ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
от 23-го декабря 1936 года.
ВОПРОС: Имеющимися в нашем распоряжении материалами Вы изобличаетесь в к.-р. троцкистской деятельности. Признаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Да, я полностью признаю свое участие в контрреволюционной троцкистской работе, которая протекала с 1929 года, т.е. с момента моего вступления в латвийскую троцкистскую организации Пуккурса-Лайценса–Янкуса по день моего ареста.
ВОПРОС: Когда Вы прибыли в СССР?
ОТВЕТ: В Советский Союз я приехал в апреле 1932 г. из гор. Берлина.
ВОПРОС: Когда Вы были вовлечены в троцкистскую организацию?
ОТВЕТ: В троцкистскую организацию я был вовлечен в гор. Риге в 1929 г. ЛАЙЦЕНС<ОМ> Линардом и ЯНКУС<ОМ> Оскаром, ныне проживающими в гор. Москве.
ВОПРОС: При каких обстоятельствах Вы были вовлечены в троцкистскую организацию?
ОТВЕТ: После моего приема в ряды латвийской коммунистической партии (сентябрь-ноябрь 1928 года) и после избрания ЛАЙЦЕНС<А> Л. в латвийский сейм я был привлечен им к более активному сотрудничеству в левых изданиях. В силу сложившихся у меня отношений с ЛАЙЦЕНС<ОМ> и ЯНКУС<ОМ>, также избранными в сейм, я подвергался постепенной троцкистской обработке с их стороны. Впоследствии, таким образом, по поручению ЛАЙЦЕНС<А> и ЯНКУС<А> я выполнял троцкистские задания, направленные на разложение и дискредитацию руководства нелегальной коммунистической партии.
ВОПРОС: Вы неточно отражаете фактическую сторону дела. Предлагаем осветить, каким образом сформировалась в Латвии троцкистская организация?
ОТВЕТ: Как я уже показывал, я был фактически обработан и вовлечен в троцкистскую организацию ЛАЙЦЕНС<ОМ> и ЯНКУС<ОМ>. Мне известно с их слов, что именно они создали и возглавили эту организацию. В нее помимо меня входили: КИПЕРС Юлий – находится в Москве, СВЕРЕ (литературный псевдоним) – проживает в СССР, настоящая фамилия его БЕРЛИН. Других не знаю. Моя область троцкистской работы ограничивалась литературой, и кто именно проводил троцкистскую работу в других направлениях, – мне неизвестно.
ВОПРОС: Как Вы познакомились с ЛАЙЦЕНС<ОМ>?
ОТВЕТ: В 1926 г. я приехал в гор. Ригу для поступления в университет. Здесь я встретился со своим школьным товарищем ЯНКУС<ОМ> Оскаром, также происходящим из гор. Либавы. Оба мы в этом же году установили связь с левым студенческим союзом, выполняя пропагандистскую работу. Осенью 1926 г. я выехал в усадьбу Зиварты (под Митавой), куда, был приглашен на работу в качестве учителя. Проживая в деревне, я через КИПЕРСА Юлия, которого знал по литературной работе, связался с ЛАЙЦЕНС<ОМ>, заинтересованным в моем сотрудничестве в издаваемом им литературном журнале “Левый фронт”. После первой моей статьи, помещенной в этом журнале, летом 1928 года я выехал на постоянную работу в гор. Ригу. В этот период у меня состоялась первая встреча с ЛАЙЦЕНС<ОМ>. В дальнейшем мои отношения с ним стали более близкими, поскольку я активно сотрудничал в редактируемых им и ЯНКУС<ОМ> изданиях.
ВОПРОС: Какие перед собой ставила задачи троцкистская организация, участником которой Вы являлись?
ОТВЕТ: В то время основная цель наша сводилась к тому, чтобы дискредитировать руководство нелегальной компартии с последующим захватом в свои руки ее центрального аппарата в Риге и ее секции в Москве.
ВОПРОС: Какую работу Вы проводили по заданию троцкистской организации?
ОТВЕТ: По специальному поручению ЛАЙЦЕНС<А> и ЯНКУС<А> я вел активную троцкистскую пропаганду. На этом ограничивается моя троцкистская деятельность за период моего пребывания в гор. Риге. В 1930 г. я выехал в Берлин, поскольку ко мне латвийскими властями был применен “закон Керенского”.
