Протокол допроса Р.В. Пикеля

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

ПИКЕЛЯ Ричарда Витольдовича, от 23-го июня 1936 года.

 

1896 г<ода> р<ождения>, чл<ен> ВКП(б) с марта 1917 г., б<ывший> начальник Политотдела 6-ой армии и начальник Политотдела войск Украины и Крыма. В 1922-1923 г.г. военком ВАКа РККА. С 1924 по 1926 г. секретарь Зиновь­ева и зав<едующий> секретариатом Коминтерна. Последнее время член Союза Советских Писа­телей.

 

ВОПРОС: Подтверждаете ли Вы показания, данные Вами на след­ствии 22 июня с<его> г<ода>?

ОТВЕТ: Да, я их полностью подтверждаю.

ВОПРОС: Каковы были причины, побудившие всесоюзный центр троцкистско-зиновьевского блока организовать московский центр?

ОТВЕТ: Из бесед, которые имели место между мной и РЕЙНГОЛЬ­ДОМ в начале 1933 года, мне стало известно, что в зиновьевском центре обсуждался вопрос о необходимости в целях конспирации ограничить непосредственные связи членов организации с ЗИНО­ВЬЕВЫМ и КАМЕНЕВЫМ. Именно поэтому был выдвинут вопрос о необ­ходимости создания московского центра троцкистско-зиновьевского блока, который практически осуществлял бы в Москве все директи­вы, исходящие от всесоюзного центра троцкистско-зиновьевского блока, и являлся бы органом, непосредственно руководящим всей подпольной организацией в Москве.

ВОПРОС: Когда возник и оформился московский центр троцкист­ско-зиновьевского блока?

ОТВЕТ: Как я уже показывал, в сентябре 1933 года РЕЙНГОЛЬД, по прямому поручению Зиновьева, вызвал меня и ДРЕЙЦЕРА для об­суждения вопроса о создании и плане работы московского центра троцкистско-зиновьевского блока. РЕЙНГОЛЬД изложил нам мотивы, послужившие основанием к созданию московского центра, и сообщил, что создание объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока в г. Москве санкционировано также троцкистским руководством. С этого момента центр начал функционировать. Впоследствии ДРЕЙЦЕР сообщил нам, что его вхождение в московский центр троцкистско-зиновьевского блока санкционировано Всесоюзным троцкист­ским центром в лице МРАЧКОВСКОГО.

ВОПРОС: Как часто собирался московский центр?

ОТВЕТ: Заседания московского центра троцкистско-зиновьевско­го блока в составе всей нашей тройки обычно приурочивались к моментам приезда в Москву ДРЕЙЦЕРА, который в то время работал на периферии. В его же отсутствие вопросы практической работы московской организации разрешались РЕЙНГОЛЬДОМ и мной. К моментам приезда ДРЕЙЦЕРА у нас накапливался ряд организационных во­просов, которые мы разрешали совместно.

ВОПРОС: Какие вопросы обсуждались на этих совещаниях контр­революционного московского центра троцкистско-зиновьевского блока?

ОТВЕТ: На совещаниях московского центра троцкистско-зиновьевского блока обычно обсуждались следующие вопросы: 1) о состоянии организации, 2) кандидатуры лиц, намеченных к вовлечению в организацию, 3) новые политические и тактичес­кие установки нашей контрреволюционной организации. На этих заседаниях делалась информация о внутрипартийной жизни в явно извращенном и тенденциозном освещении. Каждый из нас информи­ровал об образовании новых групп и их деятельности.

ВОПРОС: Обсуждал ли московский центр троцкистско-зиновьевского блока вопрос о методах более острой борьбы с партией и советской властью?

ОТВЕТ: Да. На совещаниях нашего центра постепенно из оценки общей обстановки в стране нарастал вопрос о террористических методах борьбы с ВКП(б) и советской властью.

По информации, которую нам сделал РЕЙНГОЛЬД в начале 1934 года, объединенный всесоюзный контрреволюционный центр троцкистско-зиновьевского блока решил усилиями троцкистов и зиновьевцев нанести ВКП(б) сокрушительный удар путем ряда террористических актов, задачей которых было обезглавить руководство и зах­ватить власть в свои руки.

Всесоюзным центром троцкистско-зиновьевского блока тогда был прямо поставлен вопрос о необходимости “хирургического вмешательства” (подразумевался террор) для того, чтобы реши­тельным образом изменить положение в стране. Для этой цели центр дал директиву приступить к подбору людей, крайне озлобленных против партийного руководства, обладающих огромной си­лой воли, способных на совершение террористических покушений против вождей ВКП(б).

