ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

КУЗЬМИНА В.В., от 6 марта 1933 г.

Дополнительно допрошенный КУЗЬМИН В.В. –

показал:

Дополнительно к предшествующим показаниям считаю необходимым отметить разговоры и встречи с А.А. АЛЕКСАНДРОВЫМ – зав<едующим> техпропом ЦК ВКП(б), ГРОБЕЛЬНОЙ Б. и ее мужем, работающим в ГПУ.

С АЛЕКСАНДРОВЫМ и ГРОБЕЛЬНОЙ мы были в близких товарищеских отношениях еще по Институту Красной профессуры. Мы работали в одном семинаре и в семинаре у нас была своя небольшая группировка. АЛЕКСАНДРОВА я втягивал в группу при “Большевике”, которая была широким активом бухаринской “школы”. Но затем, когда разногласия в ЦК определились, АЛЕКСАНДРОВ переменил позиции и стал “левым”, что было для него более последовательно, так как в свое время (в Свердловске) он сочувствовал троцкистам. И ГРОБЕЛЬНАЯ и АЛЕКСАНДРОВ были в институтской группе так называемых левых, в основном разделяя их позиции (1928-1929 г.г.). Во время своих приездов в Москву – а я ездил чаще, чем раз в год, – я почти каждый раз встречался с АЛЕКСАНДРОВЫМ, поддерживал с ним связи. АЛЕКСАНДРОВ тоже связей со мной не рвал, хотя ему, конечно, было известно, что я активный участник правой оппозиции, не раз исключался из партии за это, – из моих намеков он знал, что я держусь прежних позиций и т.д. АЛЕКСАНДРОВ не только не рвал связей, но стремился сам поддерживать их: он был, в частности, очень недоволен, когда я не заходил к нему, будучи в Москве.

Из встреч с АЛЕКСАНДРОВЫМ отмечу две встречи. Одна из них была в 1931 г. – в ЦК ВКП(б). Мы вместе с ним поехали к ГРОБЕЛЬНОЙ на квартиру. Нас встретила она и ее муж, работавший в ГПУ, о чем мне сказал АЛЕКСАНДРОВ. Я не припомню точно всех разговоров, но помню, однако, что стиль и характер их был таков, что кроме разных технических тем вроде получения железа бездоменным процессом и т.д. я считал для себя возможным рассказать в не совсем ортодоксальном духе о своих исключениях из партии, своих впечатлениях о партийной жизни и работе в Сибири. ГРОБЕЛЬНАЯ весело и двусмысленно спрашивала меня о том, что я, конечно, и сейчас стою на генеральной линии, как стоял все время. Я в этом же стиле отвечал ей, что – разумеется, и этот мой ответ был, конечно, хорошо понят всеми. Она интересовалась и другими товарищами из нашей группы: “СЛЕПКОВ, МАРЕЦКИЙ – тоже, конечно, на генеральной?” – со смехом спрашивала она. – “Да, конечно, – смеялся и я. – Какие же тут могут быть сомнения”.

АЛЕКСАНДРОВ сказал, что мне пора кончать сибирскую ссылку и приезжать в Москву, что это дело он постарается как-нибудь устроить, пользуясь своими связями.

С ГРОБЕЛЬНОЙ мы условились встретиться после, чтобы поговорить серьезно на ряд тем, но встреча не удалась: я был очень занят и уехал. Последняя моя встреча с АЛЕКСАНДРОВЫМ имела место весной 1932 г. в ЦК ВКП. Он сообщил мне о напряженности политической обстановки, о ряде забастовок, в частности, о волынке в Иваново-Вознесенске, тяжелом положении на Украине и т.д. Я, в свою очередь, поделился с ним тем, что мне было известно из московских источников и по Сибири.

АЛЕКСАНДРОВ интересовался: продолжаю ли я быть связанным со СЛЕПКОВЫМ, МАРЕЦКИМ и другими, – я отвечал положительно.

Между прочим, я поставил перед ним на этот раз со всей определенностью вопрос о том, что он может сделать для моего переезда в Москву. Дело это сложное. БУХАРИНА неудобно и неполитично просить об этом: ЯГЛОМ был в правой оппозиции и ему трудно взяться за такое дело, говорил я ему. АЛЕКСАНДРОВ ответил, что он сделает все, от него зависящее, чтобы добиться перевода меня в Москву. В частности, чтобы не задержал меня Крайком в Сибири, он хотел написать письмо ЛАВРЕНТИЮ, которого знал по работе на Украине.

В. КУЗЬМИН.

Верно: С. Эдельман

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 189, Л. 136-138.