ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
САФОНОВОЙ Александры Николаевны, от 19-го июля 1936 года.
САФОНОВА А.Н., 1897 г. рождения, урож<енка> г. Москвы, плановик-экономист Узб<екистанского> Заготзерно, образование среднее, б<ес>парт<ийная>, б<ывший> чл<ен> ВКП (б) с 1917 г. В 1928 г. исключена за троцкистскую работу.
В январе 1929 года была арестована ОГПУ за участие в троцкистской организации и выслана в Среднюю Азию на 3 года. Из ссылки бежала. В августе 1929 г. арестована ОГПУ и заключена в политизолятор сроком на 3 года. В январе 1930 г. досрочно освобождена. В январе 1933 года арестована за активную троцкистскую работу и выслана в Среднюю Азию.
Вопрос: Вы подали нам заявление, в котором пишете, что решили сообщить следствию об известных вам фактах, характеризующих террористическую деятельность вашей организации. Что конкретно вы хотите показать?
Ответ: На протяжении ряда последних допросов Вы настойчиво добивались от меня, чтобы я рассказала все, что знаю о террористических планах борьбы с руководством ВКП(б), которые проводил центр троцкистской контрреволюционной организации – участником которой я являлась до последнего времени.
Я упорно отрицала это по ряду причин, среди которых моя, не только политическая, но и личная близость к И.Н. СМИРНОВУ – играла не последнюю роль. К числу этих же причин, в силу которых я не давала откровенных показаний по затронутому вопросу, относится также договоренность, существовавшая между И.Н. СМИРНОВЫМ, мною и МРАЧКОВСКИМ в случае ареста, в самом крайнем случае признавать двурушничество, но никак не выдавать нашу террористическую деятельность. Я прошу отметить, что на протяжении следствия созналась в существовании организации и ее центра, назвала ряд участников организации, выдала следствию ее глубоко законспирированные звенья (ШЕМЕЛЕВ, ТРУСОВ), и это явилось выражением твердо принятого мною решения разоружиться. Ведь вам известно, что при моих предыдущих арестах, поскольку я такого решения о разоружении не принимала, – я никаких показаний не давала. Тем не менее, решив давать откровенные показания, у меня по причинам, о которых я говорила выше, не хватило сил сказать все и до конца. Чем бы мне это ни грозило, но надо же когда-нибудь в интересах правды рассказать все, что было. Когда на предыдущих допросах на Ваши вопросы: какие цели ставила перед собой наша организация и какими методами она (организация) этих целей добивалась, – я отвечала: “Смена руководства ВКП (б) и практическая работа по консолидации кадров”, – я показывала правду, но скрыла главное. Я подала заявление для того, чтобы сообщить Вам, что центр воссозданной в 1931 году троцкистской контрреволюционной организации в лице: И.Н. СМИРНОВА, МРАЧКОВСКОГО, ТЕР-ВАГАНЯНА и меня – САФОНОВОЙ, организации, как я уже показывала, существовавшей до последнего времени, – еще в 1932 г. принял решение перейти к террористическим методам борьбы с руководством ВКП(б) и в первую очередь к террору против Сталина.
Вопрос: Принял ли центр вашей организации решение о терроре самостоятельно или он при этом руководствовался директивой Троцкого?
Ответ: Такая директива Троцкого действительно существовала. Я скажу о ней ниже. Было бы, однако, неправильно изобразить положение таким образом, что при принятии решения о терроре центр нашей организации являлся механическим исполнителем воли Троцкого. Вернее было бы сказать так, что процесс созревания решения о терроре до известной поры шел параллельно: у нас и в заграничном центре, соединившись в одно общее, окончательное решение в 1932 году, после установления И.Н. СМИРНОВЫМ в Берлине личной связи с ТРОЦКИМ.
