ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ЗИНОВЬЕВА Григория Евсеевича.
от 3 января 1935 г.
Вопрос: При Вашем допросе 22/XII-34 г. Вы показали, что в Ленинграде после XV съезда ВКП(б) существовала подпольная организация так называемых зиновьевцев.
Кем возглавлялась эта организация, кто руководил ею и до какого времени она существовала?
Ответ: Подпольная организация так называемых зиновьевцев в Ленинграде в 1928 г. была еще достаточно оформленной и крепкой, в 1929 г. существовали элементы подпольной организации. Руководителями этого подполья до 1929 г. включительно были ЛЕВИН В., МОРОЗОВ, ШУРЫГИН, РУМЯНЦЕВ В., НАЛИВАЙКО (Румянцев представлял группу “левых”, Наливайко отчасти был в тех же настроениях) и другие, фамилий которых я не помню.
В указанный мной период, т.е. до 1929 г. включительно, руководители подполья поддерживали со мной связь и получали от меня руководящие указания.
Кроме названной мной организации (а в 1929 г. элементов организации) существовала еще в Ленинграде подпольная группа во главе с ЯКОВЛЕВЫМ Моисеем. ЯКОВЛЕВ Моисей до 1928 г. играл в оппозиционных кругах в Ленинграде очень большую роль, выполняя фактически роль секретаря так называемой зиновьевской организации. Позже этого времени группа ЯКОВЛЕВА как организационно оформленная единица существовала приблизительно до начала 1929 г.
Основные связи ЯКОВЛЕВА М. сосредоточены были в Василеостровском районе. После 1929 г. подполье так называемых зиновьевцев в Ленинграде прекращает свое существование.
Вопрос: На основании чего Вы утверждаете, что подпольная организация так называемых зиновьевцев или, как Вы называете ее (организацию), подполье, – прекратила свое существование в Ленинграде после 1929 г.?
Ответ: Я считал, что после 1929 г. подполье так называемых зиновьевцев в г. Ленинграде больше не существует на основании того, что к этому времени прекратились мои связи с организацией или элементами организации, что ко мне перестали приезжать оттуда люди, что я не получал сведений о работе подполья, что, кроме того, из всей политической обстановки того времени вытекала необходимость прекращения всякой организационной борьбы против партии.
Вопрос: А приняли ли Вы меры, и какие именно, как организатор и руководитель подпольной организации к ликвидации этой организации для прекращения, как Вы показываете, борьбы против партии?
Ответ: Моя тяжелая вина перед партией и Соввластью заключается в том, что я как руководитель подпольной организации в 1927 году и 1928 г. и остававшегося в 1929 г. подполья так называемых зиновьевцев в виде элементов организации не заявил партийным или государственным органам о существовании подполья и тем самым не положил конца его существованию. Однако, я тогда считал, что распад организационных связей между участниками организации означает ликвидацию самой организации и вообще подполья так называемых зиновьевцев.
Вопрос: На предыдущем допросе на вопрос следствия – подтверждаете ли Вы показания ГОРШЕНИНА о том, что в конце 1928 г. Вы говорили ему – ГОРШЕНИНУ, что в Ленинграде существует законспирированная организация так называемых зиновьевцев во главе с ЛЕВИНЫМ и РУМЯНЦЕВЫМ, Вы ответили, что не можете этого подтвердить. Между тем, при Вашем допросе сегодня – 2/1-35 г., Вы показали не только о существовании подпольной организации в 1928 г. в Ленинграде, но что и в 1929 г. также существовало подполье так называемых зиновьевцев.
Чем Вы можете объяснить следствию противоречивость Ваших показаний?
Ответ: Я держу ответ перед следствием за продолжительный период времени, поэтому я могу допускать отдельные неточности в своих показаниях или забывать отдельные факты. Данный конкретный факт я отношу за счет таких случаев, хотя разговора с ГОРШЕНИНЫМ, на который ссылается следствие, не помню.
Вопрос: Показаниями ХАРИТОНОВА М. установлено, что в 1929 г. и в 1930 г. Вы говорили ему, что в Ленинграде продолжает существовать подпольная организация так называемых зиновьевцев, причем из ее руководителей назвали ему ЛЕВИНА В. и РУМЯНЦЕВ<А> В. Подтверждаете ли Вы это?