ВОПРОС: Кто именно из членов всесоюзного центра троцкистско-зиновьевского блока дал директиву об организации террористичес­ких покушений против руководителей ВКП(б) и соввласти?

ОТВЕТ: По неоднократной информации РЕЙНГОЛЬДА, которую он делал лично мне и на заседаниях московского центра троцкистско-зиновьевского блока с участием Е. ДРЕЙЦЕР<А>, директива об организации террора против руководителей ВКП(б) и советского правительства исходила непосредственно от Г.Е. ЗИНОВЬЕВА и Л.Б. КАМЕНЕВА.

РЕЙНГОЛЬД получил эту директиву лично от Г.Е. ЗИНОВЬЕВА в 1933 году. По словам РЕЙНГОЛЬДА, эта директива исходила от объединенного троцкистско-зиновьевского центра с участием Ивана Ни­китича СМИРНОВА.

ВОПРОС: Кто входил в актив контрреволюционной зиновьевской организации в Москве?

ОТВЕТ: В актив зиновьевской контрреволюционной организации в г. Москве входили: ФАЙВИЛОВИЧ, ГЕССЕН [1], ГЕРТИК, БАКАЕВ, ЕВДОКИМОВ, ЗОРИН, ЗАЛУЦКИЙ и др<угие>. Они были организационно связаны лично с РЕЙНГОЛЬДОМ как с руководителем организации в г. Москве.

Каждый из них в свою очередь имел нелегальные группы и связи и вел организационную работу.

ВОПРОС: Что Вам известно о роли Л.Б. КАМЕНЕВА в руководстве объединённого троцкистско-зиновьевского центра?

ОТВЕТ: Из информации РЕЙНГОЛЬДА мне известно, что Л.Б. КАМЕ­НЕВ совершенно в такой же степени, как и ЗИНОВЬЕВ является сто­ронником и организатором террора против руководства ВКП(б).

КАМЕНЕВ являлся в зиновьевском центре политической опорой для Зиновьева.

ВОПРОС: Кого наметил троцкистско-зиновьевский центр в каче­стве объектов террористических покушений?

ОТВЕТ: Мне известно лично от РЕЙНГОЛЬДА, что центром было решено совершить убийство Сталина, Кирова, Кагановича и Воро­шилова. Главной задачей являлось убийство Сталина. Особое внимание уделялось также подготовке убийства Кирова. Его расцени­вали как молодого, талантливого, растущего руководителя, близ­кого человека к Сталину. В лице Кирова мы видели организатора разгрома зиновьевцев в Ленинграде. РЕЙНГОЛЬД передавал, что Зиновьев и Каменев считали недостаточной организацию покушения против Сталина; их дословное выражение: “Мало вырвать дуб, надо уничтожить все то молодое, что около этого дуба растет”. [2]

Необходимость подготовки террористического покушения против Кагановича мотивировалась тем, что он – близкий соратник Сталина и возглавляет столичную парторганизацию. Каганович вызывал к себе среди нас особую ненависть. Зиновьев и Каменев, как сообщил мне РЕЙНГОЛЬД, говорили о Кагановиче как о человеке, который сколотил неприступную стену партийного аппарата вокруг Сталина, которую невозможно разрушить.

ВОПРОС: Какие конкретные меры к подготовке террора были приняты московским центром троцкистско-зиновьевского блока?

ОТВЕТ: На совещаниях нашего центра РЕЙНГОЛЬД неоднократно ставил вопрос о том, что необходимо присматриваться тщатель­нейшим образом и подыскивать боевых, решительных людей.

С целью изучения опыта террористической борьбы ставился вопрос о необходимости знакомиться с савинковской литературой о боевой деятельности партии с<оциалистов->р<еволюционеров>. (“Конь бледный” и др.) и материалами других боевых террористических организаций.

ВОПРОС: Какова была Ваша личная роль в этот период в московском центре троцкистско-зиновьевского блока?

ОТВЕТ: Обычно на мою долю в центре выпадала задача теоретической и политической разработки вопросов, связанных с линией Центрального Комитета ВКП(б) и с его текущей политикой. Все это делалось в масштабе абсолютного искажения, извращения и служило материалом для нашего актива по линии связей его с членами своих групп. Таким образом, меня можно рассматривать как руководителя всей политико-пропагандистской работы москов­ского центра троцкистско-зиновьевского блока.

