Копия.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

ЗИНОВЬЕВА Г.Е., произвед<енного> 18 января 1935 года.

 

В дополнение к данным мною суду показаниям, считаю необходимым сообщить следующие факты, часть которых я припомнил, а о некоторых рассказывал Вам до суда:

1. в 1932 году ко мне на дачу в Ильинское приехал ЗОФ, который в свое время принадлежал к ленинградской так называемой зиновьевской оппозиции. Кроме того, я лично был связан с ним тем, что в 1917 г. он был организатором моего приюта на Розливе под Сестро­рецком, когда я был на нелегальном положении.

Официально ЗОФ отошел от ленинградской оппозиции в 1927 г. Пово­дом для встречи со мной в 1932 г. послужило то, что он, будучи дружен со стариком ЕМЕЛЬЯНОВЫМ, хотел переговорить со мной по поводу пред­полагавшегося издания воспоминаний последнего. ЗОФ в эту встречу проявил себя как весьма антипартийно настроенный. В процессе бе­седы со мной он, в частности, сказал следующее: “Подождите год. Больше года всех противоречий хозяйственной обстановки, партийного режима и т.п. ЦК не выдержит.” При этом он ссылается на то, что такие настроения распространены среди хозяйственников, конкретных фамилий он не называл.

2. Вместе с ЗОФОМ приехал ко мне на дачу РОЗИН. РОЗИНА я знал с 1917 г. Он часто бывал у меня в Москве в 1928 г. и 1929 г., ког­да он работал в МК ВКП(б). Тогда РОЗИН передавал мне всякие сплет­ни, слухи, сведения, почерпнутые им из сводок, к которым имел доступ в МК.

Политическая физиономия РОЗИНА определяется его связью с ШЛЯПНИКОВЫМ. РОЗИН в моем разговоре с ЗОФОМ не участвовал, как бы предоставив нам разговаривать с глазу на глаз.

РОЗИНА я снова встретил в 1934 г. в Кисловодске. Во время этой случайной встречи РОЗИН, работающий в Смоленске в Штабе Военного Округа, рассказывал мне о положении в армии следующее: что в пограничных местностях сосредоточена большая армия, что так как войны нет, неопределимость положения создает напряженные

настроения. В связи с этим среди комсостава имеет место разло­жение, самоубийства и т.д. Из разговора с РОЗИНЫМ я понял, что он на старых политических позициях.

3). ТРИФОНОВА, б<ывшего> заместителя КАМЕНЕВА по Главконцесскому, я встречал у КАМЕНЕВА, сам он был также близок к СМИЛГЕ.

ТРИФОНОВ был троцкистом не то с 1921 г., не то с 1923 г. В 1932 г. был настроен особенно антипартийно. Знал об этом от КАМЕНЕВА и лично от ТРИФОНОВА. Помню, что перед тем, как идти в ЦКК по рютинскому делу, я застал ТРИФОНОВА у КАМЕНЕВА. Он возмущался нашим привлечением к ответственности и говорил: “Они не посмеют Вас исключить. Скорее всего, Вас скоро позовут к руководству”. Об антипартийных настроениях СОЛЬЦА, помнится, сообщил нам также ТРИФОНОВ. К характеристике ТРИФОНОВА должен добавить, что, хотя персонально он малоактивен, но очень упорен в своих антипартийных настроениях. Должен особо отметить, что, читая “бюлле­тени” Троцкого, я обращал внимание на то, что информация в разделе “Письма из Москвы” очень совпадала с тем, что слышал от ТРИФОНОВА и ВАГАНЯНА [1], или что мне рассказывали другие со слов обоих.

4. ВАГАНЯН – встречался с ним в 1932 г. Он был полон тогда всяких слухов и сплетен и являлся главным рассадником антипартийных настроений.

5). СТЭН в первых разговорах со мной и КАМЕНЕВЫМ говорил, что “теперь ясно, что Троцкий был во всем прав, прав был и в отно­шении Вашей группы (зиновьевцев). Если рассуждать по чести, то это надо признать”. СТЭН говорил, что этот взгляд на Троцкого яв­ляется оценкой группы ШАЦКИНА–ЛОМИНАДЗЕ. Когда я высказывал по­желание встретиться с ними, СТЭН говорил, что я вряд ли что-либо новое почерпну из разговора с ними, так как он отражает их взгляды.

При переговорах со мной и КАМЕНЕВЫМ СТЭН в вопросе о наших разногласиях с троцкистами выдвигал как компромисс следующую мысль: вопрос о расхождениях с Троцким не актуален, и это не ме­шает совместным действиям.

6. МАДЬЯР – в дополнение к тому, что я показывал о нем, хочу сообщить, что в последнюю встречу с ним он рассказывал мне, что через минскую границу к нам прошли террористы. МАДЬЯР сказал, что террористов было четверо, что троих из них поймали и что для их поимки было мобилизовано несколько тысяч коммунистов. МАДЬЯР также передавал при этом, что якобы со стороны террори­стов были попытки перелезть кремлевскую стену. Разговор этот с МАДЬЯРОМ был случайный, на улице, говорил он, что слышал об этом в Коминтерновских кругах.

7. В. РОММ – наш корреспондент в Америке, был троцкистом. Когда произошел разрыв нашего блока с троцкистами, РОММ в 1928 г. зая­вил мне, что переходит с троцкистских позиций на наши. РОММ был приятелем моего б<ывшего> секретаря БОГДАНА. С 1928 г. я РОММА не видел.

8. ПУТНА – военный работник, был троцкистом. Был у меня в Москве в начале 1929 года. Внешним поводом для встречи послужи­ла передача им мне фотографической карточки ЛИЛИНОЙ, заснятой им незадолго до ее смерти. ПУТНА тогда заявил мне, что перешел с троцкистских позиций на зиновьевские. Больше я его не встречал.

9. БИТКЕР – работал за границей, был троцкистом. В период блока с троцкистами, Троцкий мне лично говорил о БИТКЕРЕ, что считает его верным человеком, что он не хотел бы, чтобы об этом кто-нибудь знал, так как через него всегда можно переслать что-либо за границу. БИТКЕР являлся законспирированной связью Троцкого, скрытой даже от общего центра.

10. ПОТЕМКИН – дипломатический работник. В период блока с Троцким знал его как троцкиста на основании того, что Троц­кий тогда говорил мне, что считает его своим человеком. Лично с ним не встречался.

11. Кроме того, знал как троцкиста дипломатического работника, находящегося сейчас не то в Уругвае, не то в Парагвае, во вся­ком случае в Южной Америке. Фамилию его не знаю, он высокого ро­ста, темного цвета волосы.

Вспоминаю еще, что в 1927 г. Троцкий мне говорил как о скры­том троцкисте, бывшем в то время не то руководителем Соцстраха, не то видным работником Соцстраха.

 

Г. ЗИНОВЬЕВ.

 

ДОПРОСИЛИ:

 

НАЧ. ЭКО ГУГБ НКВД СССР – МИРОНОВ.

ЗАМ. НАЧ. СПО ГУГБ НКВД СССР – ЛЮШКОВ.

 

Верно:

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 136, Л. 2-5.

---

[1] Здесь и далее в тексте ошибочно – «Ваганьяна».