Протокол допроса Е.А. Дрейцера

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

ДРЕЙЦЕРА, Ефима Александровича

 

1894 г<ода> р<ождения>, член ВКП(б) с 1919 года, с пе­рерывом с 1928 по 1930г., бывший военком 27-й Стрелковой дивизии 16-й-армии, до 1928 года начальник Смоленских пехотных курсов, последнее время работал зам. дирек­тора завода “Магнезит” в г. Сатка Челябинской области, незаконченное высшее образование. Партбилет задержан при вторичной про­верке Криворожским Горкомом ВКП(б).

 

От 2-го июля 1936 года.

 

ВОПРОС: 23-го июня Вы показали, что вели подготовительную работу к организации террористических актов над т.т. СТАЛИНЫМ и ВОРОШИЛОВЫМ. Дайте показания, кто был привлечен Вами в качестве конкретных исполнителей этих террористических актов?

ОТВЕТ: Я уже ранее показал, что организация террористи­ческого акта над СТАЛИНЫМ мною была возложена на ГАЕВСКОГО, Дмитрия, и ЭСТЕРМАНА, Исаака, которые и вели подготовительную работу.

ВОПРОС: Кто был привлечен ЭСТЕРМАНОМ для участия в террористическом акте против тов. СТАЛИНА?

ОТВЕТ: Во время одной из очередных моих встреч с ЭСТЕРМАНОМ в конце 1934 года у меня на квартире он мне сообщил, что непосредственную работу по подготовке террористического акта против СТАЛИНА по его, ЭСТЕРМАНА, поручению ведут ХРУСТАЛЕВ, Георгий, ЮДИН, Рафаил, и ЧАГОВСКИЙ.

ВОПРОС: Кто такой ХРУСТАЛЕВ?

ОТВЕТ: ХРУСТАЛЕВА я знаю с 1918 года по совместной ра­боте на Западном фронте. Он тогда работал в Чусоснабарме. После длительного перерыва я встретился с ним в 1930-1931 г.г. в Москве и установил, что он является троцкистом. С 1931 года я до последнего времени поддерживал с ним регулярную троцкистскую связь. Работал ХРУСТАЛЕВ начальником одного из отделов Центро­союза.

ВОПРОС: Что Вам известно о ЮДИНЕ?

ОТВЕТ: ЮДИН мне известен с 1927 года, со времени нашего совместного участия в работе троцкистской организации. С этих пор я с ним связи не порывал. Где он работает, я не знаю.

ВОПРОС: Кто такой ЧАГОВСКИЙ?

ОТВЕТ: ЧАГОВСКОГО лично я не знаю. Он мне известен лишь со слов ЭСТЕРМАНА. Кто он такой и что он делает – мне неизвестно.

ВОПРОС: Что Вам известно о практической деятельности ХРУСТАЛЕВА по подготовке террористического акта?

ОТВЕТ: Я уже показал, что в качестве одного из вариан­тов убийства СТАЛИНА намечалась встреча и остановка его машины на Можайском шоссе. Так как квартира ХРУСТАЛЕВА помещалась в Дорогомилове, недалеко от Дорогомиловского моста, т.е. по пути следования машины СТАЛИНА, то на ХРУСТАЛЕВА было возложено наблюдение за проездом его машины.

ВОПРОС: Что было установлено ХРУСТАЛЕВЫМ в результате наблюдения?

ОТВЕТ: Так как квартира ХРУСТАЛЕВА была удобным наблюдательным пунктом, то ХРУСТАЛЕВУ удалось установить примерное вре­мя проезда машины СТАЛИНА.

ВОПРОС: Что было сделано ЮДИНЫМ для подготовки террорис­тического акта?

ОТВЕТ: ЮДИН взял на себя наблюдение за театрами, в кото­рых, как нам было известно, бывает СТАЛИН или по случаю ка­ких-либо торжественных заседаний, или на новых постановках. Мне известно, что ЮДИН был дважды в театре (в каком, я сейчас не помню), когда там был и СТАЛИН, но ЮДИНУ не удалось пробраться на близкое расстояние к СТАЛИНУ. В этой связи мне ЭСТЕРМАН говорил, что этот вариант убийства СТАЛИНА в театре – наиболее тяжелый.

ВОПРОС: ЮДИН уже тогда собирался совершить террористи­ческий акт?

ОТВЕТ: Нет, тогда ЮДИН только изучал обстановку. Он вообще не намечался на роль физического исполнителя.

ВОПРОС: Кто же должен быть физическим исполнителем?

ОТВЕТ: Физическим исполнителем должен был быть выделен один из участников террористической группы ГАЕВСКОГО.