Я должен был играть роль незапятнанного члена партии. По личным директивам Зиновьева я должен был находиться в обстановке строгой законспирированности. Именно с этой целью перед убийством Кирова мне было предложено под видом творческой литературной командировки уехать на Шпицберген, так как было ясно, что независимо от исхода покушения против Кирова произойдет сильный разгром нашего подполья. В этой связи огромное внимание уделялось необходимости сохранить часть руководящих кадров, которые способны были бы возродить организацию в случае ее провала.

ВОПРОС: Готовы ли Вы были лично принять непосредственное участие в террористическом покушении против руководителей ВКП(б) и соввласти?

ОТВЕТ: Да, я должен откровенно заявить, что я был способен на участие в террористическом акте, на то, чтобы лично произвести покушение, если бы я тогда получил от нашей контрреволюционной организации соответствующее задание; степень моей озлобленности в полной мере способствовала тому, чтобы я это поручение безоговорочно выполнил.

ВОПРОС: Кого из активных участников контрреволюционной орга­низации привлек к подготовке террористических покушений москов­ский центр троцкистско-зиновьевского блока?

ОТВЕТ: РЕЙНГОЛЬД мне неоднократно говорил в этом разрезе о личности ФАЙВИЛОВИЧА. Он его характеризовал, как способного на решительные боевые действия, и сообщил мне, что ФАЙВИЛОВИЧ намечен в качестве боевика-исполнителя террористического акта против Сталина.

ВОПРОС: Еще кого называл Вам в этой связи РЕЙНГОЛЬД? 

ОТВЕТ: В этой связи РЕЙНГОЛЬД меня также информировал о том, что в качестве исполнителя террористического акта намечен Сергей ГЕССЕН, но при этом РЕЙНГОЛЬД мне говорил, что перед осуществлением покушения Сергея ГЕССЕНА надо будет основательно “наркотизировать для бодрости”.

Должен показать, что особая роль отводилась БОГДАНУ [3], бывшему личному секретарю Зиновьева. 

На БОГДАНА рассчитывали как на решительного и отважного, непримиримого в своей злобе врага партии, который не задумываясь осуществит поручение всесоюзного центра зиновьевско-троцкистского блока и безбоязненно совершит покушение. БОГДАН тщательно подготавливался И. БАКАЕВЫМ к совершению покушения против Сталина.

ВОПРОС: Каким путем БОГДАН должен был совершить покушение против т. Сталина?

ОТВЕТ: Имелось в виду, что БОГДАН должен будет пробраться под любым предлогом на прием в Секретариат Сталина и там про­извести покушение, пожертвовав, конечно, собой. Мне известно лично от БОГДАНА, что он по поручению нашей организации систе­матически изучал обстановку и условия охраны подъездов ЦК партии на Старой площади.

ВОПРОС: Что Вам известно о террористической деятельности троцкистской организации и, в частности, ДРЕЙЦЕРА?

ОТВЕТ: Личным волевым и боевым качествам и организационным способностям, которыми обладал ДРЕЙЦЕР, мы давали всегда долж­ную оценку. Он был нам известен, как человек храбрый до конца, который ни перед чем не остановится в случае необходимости решительных, боевых действий. Со слов самого Ефима ДРЕЙЦЕРА мне известно, что троцкисты готовили террористический акт против Ворошилова как против руководителя Красной Армии и в целях мести за диффамацию и клевету против Троцкого. Это еще объяснялось дополнительно тем, что среди троцкистов было как раз большое количество бывших военных, работавших под руководством Троцкого в Красной Армии и снятых с военных постов с момента прихода к руководству Красной Армией Ворошилова.

ВОПРОС: Что Вам известно о практической подготовке терро­ристических актов?

ОТВЕТ: Со слов РЕЙНГОЛЬДА мне известно, что практической подготовкой террора занимался также и ФАЙВИЛОВИЧ. На БАКАЕВА и ФАЙВИЛОВИЧА была возложена задача тщательно выяснить распо­ложение и обстановку в дачных местах, где проживали вожди партии и правительства. Весной 1934 года РЕЙНГОЛЬД мне расска­зал о том, что в целях практической реализации террора на­мечалось в районе правительственных дач по Можайскому шоссе нанять специальную дачу, которая должна была быть использо­вана как пункт для наблюдения и база боевой группы.

ВОПРОС: Информировал ли Вас ДРЕЙЦЕР весной 1936 года о террористической деятельности троцкистов?

