ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
произведенный 15 декабря 1934 г. НАЧ. 1-го ОТД. СПО ГУГБ НКВД
Вопрос: Что Вы можете показать о к.-р. антипартийной деятельности б<ывших> участников зиновьевско-троцкистского блока и Вашем участии в деятельности этой организации?
Ответ: Б<ывшие> зиновьевцы после XV-го Партсъезда подали заявление о подчинении решениям съезда, не исходя из убеждений правильности их, а из-за того жесточайшего идейно-политического разгрома, который они потерпели в борьбе с партией.
Внутренне, для себя, б<ывшие> зиновьевцы не изжили своих прежних взглядов и надеялись на возможность при благоприятных условиях протащить в жизнь свой старый багаж в тех или иных формах и комбинациях и добиться соответствующего изменения партруководства.
Антипартийную деятельность зиновьевской группы за время, истекшее после XV-го съезда партии, следует разбить на три периода. Первый – 1928 и 1929 г.г. В этот период времени зиновьевская группа имела ясный тактический план. Она ставила ставку на развитие борьбы правых с партией, в результате которой создались бы условия для самостоятельного выступления зиновьевской группы и для смены партийного руководства. Из этой тактической установки вытекала применявшаяся зиновьевской группой политика двурушничества. Велись переговоры с правыми и в то же время давались заверения ЦК партии о полной солидарности и лояльности. Тактические установки зиновьевской группы того момента выражены в двух известных документах – запись КАМЕНЕВА о беседе с БУХАРИНЫМ и письмо ЗИНОВЬЕВА, хранившееся у ШВАЛЬБЕ.
Второй период – 1930-32 г.г. Выяснился провал надежды на сколько-нибудь успешное выступление правых. Сохраняя ту же цель смены руководства, зиновьевская группа не имела ясного тактического плана и ставила своей задачей на ближайшее время групповое самосохранение в ожидании развертывания дальнейших событий. В то же время зиновьевцы проявляли исключительное внимание к деятельности других антипартийных групп и организаций. В частности, я в то время неоднократно виделся с так называемыми леваками (ЛОМИНАДЗЕ и ШАЦКИНЫМ) и через них узнавал об их позиции, деятельности и т.д. Особого оживления деятельность зиновьевской группы достигла во второй половине 1932 г. в связи с общим оживлением работы всего антипартийного подполья. В этот момент особенно частыми становятся сношения с леваками (преимущественно со СТЭНОМ), а также особенно усиливается прощупывание настроений других антипартийных формирований и недовольных слоев.
Самым характерным проявлением этих связей с др<угими> антипартийными организациями является передача СТЭНОМ ЗИНОВЬЕВУ рютинской платформы и утайка ее последним от партии. В то же время у ЗИНОВЬЕВА появляются некоторые б<ывшие> участники зиновьевско-троцкистского блока, ранее порвавшие с ЗИНОВЬЕВЫМ; так, например, мне известно, что в этот период у ЗИНОВЬЕВА стал бывать САФАРОВ. Надежды зиновьевской группы связывались с тем, что общая расшатанность партийной дисциплины и сплоченности, а также подрыв влияния партийного руководства дадут ей возможность сделать попытку политического выступления. При этом, однако, считалось, что такое выступление будет безнадежным, пока не наметилось какой-либо трещины в руководящей верхушке. Отсюда особенно настороженное внимание ко всему, что происходит в составе партруководства, ловля и муссирование различных слухов о разногласиях, трениях и т.п. в составе Политбюро и ЦК. Помню, например, как однажды я беседовал с КАМЕНЕВЫМ (летом 1932 года) о том – есть ли у нас шансы на возможность какого-либо выступления, и получил от него ответ: ‒ “Пока верхушка едина – нам нельзя трогаться. Мы уже один раз ошиблись, второй раз прошибиться нам нельзя”. Что касается разговоров о персональных и политических трениях в руководящем составе партии, то мне вспомнились особенно слухи о существующем якобы недовольстве МОЛОТОВА своим организационным положением; слухи довольно бесформенные.
Третий период – 1933-34 г.г. Это время характеризуется настроением безнадежности и бесперспективности. Такое настроение вызывалось, во-первых, окончательно выявившейся полной безнадежностью каких-либо попыток сменить или подорвать существующее партийное руководство. Стало окончательно ясным, что всякие расчеты на внутренние трения в его среде являются ложными; что партия никакого иного руководства не примет, что влияние и популярность партийного руководства в среде партийного актива и в широких массах членов партии достигли небывалой высоты. Во-вторых, особенно наглядно выявилась наша неспособность противопоставить генеральной линии партии какую-нибудь свою, сколько-нибудь оформленную политическую позицию.
О настроениях ЗИНОВЬЕВА и КАМЕНЕВА в этот период я ничего сказать не могу. КАМЕНЕВА я ни разу не видел, ЗИНОВЬЕВА же видел всего один раз, вскоре после XVII съезда партии, когда он находился под непосредственным впечатлением благожелательного приема его выступления съездом и говорил главным образом о своих съездовских впечатлениях.
Протокол мне прочитан. Написан с моих слов правильно.
Допросил –
НАЧ. 1-го ОТД. СПО ГУГБ НКВД: РУТКОВСКИЙ. ‒
Верно:
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 120, Л. 23-26.