ВОПРОС: Этот человек был выделен?

ОТВЕТ: Да.

ВОПРОС: Кто?

ОТВЕТ: Фамилия этого участника террористической груп­пы ГАЕВСКОГО – СЕРЕГИН.

ВОПРОС: Кто такой СЕРЕГИН?

ОТВЕТ: Я СЕРЕГИНА никогда не видел и подробностей о нем не знаю. ГАЕВСКИЙ мне лишь говорил, что СЕРЕГИН является работником одного из московских военных заводов, и охарактеризовал его как очень крепкого и надежного человека.

ВОПРОС: Почему для теракта в театре не был выделен ни один из участников группы ЭСТЕРМАНА?

ОТВЕТ: Остальные двое участников группы ЭСТЕРМАНА – ХРУСТАЛЕВ и ЧАГОВСКИЙ намечались исполнителями террористического акта у Можайского шоссе. Стрелять в СТАЛИНА должны были они.

ВОПРОС: Какую практическую деятельность по подготовке террористического акта вела группа ГАЕВСКОГО?

ОТВЕТ: Мне известно от ГАЕВСКОГО, что им была создана террористическая группа на МОГЭСе. Участник этой группы СЕРЕГИН, по самостоятельному плану ГАЕВСКОГО, должен был совершить террористический акт против СТАЛИНА на Красной площади во время одного из празднеств.

ВОПРОС: Каким образом?

ОТВЕТ: СЕРЕГИН должен был идти в ближайшей к мавзолею колонне демонстрантов и, прорвавшись ближе к мавзолею, стре­лять в СТАЛИНА.

ВОПРОС: Назовите остальных участников террористической группы ГАЕВСКОГО.

ОТ’ВЕТ: ГАЕВСКИЙ мне не называл фамилии остальных участников его группы. Они мне неизвестны.

ВОПРОС: Что Вами было предпринято для подготовки террористического акта над тов. ВОРОШИЛОВЫМ?

ОТВЕТ: Для совершения террористического акта над ВОРОШИЛОВЫМ мною были привлечены ШМИДТ Дмитрий – командир мотомехбригады, расположенной под Киевом, и КУЗЬМИЧЕВ Борис – начальник штаба авиабригады, находящейся в Запорожье.

ВОПРОС: Почему именно ШМИДТ и КУЗЬМИЧЕВ были привлече­ны Вами в качестве исполнителей террористического акта над ВОРОШИЛОВЫМ?

ОТВЕТ: ШМИДТ и КУЗЬМИЧЕВ являются моими старыми това­рищами еще по армии; я их знал как убежденных троцкистов в прошлом, и, естественно, поэтому, что мой выбор остановился на них. Кроме того, для меня было ясно, что для большего успеха терро­ристического акта над ВОРОШИЛОВЫМ необходимо было привлечь в качестве исполнителей военных работников, имеющих сравнительно легкий доступ к ВОРОШИЛОВУ.

ВОПРОС: Что Вы знаете о ШМИДТЕ?

ОТВЕТ: В 1927 году ШМИДТ был привлечён к троцкистской деятельности мною и ОХОТНИКОВЫМ [1]. С тех пор он мне известен как активный троцкист, неоднократно выступавший на собраниях с за­щитой троцкистской платформы. Особую активность ШМИДТ проявлял как троцкист на Северном Кавказе – в Краснодаре, где он тогда был начальником горской кавалерийской школы. С тех пор я уже не порывал с ним троцкистской связи, встречаясь с ним почти ежегодно.

ВОПРОС: Что Вам известно о КУЗЬМИЧЕВЕ?

ОТВЕТ: КУЗЬМИЧЕВ, как и я, начиная с 1927 года активно участвовал в работе троцкистской организации, в которую он был вовлечен Яковом ОХОТНИКОВЫМ. После разгрома троцкистской оппо­зиции КУЗЬМИЧЕВ был изъят из армии и уехал в Среднюю Азию к ЭСТЕРМАНУ на хозяйственную работу. Троцкистскую связь я восста­новил с КУЗЬМИЧЕВЫМ в 1930 году.

ВОПРОС: Когда и где Вы привлекли ШМИДТА к участию в террористическом акте против ВОРОШИЛОВА?

ОТВЕТ: Я уже показывал, что в конце мая 1935 [i] года я приезжал в Киев по делам Криворожстроя, где я находился в то время на работе. В Киеве я встретился со ШМИДТОМ, кото­рый после моей беседы с ним и подробной информации о директивах троцкистского центра дал свое согласие на участие в террористическом акте над ВОРОШИЛОВЫМ.

