[Штамп: размножено: 1.III 1933 г.
250 экз. (подпись) нрзб]
[Штамп: Разосланы 1.III 1933 г.
№ П 4955]
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1933 года, февраля 10-го дня, дополнительно допрошенный СЛЕПКОВ ПОКАЗАЛ:
Мои связи с УГЛАНОВЫМ приобрели тесный характер в период работы УГЛАНОВА в г. Астрахани, когда я работал в Саратове. Во время своих приездов в Саратов УГЛАНОВ был у меня раза 2-3, где вел беседу политического характера со мной при участии членов группы: ПЕТРОВСКОГО, ЗАЙЦЕВА и ЛЕВИНОЙ. Беседы эти сводились к оценкам хозяйственного и политического положения и носили оппозиционный характер. Это было в конце 1931 года.
Весной 1932 года, будучи в Москве, я встречался с УГЛАНОВЫМ, уже переведенным в Москву, но серьезных разговоров с ним не вел.
В мой осенний приезд (август-сентябрь 1932 г.) я был у УГЛАНОВА неоднократно и имел с ним беседы на хоз<яйственно->пол<итические> и внутрипартийные темы. УГЛАНОВА я информировал о деятельности нашей группы. В свою очередь, УГЛАНОВ меня информировал об оппозиционном оживлении в партии. Из сообщений УГЛАНОВА я знал, что вокруг него группируются товарищи с оппозиционными настроениями, кто персонально, УГЛАНОВ мне не говорил, к тому же, приходи к УГЛАНОВУ, я заставал у него КУЛИКОВА и еще одного товарища, фамилия которого мне неизвестна.
Интерес к УГЛАНОВУ я проявлял потому, что считал, что у него сохранились связи со многими оппозиционно настроенными партийцами из б<ывших> его соратников по правой оппозиции.
В конце августа м<еся>ца 1932 г. я, ПЕТРОВСКИЙ и ЛЕВИНА зашли к УГЛАНОВУ, когда у него находился КУЛИКОВ (б<ывший> член ЦК и правый оппозиционер). В состоявшейся у нас беседе мы все давали оппозиционную оценку хоз<яйственного> положения в стране (в том числе и КУЛИКОВ), говорили о росте оппозиционных настроений в партии. Я сообщил УГЛАНОВУ о том, что я ожидаю приезд в Москву членов нашей группы, и что наша группа сможет обсудить хоз<яйственное> и политположение и сделать вытекающие из этого обсуждения выводы. УГЛАНОВ говорил о росте оппозиционных настроений среди хозяйственников и др<угих> партработников. Перед нашим уходом УГЛАНОВ поставил передо мной вопрос, согласен ли я, что важнейшими политическими мероприятиями, которые надо провести, являются: а) снижение непосильных темпов индустриализации и развитие легкой индустрии за счет тяжелой; б) устранение административных методов в деле коллективизации; в) широкое развитие торговли; г) внутрипартийная демократия; д) коллективное руководство вместо теперешнего, называя при этом: БУХАРИНА, РЫКОВА, ТОМСКОГО, КАМЕНЕВА, ЗИНОВЬЕВА, СОКОЛЬНИКОВА и не помню, еще кого. Я ответил УГЛАНОВУ, что в общем я с ним согласен, но считаю, что первостепенным условием реализации этой программы является внутрипартийная дискуссия. УГЛАНОВ с этим согласился. Следующий этап наших отношений связан с моим рассказом УГЛАНОВУ о сообщенном мне СТЭНОМ содержании платформы. В последующие за этим дни УГЛАНОВ два раза вызывал меня к себе и спрашивал, что и где говорят о платформе, однако и в эти разы УГЛАНОВ мне не сказал, что он знает содержание и авторов этой платформы. В последний раз (за несколько дней до моего ареста) УГЛАНОВ обратился ко мне с просьбой написать оценку мною положения в стране и программы действий, т.е. платформу, на что я ответил отказом. О предложении УГЛАНОВА я сообщил в день ареста ЗАЙЦЕВУ и АЙХЕНВАЛЬДУ.
