ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ДОРОШИНА Василия Григорьевича от 7 февраля 1935 г.
ВОПРОС: На допросе от 4-5/II с<его> г<ода> Вы показали, что клеветнические слухи в отношении руководства ВКП(б) Вы распространяли с КОЗЫРЕВЫМ и СИНЕЛОБОВЫМ.
По данным следствия, Ваша клевета на руководство ВКП(б) не исчерпывается приведенными Вами случаями.
Предлагаем подробно сообщить следствию все вам известное по этому вопросу.
ОТВЕТ: Больше ничего не помню.
ВОПРОС: Арестованным нами комендант Большого кремлевского дворца ЛУКЬЯНОВ показал, что Вы совместно с пом<ощником> коменданта Кремля ПАВЛОВЫМ и нач<альником> адм<инистративно->хоз<яйственного> управления комендатуры Кремля ПОЛЯКОВЫМ распространяли троцкистскую клевету о руководстве ВКП(б). Признаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Не помню.
ВОПРОС: Зачитываю Вам выдержку из показаний ЛУКЬЯНОВА от 6/II-с<его> г<ода> [1] по этому вопросу. Подтверждаете ли Вы эти показания?
ОТВЕТ: Зачитанную мне часть показаний ЛУКЬЯНОВА от 6/II о том, что после XVI съезда партии я, ПАВЛОВ, ПОЛЯКОВ и ЛУКЬЯНОВ в помещении комендатуры Кремля клеветали на тов. СТАЛИНА, – подтверждаю.
ВОПРОС: Что Вам известно о ПАВЛОВЕ и ПОЛЯКОВЕ?
ОТВЕТ: Надо сказать, что ПОЛЯКОВ и ПАВЛОВ неустойчивые члены партии, пьянствуют и морально разложились.
Вообще обстановка в комендатуре Кремля не способствовала повышению боевой дисциплины, личной выдержки и преданности партии личного состава.
Скажу больше, что командный состав любой воинской части в вопросах дисциплины, выдержки, идеологической устойчивости стоит выше командного состава комендатуры Кремля, хотя она должна являться образцом железной дисциплины и беззаветной преданности партийному руководству.
Я лично этим и объясняю положение, при котором названная выше группа: я – ДОРОШИН, ЛУКЬЯНОВ, ПАВЛОВ и ПОЛЯКОВ скатились на антипартийные контрреволюционные позиции.
Я считаю, что мой арест безусловно правилен и поможет оздоровлению обстановки в комендатуре Кремля.
ВОПРОС: В чем конкретно выражалась недостаточная дисциплина в комендатуре Кремля?
ОТВЕТ: Выражалось это в том, что всякие слушки, сплетни не пресекались и имели широкое распространение. Секретные данные (о сигнализации, охране, список 17-ти) расшифровывались.
ВОПРОС: Список 17-ти Вы знали в связи с занимаемой должностью?
ОТВЕТ: Да, я знал список 17-ти (члены Политбюро и руководящие партийно-советские работники) в связи с занимаемой должностью, но неправильная система в пользовании этого списка привела к тому, что из секретного он превратился в несекретный. По моим подсчетам, этот список расшифрован перед 8-ю ротами красноармейцев-курсантов кремлевского гарнизона. Недопустимость этого совершенно очевидна.
Эта система пользования списка была введена комендантом Кремля тов. ПЕТЕРСОНОМ и его заместителем тов. КОРОЛЕВЫМ.
ВОПРОС: А как распространялись секретные данные о сигнализации?
ОТВЕТ: Помещение, в котором находилась сигнализация, – комната дежурного по комендатуре, посещают совершенно посторонние лица (рабочие гражданского отдела, нарядчики и др<угие>). Отсюда расшифровка ее секретности.
ВОПРОС: Почему Вы об этом не ставили вопрос перед своим начальством по службе?