ОТВЕТ: ДРЕЙЦЕР по моему приглашению пришел ко мне на квар­тиру. В виду того, что там было неудобно вести беседу, мы с ним пошли в одну из пивных на Арбате. Это наше свидание с ним произошло после почти двухлетнего перерыва связи ввиду его и моего отсутствия из Москвы. Я сообщил ДРЕЙЦЕРУ, что сейчас, на мой взгляд, ощущается некоторый спад бдительности в рядах партии, и это должно облегчить нашу работу. ДРЕЙЦЕР сообщил мне о том, что в троцкистском подполье несмотря на ряд про­валов подпольная работа не останавливается. Несколько позже, при другой нашей встрече весной с<его> г<ода> ДРЕЙЦЕР сообщил мне о том, что троцкистская организация имеет на московских пред­приятиях целый ряд нелегальных групп. При этом ДРЕЙЦЕР в качестве иллюстрации рассказал мне о том, что сильная часть организации имеется в МОГЭСе. Мы с ДРЕЙЦЕРОМ договорились вновь объединить все силы нашего подполья для борьбы и “бить по партии вместе”. Эта моя встреча с ДРЕЙЦЕРОМ произошла на квартире у А.М. АРКУС в начале весны 1936 года где мы обычно собирались под видом игры в преферанс [4].

ДРЕЙЦЕР сообщил мне о том, что имеется прямая директива Троцкого о подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства, в первую очередь против Сталина.

ВОПРОС: Дайте исчерпывающие показания о том, что Вам известно об этой директиве Троцкого?

ОТВЕТ: Помимо того, что ДРЕЙЦЕР рассказал, что он такую директиву имел в свое время от МРАЧКОВСКОГО, он в эту встречу сообщил, что в октябре 1934 года он получил специальную директиву Троцкого, которую доставила ему его сестра СТОЛОВИЦКАЯ, приехавшая из Варшавы.

Эта директива была ему доставлена в зашифрованном виде (как именно – подробно он не указывал), где лично Троцкий в своем письме дал указания о подготовке террористических актов против Сталина и Ворошилова, а также о необходимости развер­нутой организационной работы для создания ячеек в Красной армии. Кроме этого, ДРЕЙЦЕР также сообщил, что в этом письме Троцкий дал указания – в случае военных осложнений занять пора­женческую позицию и использовать военную обстановку для захвата власти.

ВОПРОС: В чем выразилась Ваша личная практическая работа по подготовке террористических покушений?

ОТВЕТ: Я поставил перед собой задачу разыскать КРИВОШЕИНА, известного мне, как решительный, энергичный и мужественный че­ловек, с тем, чтобы использовать его для террористической дея­тельности. Мне его удалось разыскать и устроить с ним одну конспиративную встречу на бульваре около Арбатской площади. В эту встречу я его осторожно подготовлял к тому, что придется вести решительную и беспощадную борьбу с ВКП(б) и советской властью. Он принципиально выразил согласие принять участие в подпольной работе и в активных методах борьбы. Подробно я с ним ни о чем не успел договориться. Эта встреча с КРИВОШЕИНЫМ была в конце мая 1936 г.

Я намечал для вовлечения в нашу контрреволюционную органи­зацию газетного работника – критика ОРУЖЕЙНИКОВА. У меня с ним уже было два предварительных разговора. В конце 1935 года его исключили из партии за троцкистское выступление в редакции газеты “Рабочая Москва”. Я за это ухватился и подготавливал почву для того, чтобы его втянуть в организацию. Встречался я с ним, кажется, два или три раза на совещаниях ВТО (Всероссий­ского театрального общества). Он мне высказывал, что ему чрезвы­чайно тяжело, что от него все отвернулись, что в аппарате конт­рольных партийных органов масса головотяпов, что из мухи делают слона, что он вообще не понимает, почему его называют троцкистом и т.д. Я ему очень сочувственно поддакивал и, в частности, иллюстрировал своим положением, как мне трудно становиться на учет. Но дальше этого наши разговоры не шли. Я его твердо на­метил для вовлечения, но вопрос положительно не разрешился.

ВОПРОС: Кого Вы еще намечали к вовлечению в Вашу контрреволюционную организацию?

ОТВЕТ: Кроме ОРУЖЕЙНИКОВА, у меня было несколько зондирующих разговоров с БЛЮМОМ, Владимиром Ивановичем, известным критиком.

Я решил использовать для его вербовки следующий случай: в “Правде” была напечатана статья Аграновского, в которой указывалось, что БЛЮМ дал совершенно неверную политическую оценку одной пьесы Архипова. При разборе вопроса в нашей профсоюзной организации выступление БЛЮМА носило далеко не партийный характер (БЛЮМ и в настоящее время член партии). Поэтому я устроил с БЛЮМОМ несколько встреч.