ВОПРОС: Это не все. Этим не исчерпывается Ваша к.-р. деятельность в Латвии.
ОТВЕТ: Я полностью сообщил следствию о своей к.-р. деятельности за рижский период.
ВОПРОС: Вы арестовывались латвийской охранкой?
ОТВЕТ: Да, арестовывался.
ВОПРОС: Когда и по каким причинам Вы подверглись арестам?
ОТВЕТ: Впервые я был арестован охранкой осенью 1928 года, но на сведущий же день после моего допроса ее работником ФРИДРИХСОН<ОМ> был освобожден. В конце ноября того же года я подвергся вторичному аресту по 102 статье, впоследствии замененной “законом Керенского” (этот закон предусматривает бессрочное тюремное заключение или же высылку за границу, при отказе же от политической деятельности – разрешается проживание в Латвии). Во время моих допросов ШТИГЛИЦ<ЕМ>, сотрудником охранки, я дал лишь показания о легальной революционной деятельности депутатов сейма ЛАЙЦЕНС<А> и ЯНКУС<А>. На этот раз в латвийской тюрьме я просидел 9½ месяцев и также был освобожден без всяких последствий. В январе 1930 г. я был арестован в третий раз по тому же “закону Керенского”, но так как дал обязательство выехать за границу, был освобожден. В 1933 году я выехал в гор. Берлин.
ВОПРОС: Сколько Вы просидели в тюрьме во время Вашего третьего ареста?
ОТВЕТ: Полтора месяца.
ВОПРОС: Какие Вы дали показания об известной Вам нелегальной деятельности партийной ячейки, в которой Вы состояли?
ОТВЕТ: Во время моего третьего ареста я на следствии отрицал свое участие в нелегальной коммунистической деятельности и никаких предательских показаний по этому вопросу не давал.
ВОПРОС: Вы говорите неправду. Следствие располагает точными данными о том, что Вы на допросе сознательно дали предательские показания. Требуем от Вас правдивого ответа по этому вопросу.
ОТВЕТ: Я это отрицаю.
ВОПРОС: Вы продолжаете упорно отрицать свое поведение в охранке. Мы располагаем достоверными данными, что Вы были ею завербованы.
ОТВЕТ: Я признаю, что я действительно был завербован латвийской охранкой и выполнял для нее различные поручения, связанные с освещением коммунистического подполья. Я скрывал от следствия это обстоятельство, поскольку боялся за эту предательскую деятельность нести ответственность.
ВОПРОС: При каких обстоятельствах Вы были завербованы латвийской охранкой?
ОТВЕТ: Во время моего третьего ареста я попросил приема у ОЗОЛИНА, начальника охранки, для дачи объяснений по моему делу. Во время беседы я дал ОЗОЛИНУ предательские показания об известных мне фактах из деятельности нелегальной коммунистической организации. На основе этих откровенных показаний, а также под угрозой моего разоблачения перед компартией я дал ОЗОЛИНУ свое согласие на секретное сотрудничество с охранкой. Помимо того, мое освобождение и выдача разрешения на выезд в Германию являлись результатом моей договоренности с ОЗОЛИНЫМ.
ВОПРОС: Какие материалы Вы передали в охранку?
ОТВЕТ: ОЗОЛИНУ в устной форме я сообщил следующее:
1) о своем приеме в нелегальную коммунистическую ячейку; 2) о составе ячейки, в которую входили: КИПЕРС, СУДМАЛС, ВИЛКС, ДЕГЛАВС и я; 3) о своей связи с депутатами сейма как членами нелегальной коммунистической организации.
ВОПРОС: Какие поручения Вам были даны начальником охранки ОЗОЛИНЫМ?
ОТВЕТ: Мое освобождение из охранки состоялось за две недели до моего отъезда в Германию. Должен пояснить, что на допросах я заявил о своем намерении выехать за границу, что было попользовано им для моей обработки и вербовки. По состоявшейся договоренности, ОЗОЛИН, очевидно, имея какие-то расчеты, обещал не препятствовать моей поездке за границу. Однако после моего освобождения никаких конкретных заданий я не получал.