Второе собрание членов нашей группы я откладывал, имея в виду, что должны были приехать в Москву и принять участие на собрании МАРЕЦКИЙ, КАРМАЛИТОВ и Вас. СЛЕПКОВ, а также на это собрание я ждал РАДИНА. После приезда МАРЕЦКОГО собрание состоялось. КАРМАЛИТОВ не приехал, Вас. СЛЕПКОВ приехал позже. РАДИН на это собрание не пришел. На этом собрании после доклада АЙХЕНВАЛЬДА я выдвинул предложение заслушать доклад о международном положении. Ввиду того, что многие товарищи (члены группы) разъехались и докладчика не оказалось, мы решили ограничиться заслушиванием информации о ходе пленума ИККИ, с какой целью позвали работавшего в ИККИ ИДЕЛЬСОНА [1], который раньше был близок к нашей группе. В намеченный день в квартире МАРЕЦКОГО собрались: МАРЕЦКИЙ, АЛЕКСАНДРОВ, я и еще кто-то, пришел ИДЕЛЬСОН и сделал информацию о ходе пленума ИККИ. После чего мы говорили о политике Германской компартии, критиковали лозунг “Народного государства” и утверждали, что руководство Германской компартии прозевало усиление фашизма и что в этом виновато наше партруководство.
В последнее время в состав нашей организации входил ЖИРОВ Иван, работавший в СОЦЭКОГИЗЕ, друг ПЕТРОВСКОГО по Саратову, по настоянию которого ЖИРОВ и был вызван на собрание.
Ефим ЦЕЙТЛИН входил в состав нашей группы, потом в 1929 г. или в 1930 г. он вышел из состава нашей группы, а в момент моего пребывания в Москве осенью 1932 г. он пришел ко мне на квартиру с оппозиционными настроениями. Говорили мы с ним о трудном хоз<яйственном> положении, росте оппозиционных настроений среди актива партии, кроме того ЦЕЙТЛИН мне сообщил о том, что ЦКК обнаружила платформу “марксистов-ленинцев”, и спросил меня, знаю ли я что-либо об этой платформе. Я к этому времени еще не знал о содержании платформы. Я ответил ЦЕЙТЛИНУ, что СТЭН мне сообщил о существовании платформы, и что я ему (ЦЕЙТЛИНУ) сообщу, если узнаю от СТЭНА, ее содержание. Этого обещания в отношении ЦЕЙТЛИНА не выполнил. О существовании нашей группы знал ЧЕРНУХИН Анатолий, работавший в последнее время в Москве. ЧЕРНУХИНА я обработал еще в Самаре. В бытность его в Москве осенью 1932 г. я встречался с ним несколько раз, он был настроен оппозиционно. ЧЕРНУХИНА знал еще АЙХЕНВАЛЬД, с которым он познакомился на курорте. ЧЕРНУХИНУ я рассказал о существовании нашей организации и тогда же пригласил его на наше первое в 1932г. собрание.
АРЕФЬЕВА я знаю по Самаре, когда он входил в мою самарскую группу. После переезда в Москву он заходил ко мне довольно часто в мой последний приезд. АРЕФЬЕВ знал о существовании группы, встречал у меня членов группы и участвовал в разговорах. Я был у АРЕФЬЕВА в квартире один раз с кем-то из товарищей. АРЕФЬЕВ настроен был оппозиционно. Один раз АРЕФЬЕВ заговорил со мной о политике партии, начал говорить мне о “дворцовом перевороте”, идея которого якобы зреет в партии, и при этом ссылался на какого-то партийца, который ему об этом говорил. Я оборвал его и отругал. С этих пор я стал чуждаться разговоров с АРЕФЬЕВЫМ, хотя он заходил ко мне и после этого, и подобных тем никогда не затрагивал.
У УГЛАНОВА в квартире я встречал б<ывшего> студента Промакадемии БАШЕНКОВА, который заходил в этот период (осенью 32 г.) ко мне. После этого я был у него – БАШЕНКОВА, который в беседе со мной стал говорить, что нам надо действовать, открыто выступать на собраниях и пр<очее>. Об этом я сообщил УГЛАНОВУ, который его будто бы одернул. О периф<ерийных> группах, входивших в состав нашей организации, могу сообщить следующее:
1. В гор. Саратове существовала до последнего времени группа в составе семи человек: ПЕТРОВСКОГО, ЛЕВИНОЙ, ЗАЙЦЕВА, ЛАПКИНА, АЛЕКСАНДРОВА, ХУДЯКОВА и СЛЕСАРЕВА, последние трое являлись аспирантами каких-то ВУЗов. Эта группа возглавлялась ПЕТРОВСКИМ. Полный состав этой группы мне неизвестен.
2. В Самаре была группа в 1930 г., в которую входили: ЛЕВИНА, АРЕФЬЕВ, КРОТОВ, Евгения ЛОБОВА, примыкали к группе МАРТЫНОВ, ЧЕРНУХИН, ВАСИЛЬЕВ и ПРОСВИРИН. До 1930 г. эта группа возглавлялась мною. В настоящее время о наличии там группы мне неизвестно.
3. В Ленинграде проживал член нашей организации МАРЕЦКИЙ, который был связан с КАРЕВЫМ, была ли у МАРЕЦКОГО группа, мне неизвестно.