Между прочим, у нас был разговор о том, что “Правда” заня­ла такую позицию, при которой дохнуть никому нельзя, что каждая строка “Правды” – это непреложный закон, что совершенно немыслимо работать. БЛЮМ, будучи очень озлобленно настроен, высказы­вался за то, что “надо эту обстановку решительно разрядить”. Дальше этого разговоры у нас не шли. Все эти разговоры дали мне основание иметь его в виду для вовлечения в нашу контрреволюционную организацию, но помешал этому мой арест.

Совершенно определенно я решил привлечь для террористической работы АГРЕСТА несмотря на то, что он являлся в прошлом троцкистом. Я учитывал его экзальтированность и его характер, и, судя по его настроениям, у меня были все основания считать, что он может быть мною использован. Он всегда соглашался с моими настроениями и довольно ясными намеками, которые я ему высказывал, о необходимых методах решительной борьбы с ВКП(б) и соввластью.

 

Все изложенное записано с моих слов верно, соответствует действительности и мною лично прочитано – ПИКЕЛЬ.

 

ДОПРОСИЛИ:

 

ЗАМ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР

КОМИССАР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ 1 РАНГА – АГРАНОВ

 

ЗАМ НАЧ. УПРАВЛЕНИЯ НКВД СССР по Моск. обл.

СТАРШИЙ МАЙОР ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – РАДЗИВИЛОВСКИЙ

 

ПРИСУТСТВОВАЛИ: 

 

НАЧАЛЬНИК СПО УГБ НКВД СССР по Моск. обл.

КАПИТАН ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – ЯКУБОВИЧ 

 

ЗАМ НАЧ. СПО УГБ НКВД СССР по Моск. обл.

КАПИТАН ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ – СИМАНОВСКИЙ

 

верно: <Якубович>

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 226, Л. 201-212.


[1] Гессен Сергей Михайлович, род. в 1898 г., уроженец Батума. Член ВКП(б) с 1916 г. До ареста 9 декабря 1934 года уполномоченный по Западной области Наркомата тяжелой промышленности СССР в г. Смоленске. Арестован 9 декабря 1934 г. Был обвиняемым на закрытом процессе “Московского центра” 15-16 января 1935 г. Расстрелян 31 октября 1937 г.

[2] А. Орлов в книге «Тайная история сталинских преступлений» пишет: «В показания Рейнгольда Сталин внёс и другие исправления [кроме якобы вычеркивания фамилии Молотова из списка потенциальных жертв террористов]. Иногда они носили деловой характер, однако нередко были такого сорта, что руководители НКВД, перечитывая их, едва могли сдержать ироническую усмешку, а то и начинали, втихомолку хихикать. Например, прочитав в показаниях Рейнгольда, что Зиновьев настаивал на необходимости убить не только Сталина, но также и Кирова, Сталин сделал такую приписку: «Зиновьев заявил: недостаточно свалить дуб, все молодые дубки, поднявшиеся вокруг, тоже должны быть вырваны».» Как видно из документа, в показаниях Пикеля эта фраза появилась гораздо раньше, чем у Рейнгольда (к тому же в протоколе допроса Пикеля она подчеркнута карандашом). Рейнгольд же упомянул о ней лишь на допросе 9 июля 1936 г.: «Мотивируя необходимость совершения террористического акта против КИРОВА, ЗИНОВЬЕВ говорил, что КИРОВА надо фи­зически уничтожить как ближайшего помощника СТАЛИНА. Он добавил при этом, что “мало срубить дуб: надо срубить все молодые поддубки, которые около этого дуба растут”. Необ­ходимость убийства КИРОВА ЗИНОВЬЕВ мотивировал также тем, что КИРОВ является руководителем ленинградской организации и лично ответственен за разгром оппозиции в Ленинграде».

[3] Богдан Бронислав Викентьевич, род. 20 декабря 1897 г., член ВКП(б) с 1919 г., работал помощником заведующего секретариатом Г. Зиновьева в Коминтерне с 1 июня 1924 г. по 15 декабря 1926 г. Покончил самоубийством в октябре 1933 г. 

[4] Видимо, за давностью лет А. Орлов перепутал преферанс с покером (когда писал про А. Аркус: “Рейнгольд со своим другом Пикелем несколько лет назад изредка заглядывали к ней сыграть в покер”).