ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ЕЛЬКОВИЧ<А>, Якова Рафаиловича,
от 13 января 1935 г.
ВОПРОС: Следствие располагает данными, что Вы являетесь членом зиновьевской организации. Подтверждаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Да, подтверждаю. Начиная с XV съезда и вплоть до 1934 года я являлся членом зиновьевской контрреволюционной организации. В этой организации я на протяжении всех этих лет до момента своего ареста вел активную политическую и организационную работу.
ВОПРОС: Что Вам известно о существовании московского центра зиновьевской организации?
ОТВЕТ: Мне лично известно, что московский центр к.-р. зиновьевской организации, сложившийся в период XV съезда, с некоторыми изменениями существовал вплоть до декабря 1934 года. В состав этого центра входили: ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ, ЕВДОКИМОВ, БАКАЕВ, КУКЛИН. В своей практической деятельности в организации я до последнего времени был связан с перечисленными членами центра, участвовал в обсуждении ряда вопросов, в частности, в выработке некоторых тактических установок; получал ряд установок персонально от ЗИНОВЬЕВА (последнюю в ноябре 1934 года), ЕВДОКИМОВА и БАКАЕВА.
ВОПРОС: Что Вы можете показать о ближайших связях московского центра?
ОТВЕТ: Из лиц, непосредственно участвовавших в работе центра и близко примыкавших к его членам, могу назвать: ГОРШЕНИНА, ГЕРТИКА, ШАРОВА, ХАРИТОНОВА. Организационные связи последнего с центром, насколько я знаю, в последнее время несколько ослабли.
ВОПРОС: Существовала ли связь центра с зиновьевским подпольем других городов? В чем эта связь выражалась? Кто персонально эту связь осуществлял?
ОТВЕТ: Да, такая связь существовала все время. Значительную роль в поддержании связей с периферией играл ГОРШЕНИН. Организационная роль ГОРШЕНИНА особенно выросла после возвращения ЗИНОВЬЕВА из Кустаная. По соображениям конспирации рекомендовалось избегать непосредственных встреч с ЗИНОВЬЕВЫМ. Эти встречи, в том числе с членами организации, приезжавшими из других городов, устраивались часто через ГОРШЕНИНА. Я лично регулярно из Свердловска наезжал в Москву. Мои поездки в Ленинград в 1929 г., 1930 и 1932 г.г. также использовывались в интересах организации. Об установках, которые я передавал членам ленинградской организации в эти свои приезды, – я покажу особо. Мне известно об установке, переданной ЕВДОКИМОВЫМ для Ленинграда БОГРАЧЕВУ во время приезда последнего в Москву в конце 1932 года. (Речь идет о тактике в связи с высылкой ЗИНОВЬЕВА). Через ГОРШЕНИНА поддерживалась также связь с наиболее активными членами организации на местах: ГЕССЕНОМ (Смоленск), ФУРТИЧЕВЫМ (г. Горький), мною – ЕЛЬКОВИЧЕМ (Свердловск). Каждый из перечисленных лиц в свою очередь поддерживал связь и с другими членами центра, но в особенности с Ленинградом (я и ГЕССЕН). Большую роль в поддержании связей с Ленинградом играл член центра КУКЛИН. Наиболее близок он был с ЛЕВИНЫМ Владимиром; кроме того, КУКЛИН поддерживал связь с Ростовом, главным образом, через ДМИТРИЕВА Тимофея. Связь с О. РАВИЧ (Воронеж) осуществлялась преимущественно через ХАРИТОНОВА. Последний в Ленинграде был связан с БАШКИРОВЫМ. ГОРШЕНИН также поддерживал связь с членом организации КАПИТОНОВЫМ (Новосибирск). О других связях центра по Москве, Ленинграду и другим городам покажу дополнительно.
ВОПРОС: В чем сущность установок, которые Вы лично получали от ЗИНОВЬЕВА?