ВОПРОС: При каких обстоятельствах произошла Ваша встреча со ШМИДТОМ в Киеве?

ОТВЕТ: Я в Киев летел самолетом. Перед вылетом я телеграфно известил ШМИДТА о своем приезде и просил его встретить меня на аэродроме с машиной.

ВОПРОС: ШМИДТ Вас встретил?

ОТВЕТ: Да, я прилетел в Киев около часа дня и застал на аэродроме ожидавшего меня ШМИДТА. С аэродрома мы поехали на квартиру к ШМИДТУ.

ВОПРОС: Где находится квартира ШМИДТА?

ОТВЕТ: Я не помню сейчас точного адреса его квартиры, но вспоминаю, что ШМИДТ жил в доме военного ведом­ства, находящемся вблизи цирка. ШМИДТ занимал квартиру на 2-м или 3-м этаже, окна которой выходили на улицу.

ВОПРОС: Как долго Вы пробыли на квартире ШМИДТА? 

ОТВЕТ: Приехав на квартиру ШМИДТА около 2-х часов дня, мы примерно через час после обеда поехали в Управ­ление Юго-Западных ж<елезных> д<орог>, куда мне нужно было явиться по де­лам Криворожстроя.

ВОПРОС: Кого Вы застали в квартире ШМИДТА?

ОТВЕТ: Кроме домашней работницы в квартире ШМИДТА никого больше не было.

ВОПРОС: Вы один поехали в Управление Юго-Западных дорог?

ОТВЕТ: Нет, я поехал вместе с ШМИДТОМ, который повез меня туда на своей машине. Так как я заходил к начальнику по­литотдела дороги (фамилию его сейчас не помню), которого знал и ШМИДТ, то ШМИДТ вместе со мной пробыл в Управлении дорог около часа, после чего мы снова отправились к нему домой. После непродолжительной отлучки по своим делам ШМИДТ снова вернулся, и тогда я начал с ним разговор, прощупывая его настроения. Это было необходимо, так как ШМИДТА я все же не видел около года.

ВОПРОС: Где Вы вели этот разговор?

ОТВЕТ: Этот разговор мы вели в столовой квартиры ШМИДТА, состоящей из 4-х комнат.

ВОПРОС: С чего началась Ваша беседа с ШМИДТОМ?

ОТВЕТ: Наш разговор начался с вопроса о предстоящей проверке партийных документов. ШМИДТ говорил, что проверка партдокументов послужит сигналом, как выразился ШМИДТ, “к избиению младенцев”, имея в виду всех ранее принадлежавших к троцкист­ской оппозиции. Он при этом говорил, что, конечно, и его, ШМИДТА, не пощадят, припомнив ему и его троцкистскую деятельность в прошлом.

Когда вслед за этим ШМИДТ стал высказывать свое рез­ко-отрицательное отношение к политике ВКП(б) и ее руководите­лям, – это для меня не было неожиданным, так как это означало, что ШМИДТ продолжает оставаться на троцкистских позициях.

ВОПРОС: Дайте более подробные показания о высказыва­ниях ШМИДТА.

ОТВЕТ: ШМИДТ вел весь разговор в очень раздраженном тоне, говоря о руководстве партии и Красной армии с большим озлоблением. В этом известную роль играла и его личная оби­да, и неудовлетворенность своим положением, поскольку, как он говорил, у него в связи с его троцкистским прошлым нет ни­каких перспектив, ни служебных, ни политических. Свой рассказ ШМИДТ закончил заявлением, что дальше так продолжаться не может и не должно, и что нужно решительно действовать.

ВОПРОС: Как Вы отнеслись к этому заявлению ШМИДТА?

ОТВЕТ: Из всего того, что говорилось ШМИДТОМ, для меня стало совершенно ясно, что он по своим настроениям впол­не подготовлен к активной борьбе против партии.

Исходя из этого, я счел возможным рассказать ШМИДТУ о существовании троцкистской организации и о ее руководстве.

ВОПРОС: О какой троцкистской организации Вы проинфор­мировали ШМИДТА?

ОТВЕТ: Я рассказал ШМИДТУ о существовании нелегаль­ного политического троцкистского центра в СССР, руководимого СМИРНОВЫМ И.Н., МРАЧКОВСКИМ, СМИЛГОЙ и ТЕР-ВАГАНЯНОМ [2], о чем я показывал уже на допросе 23-го июня.

ВОПРОС: Еще о чем Вы информировали ШМИДТА?

ОТВЕТ: Я информировал ШМИДТА также о состоявшемся блоке с зиновьевцами.