Когда я говорю о процессе созревания террористических настроений в среде нашей организации, я имею в виду, например, такие факты, как прямое предложение члена нашей организации Михаила ЮГОВА, сделанное им еще в 1931 году, в пользу признания террора как метода борьбы с руководством ВКП(б). Это предложение ЮГОВА, обсуждавшееся в центре организации при участии И.Н. СМИРНОВА и меня, – однако окончательного разрешения не получило. Вопрос как бы остался открытым. Окончательное же решение о переходе к террору было принято центром нашей организации в конце 1932 года после получения соответственной директивы от ТРОЦКОГО в результате установления И.Н. СМИРНОВЫМ в Берлине через Л. СЕДОВА личной связи с Троцким.
Вопрос: Когда и через кого была получена директива Троцкого о переходе к террору?
Ответ: На допросе от 15/III с<его> г<ода> я показала, что И.Н. СМИРНОВ во время своего свидания в Берлине, в 1930 году с Л. СЕДОВЫМ договорился с ним о дальнейшей связи. Тогда же я показала, что в порядке этой договоренности СМИРНОВ в 1932 году через неизвестного мне члена партии получил от Троцкого письмо директивного характера. Я привела тогда такую деталь: письмо это было написано на папиросной бумаге. Но на том допросе я скрыла от вас, что это лицо, наряду с письмом передало И.Н. СМИРНОВУ устную директиву ТРОЦКОГО, обосновывающую актуальность вопроса о переходе к террору и указывающую на необходимость подготовки террористического акта над СТАЛИНЫМ.
Вопрос: Назовите фамилию этого человека, привезшего директиву ТРОЦКОГО?
Ответ: Я постараюсь ее сейчас вспомнить. Вы знаете мою привычку запоминать первую букву фамилий. Она начинается на “Г”.
Вопрос: ГАВЕН, Юрий Петрович?
Ответ: Совершенно верно. Его фамилия ГАВЕН.
Вопрос: Что практически было предпринято в направлении реализации решения центра о терроре?
Ответ: Мне известно, что практическая подготовка террористического акта над СТАЛИНЫМ была возложена на МРАЧКОВСКОГО и что для этой цели он связался с членом нашей организации ДРЕЙЦЕРОМ. Вскоре, т.е. в конце 1932 года я, как известно, уехала из Москвы. Незадолго перед моим отъездом из Москвы И.Н. СМИРНОВ в личной беседе со мной вокруг решения центра и директивы ТРОЦКОГО совершенно четко формулировал: “Сталин будет убит”. Эта моя беседа со СМИРНОВЫМ состоялась, примерно в декабре 1932 года в моей квартире по Крымскому проезду дом 2/1. Я запомнила такую деталь, что этот разговор был прерван, так как в комнату кто-то вошел.
Вопрос: На допросе 3/IV с<его> г<ода> вы показали о директивах, полученных вами от И.Н. СМИРНОВА после 1932 года, уже во время его нахождения в Суздальской тюрьме. Возвращался ли И.Н. СМИРНОВ в этих своих директивах к вопросу о терроре?
Ответ: Следуя твердо принятому мною решению я и здесь хочу быть откровенной до конца. Моя связь с СМИРНОВЫМ, прерванная в связи с его и моим арестами в начале 1933 года, – вскоре была восстановлена и осуществлялась преимущественно через “оказии”. В своих показаниях от 3/IV-с<его> г<ода> я говорила о троцкисте РАППОПОРТЕ, который в 1934 году приехав из Суздаля в Ташкент, где я отбывала ссылку, привез мне директиву И.Н. СМИРНОВА о перспективах дальнейшей деятельности организации, предназначенную для наших единомышленников. Я тогда не рассказала следствию основное. От имени И.Н. СМИРНОВА РАППОПОРТ мне передал, что он (СМИРНОВ) крайне недоволен пассивным, по его мнению, состоянием организации, которое неизбежно повлечет за собой идейный и организационный разброд, и что он (СМИРНОВ) просит напомнить мне, что принятое в свое время решение, подтвержденное директивой ТРОЦКОГО, не потеряло свою актуальность, что пора перейти к активным действиям, связавшись для этой цели с нашими людьми, в свое время глубоко законспирированными нами в Москве. Имелись ввиду ШЕМЕЛЕВ и его группа, которая, как я уже показывала, представляла собой одно из действовавших до последнего времени в Москве звеньев нашей организации. Однако, фамилию ШЕМЕЛЕВА РАППОПОРТ мне не называл.