Ответ: Допускаю, что в 1929 г. я говорил ХАРИТОНОВУ, что в Ленинграде существуют, как я сегодня уже показывал, элементы подпольной организации и что из числа руководителей я мог назвать ХАРИТОНОВУ – ЛЕВИНА и РУМЯНЦЕВА. Однако, отрицаю такой разговор с ХАРИТОНОВЫМ в 1930 г., так как тогда уже, как я выше показывал, подполье не существовало.
Вопрос: В 1928 г. состоялось Ваше свидание с б<ывшим> лидером правых БУХАРИНЫМ, которое являлось попыткой к сговору между правыми и Вами. Дайте точные объяснения следствию, когда, где, в чьем присутствии и от имени кого вел с Вами переговоры БУХАРИН?
Ответ: В 1928 г. я был вызван из Калуги в ЦК для переговоров о моей дальнейшей работе, вызвал меня т. МОЛОТОВ, работавший тогда в ЦК ВКП(б). Мой приезд в Москву совпал с работами VI конгресса ИККИ [1]. В день моего приезда или на следующий день ко мне на квартиру вечером заехал БУХАРИН и увез меня к себе на квартиру в Кремль. Наша беседа с ним – БУХАРИНЫМ длилась очень долго, во всяком случае, я пробыл у него до утра. Кроме меня у БУХАРИНА больше никого не было. БУХАРИН звонил по телефону РЫКОВУ, чтобы он зашел к нему, но, не знаю почему, то<т> не зашел. Главный политический стержень разговора БУХАРИНА со мной, как и в его обращении к КАМЕНЕВУ, заключался в предложении блока между нами, так называемыми зиновьевцами, и правыми. Хотя формально БУХАРИН не говорил, от имени кого он ведет со мной переговоры, но разумелось, что он разговаривает со мной от имени правых. БУХАРИН говорил мне примерно следующее: “Вы (зиновьевцы) в самом лучшем положении сейчас. За вами будут все ухаживать. Мы (правые) уже к Вам обратились Вас позовут в ЦК, привлекут к работе и предложат принять участие в борьбе против правых. Не соглашайтесь на это. Во всяком случае, подождите некоторое время”. Тут БУХАРИН напомнил мне, как он в свое время предупреждал меня не идти на крайние меры в борьбе с ТРОЦКИМ, направляя теперь эту аргументацию против т. СТАЛИНА. При этом и я, и он всячески ругали т. СТАЛИНА, обвиняя его в том, что он виноват во всем. Далее БУХАРИН говорил, что обвинение его, ТОМСКОГО и др<угих> в том, что они правые, – выдумано, так как, в частности, – он, БУХАРИН, мол, совсем не правый и не за кулака, а считает, что надо осторожнее подходить к крестьянству; жаловался на то, что ведется линия на изоляцию его в ИККИ и оклеветание его перед делегациями братских компартий, но что он имеет большую опору среди немецких примиренцев, итальянцев и др<угих>, что в аппарате ИККИ у него есть свои люди и, в частности, назвал мне Эмбер Дро; жаловался на то, что его снимают с работы в “Правде”.
В процессе разговора БУХАРИН сказал мне, что есть 15 или 16 членов ЦК, которые готовы их – правых поддержать, но фамилий их, кажется, не назвал.
Вопрос: Что Вы ответили БУХАРИНУ на его предложение?
Ответ: Я его упрекал в том, что он поддерживает в борьбе с нами совершенно неверную, на мой взгляд тогда, теорию о возможности победы социализма в одной стране, ругал его группу молодых учеников за правые взгляды, называл их “струвятами”. БУХАРИН сказал мне, что теорию о победе социализма в одной стране в таком виде, как ее выдвигает т. СТАЛИН, он не защищает, что он отстаивает только то, что наша революция по своему характеру социалистическая и что, мол, эти свои взгляды он протащил якобы в программу Коминтерна. Это его заявление о теории построения социализма в одной стране носило характер сглаживания разногласий и уступки нам. По поводу его “школки” молодых он мне говорил, что я к ним несправедлив, что, конечно, отдельные ошибки имели место, но что это талантливая молодежь и их не надо бить.