ВОПРОС: Что Вы ему рассказывали?

ОТВЕТ: Я сообщил ШМИДТУ о том, как я уже пока­зывал раньше, <что> в СССР создан всесоюзный центр зиновьевско-троцкистского блока, в состав которого вошли ЗИНОВЬ­ЕВ, КАМЕНЕВ, СМИРНОВ И.Н. и ЛОМИНАДЗЕ.

Кроме этого, я рассказал ШМИДТУ о создании и московского центра троцкистско-зиновьевского блока в составе РЕЙНГОЛЬДА, ПИКЕЛЯ и меня – ДРЕЙЦЕРА.

ВОПРОС: Что еще Вы сообщили ШМИДТУ?

ОТВЕТ: Наконец, я подробно рассказал ШМИДТУ об установках ТРОЦКОГО о переходе к террористическим методам борьбы с руководством ВКП(б).

Я сообщил ШМИДТУ о полученном мною осенью 1934 года личном письме ТРОЦКОГО с директивой убить СТАЛИНА и ВОРОШИЛОВА и аналогичных директивах МРАЧКОВСКОГО, переданных мне им летом 1934 года.

ВОПРОС: Как ШМИДТ реагировал на Ваше сообщение?

ОТВЕТ: ШМИДТ очень оживленно принял мою информацию, заявив мне, что он одобряет и полностью разделяет уста­новки троцкистской организации. Особенно он одобрял не­обходимость активной борьбы с ВКП(б), подчеркивая, что иного выхода нет. На этом наша беседа оборвалась.

ВОПРОС: Почему?

ОТВЕТ: Дальнейшей нашей беседе помешал приход жены ШМИДТА, вернувшейся из института. После вечернего чая и затем после небольшой прогулки втроем, когда велся раз­говор общего характера, жена ШМИДТА ушла спать, а мы, ос­тавшись снова вдвоем, наш разговор возобновили и закон­чили его лишь около 2-х часов ночи.

ВОПРОС: О чем Вы говорили с ШМИДТОМ в этот раз?

ОТВЕТ: В этой беседе и был мною поставлен перед ШМИДТОМ вопрос о его личном участии в террористическом акте. Этому предшествовал ряд чрезвычайно озлобленных замечаний ШМИДТА по адресу СТАЛИНА и ВОРОШИЛОВА. ШМИДТ был полностью солидарен со мною, что необходимо нанес­ти удар по СТАЛИНУ и ВОРОШИЛОВУ, чтобы тем самым обезгла­вить руководство ВКП(б) и Красной армии. Тогда же я ему сказал, что подготовка к террористическому акту против СТАЛИНА уже идет, и что нужно готовиться и к террористи­ческому акту против ВОРОШИЛОВА. После этого я уже прямо поставил перед ним вопрос, в состоянии ли он сам взять на себя убийство ВОРОШИЛОВА.

ВОПРОС: Как реагировал ШМИДТ на это Ваше предложе­ние?

ОТВЕТ: ШМИДТ очень возбужденно, со свойственным ему темпераментом, ухватился за это предложение и после нескольких злобных и ругательных эпитетов по адресу ВОРОШИЛОВА дал свое согласие. Он сразу же перевел вопрос в конкретную плоскость и стал высказывать свои сообра­жения о плане совершения террористического акта.

ВОПРОС: Какой план предложил ШМИДТ?

ОТВЕТ: ШМИДТ прежде всего высказал уверенность в успехе террористического акта, поскольку ему как одному из крупных военных командиров сравнительно легко попасть на прием к ВОРОШИЛОВУ. Такая встреча, по словам ШМИДТА, может произойти либо в Москве во время одного из очередных вызовов на прием к наркому, либо во время инспекторского посещения ВОРОШИЛОВЫМ его части.

Не исключалась также возможность встречи с ВОРОШИЛОВЫМ и на маневрах, если часть ШМИДТА примет в них участие. ШМИДТ предусматривал возможность срыва всех этих вариантов по ка­ким-либо причинам и говорил о возможности совершения террористического акта в Октябрьские торжества в Москве, куда он собирался приехать.

На этом, собственно, и закончилась наша беседа.

ВОПРОС: Вы условились с ШМИДТОМ о дальнейшей связи и взаимной информации?

ОТВЕТ: Эти вопросы мы обсуждали с ШМИДТОМ уже на следующий день, перед моим отъездом из Киева.

Утром ШМИДТ меня отвез в Киевскую лавру, которую я осмат­ривал, а сам поехал на службу. Часам к 12-ти дня мы оба вер­нулись на квартиру к ШМИДТУ и остаток времени перед моим от­летом, в течение двух или трех часов, провели в беседе, во время которой мы условились о дальнейшей связи и информации.