ОТВЕТ: По делам к.-р. организации я был связан с ЗИНОВЬЕВЫМ на протяжении всех лет (с 1927 г. по 1934 г. включительно) за исключением второй половины 1933 г. и первой половины 1934 г., когда по соображениям конспирации связи с ЗИНОВЬЕВЫМ поддерживались мною преимущественно через ГОРШЕНИНА. Об этой конспирации меня предупредили ГОРШЕНИН и БАКАЕВ в 1933 году в ответ на мое намерение посетить лично ЗИНОВЬЕВА. Из отдельных установок, оценок некоторых событий и поручений, которые я получал от ЗИНОВЬЕВ в последнее время, вспоминаю сейчас следующее: я был у ЗИНОВЬЕВА несколько раз в дня подготовки его отъезда в Кустанай. Все разговоры между мною и ЗИНОВЬЕВЫМ в эти дни сосредоточились вокруг вопроса о его высылке. ЗИНОВЬЕВ заявлял, что передача ему СТЭНОМ рютинской платформы была для ЦК и СТАЛИНА линь предлогом, дабы расправиться с ним, что он получил эту платформу после того, как она уже имелась у всех членов ЦК, и что поэтому он меньше всего считал, что он должен кому-нибудь о ней сообщить. Эту поданную ЗИНОВЬЕВЫМ в несколько завуалированной форме установку расшифровал ГОРШЕНИН, который, зная, что я еду в Ленинград, поручил мне рассеять то неблагоприятное впечатление, которое могло сложиться среди зиновьевских кадров Ленинграда в результате блока ЗИНОВЬЕВА с группой РЮТИНА–СТЭНА. В частности, мне рекомендовалось повидаться с членом организации НАТАНСОН М., которая “ругает ЗИНОВЬЕВА”. Выполнение этого поручения ЗИНОВЬЕВА–ГОРШЕНИНА составляло основу всех моих встреч с членами зиновьевской организации в Ленинграде (НАТАНСОН, АНИШЕВ, БАШКИРОВ, ШУРЫГИН и другими) при моей поездке в Ленинград, которая состоялась в декабре 1932 года. Я, конечно, имел в виду, что эту установку, которую я передал перечисленным лицам, будет ими распространена шире, то есть тем зиновьевским кадрам, с которыми они в свою очередь связаны. Возвращаюсь к беседе с ЗИНОВЬЕВЫМ перед его отъездом в Кустанай. Речь зашла о том, что в Свердловске я являюсь одним из его ближайших соседей. При этом мы условились, что в случае необходимости я буду служить экстренной связью между ЗИНОВЬЕВЫМ и московским центром (персонально упоминалась фамилия ЕВДОКИМОВА).
Последняя моя встреча с членом центра ЗИНОВЬЕВЫМ относится к ноябрю 1934 года. Мы встречалась о ним в Кисловодске. В беседе мы задели вопрос о его снятии из “Большевика”. Эта беседа опять-таки носила двурушнический характер. ЗИНОВЬЕВ подчеркнул, что он здесь ни при чем, что его подвел АДОРАТСКИЙ. Тут же ЗИНОВЬЕВ в осторожных выражениях дал мне понять, что дело не в денном частном случае, а в том, что “Большевик” – громадная трибуна с огромным тиражом, что его (ЗИНОВЬЕВА) популярность и значение в “Большевике” сильно выросли, что на его имя в редакцию “Большевика” поступает уйма писем и что все это вместе взятое не могло нравится ЦК и, в частности, СТАЛИНУ. В среде зиновьевского актива, мною, КОЖУРО, ГОРШЕНИНЫМ и другими снятие ЗИНОВЬЕВА с “Большевика” муссировалось как факт очередной расправы со стороны партруководства.
В этой же беседе с ЗИНОВЬЕВЫМ в Кисловодске я информировал его о моих встречах в Москве с БАКАЕВЫМ и ГОРШЕНИНЫМ. Мы с ЗИНОВЬЕВЫМ условились (по моему предложению) о возобновлении связи, о том, что в Москве я к нему зайду.
Во время арестов ЕВДОКИМОВА, БАКАЕВА и других я был в Москве. Я возвращался из отпуска и остановился у ГОРШЕНИНА. У него я узнал от КОЖУРО об арестах. ГОРШЕНИН, я, КОЖУРО и КОСТИНА решили предупредить ЗИНОВЬЕВА об этом. По нашему предложению к ЗИНОВЬЕВУ направилась КОЖУРО. Вернувшись от ЗИНОВЬЕВА, КОЖУРО рассказала мне и ГОРШЕНИНУ о том, что ЗИНОВЬЕВ при известии об аресте БАКАЕВА и ЕВДОКИМОВА заявил: “Еремеич и Петрович арестованы! Дальше идти некуда!” Эта зиновьевская оценка фактов ареста ЕВДОКИМОВА и БАКАЕВА, которая (оценка) тогда встретила единодушную поддержку со стороны нас троих (я, КОЖУРО, ГОРШЕНИН), по своему характеру и смыслу звучала как подтверждение старой зиновьевской к.-р. клеветы о термидорианском перерождении руководства партии и советской власти.
О других известных мне членах зиновьевской организации, с которыми я встречался и сталкивался в процессе своей к.-р работы, о целях и задачах организации, о политических установках, о методах и системе к.-р. зиновьевщины, – я буду говорить в своих дальнейших показаниях.
Записано с моих слов правильно, мною прочитано, в чем и расписываюсь.
ДОПРОСИЛ –
НАЧ. 1 ОТД. СПО УГБ – ЛУЛОВ.
ВЕРНО: Казакова
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 134, Л. 100-105.