Основной смысл моего ответа БУХАРИНУ сводился к тому, что политического единства у меня и моих единомышленников с правыми не может быть, хотя расхождений во враждебной оценке роли т. Сталина у меня с ним – не было.
Вопрос: Передавали ли Вы об этом своем разговоре с БУХАРИНЫМ – КАМЕНЕВУ, когда, где и в какой форме?
Ответ: При отъезде из Москвы, как только я приехал в Калугу, я передал о моем свидании с БУХАРИНЫМ – КАМЕНЕВУ самым подробным образом.
Вопрос: Как реагировал на этот разговор с БУХАРИНЫМ КАМЕНЕВ?
Ответ: КАМЕНЕВ солидаризировался со мной, что на блок с правыми идти не надо, хотя считал, что надо все же связь с ними поддерживать, так как они – правые могут питать нас ценной политической информацией.
Вопрос: Когда и кому из Ваших единомышленников Вы передавали о своих переговорах с БУХАРИНЫМ?
Ответ: Говорил многим из моих единомышленников, приезжавшим в тот период времени в Калугу, в том числе, вероятно, ЕВДОКИМОВУ, БАКАЕВУ, ШАРОВУ, ФЕДОРОВУ, ЗАЛУЦКОМУ и другим, фамилий которых не помню.
Вопрос: Доводили ли Вы до сведения партийных органов о факте Ваших переговоров с правыми?
Ответ: Нет, я это скрыл от партии и довел об этом теперь до сведения следствия.
Вопрос: Сообщите следствию о свидании КАМЕНЕВА с б<ывшими> лидерами правых в 1929 г., где и в чьем присутствии оно происходило, а также в чем выражались переговоры между ними?
Ответ: Со слов КАМЕНЕВА знаю, что не то осенью, не то зимой 1929 г. на даче ТОМСКОГО или ШМИДТА состоялось свидание КАМЕНЕВА с б<ывшими> лидерами правых. Присутствовали на этом свидании – ТОМСКИЙ, БУХАРИН или РЫКОВ (возможно, что и БУХАРИН, и РЫКОВ) и ШМИДТ В. Эти переговоры имели место накануне не то партийной конференции, не то пленума ЦК ВКП(б). В процессе этой беседы правые высказывали свои обиды против партийного руководства за то, что их, мол, притесняют и т.д. Говорили КАМЕНЕВУ, что их – правых поддерживает часть членов ЦК ВКП(б). Основной смысл разговора заключался в том, что они фактически спрашивали совета у КАМЕНЕВА – какое впечатление произведет такой шаг, как подача коллективной отставки ими, т.е. БУХАРИНЫМ, РЫКОВЫМ и ТОМСКИМ.
Обращались они к КАМЕНЕВУ как к опытному политику, представлявшему группу так называемых зиновьевцев.
Вопрос: Как реагировал КАМЕНЕВ на заявление б<ывших> лидеров правых?
Ответ: Не помню, но, очевидно, отнесся отрицательно к коллективной отставке и предложил им капитулировать, так как и я, и он считали, что это единственный выход для правых для того, чтобы сохранить себя в партии.
Вопрос: Расскажите подробно о Вашем свидании с ТОМСКИМ в 1929 г. в Сочи и в чем заключалось его содержание?
Ответ: В 1929 г., когда я жил в Сочи на даче ЦИКа Союза, там же находился ТОМСКИЙ и ФЕДОРОВ Г. В это время у меня был с ТОМСКИМ большой разговор, в котором ТОМСКИЙ дал самую пессимистическую оценку положения правых. Он сказал мне, что вопрос о правых уже предрешен, что они будут отстранены от руководящей работы. ТОМСКИЙ также говорил, что профсоюзов фактически нет. Ругал меня за то, что я в отдельных моих статьях, которые иногда печатались, нападаю на правых; говорил, что, мол, все мои старания напрасны, что все равно мы, так называемые зиновьевцы, конченые люди и что надо молчать, отсиживаться и выжидать удобного времени. Это последнее замечание имело такой смысл, что будущее покажет, оправдается ли линия ЦК ВКП(б).
Вопрос: Присутствовал ли при этих разговорах ФЕДОРОВ и принимал ли участие в них?
Ответ: Не помню, присутствовал ли ФЕДОРОВ при этом разговоре, но он был в курсе всех моих разговоров с ТОМСКИМ.