ВОПРОС: Что же было Вами решено?

ОТВЕТ: Мы договорились с ШМИДТОМ, что в случае, если ему не удастся в ближайшее время – летом реализовать по каким-либо причинам намеченный план террористического акта, то он сообщит мне осенью письмом в Москву, куда я собирался приехать, о сво­их дальнейших планах в связи с Октябрьскими торжествами.

ВОПРОС: В какой форме он должен был это Вам сообщить?

ОТВЕТ: Осенью 1935 г. в сентябре м<еся>це, когда я был в Моск­ве в отпуске, я получил от ШМИДТА обусловленное письмо, в ко­тором он сообщал, что к концу октября он будет в Москве и что материю, которую он получил от меня в подарок, он использует в Москве, для чего он просит подыскать ему хорошего портного. Это означало, по нашей договоренности еще в Киеве, что ШМИДТ намеревается совершить террористический акт против ВОРОШИЛОВА в Октябрьские праздники. В конце письма была приписка, что Борька чувствует себя хорошо и что он здоров. Эта приписка говорила о том, что Борис КУЗЬМИЧЕВ, которого я еще раньше привлек к учас­тию в террористическом акте против ВОРОШИЛОВА, связался с ШМИДТОМ и что он также крепок в своей готовности принять участие в террористическом акте.

ВОПРОС: Когда и где Вы привлекли КУЗЬМИЧЕВА к участию в террористическом акте против ВОРОШИЛОВА?

ОТВЕТ: В январе-феврале 1935 года я приехал из Кривого Рога в Москву в служебную командировку. Тогда же проездом с Дальнего Востока на Украину в Москве остановился на две неде­ли КУЗЬМИЧЕВ, который сообщил мне, что его переводят в другую часть, расположенную в Запорожье.

ВОПРОС: Где Вы с КУЗЬМИЧЕВЫМ в Москве встретились?

ОТВЕТ: КУЗЬМИЧЕВ заехал ко мне на московскую квартиру вместе со своей женой. У меня он прожил вплоть до своего отъез­да.

ВОПРОС: Что Вам дало основание поставить перед КУЗЬМИЧЕ­ВЫМ вопрос о его участии в террористическом акте?

ОТВЕТ: Из разговоров с КУЗЬМИЧЕВЫМ я установил, что он по-прежнему стоит на троцкистских позициях. Он резко критиковал политику партии и ее руководство и говорил мне тогда, что мы, бывшие троцкисты, делаем ошибку, что не ведем активной борьбы с ВКП(б), что нужно было бы активизироваться, устано­вить связь с руководящими работниками троцкистского подполья и получить установки. После таких заявлений КУЗЬМИЧЕВА я прямо сказал ему, что связи есть, организация существует и руководство есть. Я информировал подробно обо всем этом КУЗЬМИЧЕВА, а также и об установках, которые я к тому времени уже имел от ТРОЦКОГО и МРАЧКОВСКОГО о необходимости убить СТАЛИНА и ВОРОШИЛОВА, и спросил его, как он к этому относится.

ВОПРОС: Как отнесся к Вашей информации КУЗЬМИЧЕВ?

ОТРЕТ: КУЗЬМИЧЕВ очень обрадовался этому, что организа­ция существует, одобряя все сообщенные ему мною установки, и спросил меня, какую работу может нести он, КУЗЬМИЧЕВ. При этом КУЗЬМИЧЕВ высказал свое большое и решительное желание принять активное участие в работе организации.

ВОПРОС: Какие задания Вы дали КУЗЬМИЧЕВУ?

ОТВЕТ: Боевое настроение КУЗЬМИЧЕВА, а также ряд его враждебных выпадов в отношении ВОРОШИЛОВА, высказанных им в процессе нашей беседы, дали мне основание поставить перед ним вопрос об его участии в террористическом акте над ВОРО­ШИЛОВЫМ, учитывая также, что он как войсковой начальник имеет доступ к ВОРОШИЛОВУ.

КУЗЬМИЧЕВ без всякого колебания решительно заявил, что он согласен принять участие в террористическом акте.

ВОПРОС: Вами тогда был намечен конкретный план террористического акта?

ОТВЕТ: Конкретного плана теракта мы тогда не вырабаты­вали, но разговор шел примерно о тех же вариантах, которые впо­следствии были приняты мною и ШМИДТОМ.

ВОПРОС: Какие еще поручения Вы дали КУЗЬМИЧЕВУ?

