ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ШАРОВА Якова Васильевича, 8/1-35 г.
Вопрос: В прошлом протоколе допроса от 5/1-35 г. Вы показали, что состояли участником зиновьевской организации.
Признаете ли Вы, что эта организация была контрреволюционной?
Ответ: Да, признаю. Уйдя после 15-го съезда в подполье, противопоставляя себя партии и Советской власти, зиновьевское подполье было контрреволюционной организацией.
Вопрос: Что Вы можете дополнительно показать о контрреволюционной деятельности зиновьевской организации?
Ответ: Как я уже показывал в своем прошлом показании от 5/1-34 г., на совещании на квартире у ЗИНОВЬЕВА, которое происходило вскоре после 15-го съезда ВКП(б), было решено организованным путем уйти в подполье, сохранив основные оппозиционные кадры внутри партии путем подачи обманных двурушнических заявлений о согласии с решениями съезда и отказе от своих оппозиционных взглядов.
Вскоре после этого совещания я уехал в Ульяновск, где работал до мая-июня 1928 г. Вслед за мной в Ульяновск приехал и ЕВДОКИМОВ, с которым у меня была самая близкая связь.
Примерно в августе 1928 г. я вернулся в Москву. Первым делом я связался с ЗИНОВЬЕВЫМ и КАМЕНЕВЫМ.
К этому времени, т.е. к концу 1928 – началу 1929 г., в Москву стал возвращаться ряд активных участников зиновьевской организации. В конечном итоге, в Москве сформировалась довольно значительная зиновьевская организация, в которую входили: ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ, ЕВДОКИМОВ, БАКАЕВ, ХАРИТОНОВ, ФЕДОРОВ, НАУМОВ, ГЕРТИК, ГОРШЕНИН, КОЖУРО, КУКЛИН, ЗАЛУЦКИЙ, КОСТИНА, САХОВ, БРАВО и я. Был еще ряд участников организации, которых я сейчас не могу вспомнить, но о которых я постараюсь сообщить следствию в дальнейших своих показаниях.
Мне было известно и о том, что существует ряд зиновьевских подпольных организаций на периферии. В Ленинграде я знал о существовании зиновьевской организации, руководимой ленинградским центром, в который входили: ЛЕВИН Владимир, РУМЯНЦЕВ и МАНДЕЛЬШТАМ. Из участников ленинградской организации я сейчас помню: СОСИЦКОГО, КОРШУНОВА, КОСТРИЦКОГО и АЛЕКСАНДРОВА Александра.
В Ростове-на-Дону находились участники нашей организации: ГОРДОН и СОЛОВЬЕВ; в Смоленске – ГЕССЕН, в Воронеже – РАВИЧ Ольга и в Костроме – РЭМ.
Все участники нашей организации, как находящиеся в Москве, так и на периферии, были между собой тесно связаны, регулярно встречаясь друг с другом. В Москве наиболее частые сборища организации происходили на квартирах у ЗИНОВЬЕВА, КАМЕНЕВА и ЕВДОКИМОВА. Все сборища участников организации на указанных “штаб-квартирах” происходили под видом вечеринок, семейных торжеств. На эти “штаб-квартиры” обычно заходили и приезжавшие с периферии участники зиновьевской организации.
Почти на всех сборищах участников нашей организации происходил живой обмен политической информацией, сопровождавшийся резкой критикой ряда основных мероприятий партии и Советского правительства.
В основном, политические установки нашей организации остались теми же, что и до 15 съезда. Во время моих встреч с ЗИНОВЬЕВЫМ был дан ряд контрреволюционных установок, которые разделялись и большинством участников нашей организации.
Критикуя мероприятия партии по коллективизации сельского хозяйства, ЗИНОВЬЕВ говорил, что партия коллективизацию сельского хозяйства начала поздно, план коллективизации не был продуман; в результате – происходит “размычка” между городом и деревней.
Разбирая вопрос о материально-бытовом положении рабочего класса в СССР, ЗИНОВЬЕВ считал, что заявление партии об улучшении материально-бытового положения носит декларативный характер и не имеет под собой реальной почвы, материально-бытовое положение рабочих не улучшается, а ухудшается, так как все время реальная заработная плата падает.
Основной вывод, который делал ЗИНОВЬЕВ, а вместе с ним и вся наша организация, это то, что положение рабочего класса и крестьянства все ухудшается, все более реальной становится угроза “размычки” города и деревни, стране предстоят колоссальные трудности, которые должны быть использованы для борьбы с партией за руководство.
Весьма резко свои контрреволюционные настроения мне высказывал ЗИНОВЬЕВ летом 1932 г., когда я у него был в Ильинском. Разбирая внутреннее положение страны и перспективы на ближайшее будущее, ЗИНОВЬЕВ заявил: “Даже камни скоро заговорят, а до какого времени будем молчать мы?”
Обвиняя руководство партии в неумелом и неправильном руководстве страной, ряд участников нашей организации, в том числе и ЗИНОВЬЕВ, допускали злобные, клеветнические выпады против руководства партии, против СТАЛИНА.
Основное, что объединяло всех участников нашей организации, это неверие в руководство партии, которое, по нашему мнению, не было в состоянии вывести страну из предстоящих ей (стране) трудностей. Вывод, который нами делался, это то, что надо использовать предстоящие стране трудности для борьбы с партией за привлечение к руководству ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА.
Этим нашим контрреволюционным настроениям в известной степени способствовало и то обстоятельство, что мы считали себя “обиженными”, напрасно отстраненным от руководящей работы.
Вопрос: Кто стоял у руководства зиновьевской организации?
Ответ: В Москве существовал центр, который и руководил работой организации. В этот центр входили: ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ, ЕВДОКИМОВ, БАКАЕВ, ФЕДОРОВ, ХАРИТОНОВ, КУКЛИН и я – ШАРОВ.
Записано с моих слов верно, мне прочитано – ШАРОВ.
ДОПРОСИЛ:
НАЧАЛЬНИК 3 ОТД. ЭКО ГУГБ НКВД – ЧЕРТОК.
верно:
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 127, Л. 100-103.