Вопрос: Уславливались ли Вы с ТОМСКИМ об установлении связи с ним и через кого?
Ответ: Точно не помню, но, кажется, мы уславливались поддерживать связь и в дальнейшем, причем, поскольку ФЕДОРОВ был очень близок к ТОМСКОМУ, допускаю, что он должен был эту связь с ним осуществлять. Однако, насколько помню, никаких связей не последовало.
Вопрос: Расскажите о Вашем свидании с ТОМСКИМ в 1932 г.?
Ответ: Накануне моего отъезда в ссылку в Кустанай в 1932 г. после моего осуждения я зашел к ТОМСКОМУ в кабинет в ОГИЗе по делам о моих литературных работах. Тут у меня с ним состоялся разговор. ТОМСКИЙ дал оценку положению в деревне в самых мрачных тонах, говорил, что деревня в результате проводимой коллективизации разоряется, что в деревнях, где он, ТОМСКИЙ, был, половина изб обезлюжена, что сама жизнь, мол, показала, что политика правых оправдалась и что сумма всех мероприятий ЦК неизбежно потерпит крах. В ответ на это я ему сказал, что отступление от политики коллективизации, по моему мнению, недопустимо и невозможно, однако, высказал ему большие опасения за состояние страны в связи с положением в деревне. В частности, я высказал ТОМСКОМУ свои сомнения в правильности закона от 7 августа – об охране социалистической собственности, в целесообразности введения политотделов в МТС, что эта мера, по-моему, пахнет военным коммунизмом и малоцелесообразна. К определенным выводам мы не пришли, но оба считали, что будущее покажет, правильна ли была линия ЦК ВКП(б).
Вопрос: Говорили ли Вы о своем свидании с ТОМСКИМ в 1932 г. КАМЕНЕВУ и как он реагировал на это?
Ответ: КАМЕНЕВ уехал в ссылку в Минусинск значительно раньше моего отъезда в Кустанай, поэтому возможно, что я не передавал ему разговора с ТОМСКИМ, хотя не исключаю, что я мог ему об этом и говорить.
Вопрос: Кому из Ваших единомышленников, когда и где Вы говорили о своем свидании с ТОМСКИМ?
Ответ: Допускаю, что я мог о своем разговоре с ТОМСКИМ говорить ЕВДОКИМОВУ.
Вопрос: Показаниями САФАРОВА установлено, что в 1932 г. Вы делали попытки сговориться с другими антипартийными группами в целях организации блока для борьбы с партийным руководством.
Расскажите, с кем именно и какие конкретно переговоры Вы вели в этом направлении?
Ответ: Обстановка трудностей 1932 г., колебаний отдельных элементов в партии из остатков б<ывших> оппозиционных групп, рецидивы антипартийных взглядов у этих элементов, слухи об антипартийных настроениях среди лиц, раньше не бывших ни в каких оппозициях, в частности, в Институте Красной Профессуры (кажется, СТЭН называл ДЗЕНИСА), в среде якобы старых большевиков, помню, называл<и> СОЛЬЦА, говорили о разногласиях в украинской руководящей верхушке, – все это усиливало мои колебания и создавало почву для оживления остатков различных антипартийных групп. В это время со стороны различных антипартийных групп делаются попытки к политическому сговору в целях организации блока для борьбы с партийным руководством. В этом направлении делается ряд шагов: 1) СТЭН связывается со мной и передает платформу от рютинцев для информации и зондирования; 2) КАМЕНЕВ встретился с ШАЦКИ<НЫ>М и ЛОМИНАДЗЕ по инициативе последних в конце лета 1932 г. в Гаграх, где имел с ними – т.е. с ШАЦКИ<НЫ>М и ЛОМИНАДЗЕ, разговор, во время которого они, по существу, искали блока с нами, так называемыми зиновьевцами, на основе борьбы с партией и т. Сталиным. Эти их поиски блока вуалировались предложениями о взаимной связи и обмене политической информацией. КАМЕНЕВ, по его словам, отказался от этого; 3) с ЕВДОКИМОВЫМ связываются троцкисты в лице И.Н. СМИРНОВА. Последний (СМИРНОВ) встречался с ЕВДОКИМОВЫМ в столовой Совнаркома и однажды, высказав ему недовольство положением в стране и внутри партии, предложил ЕВДОКИМОВУ для взаимного выяснения точек зрения по затронутым вопросам встретиться с ним – СМИРНОВЫМ, МРАЧКОВСКИМ и, кажется, ВАГАНЯНОМ [2]. ЕВДОКИМОВ, рассказав мне все это, спросил, как ему быть. Я высказался отрицательно по поводу связи с СМИРНОВЫМ и др<угими>, так как, хотя у меня и были антипартийные настроения, но я был против борьбы; 4) моя встреча с САФАРОВЫМ является также прямой попыткой сблизиться с ним. Во время этой встречи с ним летом 1932 г. у меня на даче в Ильинском мы с САФАРОВЫМ обменялись своими антипартийными настроениями по поводу положения в стране.