ОТВЕТ: Так как КУЗЬМИЧЕВ ехал на Украину, я поручил ему связаться с ШМИДТОМ, которого он очень близко знал, и прощу­пать его настроение.

Впоследствии я получил от КУЗЬМИЧЕВА письмо, в котором он, между прочим, сообщал, что он хорошо себя чувствует и что Митя (ШМИДТ) также хорошо и бодро настроен. Это означало для меня, что КУЗЬМИЧЕВ с ШМИДТОМ связь установил. Позднее, как я уже показал, такое же сообщение я получил и от ШМИДТА.

ВОПРОС: Кого Вы информировали о привлечении к террористической деятельности ШМИДТА и КУЗЬМИЧЕВА?

ОТВЕТ: Осенью 1935 г. о моих разговорах с ШМИДТОМ и КУЗЬМИЧЕВЫМ я рассказал ЭСТЕРМАНУ, с которым я ехал в поезде на Урал. Об этом же я информировал ПИКЕЛЯ в январе-феврале 1936 года после того, как я установил с ним утраченную ранее связь. Рассказывал я об этом ПИКЕЛЮ в нашу вторую с ним встречу у него дома.

ВОПРОС: Какие еще группы террористов Вам известны?

ОТВЕТ: Мне в 1936 году стало известно от ПИКЕЛЯ, что террористический акт против СТАЛИНА должен был совершить бывший секретарь ЗИНОВЬЕВА – БОГДАН, который самоустранился от этого, застрелившись, так как он не выдержал тяжести и серьезности этого поручения, полученного им лично от ЗИНОВЬЕВА.

ВОПРОС: Откуда Вам известно, что БОГДАН [3] был назначен исполнителем террористического акта против т. СТАЛИНА лично ЗИНОВЬЕВЫМ?

ОТВЕТ: Мне об этом говорил ПИКЕЛЬ.

ВОПРОС: А от кого ПИКЕЛЬ это знал?

ОТВЕТ: ПИКЕЛЮ это известно от РЕЙНГОЛЬДА, который поддерживал очень тесную связь с ЗИНОВЬЕВЫМ.

ВОПРОС: Кто кроме БОГДАНА еще должен был принять участие в террористическом акте?

ОТВЕТ: Кроме БОГДАНА в террористическую группу ЗИНОВЬЕВА входили еще два испытанных, проверенных зиновьевца. ПИКЕЛЬ мне их фамилии не назвал.

ВОПРОС: В протоколе допроса от 23/VI Вы показали, что получили от СЕДОВА зашифрованное в журнале письмо-директиву ТРОЦКОГО, которой им ставилась задача убийства т.т. СТАЛИНА и ВОРОШИЛОВА. Когда и через кого Вы получили это письмо?

ОТВЕТ: Письмо-директиву ТРОЦКОГО я получил в начале ноября 1934 года через свою сестру СТОЛОВИЦКУЮ, проживающую в Варшаве и приехавшую к этому времени в Москву.

ВОПРОС: Каким образом Льву СЕДОВУ стало известно, что для связи с Вами можно использовать СТОЛОВИЦКУЮ?

ОТВЕТ: Когда я был в 1931 году в Берлине и жил там в течение полутора месяцев, я вызвал к себе для свидания сестру, о чем я рассказал СЕДОВУ в первую с ним встречу. На второе свидание с СЕДОВЫМ, кажется, в закусочной АШИНГЕРА я пришел вместе с сестрой, которую я познакомил с СЕДОВЫМ.

Перед самым отъездом моим из Берлина во время последней встречи с СЕДОВЫМ я сказал ему, что если будет острая необходимость со мной связаться, то это можно будет сделать через сестру СТОЛОВИЦКУЮ, которую я, естественно, тогда же в Берлине об этом предупредил, а СЕДОВУ оставил ее варшавский адрес.

ВОПРОС: Каким путем СТОЛОВИЦКАЯ получила журнал с письмом ТРОЦКОГО?

ОТВЕТ: СТОЛОВИЦКАЯ мне рассказала, что за месяц-полтора до ее отъезда в Москву к ней пришел неизвестный ей человек и передал ей журнал с просьбой доставить его “брату Ефиму”.

ВОПРОС: СТОЛОВИЦКАЯ приезжала в Москву специально для передачи Вам журнала?

ОТВЕТ: Нет, передача ей журнала для меня по времени случайно совпала с ее приездом в Москву. Она приехала для то­го, чтобы повидать меня и других своих братьев и сестер.

ВОПРОС: Если бы не было этого совпадения, каким способом могла бы СТОЛОВИЦКАЯ передать Вам журнал? О каком способе свя­зи Вы договорились с СТОЛОВИЦКОЙ в Берлине?

