (какие именно, не знаю) и вообще держал их в курсе не только деятельности белорусской организации, но, по поручению ГОЛОДЕДА, осведомлял их в известной части о заговорщических планах центра. В 1934 и 1935 годах участники нашей организации ДУБЫНА и ВОЛОДЗЬКО с моего ведома передали полякам через ряд секретных материалов по работе органов связи Белоруссии.
Вопрос: Говоря о БЕНЕКЕ, вы указали, что через него осуществлялась “одна из линий” связи с поляками. Следовательно, были еще другие линии?
Ответ: Была еще одна линия связи с поляками, а именно через участника белорусской организации УЛЬЯНОВА. Я назвал его в начале допроса. О том, что УЛЬЯНОВ является польским агентом, мне сказал ГОЛОДЕД, если не ошибаюсь, в 1932 году. Не помню точно, когда, при каких обстоятельствах УЛЬЯНОВ примкнул к организации, возглавляемой ЧЕРВЯКОВЫМ, ГОЛОДЕДОМ и другими, но из сообщения ГОЛОДЕДА я понял, что с поляками УЛЬЯНОВ связан много лет. Роль УЛЬЯНОВА в поддержании связей с поляками была значительной. Да и связями он располагал более солидными. Мне говорил ГОЛОДЕД, что переговоры с руководящими польскими кругами по наиболее крупным вопросам, как, например, о создании “независимого” белорусского государства, – велись именно через УЛЬЯНОВА, который за время своей дипломатической работы в Польше приобрел связи среди ближайшего окружения ПИЛСУДСКОГО. С этими лицами УЛЬЯНОВ поддерживал связь по делам белорусской организации и во все последующие годы. УЛЬЯНОВ до последнего времени находился за границей на торгпредской работе. Знаю, кроме того, что УЛЬЯНОВ принимал руководящее участие в переброске на территорию СССР польских агатов, приезжавших сюда под видом политэмигрантов. Из этого элемента пополнялись кадры нашей организации в Белоруссии.
Хочу еще коротко остановиться на деятельности наших людей в КПЗБ.
Вопрос: Вам об этом откуда известно?
Ответ: Здесь был моим главным информатором ЧЕРВЯКОВ. Должен оговориться, что эта сторона деятельности мне известна в общих чертах. Из информации ЧЕРВЯКОВА я запомнил основное, а именно что руководство нашей организации в Белоруссии активно помогало польским разведывательным органам в деле разложения революционного движения в Западной Белоруссии, в деле насаждения в рядах КПЗБ агентуры польской разведки. Из той же информации ЧЕРВЯКОВА я знаю, что они, руководители нашей организации в Белоруссии, практиковали переброску своих людей за кордон для провокаторской работы в КПЗБ. И последнее, что я хорошо помню, – это то, что в технической переброске своих людей за кордон ЧЕРВЯКОВУ одно время активно содействовал бывший начальник ГПУ в Белоруссии РАППОПОРТ. ЧЕРВЯКОВ говорил мне о нем как о человеке, который целиком с ними.
Вопрос: В отношении осведомленности и руководства деятельностью вашей организации в Белоруссии вы все время говорите почти исключительно о себе. А какова была роль остальных членов центра?
Ответ: То, что я здесь показал, знали, разумеется, и остальные члены центра. Знали БУХАРИН и ТОМСКИЙ, частично в эти дела был также посвящен ШМИДТ. На своей роли я больше остановился по той причине, что по решению центра основные связи с белорусской антисоветской организацией правых были сосредоточены в моих руках.
Записано с моих слов правильно, мною прочитано.
А.И. РЫКОВ.
Допросили:
Нач. отделения 4 Отдела ГУГБ
Капитан Государств. Безопасности – ЛУЛОВ.
Оперуполн. 4 Отдела ГУГБ – ЦЕРПЕНТО.
Верно:
Сотрудник 4-го ОТДЕЛА ГУГБ: Даровских (ДАРОВСКИХ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 314, Л. 212-221.
