ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 28 ноября 1935 года.
ВОПРОС: В протоколе допроса от 22 ноября с<его> г<ода> Вы показали, что после вовлечения Вас в террористическую боевую организацию НЫРЧУК обещал с Вами более подробно поговорить о применении террора Вашей организации в борьбе с партией.
Расскажите следствию, имели ли Вы с НЫРЧУКОМ беседу по этому вопросу?
ОТВЕТ: Да, такая беседа была в конце апреля с<его> г<ода>. Я встретился с НЫРЧУКОМ во время моей прогулки после болезни на бульваре Шевченко в сквере по дороге вверх по направлению к улице Короленко.
После первых расспросов о моем состоянии здоровья НЫРЧУК перешел в беседе со мной к серьезному обоснованию необходимости перехода нашей организации к более решительным действиям в борьбе с партией, не останавливаясь даже перед совершением террористических актов.
Обоснования его, НЫРЧУКА, сводились к следующим доводам: “Политика верхушки ЦК КП(б)У непоследовательная, неустойчивая. Идет разгром всего культурного фронта. Руководство ЦК громит научно-теоретические силы. Каждый день снимаются другие работники. Разгром происходит без разбора. На это наша организация каким-нибудь образом должна обратить внимание широких масс, явно недовольных линией партии. Реагировать на это, убеждал НЫРЧУК, нужно не старыми методами, а более решительными и ощутимыми террористическими актами против руководителей ЦК.
При этом НЫРЧУК с особой, злобой и акцентом подчеркнул: “Без зняття з вишки найбiльш вiдповiдальних людей, без цього сериозного i рiшучого кроку, байдуже сподiватися якихось серйозних змiн”.
В этой же беседе НЫРЧУК конкретно называл т.т. КОССИОРА и ПОСТЫШЕВА как основных виновников, против которых должны быть направлены террористические акты нашей боевой организации.
Закончил он эти обоснования тем, что такова, мол, неизбежная логика борьбы, что двух путей быть не может для всех тех, кому дороги интересы, “справжнього культурного фронту”.
Идя по скверу, в котором в это время проходило очень мало людей, так как большинство публики ходило по тротуару с обеих сторон улицы, НЫРЧУК вел со мной разговор тихо. Перейдя же к разговору о составе боевой организации, НЫРЧУК сказал: “Органiзацiя наша значна. 3 вiдомих вам людей туди входять з найбiльш активних ЗВАДА, ГЛУХЕНКО, МУХIН (назвал он еще одну фамилию, которую сейчас не помню), та ще про яких вам не обовязково знати”. НЫРЧУК при этом подчеркнул строго конспиративный характер самой организации и тех конкретных задании, возложенных на отдельных ее членов.
За все время беседы я НЫРЧУКУ не возражал. Причем должен откровенно признать, что при обосновании НЫРЧУКОМ необходимости в борьбе с партией применения террора у меня происходила внутренняя борьба, в значительной мере связанная с трусостью. НЫРЧУК же усиленно, умело и настойчиво убеждал и доказывал бесперспективность нашего положения и неминуемость перехода на путь террора.
ВОПРОС: Какое задание по линии террористической деятельности Вы получили как участник боевой организации?
ОТВЕТ: Я получил задание проследить за временем выезда авто секретаря ЦК КП(б)У тов. КОССИОРА из его квартиры по улице Либкнехта, находящейся рядом с институтом еврейской культуры УАН, где я работал со второй половины мая с<его> г<ода>.
Эти данные о времени выезда машины тов. КОССИОРА необходимы были руководителям террористической боевой организации НЫРЧУКУ и другим, уже тогда подготовлявшим план террористических актов, направленных против руководителей ЦК КП(б)У КОССИОРА и ПОСТЫШЕВА.
ВОПРОС: От кого Вы лично получили задание следить за движением машины тов. КОССИОРА?
ОТВЕТ: Это задание следить за временем выезда машин тов. КОССИОРА, на которого готовилось покушение, я получил в конце мая с<его> г<ода> непосредственно от ГЛУХЕНКО по поручению НЫРЧУКА.
ВОПРОС: Расскажите более подробно, где, когда и при каких обстоятельствах Вам было поручено это задание?
ОТВЕТ: В конце мая с<его> г<ода>, когда я уже работал в институте еврейской культуры, меня встретил ГЛУХЕНКО по выходе из трамвая № 3 на первой остановке – угол Садовой и Институтской улиц. Обстоятельства встречи таковы: переходя улицу возле забора, где шло строительство нового дома Совнаркома, ГЛУХЕНКО меня остановил и начал расспрашивать о том, где я работаю, что у меня слышно, в каком институте читаю и т.д.
Получив у меня ответы на эти вопросы, в частности, что я работаю в институте еврейской культуры, ГЛУХЕНКО сначала спросил меня: “Ты мабуть часто зустрiчаеш авто тов. КОССИОРА, оскiльки ти там працюеш”. Я ответил, что еще не встречал машины КОССИОРА, ибо работаю в институте всего несколько дней.
После моего ответа ГЛУХЕНКО, приблизившись ко мне и нагнувшись, передал мне поручение от НЫРЧУКА в следующей форме: “Бажано було б, щоб ти дiзнався про час виïздiв авто т. КОСCИОРА, бо це нам потрiбно, це за дорученням Михаила Антоновича”.
При этом ГЛУХЕНКО мне сказал, что, хотя он и живет тут вблизи, указывая пальцем на дом, расположенный у остановки трамвая, – “но тобi це зручнiше, оскiльки ти рядом працюеш”.
Я это задание принял от ГЛУХЕНКО и быстро поспешил в институт, так как было уже поздно, около часу дня.
ВОПРОС: Как Вы это задание выполняли?
ОТВЕТ: Получив задание наблюдать за временем выезда машины т. КОССИОРА, я признаюсь, что вел наблюдение во время моего пребывания в институте и во время прихода и ухода с института, до момента моего ареста.
Хочу добавить ряд существенных обстоятельств, предшествовавших даче мне конкретного поручения по линии террористической деятельности.
Еще до встречи с ГЛУХЕНКО я имел случайную встречу со ЗВАДОЙ в первые же дни поступления моего на работу в институт еврейской культуры. Встреча эта происходила в мае в помещении Украинской Академии наук по улице Короленко № 54, на 3 этаже, в коридоре у выхода из дверей групкома профсоюза. О ЗВАДЕ мне уже тогда было известно со слов НЫРЧУКА, что он является активным членом боевой террористической организации.
При встрече, во время его выхода из Групкома он был озлоблен, и, как я узнал с его слов, его не хотели взять на учет по профлинии.
После его расспросов о том, где я работаю, и ответа, что я работаю в институте еврейской культуры, ЗВАДА с ехидной улыбкой мне заметил, что меня в таком случае можно будет хорошо использовать. Это заявление ЗВАДЫ относилось к террористической деятельности нашей организации, которая уже тогда разворачивала эту работу. ЗВАДА первый узнал о моей работе в институте еврейской культуры и, очевидно, об этом передал НЫРЧУКУ, а по поручению НЫРЧУКА я через ГЛУХЕНКО получил указанное выше задание.
Протокол мною лично прочитан и записан с моих слов правильно.
ЛЕХТМАН.
ДОПРОСИЛ:
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СПО (ГРОЗНЫЙ)
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 248, Л. 102-106.