4. В Воронеже проживал САПОЖНИКОВ, который до 1929 г. входил в нашу группу, с тех пор связи я с ним не имел и <о> наличии у него группы не знаю.
5. В Новосибирске из членов организации проживал КУЗЬМИН, о составе его группы мне неизвестно.
6. В Казани проживает член московской группы СЛЕПКОВ Вас., который в настоящее время связан с МЕДВЕДЕВЫМ, входившим еще в 1930г. в существующую группу, возглавлявшуюся АЙХЕНВАЛЬДОМ. В состав этой группы входили: ВИНОГРАДОВ, ВОРОПАЕВ, МЕДВЕДЕВ, др<угих> фамилий не помню. В нестоящее время мне известны как оставшиеся от группы СЛЕПКОВ и МЕДВЕДЕВ, др<угих> не знаю.
7. В Свердловске находится член нашей группы КАРМАЛИТОВ. Есть ли у него группа или нет – мне неизвестно. КАРМАЛИТОВА я не встречал с 1929 г. О существовании групп в других городах я ничего не знаю.
При разговоре со СТЭНОМ о содержании платформы “Союза ленинцев-марксистов” СТЭН мне сообщил, что “СЛМ” одновременно выпущено обращение ко всем членам партии, и отметил при этом то, что в платформе говорится о свержении руководства силой, а в обращении “силою” опущено. О содержании этого обращения – СТЭН мне не сообщил, заявив, однако, что в этом обращении заключается апелляция к беспартийным массам через голову партии. В разговоре с КУЗЬМИНЫМ об оценке платформы я, зная содержание платформы, вкратце выразил сочувствие оценке хозяйственного положения и особенно постановке проблемы рабочей силы и общей идее отступления, но решительно высказался против ставки на свержение сталинского руководства силой. Вполне возможно, что КУЗЬМИН просил у меня платформу, так как я надеялся ее достать вначале через СТЭНА, а когда это не удалось, рассчитывал, что ее сможет достать ГОРЕЛОВ Виктор. У СТЭНА платформу я просил, но СТЭН мне ее не дал, и я ее не читал. ГОРЕЛОВУ предложил достать платформу, но и он этого не смог сделать. О том, что у меня была платформа, я КУЗЬМИНУ не говорил. Я действительно предполагал, что платформа написана каким-то коллективом из б<ывших> правых и поумневших троцкистов, о чем я говорил КУЗЬМИНУ и др<угим>. О том, что платформа подписана старыми большевиками, мне неизвестно и КУЗЬМИНУ об этом не говорил, так же как и не связывал с платформой имен РЮТИНА, УГЛАНОВА, КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА. О РЮТИНЕ с КУЗЬМИНЫМ и др<угими> членами группы я не говорил. Будучи у УГЛАНОВА осенью 32 г., УГЛАНОВ мне говорил, что РЮТИН работает в Москве в какой-то хозяйственной организации. Разговор о РЮТИНЕ возник в связи с моим вопросом к УГЛАНОВУ о его партийности. Никакой политической характеристики РЮТИНА в разговоре со мной не давал. Оппозиционные настроения РЮТИНА мне известны не были и об этом с КУЗЬМИНЫМ не говорил.
Примыкавший к моей самарской группе КРОТОВ Павел сообщил мне в 1930 г. о том, что он завербован органами ОГПУ и ему поручено информировать ОГПУ о моих настроениях и деятельности. Сообщением КРОТОВА я был взволнован и порекомендовал КРОТОВУ ему рассказать ОГПУ о тех оппозиционных настроениях, которые имелись у ряда самарских работников, впоследствии активно выступавших за мое исключение из партии и этим изменившим мне. О деятельности нашей группы я просил КРОТОВА в ОГПУ не сообщать. КРОТОВ мне это обещал.
Вскоре после этого я уехал из Самары.
В 1931г., как мне рассказывал АРЕФЬЕВ, указанный КРОТОВ во время одной из выпивок в присутствии АРЕФЬЕВА и др<угих> разорвал портрет СТАЛИНА, за что был исключен из партии. АРЕФЬЕВ тоже привлекался к партответственности за несвоевременное сообщение об этом факте. Где находится в настоящее время КРОТОВ, мне неизвестно.
Записано с моих слов верно, мною прочитано.
Допросили:
НАЧ. СЕКРПОЛИТОДЕЛА – ИЛЬИН
ВРИД НАЧ. 1 СПО – ПОПОВ
Верно:
ВР. НАЧ. 1 СПО ПП ОГПУ ЗСК – ПОПОВ
Верно: Секретарь СПО ОГПУ Д. Светлов
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 189, Л. 32-38.
[1] Здесь и далее в тексте ошибочно – “Эйдельсона”.