Вопрос: Что вы предприняли к выполнению этой директивы СМИРНОВА?
Ответ: В Москве оставался участник нашей организации АДИШ (ГАЛЬПЕРИН), которого я назвала в своих предыдущих показаниях. АДИШ, несмотря на свой молодой возраст, заслуженно пользовался нашим доверием, побывал уже в ссылке, был лично близок к И.Н. СМИРНОВУ. Списавшись с АДИШЕМ, я пригласила его приехать ко мне. Он долго не мог выбрать подходящий момент, но, наконец, в феврале 1935 года он приехал ко мне в Ташкент. По приезде в Ташкент АДИШ информировал меня о сохранившихся московских связях организации, в частности, о ГОЛЬЦМАНЕ. Как я уже показывала, АДИШ пользовался нашим абсолютным доверием. Снабдив его явкой и паролем к ШЕМЕЛЕВУ, я поручила ему немедленно по приезде в Москву связаться с ШЕМЕЛЕВЫМ и передать ему установку центра о том, что вопрос об организации террористического акта над Сталиным должен быть поставлен на практические рельсы.
Вопрос: Какие основания у вас были для того, чтобы передать ШЕМЕЛЕВУ такую директиву?
Ответ: Я уже показывала, что ШЕМЕЛЕВ, ТРУСОВ и лица, группировавшиеся вокруг них, связанные в свое время лично с членами центра СМИРНОВЫМ и мною, были перед нашим отъездом из Москвы специально законспирированы для продолжения нелегальной работы в Москве. ТРУСОВ, как вы знаете, хранил архив ТРОЦКОГО. Кроме того, ШЕМЕЛЕВ еще в 1932 году был в курсе решения центра и директивы ТРОЦКОГО о терроре.
Вопрос: Вы говорите, что АДИШУ был вами дан пароль и явка к ШЕМЕЛЕВУ. Каков этот пароль?
Ответ: Перед моим отъездом из Москвы в 1932 году на свидании с ШЕМЕЛЕВЫМ, состоявшемся в доме № 10 по Б. Гнездниковскому, я условилась с ШЕМЕЛЕВЫМ о формах дальнейшей связи и о пароле для живой связи. Пароль этот гласил так: “Что нового в художественной литературе”? Ответ: “Я мало ее читаю, интересуюсь больше публицистикой”. Этим паролем я и снабдила АДИША.
Вопрос: Передал ли АДИШ эту директиву ШЕМЕЛЕВУ?
Ответ: Да, передал.
Вопрос: Откуда вам это известно?
Ответ: Спустя некоторое время после отъезда АДИША из Ташкента, примерно в апреле 1935 года я получила от него письмо, в котором, между прочим, была такая фраза: “Дети здоровы”. Это означало, как было условлено с АДИШЕМ, – что директива ШЕМЕЛЕВУ передана.
Вопрос: Что практически было предпринято ШЕМЕЛЕВЫМ для реализации этой директивы?
Ответ: Это мне неизвестно, так как после получения в апреле 1935 г. условного письма от АДИША мне не удалось наладить с ним связь.
Записано с моих слов правильно, мною прочитано.
ДОПРОСИЛИ:
НАЧ. СЕКР.-ПОЛИТ. ОТДЕЛА ГУГБ –
КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 2 РАНГА – МОЛЧАНОВ
ПОМ. НАЧ. 1 ОТД. СПО ГУГБ –
КАПИТАН ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ – ЛУЛОВ
Верно:
ОПЕР. УПОЛНОМ. СПО ГУГБ
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ: (СВЕТЛОВ)
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 228, Л. 206-213.