Дорогой т. Сталин!

У меня исключительно тяжелое настроение и состояние не в связи со своим делом, а в связи с некоторыми общими выводами, которые я сделал. Об этом хотел бы с Вами поговорить.

После моего освобождения ко мне пришел Ник. Ив., с которым я не хотел ни здороваться, ни говорить вообще. Но с первых его слов уяснил себе то, что во время следствия мне не было понятным, т.к. я был убежден, что все мои письма посылаются. Все это втройне тяжело, особенно после того, что мне пришлось вынести.

Обращаюсь к Вам со следующим:

Я вызвал к себе проф<ессора> Вейсброда. У меня состояние здоровья плохое: выпадение конца прямой кишки, цинготное состояние зубов и т.д. и т.п. Мне нужно куда-то двинуться, лечиться, отдыхать. Но совершенно неизбежно меня будут спрашивать, что и как. Я не знаю, что отвечать, тем более что меня выпустили при крайне странных обстоятельствах: объяснили, что приговор отменен и я свободен. Что же со всем остальным: ведь есть постановление ЦКК от 7/III по докладу ОГПУ. Остается оно в силе после отмены приговора?

Ведь даже формально меня будут спрашивать и даже в смысле своего лечения я ничего предпринять не могу, чтобы на ряд вопросов не отвечать.

Т.к. я не знаю, что отвечать, и хочу дать объяснения, которые ЦК считает целесообразным, то прошу мне сообщить об этом.

С тов<арищеским> прив<етом> Е. Цетлин.

9/V 33 г.  

РГАСПИ Ф. 558, Оп. 11, Д. 709, Л. 127-128. Автограф.