САФАРОВ также рассказывал мне о работе Коминтерна в отрицательном духе. Допускаю также, что он говорил мне о необходимости посылки коллективного письма в ЦК ВКП(б) по поводу положения в стране и партии. Давали повод различным антипартийным группам искать со мной сближения и пытаться вокруг меня сколотить блок антипартийных групп следующие обстоятельства: а) мои и моих ближайших единомышленников колебания и антипартийные настроения; б) уверенность у представителей антипартийных групп в том, что мы их не выдадим партии, в) антипартийные группы видели в лице моем и КАМЕНЕВА людей с политическим именем, которые могут возглавить борьбу против партруководства.
Вопрос: Кому из Ваших единомышленников Вы рассказывали о Ваших личных или Ваших единомышленников переговорах с представителями различных антипартийных групп по поводу формирования антипартийного блока, как они реагировали на это?
Ответ: Знали о переговорах КАМЕНЕВ, ЕВДОКИМОВ и частично (об обращении СТЭНА) БАКАЕВ и КУКЛИН. В частности, в моем сближении с САФАРОВЫМ принимал участие и ЕВДОКИМОВ. Общее настроение у всех нас было – послушать настроения различных антипартийных групп, быть в курсе их, выждать и посмотреть, не устанавливая с ними организационных связей.
Вопрос: В чем выражалась Ваша связь с МАДЬЯРОМ – работником Коминтерна?
Ответ: МАДЬЯР довольно часто бывал у меня. В период официального существования оппозиционной группы так называемых зиновьевцев он сочувствовал нам, потом был скрытым оппозиционером. Так как МАДЬЯР обладает широкими связями в Коминтерне, “Правде”, где он ранее работал, среди различных ответственных членов партии, то он всегда был в курсе разных вопросов и настроений. Меня интересовали эти его связи и его информации.
Вопрос: Какую информацию давал Вам МАДЬЯР, в частности, о работе Коминтерна и состоянии компартий разных стран и при каких обстоятельствах?
Ответ: Давал мне МАДЬЯР информацию, главным образом, о работе Коминтерна и компартиях других стран, которая большей частью являлась секретной. Вспоминаю, что он говорил мне об имеющих якобы место расхождениях между ПЯТНИЦКИМ и МАНУИЛЬСКИМ по вопросу о тактике единого фронта; что ДИМИТРОВ намечается секретарем ИККИ и что поэтому МАНУИЛЬСКИЙ ищет сближения с ним против ПЯТНИЦКОГО; что недавно на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) нагрели руководство ИККИ за представленный проект воззвания, кажется, в связи с последней годовщиной октябрьских праздников, где якобы был допущен ряд ошибок по элементарным вопросам; говорил мне о разногласиях в руководящей верхушке немецкой компартии, среди которой большое недовольство руководством ПИКА и что в связи с этим товарищи, приезжающие за указаниями, не получают их. Всю эту информацию он передавал мне в течение 1934 г. После снятия моего с работы в журнале “Большевик” МАДЬЯР передавал мне, что т. ОРДЖОНИКИДЗЕ, встретившись в отпуску с т. СТАЛИНЫМ, якобы спросил у него, означает ли снятие мое с работы в “Большевике” политическое мое уничтожение, на что т. СТАЛИН ответил отрицательно, сказав, что мне будет дана другая работа. МАДЬЯР сказал, что узнал он об этом разговоре со слов одного из помощников т. ОРДЖОНИКИДЗЕ – КРУГЛИКОВА.
МАДЬЯР был очень близок к ЛОМИНАДЗЕ.