ВОПРОС: Это неверно. Освещая свою вербовку ОЗОЛИНЫМ, Вы вместе с тем скрываете факт получения Вами заданий, ибо иначе Ваша вербовка являлась бы для охранки совершенно бесцельной.
ОТВЕТ: Перед свои освобождением я сообщил ОЗОЛИНУ о том, что при перегруппировке рабоче-крестьянской фракции я попаду в сейм. Вопрос этот обстоял таким образом, что я, покинув пределы Латвии по “закону Керенского”, после моего избрания в сейм буду иметь формальную возможность вернуться в Латвию. Вся эта комбинация соответствовала планам охранки и, наряду с этим, зашифровывала мои отношения с ней. С ОЗОЛИНЫМ было договорено, что после возвращения в Латвию я буду заниматься освещением нелегальной деятельности рабоче-крестьянской фракции латвийского сейма.
ВОПРОС: Нам известно, что помимо ОЗОЛИНА в Риге Вы также поддерживали связь с начальником агентурного отдела латвийской охранки ФРИДРИХСОН<ОМ>. Подтверждаете ли Вы это?
ОТВЕТ: Да. Непосредственно перед отъездом в Берлин в марте 1930 года я имел встречу с ФРИДРИХСОН<ОМ> в помещении охранки. Последнего я проинформировал о состоявшемся крестьянском съезде в Берлине и моей нелегальной командировке на этот съезд.
ВОПРОС: Какие в связи с этим поручения Вам дал ФРИДРИХСОН?
ОТВЕТ: ФРИДРИХСОН не был заинтересован фактом созыва крестьянского съезда. Он о нем был уже осведомлен. Его крайне интересовал вопрос о том, кто именно, помимо меня, из Латвии командируется на этот съезд. Поэтому ФРИДРИХСОН дал мне следующие поручения: 1) выяснить фамилии латвийских делегатов, нелегально выехавших на крестьянский съезд, а равно и то, по каким именно документам они проследовали за границу; 2) проследить за работой съезда, собрав, главным образом, материалы по вопросу, касающемуся Латвии, и 3) проследить за деятельностью латвийских делегатов
в Германии.
ВОПРОС: Как Вы обусловили с ФРИДРИХСОН<ОМ> вопрос дальнейшей связи с ним?
ОТВЕТ: Об этом у нас разговора не было. Однако в Берлине у меня продолжались встречи с представителем латвийской охранки, о чем позднее я дам более подробные показания.
ВОПРОС: Когда Вы выехали в Берлин?
ОТВЕТ: В марте 1930 года.
ВОПРОС: Каким образом Вы были делегированы на крестьянский съезд?
ОТВЕТ: Мою поездку на съезд оформлял лично ЛАЙЦЕНС, и в этом направлении он предпринимал самостоятельные шаги. ЛАЙЦЕНС<У> удалось добиться моей командировки на съезд, так как он мне передал определенные указания на сей счет. По приезде в Берлин комитет по организации съезда признал меня делегатом, и это свидетельствовало о том, что организаторы съезда заранее были осведомлены о моем приезде.
ВОПРОС: Какие указания Вы получили от ЛАЙЦЕНС<А> по вопросам, связанным с Вашей поездкой на съезд?
ОТВЕТ: Мне было поручено на съезде в Берлине держаться известных мне троцкистских установок в крестьянском вопросе. Данную мне ЛАЙЦЕНС<ОМ> линию поведения я проводил в жизнь.
ВОПРОС: Следовательно, Ваша троцкистская работа состояла в прямой связи с Вашим сотрудничеством с латвийской охранкой?
ОТВЕТ: Мне известно, что охранка была заинтересована в дезорганизации и развале коммунистического движения в Латвии. В этом случае она использовала и пользовала нас, троцкистов, как лиц, ведших ту же работу в своих контрреволюционных целях.
ВОПРОС: Через кого Вы поддерживали связь с латвийской охранкой в Берлине?
ОТВЕТ: Спустя месяц после съезда ко мне на квартиру (Берлин, Нейкельн, Лауберштрассе, № не помню) явился неизвестный латыш и, убедившись в моей личности, спросил, не забыл ли я своего обещания, данного латвийской охранке. Из его заявления мне стало ясно, что неизвестный являлся представителем охрянки и по заданию последней устанавливает со мной связь. Таким образом, с этого дня у меня возобновились деловые отношения с охранкой.