ОТВЕТ: Комендант Кремля тов. ПЕТЕРСОН от работы комендатуры оторван, а его заместитель тов. КОРОЛЕВ – бюрократ, не способный улучшить систему охраны.
ВОПРОС: Расскажите подробно содержание Вашего разговора с ПАВЛОВЫМ, ПОЛЯКОВЫМ и ЛУКЬЯНОВЫМ?
ОТВЕТ: Разговор этот происходил, по-моему, летом в 1933 году (видимо, в конце мая или в конце сентября, т.к. остальное время я в Москве не был). Мне кажется, что кроме ЛУКЬЯНОВА, ПАВЛОВА и ПОЛЯКОВА там был и СИНЕЛОБОВ.
К этому времени я имел ряд бесед с КОЗЫРЕВЫМ, о которых я показывал на прошлом допросе.
Под влиянием обстановки, в которой я находился, с одной стороны, и систематической обработки меня КОЗЫРЕВЫМ в троцкистском духе – с другой, – я как член партии стал перерождаться, потерял элементы партийности и перешел на контрреволюционные троцкистские позиции.
Во время этого разговора мы перепевали троцкистские наговоры и клевету на вождя партии, и я нашел сочувствие в этом вопросе со стороны перечисленных лиц, а с СИНЕЛОБОВЫМ я говорил ранее, и он со мной солидаризировался.
Тогда же говорилось о том, что при ЛЕНИНЕ ЗИНОВЬЕВ занимал руководящее положение в партии, теперь же он уничтожен и сведен на нет.
Главным мотивом разговоров и обоснованием правильности наших позиций явилось так называемое завещание ЛЕНИНА, извращенное нами в троцкистском контрреволюционном направлении.
ВОПРОС: Значит, кроме индивидуальных бесед с КОЗЫРЕВЫМ и СИНЕЛОБОВЫМ у Вас были и групповые беседы, носившие контрреволюционный характер?
ОТВЕТ: Совершенно верно. Фактически я, ЛУКЬЯНОВ, ПАВЛОВ, ПОЛЯКОВ и СИНЕЛОБОВ, по существу, составляли троцкистскую контрреволюционную группу и вели троцкистскую пропаганду.
ВОПРОС: Признаете ли Вы себя виновным в участии в троцкистской группе?
ОТВЕТ: Признаю себя виновным в том, что, будучи обработанным КОЗЫРЕВЫМ в троцкистском направлении, я совместно с ЛУКЬЯНОВЫМ, ПАВЛОВЫМ, ПОЛЯКОВЫМ и СИНЕЛОБОВЫМ фактически составляли троцкистскую группу в комендатуре Кремля и вели контрреволюционную пропаганду против руководства ВКП(б).
ВОПРОС: К какому времени относится обработка Вас КОЗЫРЕВЫМ в троцкистском духе?
ОТВЕТ: Включая 1933 год.
ВОПРОС: Кто еще кроме перечисленных Вами лиц входил в названную Вами троцкистскую группу как в Кремле, так и вне Кремля?
ОТВЕТ: Мне больше никто не известен.
ВОПРОС: Какую цель Вы преследовали, участвуя в названной Вами группе троцкистов?
ОТВЕТ: Ответить на этот вопрос затрудняюсь.
ВОПРОС: Какую цель Вы преследовали, распространяя клевету на руководство ВКП(б)?
ОТВЕТ: Специальной цели не преследовал. Считаю, что это явилось, как я уже показывал, следствием потери мною элементов партийности и моего внутреннего перерождения.
Записано с моих слов верно, мною прочитано –
ДОПРОСИЛ<И>:
НАЧ. СЕКР.-ПОЛИТ. ОТДЕЛА ГУГБ: (Г. МОЛЧАНОВ)
НАЧ. 2 ОТД. СПО ГУГБ: (КАГАН)
Верно: Уполн. Уемов
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 107, Л. 28-33.
[1] Вероятно, речь идет о протоколе допроса И.П. Лукьянова от 7 февраля 1935 г.