ОТВЕТ: Предполагалось, что СТОЛОВИЦКАЯ будет поддержи­вать со мной связь через служащих фирмы, в которой работал ее муж – СТОЛОВИЦКИЙ. Служащие этой лесопромышленной фирмы, сплавляя лес из Белоруссии и Польшу, часто ездили в СССР. Если бы СТОЛОВИЦКАЯ не ехала в Москву, то для передачи мне журнала был бы использован этот путь.

ВОПРОС: Без ведома своего мужа – СТОЛОВИЦКОГО она могла бы это сделать?

ОТВЕТ: Нет, не могла бы.

ВОПРОС: Значит, СТОЛОВИЦКИЙ мог знать, что Вы ведете переписку с СЕДОВЫМ не совсем обычным путем?

ОТВЕТ: Я не сомневаюсь, что СТОЛОВИЦКИЙ об этом знал. Безотносительно к тому, что сестра должна была воспользовать­ся содействием СТОЛОВИЦКОГО, я уверен, что она ему рассказала, что я установил связь с СЕДОВЫМ и что через нее будет идти информация в мой адрес. Во всяком случае, я точно знаю, что сестра рассказывала СТОЛОВИЦКОМУ о своем знакомстве с СЕДОВЫМ и об установлении мною с ним связи. Об этом она мне сообщила, будучи в Москве в 1934 году. Нет сомнений, что она рассказала СТОЛОВИЦКОМУ и о способе моей связи с СЕДОВЫМ.

ВОПРОС: Что это был за журнал, который Вам доставила СТОЛОВИЦКАЯ?

ОТВЕТ: Это был немецкий иллюстрированный кинематогра­фический журнал.

ВОПРОС: Как назывался этот журнал?

ОТВЕТ: Я сейчас уже не помню.

ВОПРОС: На какой бумаге он был напечатан?

ОТВЕТ: На обыкновенной матовой бумаге.

ВОПРОС: Каким образом Вы проявили написанное тайно­писью письмо ТРОЦКОГО?

ОТВЕТ: Когда я в Берлине условился с СЕДОВЫМ о форме своей связи с ним, он меня предупредил, что сообщение для меня будет написано на одной из страниц журнала или книги, на свободном от текста месте, специальными черни­лами. “Это место нужно будет”, – объяснял мне СЕДОВ, – “осторожно прогреть на свече или над каким-нибудь другим источником тепла”. Я так и сделал. Получив журнал, я про­явил письмо, прогрев над свечей страницу, на которой оно было написано.

ВОПРОС: На какой странице было написано письмо?

ОТВЕТ: Оно было написано на одной из последних страниц.

ВОПРОС: Расскажите подробнее, как Вы проявили это письмо?

ОТВЕТ: Получив от сестры журнал, я в ту же ночь у се­бя дома, отрывая страницу за страницей, стал прогревать их над свечой. Прогрел я все страницы, но ту, на которой было написано письмо, – особенно тщательно. В результате я получил четкий текст письма, написанного рукой ТРОЦКОГО.

ВОПРОС: Вы уверены, что письмо было написано ТРОЦКИМ?

ОТВЕТ: Да, уверен. Почерк ТРОЦКОГО я знаю хорошо. 

ВОПРОС: Какой цвет был у проявленной Вами тайнописи? 

ОТВЕТ: Цвет тайнописи после проявления был рыжеватый. 

ВОПРОС: При прогревании бумаги текст выступил тот­час же?

ОТВЕТ: Нет, текст стал выступать постепенно. Чем боль­ше я прогревал, тем текст обозначался четче и яснее. Я это делал очень осторожно, боясь сжечь бумагу. После того, как текст обозначился совсем ясно, я прогревание прекратил.

ВОПРОС: Как много места занимал текст письма?

ОТВЕТ: После того, как я проявил письмо, я вырезал его из общего текста журнала. В результате у меня получился небольшой листок бумаги, примерно размером 12 х 10 санти­метров, на котором рукой ТРОЦКОГО была написана директива ТРОЦКОГО, содержание которой мною изложено в показаниях от 23 июня.

ВОПРОС: Кому Вы передали это письмо?

ОТВЕТ: Письмо я отдал ЭСТЕРМАНУ с поручением пере­дать его МРАЧКОВСКОМУ, находившемуся в тот период времени в Казахстане.

ВОПРОС: Когда и где Вы передали письмо ТРОЦКОГО ЭСТЕРМАНУ для вручения МРАЧКОВСКОМУ?

