[т. Ежову

Л. Каганович

Переговоры]

ЦК ВКП(б)

тов. СТАЛИНУ.

Арестованный по делу контрреволюционного троцкистско-зиновьевского террористического центра на Украине Голубенко говорит, что мы, будучи исключены из партии за участие в троцкистской оппозиции, уговорились вместе с Пятаковым подать двурушническое заявление с целью обмана партии. 

У меня сохранились два письма Голубенко того периода, из которого вытекает, что никакого уговора о двурушничестве не было. Действительно, перед отъездом на Д<альний> Восток, куда мы ехали на работу по командировке ЦК ВКП(б), будучи исключенным из партии, мы имели беседу с Пятаковым, которая сводилась к тому, что в своей борьбе против партии и ЦК мы не правы, и что решения XV съезда партии являются единственно правильными, а поскольку это так, то нужно подать заявление, полностью признать свои ошибки и просить восстановить нас в рядах партии. Приблизительно через месяц в печати было опубликовано заявление Пятакова. После этого я получил в Благовещенске письмо от Голубенко, который тогда находился в Чите, следующего содержания:

“4-ое марта. Здравствуй Яша! Прочитав вчера заявление Юрия, спешу обменяться с тобой мнением по поводу заявления и поставить вопрос: что же дальше? Заявление Юрия для нас, конечно, не есть неожиданность, особенно после разговора с ним, будучи в Москве. Ясно было тогда, что он даст заявление, и мы как будто бы тогда не возражали, а целиком были с ним согласны с необходимостью вернуться в партию и обязательно в ближайшее время. <С> заявлением Юрия я согласен и принял твердое решение дать <на> днях заявление о своем присоединении к Юрию. Занимать выжидательную позицию сейчас преступно. Быть в стороне от партии, оставаясь лояльным, – значит сознательно политически себя умертвить. Мы не стоим на позиции активной борьбы с ЦК. Будучи вне партии, эту позицию даже осуждаем. Остается один выход – вернуться в партию и стать активным борцом в общей политической борьбе и работе партии. Другого исхода нет и ждать чего-то не стоит. Ну, как ты, Яша. Черкни мне как можно скорей свое мнение. Я уже работаю. Здоров. Из Харькова нет ничего. Жму руку. Коля“.

Точное содержание ответа, которое я дал Голубенко на это письмо, я сейчас не помню, но поскольку у меня тогда было твердое решение, что я в борьбе против партии и ЦК не прав, ответ был дан мною в этом духе. Возможно, что у Голубенко сохранилось мое письмо, что даст более точно установить содержание моего письма. В марте месяце 1928 года я подал заявление, точно не помню, секретарю Благовещенского окружкома или секретарю Д<альне>-Восточного крайкома с признанием своих ошибок и просил восстановить меня в партии. В конце мая или в начале июня того же года я получил от Голубенко письмо, датированное 23.V-28 г. Я привожу выдержку из этого письма:

“Яша, газеты, конечно, читаешь. Обратил внимание на то, что последнее время идут заявления: о полном (Саркис и др<угие>) и частичном (Радек, Вуйович, Сафаров и др<угие>) признании прошлых ошибок. Компания Рут Фишер, Маслов – показали окончательное банкротство своей авантюры. Нет, дорогой, как хочешь, а я заявляю: что мы, несомненно, по своей простоте и традиционной доверчивости вождям, не разобравшись в перспективе – сунулись вброд, а результат каков – результат напрасные никому не нужные переживания – это еще ничего, но вот временная политическая смерть – это уже непростительная вещь. Мы приняли шаги к воскресению себя, имеем надежду, что воскреснем (вернут нас в партию), но ведь могло быть много иначе. Пройденный нами урок должен нами в будущем <быть> учтен. Я в частности много себе почерпнул и вряд ли в будущем поддамся чувству и симпатиям”.

Подлинники обоих писем я передал тов. Кагановичу. Из этих писем явствует, что уговора об обмане партии не было, в противном случае зачем было Голубенко так мне писать. С тех пор, как осознал свою неправоту и признал свои ошибки, никаких несогласий с политикой партии и ее ЦК у меня не было и нет. Это я доказал своей практической работой и активным участием в общей политической работе партии за весь этот период времени, после признания мной своих ошибок. Мое активное участие в построении социализма в нашей стране в период первой и второй пятилетки на руководящих работах: заместителем Начальника Харьковского Тракторостроя, Начальником объединенных Южных, Начальником Северо-Кавказских, Начальником Московско-Курских дорог и Заместителем Народного Комиссара Путей Сообщения.