Вопрос: Какие поручения Вы давали МАДЬЯРУ по установлению связей с представителями различных антипартийных групп, когда и какие именно?
Ответ: Я рассматривал МАДЬЯРА как источник информации, никогда никаких поручений по связи с представителями антипартийных групп ему не давал.
Вопрос: Показаниями САФАРОВА установлено, что в сколачивании блока различных антипартийных групп в 1932 г. большую роль играл МАДЬЯР, выполнявший прямые Ваши поручения в этом направлении. В частности, по показаниям САФАРОВА, его свидание с Вами в 1932 г. устраивал МАДЬЯР. Что Вы можете показать по этому вопросу?
Ответ: Поручений связываться с представителями антипартийных групп я МАДЬЯРУ не давал. В отношении свидания с САФАРОВЫМ я допускаю, что его (свидание) мог мне предложить МАДЬЯР. В этот же период я имел желание встретиться с ЛОМИНАДЗЕ, но пытался это сделать не через МАДЬЯРА, а через СТЭНА. Свидание с ЛОМИНАДЗЕ случайно не состоялось, какие конкретно причины помешали этому, я сейчас не помню.
Вопрос: В какой форме ставился Вами в разговоре с САФАРОВЫМ в 1932 г. вопрос об отношении к УГЛАНОВУ и др<угим> правым?
Ответ: Допускаю, что в разговоре с САФАРОВЫМ мог быть затронут и УГЛАНОВ, если же разговор с САФАРОВЫМ относится к тому периоду времени, когда СТЭН передавал мне рютинскую платформу, то вопрос об УГЛАНОВЕ мог быть затрону в связи с тем, что СТЭН сказал мне, что платформа, вероятно, исходит от углановских районщиков. Разговор же с САФАРОВЫМ относится к этом периоду времени. У меня было самое отрицательное отношение к УГЛАНОВУ, и я мог ему дать только такую оценку.
Вопрос: Что Вам говорил САФАРОВ во время своей встречи с Вами в 1932 г. о своих переговорах со ШЛЯПНИКОВЫМ?
Ответ: Допускаю, что САФАРОВ мог мне говорить о ШЛЯПНИКОВЕ, но что именно – не помню.
Вопрос: Показаниями САФАРОВА установлено, что в 1932 г. во время свидания с Вами он рассказал Вам о своих переговорах со ШЛЯПНИКОВЫМ и о заявлении последнего, что они, т.е. так называемые шляпниковцы, стоят на позициях старой антипартийной платформы и оценивают положение как гибельное для партии. Вы, выразив сочувствие по адресу ШЛЯПНИКОВА, сказали, что он ценный человек и коренной большевик, и обвинили руководство партии в травле его.
Подтверждаете ли Вы это?
Ответ: Повторяю, что допускаю разговор с САФАРОВЫМ о ШЛЯПНИКОВЕ. Я могу сказать, что он – ШЛЯПНИКОВ – ценный человек, что его в известный период ценил Ильич, но что его травит руководство партии – этого я сказать не мог, так как считал, что репрессии партии по отношению к нему правильны и вызываются его поведением.
Вопрос: Показаниями ЛЕВИНА В. установлено, что во время свидания с ним в 1932 г. Вы говорили ему о попытках сговора с Вами представителей разных антипартийных групп. Что Вы можете по этому поводу сказать?
Ответ: Насколько я помню, свидание с ЛЕВИНЫМ было до получения мною от СТЭНА рютинской платформы, а также до моего свидания с САФАРОВЫМ. Однако, допускаю, что свидание могло быть и после указанных мною фактов. В последнем случае я – а) рассказывал ему (Левину) о рютинской платформе, должен был высказать ему свое отрицательное отношение к ней; б) передавал ему о СТЭН<Е> и САФАРОВЕ, мог связывать это с попытками представителей антипартийных групп к политическому сговору.
Г. ЗИНОВЬЕВ
ДОПРОСИЛ: ЗАМНАЧ. СПО ГУГБ НКВД СССР – ЛЮШКОВ.
верно: Бирюков
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 126, Л. 9-24.
[1] Шестой конгресс Коминтерна проходил в Москве с 17 июля по 1 сентября 1928 г.
[2] В тексте ошибочно – Ваганьяном”.