ОТВЕТ: В феврале месяце 1935 года ЭСТЕРМАН сообщил мне, что он едет на работу в Иркутск. Я воспользовался этим обстоятельством и, поставив в известность МРАЧКОВСКОГО, работавшего на Казжелдорстрое, о поездке ЭСТЕРМАНА, организовал их встречу на станции Новосибирск по пути следования ЭСТЕРМАНА.

Письмо я передал ЭСТЕРМАНУ перед его отъездом на Рожде­ственском бульваре.

ВОПРОС: До февраля месяца 1935 года Вы информировали ЭС­ТЕРМАНА о получении Вами письма?

ОТВЕТ: Да, вскоре после получения письма я во время одной из встреч с ЭСТЕРМАНОМ это письмо ТРОЦКОГО ему показывал.

ВОПРОС: Кроме ЭСТЕРМАНА кому Вы еще показывали письмо ТРОЦКОГО?

ОТВЕТ: Письмо я больше никому не показывал, но о письме ТРОЦКОГО я рассказал ГАЕВСКОМУ в самом конце 1934 года, которо­го я навестил дома. Затем о письме я рассказывал ПИКЕЛЮ в 1936 году в одну из моих встреч с ним после восстановления с ним связи.

ВОПРОС: Кому еще Вы рассказывали о письме ТРОЦКОГО?

ОТВЕТ: Больше никому я не рассказывал. Об этом письме зна­ют только ЭСТЕРМАН, ГАЕВСКИЙ и ПИКЕЛЬ. Я не считаю МРАЧКОВСКОГО, которому передал письмо ЭСТЕРМАНА.

ВОПРОС: Когда Вам стало известно, что ЭСТЕРМАН передал МРАЧКОВСКОМУ письмо?

ОТВЕТ: Когда {летом} осенью [4] 1935 года я с ЭСТЕРМАНОМ ехали в одном поезде – я в Свердловск, а он в Иркутск, то он мне сообщил, что письмо МРАЧКОВСКОМУ им передано.

 

Показания записаны с моих слов верно. Мною прочитаны. 

 

ДРЕЙЦЕР.

 

ДОПРОСИЛИ:

 

НАЧ. ЭКО ГУГБ НКВД –

КОМИССАР ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ 2 РАНГА – МИРОНОВ.

 

НАЧ. СПО УНКВД МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ –

КАПИТАН ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ – ЯКУБОВИЧ.

 

ОПЕР. УПОЛНОМОЧЕНН. ЭКО ГУГБ НКВД

МЛ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ – ФРАДКИН

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 227, Л. 34-53


[1] Охотников Яков Осипович, род. в 1897 г. в Романовке, Бендерский уезд, Бессарабская губерния. Был одним из ближайших друзей писателя Исаака Бабеля, Дмитрия Шмидта и Ефима Дрейцера со времён Гражданской войны. В 1920-е годы входил в троцкистскую оппозицию, в феврале 1927 года подвергся за это партийному взысканию. Был слушателем Военной академии им. М. В. Фрунзе. Существует легенда о том, что он (вместе с курсантами В. Петренко и А. Геллером) участвовал в «потасовке» со Сталиным на мавзолее во время парада 7 ноября 1927 г. (см., например, книгу «Измена родине» В. Рапопорта и Ю. Алексеева (Overseas Publications Interchange Ltd, London 1988, стр. 292) Судя по показаниям Дрейцера от 11 июня 1936 г., А. Геллер входил в состав неофициальной охраны Троцкого, созданной в 1927 г.). Работал заместителем начальника Гипромеза (Государственный институт по проектированию металлургических заводов). В начале 30-х годов – начальник Государственного института по проектированию авиационных заводов в Москве (Гипроавиапром). Исключён из ВКП(б) в 1932 году. Арестован в 1933 году по делу «контрреволюционной группы Смирнова И.Н.», осуждён на три года. В ссылке в Магадане работал начальником автобазы № 1 Гипроавиа. Повторно арестован 10 августа 1936 года в Магадане, перевезён в Москву, где 7 марта 1937 года приговорён ВКВС СССР к расстрелу и расстрелян 8 марта 1937 г. 

[2] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Тер-Ваганьян”.

[3] Богдан Бронислав Викентьевич, род. 20 декабря 1897 г., член ВКП(б) с 1919 г., работал помощником заведующего секретариатом Г. Зиновьева в Коминтерне с 1 июня 1924 г. по 15 декабря 1926 г. Покончил самоубийством в октябре 1933 г.

[4] Слово «осенью» вписано от руки.

[i] В тексте ошибочно – “1936”.