Ни у ЦК, ни у местных партийных организаций, где я работал, не было сомнения в том, что я окончательно покончил с троцкизмом и честно, как подобает большевику, проводил линию партии. Лично я за весь этот период времени ежедневно убеждался в том, насколько велики мои ошибки в прошлом и насколько была права партия и ее ЦК, в первую очередь Вы, тов. Сталин, который так гениально видел, лучше всех – предупреждали, на какой контрреволюционный, враждебный социализму, нашей партии, рабочему классу, путь тащил вообразивший себя “спасителем” революции этот проституированный меньшевик – Троцкий. Именно поэтому вся эта контрреволюционная банда во главе с Троцким вела так яростно атаку против тов. Сталина, ибо именно Вы раскрыли всю контрреволюционную сущность и какие тягчайшие бедствия грозят рабочему классу и крестьянству нашей страны, тот путь, на который тащила эта банда. Вся моя энергия была направлена на то, чтобы практической работой искупить свою вину перед партией за прошлые ошибки.

Руководители Украинской партийной организации видели, с каким энтузиазмом я работал в период подготовки и строительства Харьковского тракторного завода. На их же глазах протекала моя работа в течение 3½ лет по руководству и преодолению трудностей на Южной железной дороге. Все те, кто наблюдали мою работу на Тракторострое, на Южной дороге, на Северо-Кавказской дороге, воочию убеждались, что я не покладая рук отдавал все свои силы, энергию и знания для обеспечения и проведения линии партии на том участке, куда меня партия поставила. ЦК известно, какое горячее участие я принимал в работах комиссии ЦК в 1933 году по намечению мероприятий, улучшений работы железнодорожного транспорта, который в то время тормозил все наше хозяйство. Работа моя последние полтора года под руководством тов. Кагановича, мое активное участие в апрельском и июльском совещании работников жел<езно>дор<ожного> транспорта при ЦК ВКП(б), моя откровенная и честная критика недостатков моей работы, мое участие в первых рядах в борьбе за оздоровление ж<елезно>д<орожного> транспорта – не оставляет никаких сомнений в моей верности, честности, преданности партии, ее ЦК – и Вам, тов. Сталин.

Если бы я был не согласен с линией партии, я бы стоял в стороне, как эти негодяи-двурушники, и ждал бы, когда наступит провал – этого не было и не могло быть. С 1928 года я принимал самое активное участие в борьбе партии на преодоление всех трудностей по построению социализма в нашей стране и как активный участник этого строительства радовался, как вся партия и весь наш народ, этим победам. Мое партийное и служебное положение не только не могло дать основания мне быть недовольным, а это меня обязывало с удесятеренной энергией работать и оправдать то величайшее доверие, которое партия, ЦК и Вы лично, тов. Сталин, мне оказывали. Начиная с 1930 г. я состоял членом Харьковского окружкома, затем горкома и обкома, членом донецкого обкома, членом Азово-Черноморского крайкома и его бюро, членом Северо-Кавказского крайкома. Впервые я был делегатом на XVII съезде партии с решающим голосом. Исключительное внимание и оценка ЦК, правительства и лично Вами, тов. Сталин, моей работы за эти годы, выразилось не только в том, что меня наградили орденами “Ленина”, “Трудового Красного Знамени”, но в выдвижении меня на такой пост, как заместителя Народного Комиссара Путей Сообщения. Несмотря на прошлые мои тягчайшие ошибки я повседневно в своей работе чувствовал исключительное, хорошее, внимательное отношение ЦК и в особенности Ваше, тов. Сталин. При таком теплом, отцовском отношении, чем мог я ответить Вам, любимому отцу, как не бесконечной преданностью – любовью. Я готов отдать свою жизнь за того, кто так бережно хранит знамя Ленина и ведёт нас, каждого большевика, всю нашу партию, весь наш народ, всех трудящихся к окончательной победе, к коммунизму.

Отношение ко мне т.т. Кагановича, Молотова, Орджоникидзе, Ворошилова настолько хорошее и внимательное, что у меня нет границ своих чувств любви и преданности к руководителям партии и правительства.

Мог ли я при таких условиях стать на путь обмана?

Надо быть последним негодяем, выродком, чтобы стать на один путь с этой бандой во главе с Троцким. С этими заклятыми врагами рабочего класса, которые выполняют социальный заказ Гитлера.

Мое положение очень тяжелое. Вся та система лжи, обмана, двурушничества, которое культивировали эти презренные фашисты, террористы и убийцы, естественно вызывает подозрение и недоверие к бывшим троцкистам. Я прошу верить мне, что ни в чем я не запятнил звание члена нашей партии. Я своей партийностью, честным добросовестным трудом заслужил доверие партии, ЦК и Ваше, тов. Сталин, и дальше не покладая рук буду работать на любом участке нашей великой страны, над тем, чтобы это доверие оправдать.

Я.А. ЛИВШИЦ.

16.IX-36 г.

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 257, Л. 140-145.
Опубликовано: Советское руководство. Переписка. 1928—1941 гг. / Сост. А.В.Квашонкин, Л.П.Кошелева, Л.А.Роговая, О.В.Хлевнюк — М.: “Российская политическая энциклопедия” (РОССПЭН), 1999. С. 342-346.