ВОПРОС: Как фамилия этого представителя охранки?
ОТВЕТ: Фамилия его мне неизвестна, как и неизвестен был его адрес.
ВОПРОС: Этот агент прибыл из Латвии?
ОТВЕТ: Мне это неизвестно. В процессе дальнейших встреч с ним у меня создалось впечатление о том, что он постоянно проживает в гор. Берлине.
ВОПРОС: Сколько раз Вы встречались в Берлине с упомянутым агентом охранки?
ОТВЕТ: С представителем латвийской охранки в Берлине я встречался четыре раза.
ВОПРОС: Какими вопросами он интересовался?
ОТВЕТ: Агент охранки интересовался следующими моментами: 1) работа крестьянского съезда; 2) фамилии делегатов, прибывших из Латвии; 3) деятельность этих делегатов как на съезде, так и вне его; 4) каким образом прибыл из Латвии в Берлин ГУРЕВИЧ и как он устроился на работу в Торгпредство СССР; 5) дела самого Торгпредства; 6) латвийская эмигрантская ячейка в Берлине.
ВОПРОС: Какая информация Вами была передана представителю латвийской охранки?
ОТВЕТ: Мною была представлена информация по перечисленным выше вопросам. В частности, я сообщил охранке фамилии латвийских делегатов, прибывших на крестьянский съезд. Фамилии их сейчас не помню, но это были мужчина и женщина из Курляндской губернии. Мною также была дана исчерпывающая информация о крестьянском съезде, деятельности Торгпредства и, в особенности, о группе латышей, там работавших (Марта БЕРЗАП, ВЕРМАН и др<угие>).
ВОПРОС: Когда у Вас состоялась последняя встреча с указанным агентом охранки?
ОТВЕТ: В сентябре или октябре 1931 г. После этого я его больше не видел.
ВОПРОС: Каким образом в дальнейшем Вы поддерживали связь с латвийской охранкой?
ОТВЕТ: Официального представителя охранки больше встречать в Берлине мне не приходилось. Однако должен заявить, что с марта 1932 г. деловые отношения с ней у меня возобновились через ЯНКУС Оскара. Из беседы с ЯНКУС<ОМ>, остановившемся на моей квартире в Берлине, он мне дал понять, что он, так же как и я, сотрудничает с охранкой, и что я поступаю в его распоряжение.
ВОПРОС: На основе чего Вы пришли к такому выводу?
ОТВЕТ: В одной из первых бесед я выразил ЯНКУС<У> свое удивление по поводу того, каким образом ему удалось выехать из Латвии в то время, когда он находился там под судом. Смысл ответа ЯНКУС<А> был таков: “Это пустяки, всегда можно устроиться и договориться”. Тут же он добавил, что в этом я могу убедиться по собственному опыту. Это был явный намек на мою вербовку охранкой.
ВОПРОС: Из чего Вы заключили, что Вы поступаете в его распоряжение?
ОТВЕТ: На мои жалобы о том, что этот путь действий возможен, но не особенно приятен (для него и для меня было совершенно ясно, что речь идет о моих отношениях с охранкой), ЯНКУС заявил: “Все будет в порядке, и мне следует поступать в дальнейшем по его указаниям”. Из всех вышеотмеченных фактов бесспорно следовало, что ЯНКУС связывается со мной по заданию охранки, и что с этого времени я поступаю в его распоряжение. Об этом я более конкретно убедился в последующих моих разговорах с ЯНКУС<ОМ>.
Изложенное мною прочитано, с моих слов записано правильно.
ДОПРОСИЛИ:
ЗАМ. НАЧ. 7 ОТДЕЛЕНИЯ 3 ОТДЕЛА ГУГБ
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ – РАДИН
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ 7 ОТДЕЛЕНИЯ – ВЕРХОВИН.
ВЕРНО:
СЕКРЕТАРЬ III ОТДЕЛА ГУГБ НКВД
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ Фельдман (ФЕЛЬДМАН)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 274, Л. 41-50.
